Глава 17

Поход Орлика, Гордиенка и крымского хана Девлет-Гирея на Украйну и неудачное нападение их на Новобогородицкий городок, Белую Церковь и Немиров. Казнь жителей Вольного города за измену русскому царю. Действия кошевого Алистратенка и запорожцев Фляка и Нестулея против Самарских городков. Старания Орлика привлечь к себе жителей малороссийских городов и меры царя для прекращения всяких сношений между малороссийскими и запорожскими казаками. Несчастный поход царя Петра на реку Прут и срытие им, по условию мира с Турцией, Каменного Затона и Новобогородицкого городка. Поведение запорожцев при заключении мира России с Турцией. Сношение Гордиенка с гетманом Скоропадским с целью перейти на сторону русского царя. Условия нового мира 1713 года между Россией и Турцией и спор по поводу установления границ. Нападение запорожцев на Царичанку и появление Орлика в украинских городах. Намерение шведского короля и запорожцев идти походом под город Киев

Поход Орлика и Гордиенка на Малороссию открыт был с весны 1711 года. Обстоятельства, по-видимому, вполне благоприятствовали тому: с начала марта и до начала августа[794] царь находился вне пределов России, у берегов далекого Прута, левого притока реки Дуная, и готовился вступить в борьбу с турками. Но, отъезжая из России, царь вверил охрану Малороссии киевскому губернатору князю Дмитрию Михайловичу Голицыну и гетману Ивану Скоропадскому, придав последнему в распоряжение генерал-майора Бутурлина с отрядом русских войск. Едва царь успел отъехать из Москвы к западной границе, как крымский хан Девлет-Гирей, собрав большую орду и взяв с собой несколько сот человек запорожцев, двинулся с войском на Украину. Сколько было у хана на тот раз войска – неизвестно. Известно только то, что хан бросился сперва «в слободские городки», дошел до местечка Водолаг Харьковского полка, но потом, отказавшись идти далее в глубь Слободской Украины, повернул назад к Новобогородицкому и Новосергиевскому городкам на реке Самаре и стал добывать их осадой. Из двух городков сильнейшее сопротивление оказал хану Новобогородицк. Зато малороссийские жители Новосергиевска (Вольное тож) не оказали хану большого сопротивления и выдали татарам царских солдат. При всем том татары, вследствие недостатка корма, потеряли от голода и нужды множество лошадей и потому, удовольствовавшись одним Новосергиевским городком, от другого городка отступили и ушли «в свои поганские жилища», пробыв в том походе «три недели по 28-е марта»[795], причем, покидая Самарские городки, хан имел непременное намерение вернуться на Украину со всеми силами весной, как только покажется в поле трава. Перед самым отходом он оставил в урочище между двумя названными городками около 1000 человек запорожцев и татар да особо посадил во взятом городке Новосергиевском нескольких человек мурз и несколько отрядов запорожцев и татар, в общем, считая и местных, сдавшихся хану казаков, 500 человек «ханской стороны». Оставленные ханом татары и казаки чинили жителям большое утеснение и не позволили им никуда выезжать из городков.

Сотник Новобогородицкой крепости во время защиты городка изловил бывшего при хане в Слободской Украине запорожского куренного атамана Кирика Латоку и все добытые от него сведения о крымском хане и его намерениях немедленно отправил в Киев князю Дмитрию Голицыну.

Получив такие сведения, киевский губернатор князь Голицын послал предписание гетману Скоропадскому, как только покажется из земли трава, соединиться с отрядом великороссийских войск, бывших под командой генерал-майора Бутурлина, и идти с полками к Новобогородицкому городку с тем, чтобы прогнать оттуда запорожцев и татар. Новосергиевский же городок непременно у них отнять и пойманных в нем неприятелей побить. Сделав же свое дело, занять удобные места в Малороссии и не допускать неприятелей ни в малороссийские, ни в великороссийские города[796].

По такому приказанию князя Голицына гетман Скоропадский и генерал Бутурлин, собравшись с полками, в начале месяца мая отбили от самарских городков запорожцев и татар и вслед за тем того же месяца 13-го числа Скоропадскому предписано было новосергиевских жителей за то, что они отдали свой город хану, выдали государевых солдат и вторично показали изменничество свое, бились против царских войск, казнить десятого человека по жребию, а остальных с женами и детьми отправить в Москву для ссылки[797].

В то время, когда крымский хан действовал за левым берегом Днепра, Филипп Орлик и Константин Гордиенко действовали за правым берегом его. Для того чтобы привлечь на свою сторону возможно большее число местных обывателей, Филипп Орлик разослал несколько универсалов и «прелестных писем» в города по обе стороны Днепра. Так, несколько таких писем отправлено было к миргородскому полковнику Даниилу Апостолу. Но эти письма не имели никакого успеха: по приказанию царя их велено было передать кату для предания публично огню, казака же, привезшего листы, если он окажется запорожцем, посадить на кол. А для того, чтобы отвратить малороссийский народ от прельщений Орлика, приказано было Скоропадскому сделать несколько копий с письма, присланного полковнику Апостолу Филиппом Орликом тотчас после Полтавской битвы, и разослать вместе с собственными универсалами те копии в малороссийские города, выпустив предварительно в них то, что «подчернено» и что касалось личности самого Апостола, на которого Орлик в то время мог «написать из ненависти»[798]. Из такого письма малороссийский народ увидит, что сам же Орлик клянет Мазепу и еще больше того отвернется от изменника[799].

Против Орлика и Гордиенка гетман Скоропадский выслал генерального есаула Бутовича с полками, но Бутович под Лысянкой потерпел поражение и был взят в плен[800]. Захватив несколько местечек и городов, Филипп Орлик и Константин Гордиенко под конец сосредоточили свои силы у крепости Белой Церкви. Силы гетмана и кошевого, если верить показанию начальника русских войск, были в то время довольно велики: при запорожцах и городовых казаках, числом до 10000 человек, были еще татары белогородской и буджацкой орды с ханским сыном султаном, числом до 20 000 человек, и кроме того поляки и молдаване с «киевским» воеводой Иосифом Потоцким и со старостой Галецким, 3000 человек, сторонники Станислава Лещинского и, следовательно, шведского короля Карла XII. Русских солдат в Белой Церкви было будто бы всего лишь 500 человек да несколько человек верных царю белогородских казаков. Над всеми солдатами и казаками состоял начальником бригадир Анненков.

Дело под Белой Церковью, как доносил о том сам Анненков в Киев князю Голицыну, произошло так. Подступив со всеми силами марта 25-го числа к крепости, татары, поляки и казаки начали ее добывать, но в тот же день были отбиты от нее пушечной стрельбой. Тогда гетман Орлик и кошевой Гордиенко дали слово ханскому сыну и старосте Галецкому, что на следующий день они непременно возьмут крепость с боя. И точно, к вечеру против 26-го числа Орлик и Гордиенко, собравшись со всеми своими силами и соединившись с жителями богуславскими, корсунскими и сенявскими, внезапно, во время наступившей ночи, подошли конницей и пехотой к крепости, сделали со всех сторон окрик, привезли с собой множество фашин и, войдя в нижний острог, покопали шанцы в нем. Осажденные встретили своих врагов выстрелами из пушек и ружей и тем не допустили их ни к верхнему городу, ни к замку. Отразив второе нападение своих врагов, осажденные в 4 часа той же ночи сделали против них вылазку из верхнего острога в составе одной роты солдат, нескольких гренадер и белоцерковских казаков. Проникнув в самые шанцы своих врагов, они побили гранатами и ружьем «множество неприятелей», немалое число из них взяли живых в плен, отняли несколько знамен и гнали их из шанцев через весь острог до Хвастовских ворот, бросая в них гранаты и поражая стрельбой. «И побито их, неприятелей, в том прогнаний толикое число, что удивления достойно». Из запорожских старшин пали два полковника, два сотника и несколько других начальных людей. Но осаждавшие и после второго урона не отступили от крепости: собравшись с силами, они снова вышли с пушками в нижний город и, открыв пальбу из пушек и мелкого оружия, приблизились к верхнему городу. Осажденные выслали против своих врагов прежнее число солдат и казаков под начальством прежних офицеров. Последние, подойдя к козацким шанцам, отдали солдатам приказ дать залп из флинтов и бросить в них несколько гранат. Татары, казаки и поляки снова не выдержали и снова побежали. Солдаты не переставали стрелять по убегавшим из ружья, отогнали их за город и опять уложили на месте «довольное число неприятелей». «И так наши, за помощию божиего, получа над ними оный поиск, отошли к замку, татары и поляки многолюдством, конницею, по-прежнему въезжали в тож место; однакож от наших, которые были на вылазке и на сикурсе, отпор им учинили, и тех поляков из пушек и из другого оружия прогнали и выбили их вон, получа над ними такой же немалый урон. И побито их, неприятелей, всех больше 1000 человек, а из наших солдат токмо 8 человек ранено и в том числе один от раны умре, а в полон ни единого человека из наших к неприятелю не взято. И те неприятели, видя над собою несчастье, со многим своим упадком и стыдом от Белой Церкви отступили и пошли трактом мимо Перепетихи к Хвастову».

Присланный с вестью к князю Голицыну о белоцерковском деле гонец сообщил, что всех неприятелей перебито около 2000 человек, кроме множества побитых лошадей и умерших от ран людей; последних «неприятели», вышед из города, побросали по дорогам, и многие из покинутых поумирали от неподачи им своевременной помощи и призрения[801].

Приведенные здесь цифры убитых «неприятелей» так велики и цифры раненых защитников крепости так ничтожны, что едва ли их можно принимать за действительные, и если запорожцы, поляки и татары не устояли против русских под Белою Церковью, то тому могли быть особые причины, неизвестные нам, тем более что известий о белоцерковской битве с противной русским стороны не имеется никаких. Нельзя, впрочем, не поставить на вид того, что это было уже после Полтавской битвы, когда и дисциплина русских солдат, и боевые орудия в сильнейшей степени превзошли дисциплину и усовершенствование боевых орудий запорожских казаков.

Такою же неудачею окончились, по словам малороссийского летописца Ригельмана, и действия воеводы Иосифа Потоцкого в Побужье. Запорожские казаки в числе 7000 человек под предводительством Потоцкого вместе с крымским ханом Девлет-Гиреем в том же 1711 году доходили до города Немирова и до «тамошних слобод», но были разбиты русскими войсками и в бегстве потеряли около 5000 человек. При этом освобождено было из рук татар и разослано по местам жительства начальником русских войск, генералом Ренне, около 10000 человек пленных малороссиян[802].

Насколько верно известие малороссийского летописца – определенно сказать нельзя. Но во всяком случае, Филипп Орлик, испытав неудачу за Днепром, отступил с казаками за Днестр, откуда снова явился на Украину[803] и всю вину своей неудачи сложил на татар, о чем сообщил в своем письме шведскому королю.

При всем том в начале июля месяца у реки Самары вновь оказалась какая-то ватага запорожских казаков. Доподлинно неизвестно, были ли то те самые отряды запорожцев и татар, которые оставались у Самары еще с весны, или же это были свежие силы, вновь прибывшие под самарские городки. Во всяком случае, запорожцы не оставляли мысли о походе на малороссийские города и для того составили себе определенный план. План этот, однако, был открыт, и все замыслы их сделались известны русским. Дело это произошло так. Три жителя Новобогородицкого городка, Трофим Мордусенко, Тарас Чубаровский да Федор Санжаревский, по приказу воеводы городка, Шеншина, вышли из крепости и направились к стоявшим близ реки Самары татарам и казакам с целью украсть у них лошадей. Но когда они уже спустились ниже Кочережек к речке Журавлю, то на них неожиданно наскочили ватаги кошевого Алистратенка[804], Фляки и Нестулея и, захватив их, поставили на допрос. Пойманные казаки признались в своем намерении, просили запорожцев помиловать их и «принять к себе жить». Тогда Алистратенко, Фляка и Нестулей привели казаков к «вере» (то есть к присяге) и послали их шпионами проведать об изюмском и других регулярных пехотных и конных русских полках, где они находятся, пойдут ли в Крым или соединятся с гетманом и будут «летовать» на границе. Узнав же обо всем, дать знать запорожцам на Волчьи Воды, в урочище Крутой Буерак, не позже 6–7 дней со времени выхода в степь для поисков. Если же к тому времени они не найдут кошевого в указанном месте, то должны оставить в нем условленную примету. За такую услугу Алистратенко, Фляка и Нестулей обещали дать казакам по одному коню. Казаки, отправившись в поиск, были пойманы где-то в степи харьковским сотником Прокопом Рубаном и отправлены к гетману Скоропадскому. На допросе у Скоропадского они рассказали о всех своих приключениях и вместе с тем дали важные сведения о планах запорожских казаков. Всех запорожцев, по их словам, было от 400 до 500 человек; при них состояло около 1000 человек татарской орды, часть которой пошла вниз по Днепру, к порогу Ненасытецу; запорожец Фляка с отрядом казаков подстерегал гетмана Скоропадского у бродов, чтобы добывать гетманских языков, отгонять конские стада и подавать вести хану в Крым; сам же хан со всеми крымскими силами и с главною массою запорожцев стоит в урочище Кучугурах, в трех милях ниже Аслам-городка, и собирается дать гетману бой, чтобы не допустить его в Перекоп[805].

Как бы то ни было, но предприятия запорожцев и татар ни на правом ни на левом берегах Днепра не удались.

Для того чтобы предотвратить всякий набег со стороны татар и запорожцев на Украину, а также для того, чтобы следить за теми из них, которые приезжали с мирными целями в города, царь приказал поставить в городе Полтаве 300 или 400 человек драгун с «добрым» командиром и велел тому командиру всех запорожцев, которые придут с повинною, принимать и отсылать в дальние малороссийские полки, тех же из казаков, которые будут ездить на Украину ради промыслов своих, во избежание могущих от их воровства произойти смут, под жестоким страхом не пропускать в города[806].

Нужно думать, что такое распоряжение последовало уже после возвращения Петра с берегов Прута в Россию, когда царь, заключив предварительное перемирие с турецким визирем, вполне обезопасил свои владения с южных границ и теперь мог совершенно игнорировать запорожцев, которых перед походом в Турцию тщетно старался склонить на сторону России.

Такое постановление о запорожских казаках строго соблюдалось и в следующем 1712 году. Так, когда однажды приехали из Сечи в местечко Переволонку несколько человек низовых купцов, то есть крымских армян и малороссийских, и запорожских промышленных людей, то из Переволочны были пропущены в малороссийские города все купцы, кроме «бездомовных сечевиков», которые были задержаны в крепости впредь до царского указа на том основании, будто они ездят не торговать, а различные вести собирать и потом «всякую прелесть и шальварство чинить». Они отпущены были в Сечь только ради того, чтобы исполнить просьбу перекопского каймакана и чтобы мир с Крымом соблюсти[807]. Исключение делалось только для тех, которые просили на бумаге о помиловании через гетмана Скоропадского. Но и из этих последних какие-то казаки, «прописавшие против чести государя», лишены были гетманом свободы, и только заступничество киевского губернатора князя Голицына, сделавшего представление о том, что преступление запорожцами учинено по невежеству, избавило их от тюрьмы[808].

Положение запорожцев с 1712 года не только не ухудшилось, а, напротив того, по-видимому, изменилось к лучшему, и это произошло от той неудачи, которую испытал русский царь на берегу реки Прута. Окруженный огромными полчищами турецкой армии, отрезанный от России, лишенный союзников, царь Петр Алексеевич принужден был заключить с Турцией Прутский мир (июля 11-го дня) и потом тот мир подкрепить миром Константинопольским (апреля 5-го дня 1712 года). По этому двойному миру он обязался, между прочим, срыть Каменный Затон и Новобогородицкую крепость; пушки, находившиеся в Затоне, предоставить туркам; запорожских казаков оставить в полном покое и не «вступаться» в них. «Его царское величество весьма руку свою отнимает от казаков с древними их рубежами, которые обретаются по сю сторону Днепра и от сих мест и земель, и фортец и от полуострова Сечи, который сообщен на сей стороне вышеупомянутой реки»[809].

В силу таких условий запорожцы открыто признавались законными подданными турецкого султана и фактически могли пользоваться всеми степными угодьями, которыми и раньше пользовались.

При заключении Прутского мира России с Турцией запорожцы, в особенности Филипп Орлик, сильно вредили русскому царю и настаивали на отделении Малой России от Великой. Для достижения последней цели Филипп Орлик, находившийся в то время в городе Бабе, отправил декабря 3-го дня 1711 года депутацию из шести человек в Константинополь, дав ей на то подробную инструкцию. В числе депутатов был и сам кошевой атаман Гордиенко. Депутатам приказано было прежде всего поблагодарить Блистательную Порту за освобождение ею Украины от московского ига. Потом велено было просить Порту окончательно привести в исполнение мирный договор с Россией, заставить Москву навсегда отказаться от Малороссии обеих сторон Днепра и на будущее время не допускать Москвы к захвату в ее руки Малороссии: «Москаль, принужденный отречься от Украины навсегда, пусть обязан будет вывести из наших пределов свои военные силы и выпустить на свободу задержанных в прошлую войну и сосланных в Сибирь или другая отдаленные места наших начальников, чиновных лиц и всякого звания людей украинского происхождения, в числе их и посланцев из запорожской Сечи, задержанных в Лебедине, а также тех запорожских товарищей, которые, будучи приглашены на работы в Петербург за деньга, впоследствии были задержаны, одни в Севске, другие в Вильне, а потом отправлены в каторжные работы… Сверх того, все орудия, взятые в Сечи и свезенные в Белую Церковь, москали должны возвратить обратно или, в случае, если это им окажется затруднительным, заменить их другими из украинских крепостей орудиями, которые должны будут остаться там по выступлении московских гарнизонов… Казаки, живущие в низовьях Днепра имеют право по прежнему обычаю, заниматься рыбными и звериными промыслами по всем рекам, речкам и урочищам вплоть до Очакова, без всяких препятствй со стороны блистательной Порты»[810].

Депутация Орлика произвела в Константинополе свое действие, и если бы не русское золото, полученное великим везирем, то война между Турцией и Россией была бы неизбежна. Но деньга творят чудеса, а в данном случае они сотворили мир России с Турцией.

Однако запорожская партия Орлика и после заключения русско-турецкого перемирия не переставала вредить России; чтобы поставить Турцию во враждебные отношения к России, казаки отправили султану и великому везирю донесение о том, будто бы у реки Орели и у Перекопа стоят большие русские войска, а в Каменном Затоне и на реке Самаре снова воздвигаются русские городки. Тогда от везиря сделан был по этому поводу русским министрам запрос и великий везирь разуверен был в полученном донесении только тогда, когда послал от себя полномочное лицо, Ахмет-агу, в Каменный Затон, на реки Орель и Самару. Вместе с Ахмет-агой было несколько доверенных лиц от крымского хана и от бендерского паши, которые осмотрели реку Орель вверх до Маячки и вниз до Китай-городка и не нашли там никаких новых крепостей[811].

В это же время, может быть под влиянием известия о Прутском мире России с Турцией, а может быть, и с какою-нибудь скрытою целью, кошевой атаман Константин Гордиенко заговорил с гетманом Скоропадским о своем желании перейти в подданство русского царя. По этому поводу Скоропадский снесся с царским стольником Федором Протасьевым, бывшим на ту пору в каком-то селе Богородицком, и Протасьев октября 31-го дня 1712 года ответил гетману письмом, в котором уверял его, что кошевой хотел просто-напросто добиться от него получения хлебных и других запасов, чтобы потом по-прежнему «оставаться на своем постоянстве». «Надлежало бы, милостивый государь, к Костке написать, так, чтобы он, если хочет явить свое расположение к царскому величеству, наперед прислал бы из Сечи кого-нибудь из знатных особ и по нескольку человек товарищей от всех куреней; тогда, когда Костка со всем низовым товариством учинит присягу быть под державой царского пресветлого величества, тогда только можно удовольствовать их и всякими припасами и денежным, как раньше было, жалованьем и дать позволение российским людям с их торговыми промыслами ездить в запорожскую Сечь. По истине, милостивый государь, запорожцев приневоливает к тому их убожество и, чтоб то желание (быть под русским царем) было истинной правдой, я не надеюсь до тех пор, пока в Сечи кошевым Гордеенко, не стоить и писать о том ко двору царского величества»[812].

И точно, в ноябре месяце того же года киевскому губернатору князю Димитрию Голицыну донесли, что кошевой атаман Константин Гордиенко назначил от себя в город Умань полковником некоего Поповича, которому дан был из Сечи пернач, и послал от себя нескольких человек в город Калниболот и в Городище под Корсунь; что возле посланцев кошевого собралось около 200 человек, и «от них разосланы были кошового листы, чтоб им жадной шкоды от гультяйства и ни от кого не наносилось»[813].

Настроение самого султана в то время вполне соответствовало замыслам казаков. Турецкий султан Ахмет III, настроенный французским в Константинополе резидентом и шведским королем, решил вновь разорвать мир с русским царем и предъявить ему требование об уступке Турции всей козацкой Украины вплоть до русских границ. Тогда русские полномочные послы, барон Шафиров и тайный советник Толстой, находившиеся в то время в Константинополе, посажены были в Семибашенный замок впредь до получения удовлетворительного ответа от русского царя. Однако русские послы успели подействовать и золотом, и богатыми подарками на любимца султана Али-Кумурджи, и все дело повернулось против шведского короля. Турецкий султан, вновь согласившийся в пользу возобновления мира с Россией, решил предложить Карлу XII оставить Бендеры и через Польшу уехать в северный край. С предложением султана поскакал его конюший к королю. Но король не только не исполнил того, чего требовал от него султан, а даже обнажил шпагу против его гонца и после того удалился в Варницу, близ Бендер. Тогда султан, находившийся в то время в Адрианополе, узнав о таком отпоре со стороны короля, отдал приказ крымскому хану и бендерскому паше взять Карла силою и привезти его в Адрианополь. Это было уже в наступившем 1713 году. Крымский хан и бендерский паша двинулись к Карлу с отрядами войск в начале февраля. Но король, узнав, в чем дело, выказал им сильное сопротивление и только после решительной схватки и полученных ран сдался хану, и вместе с «киевским» воеводой Иосифом Потоцким, неотлучно бывшим при нем, был взят в плен. Тогда бывшие при короле запорожцы вместе с кошевым Гордиенком все бежали в Новую Сечь, и в Бендерах остался только один Филипп Орлик на «свободном» житье[814].

После этого султан потребовал русских послов в Адрианополь, и тут снова поставлен был вопрос о мире между Россией и Турцией.

Но пока шли переговоры о мире с турецкой и русской стороны, тем временем партия запорожских казаков сделала новую попытку нападения на малороссийские города. Так, в том же 1713 году гетман Скоропадский отправил донесение барону Шафирову в Царь-град о нападении татар и запорожских «гультяев» с атаманом Алистратенком на местечко Царичанку у речки Орели и о захвате ими во время жатвы из местных обывателей нескольких десятков человек. Гетман просил Шафирова добиться от Порты «впредь заказать тем воронам чинить такие обиды, а того Алистратенка выдать», чтоб его наказать. Барон Шафиров на письмо гетмана ответил тем, что он уже и раньше того много раз просил султана и великого везиря воспретить, в силу мира между Турцией и Россией, татарам и запорожцам делать нападения на малороссийские города, но всегда в таких случаях получал один ответ, что Порта уже послала к ним о том «свой жестокий указ»[815].

Были ли посылаемы такие указы или нет, но запорожцы все еще не переставали вредить Москве. Осоюзившись с янычарами и с татарской ордой, они сделали в это время несколько «подбегов» под город Киев, взяли возле Василькова, Триполи и в некоторых порубежных селах и деревнях в полон несколько человек простых людей и произвели во многих местах пожар. Тогда снова повторен был приказ гетману Скоропадскому и в особенности полковнику Галагану никого из запорожских казаков, под страхом смертной казни, и ни с чем не пропускать через Днепр в малороссийские города; тех же из них, которые будут приезжать на заставы и другие места, тайно брать под арест и отсылать в глуховский гарнизон и там под караулом содержать[816].

Вероятно, в силу такого указа, задержаны были в одном из малороссийских городов и отправлены колодниками в Москву «приличившиеся в измене с бывшим гетманом Мазепой» запорожцы Иван Куценко и Федор Нестулей[817]. Они были сперва приговорены к смертной казни, но потом их велено было, выдав в Москве грамоты и прогонных 10 рублей, сослать в сибирские города, в работу, на вечное житье[818].

Но ни строгие указы, ни ссылки в Сибирь не имели особенного значения для запорожских казаков в то время, когда в пределах Турции находился шведский король. И точно, в начале апреля месяца около города Богуслава вновь явился отряд запорожцев с каким-то Швачкой – казаком, который имел намерение переправиться с правого на левый берег реки Днепра, а в городе Бреславе стоял бывший прилуцкий полковник Горленко с ватагой в 250 человек казаков; последний распускал слух, будто бы турки хотят поднять против султана бунт за шведского короля.

Когда слухи об этом дошли до киевского губернатора князя Голицына, то он послал о том известие гетману Скоропадскому и при этом просил его задержать некоего полтавского жителя Антона Шарпиленка, имевшего на Запорожье брата чернеца и ехавшего с товаром через Переволочанский перевоз[819].

Кроме киевского губернатора за действиями запорожских казаков строго следил и генерал-фельдмаршал Борис Петрович Шереметев, оберегавший в то время русские границы ввиду тревожного на юге положения дел. Он послал для разведки к урочищу Пробитому, у реки Буга, какого-то казака и через того казака узнал, что шведский король, получивший свободу и оставленный вне надзора со стороны турецких властей, возымел намерение идти под город Киев против русского царя[820] и что при нем, кроме татар, было несколько человек запорожцев. Запорожцы показывались то возле У маня и Корсуня, то вблизи Киева, у Днепра. Переправившись на лодках в ночное время через Днепр, они напали в деревне Самовицах на стоявших там русских драгун и из них 6 человек закололи насмерть, 5 человек взяли в полон, сами же «безвредно» ушли назад. Вследствие такого известия фельдмаршал Шереметев послал приказ лубенскому полковнику выступить со своим полком к Днепру и держать там денно и нощно крепкий караул; а полковнику переяславскому велел сделать розыск, с чьего ведома приходили казаки, где переправлялись они через Днепр и в каком месте приставали лодками к нему. «А ныне ночи месячные, а не темные, укрыться было оным некакими мерами нельзя»[821]. По расспросу оказалось, что запорожцев пропускали на Украину сами же жители малороссийских местечек и городов. Так, в начале мая запорожский казак Грицко Бережный с товарищами, переправившись с правого на левый берег реки Днепра, сделал нападение на местечко Келеберду и убил 7 тамошних людей, столько же потеряв своих; проводил же его в Келеберду домонтовский житель Федор «рыбалка» (рыбак). Сам сотник домонтовский отослал Орлику две куфы водки, которую Орлик, в свою очередь, отправил кошевому Гордиенку в Сечь. Рыбаки же главным образом доставляли запорожцам и всякие вести «о поведении» русских в украинских городах[822].

Но такие набеги запорожцев на малороссийские города к концу 1713 года прекратились сами собой. В это время, а именно июня 14-го числа, после долгих споров между представителями интересов Турции и России, окончательно установлен был русско-турецкий мир, впредь на 25 лет. Спор касался главным образом двух пунктов, выставленных турками русским резидентам, барону Шарифову и Толстому, и первый из этих пунктов состоял в том, чтобы возобновлена была ежегодная присылка крымскому хану дани; второй состоял в том, чтоб порубежная граница проведена была между реками Самарою и Орелью и по той границе поселены были запорожцы с турецкой стороны. Русские резиденты сильно противились таким требованиям Порты и хотя под конец согласились на проведение границы между Самарою и Орелью, но зато решительно отказались дать свое согласие на поселение у ней казаков, изменивших России. Извещая царя о состоявшемся мире, барон Шарифов писал: «Хотя эти варвары (турки) и безумны, и непорядочны, однако сильны, многолюдны и безмерно многоденежны и имеют таких учителей, которые все интересы и силу не только российского государства, но и всей Европы знают и им непрестанно внушают… Король шведский хотя не умен, но при нем есть несколько министров и генералов умных; Орлик и прочие изменники черкасы и запорожские и донские казаки сведущи о внутреннем состоянии государства его величества, и им всем промотор и ходатай хан нынешний крымский»[823].

Объявление русско-турецкого мира 1713 года имело решающее для запорожцев значение. С этих пор потеряны были всякие надежды у запорожских патриотов вовлечь Турцию в борьбу с Россией. И хотя крымский хан, «человек преострый и за неполучение своего запроса о даче погодней на Россию непримирительно озлобившийся», и пытался в начале февраля 1714 года поднять запорожцев на малороссийские города[824], но из той попытки не вышло положительного ничего. В ноябре месяце 1714 года сам шведский король Карл XII внезапно оставил пределы Турции и скоро очутился в Штральзунде[825]. Вслед за королем последовали в Швецию и главные сторонники давно умершего гетмана Мазепы – Филипп Орлик и три брата – Григорий, Иван и Афанасий – Герцики, Андрей Войнаровский, Федор Нахимовский, Федор Мирович, Клим Довгополенко, Федор Третьяк и некоторые другие[826].

Непреклонным оставался только один кошевой атаман Константин Гордиенко, который находил себе поддержку у некоторых из значных малороссийских лиц, как, например, у полтавского полковника Черняка. Полковник Черняк зимою, после Рождества Христова, 1713 года отправил в Сечь полтавского жителя Данила Кондака и велел ему передать кошевому Гордиенку и некоторым из казаков, чтобы они «неважились кланяться царскому величеству», потому что «еще висилицы московские не наполнились а если поклонитесь, то конечно наполнятся вамы». Когда Данило Кондак передал слова Черняка Гордиенку, то кошевой благодарил полковника за сочувствие себе, из чего Кондак усмотрел «незичливость» кошевого к царскому величеству и напомнил ему о Боге и верной службе государю. Другим запорожцам он слов Черняка не передавал вследствие «большого в Сечи возмущения»[827].