ДЕНЬ ТРЕТИЙ
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Третий день бомбардирования не принес союзникам радости. Русская артиллерия оправдывала высокое мнение о себе, заслуженное десятилетиями сражений на суше и море. Британский подполковник Лайсонс констатировал: «Если бы не их артиллерия, мы бы быстро очистили от них территорию, но в этой сфере они на голову выше».{1183}
He меньше поражала союзников способность русских восстанавливать разрушения. Особенно удивляла жертвенность на батареях — часть работ приходилось вести под огнем союзных пушек. Хотя к этому они скоро привыкнут. Российскому солдату и матросу удавалось то, чего хронически не хватало российскому генералу. Он не только стоически переносил лишения и трудности позиционной войны, но и стремился переиграть неприятеля, создавая тому невыносимые положения, удивляя своей сметкой, неприхотливостью, способностью к импровизации, часто в большей степени, чем его командиры.
Некоторые разрушения были не только тяжелыми, они были варварскими: под огнем оказались не только укрепления, снаряды попадали в перевязочные пункты и даже в госпитали. Он неприятельских снарядов горел Морской госпиталь.{1184}
С утра огонь вели все союзные батареи, но к 15 часам французы замолчали. Англичане с прежним упорством поддерживали его до темноты.{1185}
Неприятной для русских новостью стало начало продвижения французами осадных работ против 4-го бастиона, где пришлось принимать дополнительные меры для усиления обороны.{1186} Отныне война окончательно получала облик «кротовой», когда успех решал не только огонь, сколько кирка, лопата и лом.
Самым большим успехом русских и самой большой неудачей союзников в этот день было окончательное и полное приведение в молчание 4-орудийной французской батареи. Той самой, которая досаждала батарее №10 в первый день. Приведя ее в порядок (6 октября она молчала), французы с утра 7 числа решили напомнить о себе, но лучше бы они этого не делали. Русские артиллеристы уже поднаторевшие в стрельбе, двумя 5-пудовыми бомбами одновременно с батареи №10 и 6-го бастиона напомнили французам, что и они «не лаптем щи хлебают». Несколько взрывов на неприятельской батарее заставили ее замолчать. После сражения за столь удачное действие артиллеристов были выданы Георгиевские кресты нижним чинам как батареи №10, так и бастиона №6.{1187}
Уже после окончания боевых действий в 1856 г. Бабенчиков во время своего посещения французского лагеря в Камышовой бухте встретил своего оппонента с которым перебрасывался снарядами 5 и 7 октября 1854 г. Теперь они перебросились приветствиями и француз, будучи тоже морским артиллеристом, поинтересовался у русского коллеги: где и за что тот заслужил свой орден Св. Георгия.
«…когда я сказал ему, что заслужил крест Св. Георгия на батарее №10, или на Карантинном форте, как называли его французы, на котором находился 11 месяцев, то моряк, заявив, что и он также 11 месяцев находился на батарее, против этого форта, с увлечением, свойственным французу, не находил слов, чтобы выразить мне свое сочувствие. Трудно представить себе прием более задушевный. Он был обрадован, как будто встретил старого друга, с которым провел лучшие дни своей жизни, делил опасности и славу».{1188}
Английский линейный корабль «Куинн» на ремонте после повреждений, полученных в бою 5(17) октября 1854 г.
Тогда же последовало приказание главнокомандующего — перевести больных и раненых из помещений, подверженных неприятельским выстрелам, в более безопасные места; впоследствии же больных стали перевозить на Северную сторону. Весьма большую пользу в гигиеническом отношении принесло распоряжение князя Меншикова — выдавать войскам Севастопольского гарнизона ежедневно по фунту мяса и по две чарки водки. Эта мера имела большое влияние на поддержание бодрости и здоровья наших солдат при тех чрезвычайных трудах, которые они должны были переносить, работая денно и нощно на оборонительной линии.{1189}