Начало переговоров в Москве
Начало переговоров в Москве
В Москве все было готово для проведения переговоров. 5 октября днем генерал армии Антонов принял у себя в кабинете венгерскую делегацию. Гости разместились за длинным столом, за которым обычно собирались генералы и офицеры оперативного управления Генштаба для доклада по оперативной обстановке на различных участках фронта, здесь же рождались и наносились на оперативные карты замыслы новых стратегических операций.
Генерал-полковник Фараго сообщил, что делегация уполномочена регентом Венгрии адмиралом Хорти передать советскому командованию и правительству, что Венгрия намерена выйти из войны и перейти на сторону антигитлеровской коалиции. Глава венгерской делегации вручил генералу армии Антонову конверт с посланием регента Венгрии маршалу Сталину. Документ был написан на английском языке. «Это послание, — разъяснил генерал Фараго, — служит свидетельством того, что делегация прибыла в Москву с ведома и по поручению регента для обсуждения вопросов, связанных с перемирием».
Сент-Иваньи поспешил добавить, что в Будапеште положительно отнеслись к предложениям, содержащимся в письме Макарова. Он извлек из папки изложение этого письма и начал читать.
Генерал армии Антонов ответил, что наведены справки в штабе партизанского движения. Там ни о каком письме Макарова не известно, и поэтому советская сторона не может вести переговоры на условиях, приписываемых несуществующему письму. Делегация должна иметь в виду, добавил генерал армии, что Советский Союз не ставит своей целью захват венгерской территории. Главная цель Советской армии состоит в том, чтобы разгромить гитлеровскую Германию. Красная армия лишь пройдет через Венгрию, как это имело место в Румынии и Болгарии. В противном случае страна превратится в арену боевых действий, сопряженных с огромными потерями в людях и материальных ценностях.
Генерал Фараго сказал, что делегация Направит запрос в Будапешт, чтобы венгерское руководство подтвердило полномочия на ведение переговоров шифротелеграммой, и дополнительно выслало документ с курьером.
Беседа у генерала армии Антонова проходила непринужденно. Подали чай. Алексей Иннокентьевич после официальной части разговаривал с членами делегации без переводчика — с Сент-Иваньи по-французски, а с графом Телеки — по-немецки. Фараго предпочел говорить по-русски.
Весь следующий день члены делегации в своих разговорах вновь и вновь возвращались к обсуждению вчерашней встречи с Антоновым. В этом не было ничего удивительного: Алексей Иннокентьевич Антонов был обаятельным человеком. Высокий, стройный, с умными карими глазами на продолговатом лице, с высоким лбом. Он был внимательным собеседником, обладал чувством такта и собственного достоинства. Генерал армии пользовался огромным авторитетом в Генеральном штабе и в войсках. О его феноменальной работоспособности и необыкновенной памяти в Генштабе знали все. Он никогда не заглядывал в блокнот, когда докладывал обстановку на фронтах Верховному главнокомандующему, удерживая в памяти огромное количество данных, готовый дать квалифицированный ответ на любой поставленный вопрос.
А.И. Антонова любили и уважали еще за то, что он никогда не повышал голоса на подчиненных, уважая достоинство своих сотрудников, не любил грубости и хамства. И в то же время был исключительно требовательным в работе, не терпел никакого разгильдяйства и нечестности. Ценя свое время, генерал армии выражал свои мысли лаконично, четко и ясно.
Работа требовала отдачи всех сил, и тем не менее он постоянно проявлял заботу о тяжело болевшей в последние годы жене — Марии Дмитриевне. У них не было своих детей, и он пытался всячески скрасить ее одиночество, а позднее тяжело переживал ее смерть. До войны Алексей Иннокентьевич с женой часто бывал в театре, на концертах, испытывая истинное наслаждение от хорошей музыки, много читал.
В 1956 г. он связал свою жизнь с выдающейся советской балериной народной артисткой СССР Ольгой Васильевной Лепешинской. Случай свел меня с Ольгой Васильевной в Будапеште, где она в течение нескольких лет была консультантом-педагогом при столичном театре оперы и балета. Она тепло вспоминала об Алексее Иннокентьевиче. «У многих, даже часто общавшихся с Алексеем Иннокентьевичем людей, сложилось не совсем верное впечатление о нем, как о человеке, занятом только чисто военными проблемами, лишенном интереса к другим сторонам жизни, — сказала она. — Он был интеллигентом в самом лучшем смысле этого слова. Несмотря на то что Алексей Иннокентьевич отдавал службе все свои силы и способности, он при этом был человеком разносторонним, постоянно интересовался искусством и литературой. Любил хорошую компанию. Ценил умную шутку и не терпел пошлости. На досуге с азартом играл в волейбол, любил покататься на лодке или просто погулять в лесу. Его увлечением были шахматы. Он с удовольствием разбирал сложные шахматные партии.
Алексей Иннокентьевич до конца своей жизни продолжал заниматься историей войны. Читал труды военных теоретиков, научные статьи, публиковавшиеся в военных журналах, и мемуары военачальников.
В своих рассказах о Ялтинской и Потсдамской конференциях он приводил массу очень интересных деталей… Жизнь Алексея Иннокентьевича, — заключила О.В. Лепешинская, — будет благодарной темой для того, кто возьмет на себя труд рассказать о нем. К сожалению, — призналась Ольга Васильевна, — мы были слишком разными людьми, и наша жизнь с ним не сложилась так, как мне хотелось бы».