Третий фактор

Третий фактор

1

В 2002 году вышла моя книга «Испытание войной». В ней были названы и обоснованы три фактора поражения 1941 года. Первый: Красная армия накануне войны представляла собой полуфабрикат, который еще предстояло «испечь». Второй: среди красноармейского состава были сильны антисталинские настроения, что привело к частичной неустойчивости войск (массовой сдаче в плен и пр.). Был и третий фактор – это странные действия Сталина, которые облегчили германской армии ее головокружительные победы. С моей точки зрения, этот фактор был центральным, своеобразным детонатором для первых двух. Одно было непонятно – мотивы действий вождя. В книге я объяснил их тем, что нельзя быть гением во всем – в политике, дипломатии, военных науках, и на военном поприще природа на Сталине отдохнула. Однако позже стало ясно, что фактор Сталина несводим к его бесталанности в военном деле. В событиях «22 июня 1941 года» крылась тайна. Ясно, что Сталин ответствен за поражения Красной армии летом 1941 года. Разумеется, то была не новость. Об этом писали еще в 1960-е годы. Но тогда и после считалось, что вождь чего-то не понимал, кому-то чрезмерно верил, а кому-то уперто – нет. Однако анализ действий Сталина приводил к мысли, что все было намного сложнее. Недаром появились книги, в которых обосновывалась версия о наличии заговора. Но если в 1941 году и был «военный заговор», то, в отличие от 1937 года, во главе его мог стоять только один человек – сам Сталин. Все командующие западными округами, а также нарком обороны и начальник Генштаба были выдвиженцами Сталина. Все военачальники, не обязанные своей карьерой Сталину, были им уничтожены.

Если все так, как здесь говорится, тогда возникает следующий, он же главный вопрос: зачем диктатору, всецело подчинившему страну, крушить собственное государство? Чепуха получается. А с другой стороны, есть немало исторических примеров подобного рода. Князья Руси множество раз приводили для внутренних разборок сначала отряды половцев, а потом ордынцев. А разве Горбачев и его гоп-команда вместе с «оппозиционным» Ельциным не разгромили свое государство? Взять, к примеру, Ельцина. Зачем ему было становиться инициатором роспуска Союза? Горбачев к тому времени растерял авторитет, и дни его на посту президента СССР были сочтены. Казалось бы, требуй досрочных выборов и выдвигай свою кандидатуру – у Ельцина были все шансы победить. Однако у него была своя «теория», и он ей следовал, хотя она вела к катастрофе, сопоставимой с трагедией 1941 года.

Однако, чтобы обосновать «третий фактор», необходима серьезная доказательная база и какой-то иной угол зрения в оценке событий, приведших к «22 июня 1941 года». Но какой? Вспомним события, предшествующие катастрофе 22 июня 1941 года.

2

Десятилетиями утверждалось, что нападение Германии на Советский Союз было внезапным. И на протяжении десятилетий аксиома не подвергалась сомнению. В частности, в книгах на эту тему можно встретить утверждение, что разведчики не сообщали ничего такого, из чего можно было бы сделать вывод о подступающей войне. Формально вроде бы они правы. Вопреки прежним рассказам план «Барбаросса» не лег на стол Сталина «на следующий день после его подписания». Разведка не докладывала, что «война начнется 22 июня ровно в 4 часа». Численность сосредотачиваемых у советских границ германских войск была приблизительной, и никто не сообщал про «190 дивизий». Выходит, руководство СССР блуждало в потемках и понять, что происходит на западных рубежах, было не в состоянии?

Возьмем донесения разведчиков последних мирных дней и посмотрим, что можно было понять из них.

Рамзай, он же Рихард Зорге, 20 июня 1941 года:

«Германский посол в Токио Отт сказал мне, что война между Германией и СССР неизбежна. Германское военное превосходство дает возможность разгрома последней большой европейской армии…»[10]

Донесение агента Коста из Софии 20 июня 1941 года:

«…Германский эмиссар здесь сказал сегодня, что военное столкновение ожидается 21 или 22 июня, что в Польше находятся 100 германских дивизий, а в Румынии – 40, в Финляндии – 6, в Венгрии – 10 и в Словакии – 7»[11].

Могли эти сведения немецких дипломатов быть дезинформацией? Да, могли. Но означало ли это, что их надо было оставить без внимания? Нет. А если это правда? Но немало авторов играют в простачков. Пишут: такой-то разведчик сообщил, что война начнется 15 мая, а она не случилась. Что должен думать Сталин? А Сталин (как и современные авторы) должен был понять, почему Германия не напала 15 мая. Ответ лежит на поверхности и не требует гигантских умственных усилий. Десятки немецких дивизий внепланово оказались втянуты в боевые действия в Югославии и Греции. Соответственно сдвинулись сроки нападения на СССР. К тому же задача разведчиков не столько узнать дату, сколько обозначить саму угрозу войны. А начнется она 15 мая или 31-го – дело пятое. Главное – предупредить руководство. В этом случае не надо гадать на ромашке, а сделать естественный ход – повысить уровень боеготовности приграничных войск. Ничто не мешало отдать приказ покинуть солдатам казармы и под видом учебных занятий (а они, разумеется, нужны в любом случае – на то и армия) окопаться. Если войны не будет – прекрасно. Подразделения с песнями вернулись бы в военные городки, а если разведчики оказались правы, то войска, как им и полагается, встретили бы врага во всеоружии.

Узнать строго хранимую дату нападения врага – редчайшая удача. В мировой истории вряд ли наберется пара подобных случаев. Вооруженные силы не должны рассчитывать на чудеса от разведки, что она сообщит, в который день, час и на какой секунде противник откроет огонь. Их задача – быть готовыми к любым неожиданностям, тем более это касается войск приграничных округов. В СССР они не случайно назывались Особыми: Прибалтийский Особый военный округ, Западный Особый военный округ, Киевский Особый военный округ. Название Особый (причем с заглавной буквы, что подчеркивало их значимость) указывало на то, что они находятся на направлениях вероятного удара противника. Закавказский или Среднеазиатский военные округа таких обозначений не имели. Из этой возможности строилась дислокация войск, планы обороны и наступления, строительства укрепрайонов и прочей военной инфраструктуры (аэродромы, склады, определялись размеры запасов военного снаряжения).

При этом точно были известны временные рамки «окна» для нападения – это май – август. То было время наиболее удобное для наступления пехоты, движения танков и полетов авиации. Выходит, в этот период войска должны быть готовы в наибольшей степени, а уж будет война или нет – события покажут.

Проблема «внезапного нападения» 22 июня состоит в том, что войска Особых округов почему-то находились в расслабленно мирном состоянии даже после того, как вермахт закончил операции на Балканах и высвободил свои силы. К тому же война в Европе полыхала уже почти два года, Германия захватила десять государств и постоянно поступали сведения о концентрации большой массы войск на границе с СССР. Так чего было гадать, будет война или нет? К тому же разведка не молчала, а регулярно сообщала тревожные сведения. Однако если разведчики говорили одно, то руководитель военной разведки почему-то настаивал на совсем ином.

Сохранилась докладная начальника Главного разведывательного управления Генерального штаба Красной армии Ф.И. Голикова. Это удивительный документ. Обычно обзор разведывательных источников адресуется непосредственному руководству – наркому обороны и начальнику Генштаба. Однако докладную, датированную 20 марта 1941 года, Голиков адресовал через головы своих начальников Совету народных комиссаров и ЦК ВКП(б)! Вещь немыслимая. Самодеятельность в таких вопросах, тем более в то время, была невозможна. Голиков пребывал на посту начальника ГРУ всего полгода, а пост был очень горячим. С 1937 года расстреляли четырех руководителей военной разведки, а пятый вскоре тоже будет арестован и расстрелян. Может, Голиков был принципиальным человеком, что решился выйти на несвойственный его должности уровень? Ничего подобного! Знавшие его характеризуют Филиппа Ивановича как осторожного человека. Значит, санкция на представление докладной Голикова правительству и ЦК была дана кем-то «сверху». Прежде чем угадать, кем именно, ознакомимся с заключением доклада.

«Выводы

1. На основании всех приведенных выше высказываний и возможных вариантов действий весною этого года считаю, что наиболее возможным сроком начала действий против СССР являться будет момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира.

2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весною этого года войны против СССР необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, быть может, германской разведки»[12].

Получается, начальник ГРУ Голиков ввел в заблуждение высшие органы государственной власти – ЦК правящей партии, правительство, а также своих непосредственных начальников – наркома обороны и начальника Генштаба. Дело по тем временам подсудное. Арестовывали за куда меньшие проступки. Во всяком случае, Голиков должен был оказаться в одной «расстрельной команде» с командованием Западного фронта. Однако с ним ничего страшного не произошло. Его освободили от должности лишь в августе 1941 года, затем доверили командование армией, фронтом и, наконец, в 1944 году поставили во главе управления кадров Красной армии. С чего такие милости? Почему, несмотря на явный провал, он был прощен и даже продвинут по служебной лестнице?

Можно возразить: Голиков лишь озвучил данные своих разведчиков. Что делать, если эти бездари не смогли добыть правдивую информацию и слили руководству нацистскую дезинформацию. Однако это не так. Разведчики сделали свою работу на отлично. В докладной сообщалось:

«…Источники говорят о готовящемся якобы нападении Германии на Советский Союз».

«Для борьбы с Англией достаточно тех сил, которые сосредоточены на канале[13], а остальные силы свободны для борьбы против СССР. Выступление необходимо для того, чтобы создать ясность на Востоке и ликвидировать постоянную опасность того, что СССР может выступить на стороне Англии…»

«…По данным нашего агентурного донесения на февраль 1941 года.:.для наступления на СССР создаются три армейские группы: 1-я группа. наносит удар в направлении Петрограда, 2-я группа. – в направлении Москвы, и 3-я группа. – в направлении Киева».

«…По сообщению нашего ВАТ[14] из Берлина, по данным вполне авторитетного источника, начало военных действий против СССР следует ожидать между 15 мая и 15 июня 1941 года»[15].

Прекрасный анализ! Какие точные данные добыли разведчики. И со сроками нападения не было промаха, они были сдвинуты из-за войны с Югославией и Грецией, начавшейся в апреле, так что военный атташе, по сути, не ошибался. Сталин мог обоснованно обвинить Голикова в тяжком преступлении: своими «Выводами» он ввел руководство СССР в роковое заблуждение, тем более что они полностью противоречили сообщениям разведчиков. Но не обвинил. И не наказал, а продвинул по служебной лестнице. Почему? Ответ может быть только один: потому, что противоречащие данным разведки «Выводы» вписал в докладную сам Сталин. Больше некому. Лишь он мог выступить инициатором беспрецедентного шага начальника ГРУ – подать докладную через головы своих начальников. Никто другой не осмелился бы. Получается, что именно Сталин через Голикова вбросил дезу для правительства СССР. Поэтому те, кто был ознакомлен с докладной Голикова, – Молотов как глава правительства, Маленков, курировавший в ЦК оборонный комплекс, Берия как нарком внутренних дел и член политбюро, не говоря уже о Тимошенко и Жукове, – прочно «забыли» о докладной.

На этом срыв подготовки к войне не закончился.

3

5 мая 1941 года Сталин выступил с речью перед слушателями военных академий, которую некоторые авторы истолковали как чуть ли не программу завоевания Европы. Но когда 15 мая к нему пришли Жуков с Тимошенко с проектом директивы нанесения превентивного удара по накапливаемым силам противника, вождь вдруг дал задний ход: мол, мало ли что я говорил! Так чему верить: словам политика или его делам? Спрашивается: не была ли в таком случае речь 5 мая отводом от возможных в будущем подозрений, когда свершится великая подстава Красной армии? Тогда можно сослаться на свое выступление как на желание наступать, а не вести глухую оборонительную войну.

Но «странные» действия совершал не только Сталин. В марте новоиспеченный начальник Генерального штаба Г.К. Жуков (назначен 1 февраля 1941 года) предложил сверхамбициозный план немедленного формирования 20 мехкорпусов. Это полностью срывало подготовку бронетанковых войск к войне. Однако Сталин план принял. Началась удивительная импровизация – одномоментное создание 20 мехкорпусов с тысячей танков в каждом! Прямо-таки хрущевская гигантомания. Ради спешного создания невиданных и неапробированных соединений были расформированы все танковые бригады и вместо боеспособных частей наскоро лепились сырые. За три месяца, разумеется, ничего путного создать не удалось, а так как все танковые бригады были ликвидированы, то стрелковые войска лишились поддержки танков на поле боя. В итоге все мехкорпуса бесславно погибли в течение трех недель, не причинив противнику видимого вреда. Неужели авторы скороспелой идеи из Генштаба Красной армии не знали, сколько времени необходимо для создания крупных боеспособных соединений? Конечно, знали, тогда к чему была эта подстава?

Следует отметить и малопонятную дислокацию советской авиации в западных округах. На приграничных аэродромах оказались скучены тысячи самолетов. Их фактически подставили под удар люфтваффе, хотя ситуация требовала принять меры по их рассредоточению, тем более что обширные пространства СССР позволяли это сделать без особого труда. 22 июня на аэродромах было потеряно всего 800 самолетов только потому, что германское командование смогло привлечь на Восточный фронт лишь 1251 бомбардировщик, и тем приходилось бомбить массу целей помимо аэродромов Красной армии. В ином случае погром советских ВВС был бы куда масштабнее.

Командующие ВВС приграничных округов были расстреляны. Но развертывание авиации могло происходить только в соответствии с планами Верховного командования Красной армии и санкционировалось Генштабом. Получается, покарали исполнителей, а ответственные за разгром ВВС приграничных округов остались за кадром.

Среди наиболее крупных промахов можно назвать срыв подготовки обороны на главных направлениях будущего удара противника. Так, командование Киевского Особого военного округа не оборудовало оборонительную полосу вдоль Люблинского выступа, откуда был нанесен главный удар танковой группировки немцев на Украине. Командование округом объявило Люблинский выступ непроходимым для танков![16] Этот вывод был тем более странным, что в плане предстоящей войны, принятом в октябре 1940 года, прямо указывался Люблинский выступ как наиболее возможный участок для нанесения основного удара противника.

Столь же странными были действия командования КОВО 22 июня, теперь уже Юго-Западного фронта. 41-я танковая дивизия, стоявшая на пути танков Клейста, была уведена на пассивный участок в район Ковеля. Причина: некий летчик увидел в том районе колонну немецких танков числом 2 тысячи единиц! Никто проверить не догадался.

Столь же, мягко говоря, нераспорядительно обошлись с мощными танковыми силами, дислоцированными в Львовском выступе. Вместо того чтобы мехкорпуса направить в тыл наступавших германских войск, их погнали по дуге в 300 км вслед за танками Клейста. Естественно, что ни артиллерия, ни обозы, ни тем более пехота угнаться за машинами не могли. Прибывшие советские танки заставили вступить в бой с марша, разрозненно, без разведки, без поддержки пехоты, что предопределило их уничтожение.

В том же духе действовал один из самых мощных мехкорпусов Красной армии – 6-й. Командованию понадобилось всего трое суток, чтобы угробить тысячу танков. Ни артиллерия немецкой пехотной дивизии, оказавшейся в районе Белостока на пути мехкорпуса, ни авиация противника совершить такой подвиг не могли. Тем более что германское командование даже не заметило наступления советской танковой армады. Главной причиной столь быстрого разгрома объявили вражескую авиацию, которая сожгла склады с горючим, оставив танки без топлива. Но тогда непонятно, почему горючее корпуса находилось на двух-трех складах, легко уничтожаемых с воздуха? И почему не были заправлены танки? Запас топлива в баках машин позволял им продвинуться на 300 километров. Это расстояние до Кенигсберга. Кроме того, в штате каждого механизированного корпуса были автозаправщики с цистернами.

Удивительным было и то, что командующий Южным фронтом, призванный действовать против румынской армии, был назначен лишь в ночь на 22 июня. А ведь на территории Румынии находилась главная нефтебаза вермахта – нефтяные поля Плоешти. Однако Верховное командование Красной армии они почему-то мало интересовали, и не было сделано даже попытки начать наступление на Плоешти или хотя бы разбомбить нефтепромыслы. Все ограничилось налетами мелких групп самолетов. А ведь наверняка генералы и Сталин ознакомились с мемуарами британского премьер-министра в годы Первой мировой войны Д. Ллойд Джорджа, изданные в СССР в 1937 году. В них Ллойд Джордж настаивал: если бы союзники смогли не допустить Германию в Румынию, то война могла бы закончиться много раньше. Без румынской нефти «центральные державы утратили бы наступательную способность окончательно, а их обороноспособность сократилась бы также в очень ощутительной степени… Германия оказалась разбитой отчасти потому, что мы ввели в действие против нее нефтяные санкции»[17]. С того времени значение нефти значительно возросло, в том числе для германской военной машины.

Своеобразным апофеозом подготовки организации внезапного нападения стало написание Директивы № 1. Когда к вечеру 21 июня донесения разведки, включая показания двух немецких перебежчиков, не оставили сомнения в том, что на следующий день начнется война, вместо того чтобы позвонить командующим округами и приказать им привести войска в состояние боевой готовности, в Кремле началась игра под названием «пишем директиву». Писали долго, формулировали так, чтобы командующие не знали толком, что им делать. Потом долго отсылали адресатам. Получилось так, что от командующих требовалось начать готовить войска к боям утром 22 июня в момент перехода противника в наступление.

Эти и много других фактов подобного рода, собранных и проанализированных в книге «Военный заговор Сталина», вынудили меня сделать вывод о преднамеренной подставе Красной армии со стороны правителя государства и подобранной им группы военных. Получалось, что имел место гигантский заговор во главе со Сталиным. После его смерти заговор распался, а у его участников возникло понятное желание отмежеваться от Главного заговорщика. Между ними произошла «небольшая» разборка. Берия, который, по мнению остальных членов заговора, слишком много знал о них и, главное, как им казалось, имел на руках изобличающие документы, был арестован и расстрелян. Нашли ли члены политбюро и маршал Жуков, осуществлявший практическую часть ареста Берии, искомые документы, установить уже невозможно. Если они и были найдены, то их сразу же уничтожили.

Далее, бывшие члены заговора Сталина осуществили мероприятие по дистанцированию от бывшего вождя под видом «осуждения культа личности». Тем самым, если когда-нибудь в будущем возникли бы подозрения на их счет, то алиби – их антисталинская позиция – было бы налицо. Одновременно был сконструирован миф о Сталине, который, несмотря на свой выдающийся интеллект, оказался не в состоянии разобраться в предвоенной ситуации, гадая на кофейной гуще: нападет ли Германия на СССР или нет? Гадал-гадал, но так и не угадал.

Этот сюжет хорош для очередной «сенсационной» исторической книги, основанной на узкой группе подобранных фактов, однако хочется иного: все же попытаться по-честному разобраться в удивительно сложной и многозначительной ситуации «22 июня 1941 года». Тем более что создается впечатление, что подстава Красной армии в 1941 году – это частный случай общей исторической тенденции, которая завершилась в 1991 году.

4

Прежде всего необходимо ответить на вопрос: зачем Сталину надо было подставлять свою армию? Ведь с точки зрения здравого смысла это совершеннейший абсурд! Вопрос не имеет ответа, если следовать руслом версии, будто Сталин хотел завоевать Европу. А если все ровно наоборот и Сталин не хотел, чтобы Красная армия появилась в Европе, и сделал все, что мог, чтобы этого не произошло? При таком подходе туман начинается рассеиваться, а события приобретать необходимую логику.

Но почему Сталин мог воспротивиться «освободительному походу»? Каким мог быть ход мыслей Сталина?

Давайте подумаем, а что приобретал в реальности Сталин в случае успешного похода в Европу?

В случае разгрома Германии СССР сменил бы ее в роли европейского гегемона. В качестве крупной независимой силы оставалась бы одна Англия. Вряд ли бы она смирилась с потерей своего влияния на континенте. Тогда с ней бы пришлось долго и упорно воевать, как это было во времена Наполеона. Но союзником Великобритании были Соединенные Штаты. Значит, пришлось бы воевать и с ними. Причем, учитывая водные пространства, разбить Англию и США не представлялось возможным. Возникла бы патовая ситуация. Да и что имела бы Москва, заполучив континентальную Европу?

Советское руководство уже обжигалось на Европе. Ставка на германский рабочий класс обернулась грабительским Брестским миром. Попытка задействовать польских трудящихся в ходе похода 1920 года закончилась поражением Красной армии. Также несостоятельными оказались надежды на взаимопонимание финского народа в 1939 году…

Так почему бы Сталину не отнестись скептически к возможности заполучить Европу? Тем более что для него она всегда была психологически и цивилизационно чужда. Показательно, что когда под контроль СССР перешла половина Европы, то чем это обернулось? Уже в 1953 году восстали рабочие ГДР. В 1956 году – население Венгрии. В 1968 году – Чехословакии. Осуществила при первой же возможности дрейф от СССР Румыния. Югославия ушла из соцлагеря много раньше. А Польша всегда глухо сопротивлялась советскому влиянию. И никто никогда не оказывал Советскому Союзу военной помощи. Ни один солдат или офицер из «братских государств» не отправился в горячие точки – в Корею, Вьетнам, на Кубу, в Анголу, в Афганистан… Зато когда они оказались в лагере Запада, то стали участвовать в совместных операциях войск США в Ираке и Афганистане. Единственно, чего всегда хотело руководство европейских социалистических стран от Москвы, так это дешевого сырья и льготных кредитов. Когда же набравший материальные силы Запад посулил больше, эти государства немедленно переметнулись на другую сторону.

А что, если Сталин догадывался о такой перспективе и не хотел влезать в чуждую ему зону, где ничего, кроме головной боли, не дождаться? Косвенное тому доказательство – позиция Берии во время германского кризиса в июне 1953 года. Он вдруг предложил сдать ГДР и тем освободиться от груза на шее! А если он слышал такого рода рассуждения от Сталина? Другое дело, что ни Сталин, ни советское постсталинское руководство не могли отвертеться от плодов победы во Второй мировой войне. Отвести Красную армию к прежним границам, ничего не взяв, в Кремле не могли. В результате Советский Союз оказался в геополитической ловушке. Он был вынужден тащить на себе воз обязательств, пасти десятки «социалистических» государств, тратить колоссальные средства на гонку вооружений и помощь «братьям», почти ничего не получая взамен. Иначе говоря, Советский Союз тратил свои силы, пока не изнемог. А первоначально страна практически в одиночку смогла обрести индустриальную и военную мощь, а затем, несмотря на огромные потери, выйти из войны мощной державой. Но когда СССР досталась половина Европы, то скорость развития стала замедляться, пока не упала до нуля. И держава рухнула.

Так, может, Сталин все это понимал и поставил своей задачей не дать национальному проекту перерасти в интернациональный со всеми вытекающими, по его мнению, отрицательными последствиями? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратиться к тем элементам, из которых состоят понятия «национальное» и «интернациональное», а также «сила» государства и державная «мощь». Без этого понять ход мыслей Сталина – с молодых лет погруженного не только в практику, но и в теорию борьбы – будет невозможно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.