Великий князь Михаил Александрович – Н.С. Брасовой

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

6–7 июля 1915 г. – Глембочек.

Моя душечка родная и дорогая Наташа, только что приехал курьер и привез твое милое письмо, за которое я тебя крепко обнимаю и нежно целую. Только, конечно, оно не длинное, но в этом никто не виноват. Теперь я объясню тебе все, что произошло с тех пор, как я тебе писал последний раз. – [Я.Д.] Юзефович и я решили, что для пользы дела, лучше всего будет мне съездить к Верховному [главнокомандующему], поговорить с ним лично и сказать ему, что дивизию необходимо поставить в резерв где-нибудь в России ввиду того, что с 1 декабря она непрерывно в работе. Кроме того, я во всяком случае хотел выхлопотать себе отпуск на 6 недель, т. к. чувствую себя неважно – большая у меня слабость и ужасная вялость, я всячески борюсь против этого, но ничего не могу с собой сделать. В те дни, мою дивизию изъяли из передней линии, хотели дать полкам отдых, расположив их в окрестности Тлустэ. Мой отъезд был назначен на 2 июля. Но не тут-то было! 1 июля противник переправил довольно большие силы на левый берег Днестра восточнее нас и повел наступление на небольшие наши части. Мы получили приказание туда идти, что и сделали 1-го к вечеру. Со 2-го по 5-е 1 бригада была все время в тяжелых боях и понесла тяжелые потери, офицеров убито 4, ранено 4, без вести пропал 1, а всадников убито 20, ранено 130. Ужасно жалко Соколовского, такой был жизнерадостный и великолепный офицер. Моя 2 бригада (полк[овник] Хагондоков) находится в бою с 3-го числа на другом участке и продолжает еще там находиться; у них уже 6 офицеров ранено, из них четверо тяжело.

Забыл сказать, что 1 бр[игадой] командует Ларька [Воронцов-Дашков] (очень хорошо), т. к. Багратион еще находится в отпуске и возвращается на этих днях, т. е. не позже 12 числа. К тому времени, даже раньше, я надеюсь, что эти бои здесь на нашем берегу Днестра закончатся, дивизия будет снова отведена немного назад (в резерв), и тогда я немедленно же выеду в Ставку, а оттуда домой. Боже мой! Как я соскучился и устал так жить, т. е. без тебя, моя нежная Наташечка, вот уже более шести недель, как мы не виделись, для меня это просто пытка не быть с тобой. – На нашем фронте здесь, с нашей стороны порядочные силы сосредоточены и идут серьезные бои, но т. к. это происходит, где-то очень далеко, поэтому никто не придает особого значения этой операции. Потери большие. Ужас сколько встречаешь несчастных раненых, и какие бывают тяжелые поранения. На днях видел, как перегружали одного раненого штабс-ротмистра Киевского гусарского полка, который был ранен в живот, – из автомобиля в двуколку. Мы, проезжая мило, остановились, он был очень бледен, я с ними не был знаком, но видел, как он на меня посмотрел, и наши глаза встретились. Вчера я видел начальника той же дивизии и спросил его о здоровье того офицера и узнал, что бедняга умер; и какое бесчисленное количество несчастных людей гибнет ежеминутно и страдает. – Бой в воздухе, который мы видели в Тлустэ 24 июня в 8 ч. вечера между немецким аэропланом и нашими двумя (картину, которую забыть никогда нельзя), я описывать не стану, а расскажу при свидании. – Не понимаю, что делается с моей рукой, прежде, когда я старался, то все-таки почерк становился немного лучше, теперь же я совершенно не могу писать, также и гимнастику не могу делать, не могу заставить себя работать, нет ни энергии, ни малейшей силы, почему это так я не могу понять, но думаю, что это происходит от анемии или от нервов, во всяком случае это крайне неприятное состояние.

7 июля. – Я вчера не получил от тебя телеграммы и до сих пор еще ее нет. Письмо это будет короткое, но мне не хочется задерживать курьера, а писать много не успел эти дни ввиду того, что очень мало находился у себя и все больше в поле и в других штабах, а именно в 9-й и 12-й кавалерийских дивизиях. Ген. [П.Н.] Краснов, командир 3 бригады, на этих днях назначен начальником 3-й донской каз[ачьей] див[изии] – он сегодня уезжает к месту нового служения, очень жалко его терять, он замечательный офицер. Юзефович временно принял 3 бригаду, т. к. другого заместителя у нас нет, а бригада находится в бою и там требуется хороший и опытный начальник. – Вера Михайловна [Юзефович] недавно приехала в Петроград, она что-то захворала тут и потому уехала. – Очень надеюсь, что твоя ножка теперь поправилась, массаж все-таки надо продолжать делать, пока нога не перестанет отекать. Не расстраивайся из-за детей, а если Miss Rata надолго тобою отпущена в отпуск, то можно было бы ее кем-нибудь временно заменить, хотя крайне неприятно иметь в доме новое лицо. – Так хочется мне скорее, скорее приехать домой, я надеюсь, что через несколько дней нас выведут из боевой линии и тогда возможно будет выехать отсюда. – Последнее время читать совсем нет времени, «Le Disciple» еще не кончил. Следующим номером буду читать «Русский барин». Ужасно досадно, что ты опять страдаешь от сенного насморка, бедняжка моя, разве больше у тебя нет того средства в стеклянных трубочках? – (Вышла вся письменная бумага, а на этой писать совсем нельзя, ты мне забыла прислать; в прошлом письме я просил тебя). – То, что ты мне пишешь о Ландыше (имеется в виду великий князь Дмитрий Павлович. – В.Х.), т. е. что ты его нежно, нежно любишь, и также ты пишешь, что он приезжает к тебе, потому что ты ему нравишься, и что он совсем находится под твоим шармом, а, кроме того, ты говоришь, что победить такое сердце, это очень и очень много. – Я думаю, что если ты хоть немного вникнешь в смысл тех нескольких фраз, которые ты мне написала, ты сама хорошо поймешь, как больно ты мне сделала этим, и, к сожалению, теперь я убеждаюсь все больше и больше, что я был прав, когда сказал тебе, что твое чувство и любовь изменились ко мне и нет и не будет того острого и цельного чувства, которое было раньше, а вот у меня это чувство к тебе, совсем сохранилось прежнее. – Да, грустно, грустно на душе у меня, я всегда как-то верил твоему чувству абсолютной любви ко мне, еще больше, чем своему, и никогда не думал, что оно могло измениться. Ты мне, может быть, скажешь, что это пустяки, что это не так, нет Наташа это не пустяки и это так! – Теперь мне надо кончать и идти завтракать, а затем Коноплеву ехать надо. Так надеюсь, что писать больше не надо будет, по той причине, что я сам в скором времени приеду к тебе в милую Гатчину. Целую Тату и Беби, и если гости еще у тебя, то шлю им сердечный привет. – Будь здорова, моя дорогая прелестная Наташа, да хранит тебя Бог. Горячо обнимаю тебя, целую и ласкаю.

Весь твой Миша.

P.S. Благодарю за фотографии.

Снималась ли ты в Москве и Петрограде, ты мне ничего не пишешь, а также ты ни слова не сказала мне о моем длинном письме.

М[ихаил].

ГА РФ. Ф. 622. Оп. 1. Д. 20. Л. 117–125 об., 126. Автограф.