Позиция Вашингтона

Позиция Вашингтона

Листая страницы архивных документов 1941 года, мы чаще обращались к донесениям из Лондона — и это понятно. Если речь могла идти о совместной борьбе против агрессора, о непосредственной помощи Советскому Союзу, то советские государственные, военные и дипломатические деятели в первую очередь могли рассчитывать на Англию, которая находилась в состоянии войны с Германией, а не на США, пока еще сохранявшие нейтралитет. Но было понятно и другое: без участия США в войне Великобритания не пойдет на решительные действия.

Обратимся же к донесениям из Вашингтона. Вот первое развернутое сообщение от 22 июня 1941 года, пришедшее в Москву от советского посла К. А. Уманского:

«Буквально вся Америка живет только вопросами германского нападения на нас. Однако картина первой реакции значительно более пестрая, чем в Англии:

1. В широкой среде трудящихся и мелкобуржуазной публики, настроенной в основном изоляционистски, но искренне антифашистски, явный подъем нашей популярности, которому за истекшие с момента нападения 18 часов имеем десятки примеров в виде дружественных обращений к посольству, включая ряд просьб о принятии добровольцами в Красную Армию. В этих широких массах в связи с изменением характера войны после нападения на нас следует ожидать быстрого падения изоляционистских настроений, что отчасти диктуется и иллюзией, что фашистская опасность для Англии уменьшилась, следовательно, и перспектива прямого включения США в войну отдалилась. Это падение изоляционизма укрепляет внутриполитические позиции Рузвельта (…).

2. Реакционные изоляционисты Гувер, Линдберг и вся антирузвельтовская фашиствующая группировка сразу показали свое лицо, например заявление Уилера, что советско-германской войне надо радоваться, а коммунизму помогать нечего. Эта группа республиканцев и отдельных демократов плюс группа наших профессиональных врагов типа Буллита — Бэрли, плюс католическая иерархия уже начали, судя по ряду признаков, осуществлять давление на Рузвельта и взбешены выступлением Черчилля. Агентура этих людей крепко сидит в аппарате госдепартамента, влиятельного морского министерства, имеет влияние в прессе, например, скриппс-говардовской. Но хотя это и оппозиционное меньшинство внутри господствующих сил, у него имеются фашиствующие массовые организации, широкие связи, мощный аппарат пропаганды. Именно от этой группы и исходит основное тормозящее давление на Рузвельта по вопросу о сотрудничестве с нами в духе речи Черчилля. Рузвельт с этими кругами борется, но с ними считается, и в его непосредственном окружении имеются агенты этой клики, которые в недавнем прошлом сумели закрепить его на антисоветских позициях. В частности, Рузвельт боится влиятельных католиков.

3. Относительно прогрессивное крыло американского правительства (Икее, Моргентау, Гопкинс) взяло благоприятную для нас линию — распространение на нас закона о снабжении вооружением взаймы и в аренду, фактически союзные отношения в духе заявления Черчилля. Выражением этой линии являются известные Вам по сообщению ТАСС заявления сенатора Пеппера (с ним у нас хорошие отношения). Но и эта группа, хотя и очень близка к Рузвельту и давит на него, является меньшинственной…

4. Рузвельт, правительственный лагерь в целом и рузвельтовское большинство в конгрессе заняли сегодня по вопросам германского нападения на нас молчаливую, выжидательную позицию, которая, наверное, завтра прояснится, но пока что на фоне как нельзя более полезного, адресованного прямо США выступления Черчилля, еще более бросилось в глаза как доказательство колебаний, вытекающих из указанных групповых противоречий…

Сегодняшнее молчание американского правительства отражает стоящий перед Рузвельтом нелегкий выбор: слишком явного разрыва между линией своей и Черчилля он никак допустить не может, а стать целиком на черчиллевскую позицию боится по внутриполитическим соображениям.

Перспектива победы немцев для него неприемлема, ибо угрожает Англии и в конечном счете планам США, перспектива же нашей «слишком» сокрушительной победы и влияние на всю Европу его пугает с классовых позиций. Весь Рузвельт и его политика состоят сейчас из зигзагов между этими противоречиями. А запасы классовой ненависти к нам в США очень велики».[41]

Действительно, «запасы классовой ненависти» продолжали свое действие очень долго. Тем более что за предыдущие годы, как мы имели возможность убедиться, была создана широкая «инфраструктура» тайных межимпериалистических связей между Германией и Англией и Германией и США, которая функционировала как в канун второй мировой войны, так и в ее первый период. В 1941 году ей снова пришлось быть запущенной в ход.

Сегодня мы можем сказать: анализ советского посла был точен, хотя он не знал и не мог знать содержание многих документов, которые после войны были преданы гласности. Близкий к Рузвельту человек — Роберт Шервуд, возглавлявший бюро военной информации, опубликовал ряд свидетельств, характеризующих обстановку в Белом доме после 22 июня.

Первое из них принадлежало военному министру, который, по его собственным словам, «за последние 30 часов почти все время размышлял о германо-русской войне» и пришел к таким выводам:

— Германия «будет основательно занята минимум месяц, а максимально — три месяца задачей разгрома России»; за это время она «оставит или отсрочит» все другие военные планы (от вторжения в Англию до действий в Средиземноморье и возможной агрессии в Южную Америку);

— нападение Гитлера на СССР представляет собой «дар провидения», который позволит США обеспечить защиту Западного полушария.

Как видим, Стимсон не был слишком оптимистичен в оценке возможностей Советского Союза (британский генштаб давал такие же прогнозы). Но было бы несправедливым игнорировать и другое: в Белый дом поступали и иные предложения, куда более близкие к подлинным интересам Соединенных Штатов. «Самыми разумными» Шервуд называет идеи, содержащиеся в меморандуме видного политического деятеля Герберта Баярда Соупа. Процитируем его:

«Мы противники догмы коммунистов и нацистской догмы.

За двадцать семь лет — с тех пор как Россия стала коммунистической — Советы никогда серьезно не угрожали нашим национальным интересам и нашему укладу жизни. Однако за два года безумного похода Гитлера, предпринятого им с целью порабощения всего мира, возникла серьезная угроза самому нашему существованию как свободного народа.

Потенциальные квислинги в нашей собственной стране пытались внести раскол в нашу среду. Они старались вызвать расовые и религиозные разногласия; они обещали, что, умиротворив нацистов, мы обретем мир и спокойствие.

Теперь мы видим, какая это мрачная трагедия — мирный договор с нацистами. После того как были уничтожены одна за другой пятнадцать стран, положившихся на обещания нацистов, мы видим теперь еще одну жертву.

Мы не за коммунизм, но мы против всего, за что выступает Гитлер. Он и его безбожные нацисты — главная угроза миру, справедливости и безопасности. Путь к нашей безопасности — разгром Гитлера.

В этот момент, как и всегда, мы должны помнить, что наша главная сила в единстве, а величайшая опасность — в разногласиях».

Прекрасные слова! Того же мнения, что и Соуп, придерживался бывший посол в СССР Джозеф Дэвис. Когда война в России шла уже две недели, он написал:

«Сопротивление русской армии более эффективно, чем все ожидали. По всей вероятности, результаты будут зависеть от воздушной мощи. Если Гитлер будет господствовать в воздухе, в Белоруссии и на Украине произойдет, вероятно, то же самое, что случилось во Фландрии и во Франции, а именно — мы увидим неспособность сухопутных войск, не имеющих защиты с воздуха, отражать комбинированные атаки авиации, механизированных войск и пехоты…

…Я не забываю о том, что в нашей стране есть значительные группы людей, ненавидящие Советы до такой степени, что они желают победы Гитлера над Россией. Гитлер играл на этой струне в Европе последние шесть лет, извлекая большие выгоды для себя и подрывая «коллективную безопасность». Это, если возможно, следует нейтрализовать. Попыткам Гитлера может быть дан хороший отпор, если Сталин получит какое-то заверение, что, невзирая на идеологические разногласия, наше правительство бескорыстно и без предубеждения желает помочь ему разгромить Гитлера…»

Кто же были эти «группы людей», о которых писал Дэвис?

Вот, к примеру, Уильям Буллит. После 22 июня он заявил: «Мы должны быть счастливы, что происходит эта борьба между Сатаной и Люцифером. Будем надеяться, что Россия и дальше будет истреблять германские войска. Но не надо быть настолько слепыми, чтобы использовать ее поддержку в установлении мира». Такова была вполне определенная концепция. Сэмнер Уэллес характеризовал ее так: «Многие финансовые круги США были твердо убеждены в том, что война между Советским Союзом и гитлеровской Германией лишь соответствует их собственным интересам. Россия, по их мнению, должна была неминуемо потерпеть поражение, и это повлекло бы за собой крах большевизма».

Упомянутые Уэллесом круги не только ожидали «краха большевизма». Печально известный комитет «Америка прежде всего» призывал правительство США принять участие в «крестовом походе» против большевизма. Комитет добивался не «вступать в войну под флагом Сталина». Для них Гитлер был желанным союзником. Так, когда упоминавшийся выше бывший посол Соединенных Штатов в Брюсселе, ведущий изоляционист Кадэхи 25 мая 1941 года — буквально на пороге немецкого нападения на СССР — был принят Гитлером, он рассыпался в похвалах фюреру. В протоколе беседы записано: он (Кадэхи) находился «под глубоким впечатлением от стратегического гения фюрера» и «надеется, что окажет своей стране услугу, если удержит ее от вступления в войну». В сентябре 1941 года журнал «Лайф» опубликовал прогитлеровские дифирамбы Кадэхи.

Что касается Линдберга и его единомышленников, то они развернули кампанию травли Советского государства. Гитлеровская агрессия вызвала у них ликование. Вот образцы из документов комитета «Америка прежде всего»:

«Нам не опасны ни конкуренция Гитлера на рынках, находящихся вне нашего полушария, ни Европа под господством нацистов» (11 сентября 1941 года).

«Еще в 1938 году я призывал Англию и Францию позволить немцам осуществить экспансию на Восток» (Линдберг, 10 октября 1941 года).

Совершенно недвусмысленным было обращение одной из руководящих деятельниц комитета, актрисы и летчицы Лауры Инголлс. Оно было адресовано германскому посланнику Гансу Томсену: «Настанет день, когда я буду приветствовать триумф великого фюрера и великого народа. У меня уже заготовлена телеграмма «Зиг хайль!», которую я пошлю Вам…»

Могут сказать: это уже крайности, в США господствовали иные настроения. Но при всей отрицательной реакции американской общественности на германскую агрессию в тиши кабинетов планировались действия, которые объективно шли на пользу агрессору.

Известен следующий — по хронологии первый после нападения Гитлера на СССР — эпизод. Он связан с именем нью-йоркского дельца Ф. Сталл форта. Сталл форт был давним знакомым бывшего немецкого посла в Риме Ульриха фон Хасселя. И, как считает западногерманский исследователь П. Гофман, «хотел помочь сохранению шаткого мира между Германией и США». Весной 1941 года он приехал в Германию и остался там надолго, добиваясь приема у Риббентропа. Встретившись с ним в сентябре, Сталлфорт предложил направить Хасселя в Рим, чтобы начать там переговоры с послом США. Другим возможным эмиссаром он назвал Шахта, визит которого предлагался прямо в США. Риббентроп не пошел на это (видимо, в сентябре 1941 года, когда было сделано предложение, в Берлине хотели выждать «падения Москвы»). Зато Хассель, который принадлежал к консервативной оппозиции, использовал Сталлфорта, чтобы передать свой вариант компромисса с США: устранение Гитлера, возвращение Германии к границам 1933 года (однако оставляя за рейхом Австрию, Данциг[42] и Саар), отказ союзников от репараций. Сталлфорт действовал не на свой страх и риск: он был связан с военной разведкой США. В октябре Сталлфорт сообщил Хасселю, что для вышеупомянутой программы «в Америке есть хорошая почва».

Сам Хассель упоминает в своем дневнике и другие попытки установить связь с Западом — с Буркхардтом через агента-двойника Лангбена, через Гизевиуса, Герстенмайера и других. Но особенно полезным для него оказался американский журналист Луис Лохнер. Через Лохнера в США были направлены развернутые предложения. В частности, когда германские оппозиционеры решили осведомиться о точке зрения Рузвельта на возможность реставрации в Германии Гогенцоллернов, то в ноябре 1941 года в Берлине была устроена встреча с Лохнером, который обещал довести до сведения Белого дома этот вопрос.[43]

Здесь отметим следующий важный факт: в июле 1941 года Рузвельт учредил Управление координатора информации во главе с Уильямом Донованом. С этого момента родился мощный центр — не только информации, но и тайной дипломатии. Вступая на этот пост, Донован поставил ряд условий. Еще 26 апреля он писал военному министру, что такую организацию должен возглавить человек, «который, будучи назначенным президентом, станет персонально ответственным только перед ним и более никем». Далее, во время встречи с Рузвельтом в июне, он повторил, что примет пост, если:

— будет докладывать только самому президенту;

— станет получать финансовые средства из специального президентского фонда (т. е. бесконтрольно);

— все правительственные учреждения будут снабжать его необходимой информацией.

Так были заложены основы значительной самостоятельности (и безответственности!) будущего разведывательного ведомства, чем Донован активно пользовался все военные годы, действуя вопреки политической линии Рузвельта. Первоначально ведомство координатора информации состояло из двух основных частей — собственно стратегической разведки и информационной «ветви». Последнюю возглавил близкий к Рузвельту либерально настроенный драматург Роберт Шервуд. Затем эта служба была выделена как специальное бюро военной информации. Собственное «хозяйство» Донована получило название Управления стратегических служб — УСС. Оно росло быстро: от 92 человек летом до 600 к концу года.

Конечно, не все сотрудники УСС были крайними реакционерами или закоренелыми изоляционистами. Но его ядро имело одно вполне определенное свойство: оно рекрутировалось из представителей крупнейших монополий и банков. Первым заместителем Донована стал полковник Бакстон — владелец крупной текстильной фирмы из Новой Англии, вторым заместителем — Отто Дёринг, известный адвокат и сотрудник юридической фирмы Донована с 1929 года. Вот другие новоявленные разведчики: адвокаты крупных финансовых и промышленных компаний Чарльз Бэйн и Роберт Турн, будущий вице-президент «Чейз манхэттен бэнк» Джон Вильсон, директор «Стандард ойл компани» Тэрнер Макбэйн, сотрудник «Юнайтед стил» Луис Рим, владелец крупной фирмы на Гавайях Этертон Ричардс. За ними маршировали Эндрю Меллон из династии Меллонов, миллионер Дэвид Брюс, сын Джона Пирпонта Моргана, родственники Вандербильтов, Дюпонов, Райанов (не было только Рокфеллеров, которые имели собственную разведку) и, наконец, Аллен Даллес — совладелец банка Шредеров, адвокат крупных фирм.

Среди этих людей нетрудно заметить и тех, фирмы которых в довоенное время имели теснейшие связи с германским деловым миром. Такими были и сам Донован, и Даллес. От «Стандард ойл компани» шли нити к «ИГ Фарбениндустри», от «Чейз нэшнл бэнк» — к «Дойче банк». Как мы увидим, по этим нитям потянулись многие секретные операции УСС.