ПРОДОЛЖЕНИЕ «РАНЦЕВОЙ» ЭПОПЕИ
ПРОДОЛЖЕНИЕ «РАНЦЕВОЙ» ЭПОПЕИ
В Балаклаве «забота» английского медицинского ведомства о своих солдатах сыграла с ними очередную злую шутку. Действительно, говоря словами классика российского политического юмора: «хотели как лучше, получилось как всегда». Все события, которые происходили с британскими солдатами в Крыму, имели одну малоприятную деталь — у них до сих пор не было ранцев. Действительно, облик английского солдата начального периода Крымской кампании будет соответствовать истине только тогда, когда на нем будет отсутствовать привычный ранец. Тот самый, над которым смеялись французы, в котором в коробочки, пакетики, свертки аккуратнейшим образом и при жесточайшей регламентации были разложены, закреплены и учтены все мелочи, делавшие жизнь солдата в полевых условиях комфортнее, легче и, самое главное, сытнее. Напомню, что с собой солдат имел лишь сверток, в котором помимо шинели находился запас продуктов. Вероятно, ранцы сохранили лишь некоторые гвардейские полки и горцы, но это только возможно, хотя не факт. Вдоволь намучившись без них на Альме, не получив их на Каче, солдаты стоически вынесли многодневный тяжелейший марш, вплоть до Балаклавы.
Одной из самых распространенных тем жалоб британских солдат в Крымской войне были их слишком тяжелые ранцы. Впервые этот вопрос подняли в Южной Африке в 1848 г., когда существующую модель признали слишком громоздкой. В учебном лагере Чобхем провели сравнительное опробование нескольких моделей, в том числе из Австрии и Пруссии. Последний признали лучшим: у него была мягкая спинка, прилегающая к спине солдата и потому более удобная. Тем не менее ничего не было сделано и в Крым солдат уходил с тем же рюкзаком изготовленным предприятием Дж. Троттера в Лондоне образца 1822 г. или 1846 г.
Кроме рюкзака пехотинцу приходилось нести ружье, снаряжение, сумку с 60 патронами, шинель. В походном варианте добавлялись котелки, крепления для палаток, чайники, которые неслись солдатами по очереди. Сверх всего перечисленного каждый нес трехдневный запас продуктов. Было подсчитано, что в гвардии нагрузка была больше чем у линейной пехоты: 80 и 56 фунтов соответственно.
Французы имели гораздо более удобный ранец, изготавливаемый из коровьей шкуры. В нем был специальный отсек для дополнительных боеприпасов с удобным доступом к ним. Сам по себе пустой ранец весил 4 фунта 6 унций. Общий вес походного снаряжения французского пехотинца был примерно 75 фунтов. Но лучшая эргономика снаряжения, лучшая физическая и маршевая подготовки давали ему преимущество над британскими коллегами.
Надежды получить свое кровное внезапно затянулись. Первым не выдержал Эванс, потребовавший от Эйри, как от главного квартирмейстера армии, решения проблемы, которая, усугубляясь с каждым днем, могла иметь самые неожиданные последствия. Если вопросы питания еще как-то удавалось решать, то вопрос смены белья оставался открытым. Помощник) Эйри, полковнику Говарду, Эванс, чьи батальоны расположились вокруг Балаклавы, сказал все, что о нем, его начальнике и его ведомстве думает. А думал он о нем плохо, по причине полного равнодушия к солдатам армии Ее Величества.
По его словам солдаты постепенно теряли уверенность, не имея ни сменной одежды, ни сменных рубах, ни даже элементарных средств личной гигиены, что создавало угрозу не столько комфорту, сколько здоровью. За почти три недели рубахи на солдатах были не то, чтобы грязными, они просто разваливались и уже превратились в лохмотья, едва державшиеся на их плечах.{631} Принимая первых раненых в Турции и Болгарии, врачи удивлялись тому нищенскому вонючему рубищу, которое было их одеждой.
Благодаря Эвансу о рюкзаках вспомнили и пообещали, что каждый военный транспорт зайдет в гавань Балаклавы, где выгрузит ранцы пехоты, бывшей на его борту во время перехода морем в Крым. Казалось бы, проблема, благодаря тому, что один единственный генерал вспомнил о своих солдатах, решена. Но не тут то было. Морякам, тем более не военным, было, мягко говоря, наплевать, что у них там армия на борту оставила. Там, где еще были на борту сержантские жены, ранцы кое-как удавалось отстоять от набегов «морских волков». Но таких было не много. Более того, некоторые транспорты после высадки уже успели «сбегать» в Константинополь, а то и в Марсель и обратно. Но даже те, кто добрался до Балаклавы, не сразу смогли стать под разгрузку.
Адмирал Фредерик Джордж Бедфорд. В 1854 г. мичман парохода «Самсон». В Королевский военно-морской флот вступил в 1853 г. возрасте 14 лет. Возможно, самый юный участник Крымской кампании.
Офицерам было проще. Гвардейский полковник Уилсон каждый день гонял одного из своих слуг в Балаклаву, где тот «караулил» транспорт, доставивший их в Крым, чтобы забрать с него вещи своего босса.
Рядовым и сержантам было труднее. Целыми ранцы достались единицам. Большинство обнаружили их основательно выпотрошенными, а некоторые не нашли совсем.{632} Оказалось, что, загрузив имущество на корабли, получить его назад стало проблемой. Капитан Алан из 41-го полка с целой командой солдат метался по Балаклаве, пытаясь хоть что-то из полкового имущества вернуть по назначению. Наивысшим счастьем для офицера было попасть на борт «Лондона», где сжалившиеся над оборванным и голодным армейским капитаном моряки накормили его и дали пару рубах, показавшихся Алану божественной роскошью. К его радости, удалось получить палатки и кое-какое иное имущество, прикупив попутно на зарождавшемся уже в городе рынке револьвер умершего офицера 55-го полка.{633}