Воинская повинность как политический аргумент

Воинская повинность как политический аргумент

Службу мусульман в рядах царской армии исламская политическая и интеллектуальная элита стала использовать в качестве политического аргумента в дискуссии с царским правительством о расширении свобод для своих единоверцев. В речи по случаю начала Первой мировой войны депутат Думы К.-М.Б. Тевкелев, мусульманин по вероисповеданию, подчеркнул готовность солдат-мусульман к самопожертвованию. В прошлом и в настоящем мусульмане, по его словам, сражались бок о бок с «коренными россиянами», проливая свою «кровь» за царя и отечество. И в нынешней войне они жертвуют собой во имя родины^{135}. Напомнив о равном участии русских и мусульман в борьбе за свое отечество, Тевкелев одновременно потребовал от Российского государства признать эти заслуги и положить конец пренебрежению «религиозными и национальными чувствами» мусульман, которым запятнал себя царский режим в прошлом^{136}. Депутат-мусульманин подразумевал в данном случае взаимосвязь между воинской службой мусульман и признанием за ними политических свобод, охраняемых законом. При этом он сослался на модель национальной армии, каждый солдат которой — это «гражданин в мундире». Действительно, идеал национальной армии учитывался при проведении военной реформы 1874 года, однако тот заряд политической либерализации, который в нем подразумевался, не мог и не должен был быть реализован при самодержавном правлении^{137}. Армия Российской империи, основу которой составляли крестьяне, едва ли была учреждением, в котором из солдата формировался гражданин империи. Однако само представление о том, что такого рода связь существовала или должна была существовать, активно использовалось в политическом лексиконе высшего общества, когда речь заходила о требовании допустить мусульман к участию в политике. Характерно, что это затронуло также элиты тех мусульманских народностей, которые не подлежали призыву. В статье, опубликованной в газете «Каспий», ее автор Д. Дагестани сетовал на то, что мусульманам Закавказья — в отличие от евреев, поляков, армян, грузин, а также от мусульман Поволжья и Крыма — отказано в праве служить в регулярной армии. В его глазах эта норма была равнозначна исключению из числа граждан империи^{138}.[22]

Разрыв между числом солдат мусульманского вероисповедания в рядах царской армии, неуклонно возраставшим в течение войны, и мизерным числом уступок политическим требованиям исламско-татарских элит эти последние подвергали жесткой критике. В статье из татарской газеты «Суз», опубликованной в июне 1916 года, с сожалением отмечалось, что российское правительство не желает принимать в расчет множественные жертвы, понесенные исламскими солдатами, не говоря уже о том, чтобы сделать из этого политические выводы. Как могло случиться, что в России ожидается освобождение Польши и предоставление широких прав армянам, в то время как о «культурных и национальных правах» мусульман не упоминают? Разве число солдат-мусульман в российской армии не превосходит на порядок численность поляков или армян? Такую позицию можно объяснить только заведомым пренебрежением российского руководства к мусульманам, проживающим в империи[23]. Думские депутаты-мусульмане разделяли эту точку зрения. В начале 1916 года К.-М.Б. Тевкелев и А. Ахтямов резко раскритиковали обращение российских военных с солдатами исламского вероисповедания. По их словам, число армейских священников-мулл на фронте, как и прежде, оставалось крайне низким, солдаты-мусульмане постоянно жаловались на это исламским депутатам. Их павших товарищей не могли похоронить по исламскому обычаю. Сообщалось даже, что в госпиталях солдатам-мусульманам досаждали православные армейские священники со своими миссионерскими беседами. Сотнями тысяч гибли мусульмане в рядах армии за Россию, но ничего не было предпринято, чтобы положить конец бедственному положению мусульман в армии. В завершение своего критического доклада Тевкелев потребовал коренным образом преобразовать политическое устройство Российской империи: всяческие юридические ограничения в связи с национальной или религиозной принадлежностью необходимо было наконец отменить^{139}. Он выражал далеко не только свое личное мнение: еще в 1915 году мусульманские, латвийские, литовские, эстонские, армянские и еврейские депутаты совместно потребовали уравнения в правах всех народов Российской империи^{140}.

Реформаторы времен поздней царской империи намеревались в будущем сформировать из имперской армии однородное войско, которое могло бы конкурировать со своими европейскими соперниками. После того как разразилась Первая мировая война, военная верхушка отказалась от этого проекта, допустив формирование этнических нерегулярных частей и тем самым ускорив национализацию армии. Однако отношение к солдатам-мусульманам, которые служили в войсках на общих основаниях, свидетельствует о том, что и при мобилизации, в условиях военного времени, сохранял свое значение имперский принцип, согласно которому религия привлекалась для поддержания порядка. В спорных случаях повышение роли мусульманского духовенства и, соответственно, институционализация многоконфессиональности также могли быть на руку военным. В отличие от еврейских солдат, солдат мусульманского вероисповедания не подозревали огульно в нелояльности. Впрочем, эти стратегии, направленные на консолидацию армии, перечеркивались проводившейся параллельно с этим политикой национализации и усиления этнического начала, которую ощутили и исламские элиты. Расхождение между тем, что от нерусских солдат, в данном случае от мусульман, требовали готовности нести жертвы на полях сражений, и внутренней политикой националистической окраски сохранялось и в дальнейшем. То же самое касалось и отказа в предоставлении прав на участие в политической жизни: чем еще можно было его оправдать в условиях войны? После того как царский режим наконец рухнул в феврале 1917 года, в рядах армии было сформировано множество мусульманских солдатских комитетов, которые подняли именно этот вопрос. Если поначалу костяк их составляли офицеры-мусульмане, то со временем в состав комитетов вошли и рядовые солдаты^{141}. В июне 1917 года солдатский комитет казанского гарнизона основал газету, названную «Безнен Тавыш» («Наш голос)»^{142}. В ее первом выпуске была предельно четко сформулирована задача издания: настало время наконец дать исламским солдатам то, чего они так долго были лишены, — право голоса^{143}.

Перевод Бориса Максимова