К людям
К людям
В землянке было людно. Неожиданно появился Щекин, шепнул что-то Кравцову на ухо. Тот торопливо набросил на себя шинель и вышел.
На просеке стояла Валя Сафронова. Заметив Кравцова, она побежала навстречу.
— Вот я и дома, Дмитрий Ефимович, — сказала Валя, не скрывая безграничной радости. Глаза ее горели, лицо светилось. — Подпольщики Брянска шлют вам боевой привет.
— Рассказывай, — нетерпеливо потребовал Кравцов.
Валя несколько мгновений молчала, смотрела на секретаря горкома. Он как будто постарел. И лицо стало бледным. А на подбородке пробилась седина. Усталые воспаленные глаза глубоко запали.
— Я жду же! Без утайки! И только правду. Всю правду.
Глубоко вздохнув, Валя наконец заговорила:
— Тюрьмы забиты. Взяли Аверьянова. Об Иване Никулине — ни слуху, ни духу. Разведчика Сашу Кондрашова расстреляли. Он погиб геройски, никого не выдал. Ночью в Судках тарахтят пулеметы. Казни стали массовыми. Народ запуган. Многие уверовали, что против немцев не устоять, и поплыли по течению. Другие, как на распутье, растерялись и не знают, что делать. Даже подпольщики приуныли.
— Ну, а ты, ты тоже растерялась? — сухо спросил Кравцов.
— Я? — Валя удивленно вскинула брови.
— Извини, — Кравцов отвел глаза в сторону.
Они прошли немного вперед, оставляя на снегу четкие отпечатки. Кравцов внимательно смотрел на Валю. Да, это была не прежняя девчонка, какой он знал ее по истребительному батальону, наивная, слишком искренняя, порывистая. Теперь это спокойный, мужественный человек.
Их разговор затянулся. Кравцов интересовался всем: как вооружены оккупанты, много ли предателей, чем питаются жители.
На следующий день Кравцов созвал командиров и коммунистов отряда. Говорил он резко, сурово.
— Враг беснуется в Брянске. Наших людей вешают, расстреливают, а мы зарылись в лесу, как медведи в берлогах.
— Мы ж воюем, — обиженно вставил Дука.
— Воюем пока плохо. И плохо потому, что нас горстка, — отрезал Кравцов. — Мы увлеклись мелкими уколами, приносящими врагу минутную боль, и забыли, что каждый, оставленный партией в тылу врага, призван прежде всего организовывать на борьбу всех наших людей. Коммунисты должны быть среди народа. Горком никому не собирается насильно совать в руки пистолеты, но найти патриотов, разъяснить им обстановку, поднять их на врага и добиться, чтоб в городе стрелял каждый дом, — наша обязанность.
Зима уже уверенно хозяйничала в лесу. Над поседевшими соснами покачивалось хмурое небо. В громадных причудливых сугробах копошился ветер.
Кравцов, его помощник Дука, Валя Сафронова, командир разведки Щуко и еще несколько партизан отправились в Белобережский детский городок, который часто навещали отряды гитлеровцев. Надо было узнать сложившуюся здесь обстановку, замыслы врага. Закутанный мглой поселок прижался к громадной монастырской стене. После тщательной разведки зашли в один из домов. Хозяева — старик, старуха, их дочь лет двадцати и парнишка — пригласили гостей к столу. Ели картошку с солеными огурцами.
— Я?то вас, Золотовых, сразу узнал. А меня признали? — громко сказал Кравцов.
— Кто же секретаря не признает! — хозяин обезоруживающе развел руками.
Кравцов внимательно посмотрел на старика.
— Ведь мы неспроста пришли. В поселке нужны партизанские глаза и уши.
— Смотреть и слушать умеем, — с достоинством произнес Золотов.
— Немцы разнюхают — петля, — предупредил Кравцов. — На большой риск идете.
— Клопы и те рискуют. А мы — люди!
— Правильно, папа! — К столу подошла молчавшая до этого дочь Золотова — Клава.
Разговор оживился.
Возвращались в лагерь далеко за полночь. Заметно похолодало. Под ногами трещал подмерзший снег. Было приятно и радостно на душе оттого, что простая рабочая семья, ни секунды не колеблясь, согласилась выполнять смертельно опасную работу.
— Таких людей у нас тысячи, — Кравцов был доволен походом. — И мы не имеем права просмотреть ни одного из них.
Брянский городской отряд давал о себе знать каждый день. Партизаны разбили фашистский гарнизон в Стеклянной Радице, уничтожили колонну автомашин на шляху, обстреляли дрезину с солдатами, взорвали железнодорожный мост на дороге Брянск — Москва.
Ночи напролет в штабной землянке стучала пишущая машинка. Старенький, полуразвалившийся «Ундервуд», найденный партизанами в конторе лесхоза, капризничал. Щекин поддерживал рукой каретку, а Шура Абрамкова печатала. Уходя в город, разведчики Фаня Репникова, Зина Голованова, Клава Елисеева, Надя Раммо брали с собой пачки листовок и несли людям призывы горкома партии. Все чаще отправлялись в Брянск коммунисты, на заранее условленные места встреч приходили подпольщики.
В один из декабрьских дней 1941 года Валя Сафронова получила особое задание подпольного горкома.
К месту, откуда разведчица должна была уйти в Брянск, Кравцов шел вместе с Владимиром Никифоровым, невысоким пареньком в очках.
— Проводишь Валю в город. Учти, вокруг Брянска фашисты создали запретную зону. А Валя нам дорога!
— Не беспокойтесь, Дмитрий Ефимович, — Никифоров с готовностью взглянул на Кравцова. — Проскочим!
Командир по-отцовски попрощался с Валей.
— Не будь, Валюша, излишне смелой!
Валя посмотрела на Кравцова с укором, будто собиралась сказать: «Не в первый раз».
— Фронт под самой Москвой, — сказал Кравцов. — Если мы поднимем на врага тысячи горожан, это будет помощь. Я вот сплю и вижу: выстрелы в лесу и взрывы в городе сливаются в один залп… Ладно, ни пуха, ни пера.
Кравцов долго смотрел вслед разведчикам.