Где генерал?

Где генерал?

Вопрос, конечно, интересный. Вскоре его будут задавать не только командиры полков, но и судьи во время процесса. Никто и никогда не получит внятного ответа и вскоре, дабы не портить репутацию аристократии, об этом предпочтут поменьше говорить.

Генерал-лейтенант Кардиган. Во время сражения под Балаклавой — командир Легкой бригады.

Лорд Кардиган не сильно думал о судьбах своих солдат и, якобы подскакав к батарее, увидев тот кромешный кровавый ад, который творился на ней, решил не искушать судьбу. Генерал вновь нырнул в еще не рассеявшийся дым и поспешил в обратную сторону.{842} Судьбы своих солдат его вряд ли сильно волновали. Главное, что его видели рядом с батареей, и можно было не сомневаться, что отныне его образ будет навечно среди героев сражения.

Сомнения по поводу доблести генерала выдвинуты не мной. Еще не рассеялся дым сражений Крымской войны, как о пропаже командира бригады в тот момент, «когда он был особенно нужен» своим солдатам, намекнул подполковник Калторп.{843} Он же утверждал, что Кардиган остался цел только потому, что бросил бригаду и, не доехав до русских пушек, повернул назад. Весь смысл его поведения в коротком вопросе, который капитан Лоу задал полковнику Педжету: «…Мы в отчаянном положении! Где лорд Кардиган?».

Ответа не последовало. В тот момент, когда бригада нуждалась в командире, его не оказалось. Сам Кардиган все валит на своего якобы испугавшегося коня, который унес его в тыл.{844} Честно говоря, оправдание слабое, особенно зная, какого уровня конь был под седлом у генерала. Да и сам он наверняка не только слыл опытным кавалеристом, чтобы допустить такое поведение коня.

Вопросов к Кардигану много. Если он и повернул назад, оказавшись перед батареей, то как незаметно проскользнул мимо своей второй линии? Если вернулся, то почему не бросился назад, вытаскивать своих солдат?

Он говорит, что был ранен казачьей пикой в ногу, но где он мог наткнуться на казаков? Пики были у улан Еропкина, но он однозначно их не видел, ибо столкновение с уланами случилось южнее. Он говорит, что опасался попасть в плен, но это не повод, чтобы бросить своих людей, не выведя из боя хотя бы нескольких из них, как поступали другие офицеры бригады.

Кардиган будет долго (почти пять лет) писать письма Кинглейку, рисовать ему схемы,{845} но так до конца жизни и будет под подозрением в своем недостойном командира поведении в сражении под Балаклавой.

Не нам его, конечно, судить. В конце концов, нас там не было. Но уж очень все это похоже на попытки отмыть репутацию, сохранить лицо. Проигравшие сражение командиры часто прикрываются доблестью солдат и храбростью офицеров, понимая, что неискушенному обывателю тонкости военного дела незнакомы, а значит главное для него внешняя сторона события, имя которой подвиг. Потому поражения часто оборачиваются большим количеством награждений, чем победы.

Вся служба Кардигана в Крыму, его отношение к боевой службе, военная безграмотность, граничащая с глупостью, показное стремление к роскоши ради роскоши, склочность в жизни и хамство к подчиненным в реальности рисуют нам человека, принесшего настолько большие проблемы Английской армии, что через два месяца от него решили избавиться под любым предлогом. Потому, едва у него обнаружились в начале декабря 1854 г. признаки какого-то не самого значительного заболевания, ему тут же дали возможность покинуть Крым.

Перебрав в работе над книгой массу источников (прошу простить, что не перечисляю, но прошу поверить, что это нетрудно), я, не утверждая категорично, все-таки склонен считать, что Кардиган (как, кстати, и Рыжов) своих людей бросил.