Пушечный двор в XVI в.

Когда пушечные избы были преобразованы в единый комплекс, Пушечный двор, неизвестно. В 1547 г. московский пожар уничтожил часть построек Пушечного двора, согласно летописи «погорели за городом большой посад возле Неглимну, Пушечный двор»[250]. Представляется, что литейную восстановили в короткий срок – уже к осени Пушечный двор готовил орудия к походу на Казань.

По словам опричника-немца Генриха Штадена, которым доверял историк Р.Г. Скрынников[251], в связи с решением Ивана Грозного сделать Вологду главным пунктом опричнины, туда было прислано «около 300 штук пушек, недавно отлитых в Москве, лежат они в куче»[252]. Представляется, что указанное число орудий все же преувеличенно.

Чертеж пищали «Собака» 1573 г., мастер М. Микулаева

Один из крупных уронов после 1547 г. понес Пушечный двор в мае 1571 г., когда татары Девлет-Гирея подожгли Москву. От сильного пожара взорвались пороховые погреба в Китай-городе и Кремле[253], а сам литейный завод был полностью уничтожен. Сгоревший Пушечный двор был восстановлен в короткие по тем временам сроки – 3–4 года. Генрих Штаден, находившийся в то время на русской службе, указывал, что в городе есть «заново отстроенный двор, в нем должны были лить пушки»[254]. Чтобы не задерживать изготовление орудий в период реконструкции, производство перевели во временную литейную, специально сооруженную для этой цели в резиденции царя, Александровской слободе. Надпись на 7-фунтовой пищали «Собака» 1573/74 г. гласила, что по повелению Ивана Васильевича она была «зделана… в Слободу в лето 7082, делал Микула Микулаев». В том же году указанным мастером была отлита небольшая пищаль «Ястреб»[255]. Имеются также сведения о существовании пищали «Лев Слободской», указывающие на место производства – Слободу[256].

На полную мощность Пушечный двор заработал к 1575–1577 гг., когда под руководством М. Микулаева и А. Чохова были отлиты тяжелые орудия (от 10 до 70 фунтов) – «Собака», «Лисица», «Ехидна», «Инрог», «Волк» и др.

Сведений об иностранных специалистах в этот период немного, однако имеющиеся данные позволяют говорить о ведущей роли немецких мастеров в пушечном производстве до 1560-х гг.

Артиллерию Ивана Грозного создавали пушечные мастера, иностранцы и русские. В 1533 г. отливкой большого 1000-пудового колокола «Лебедь» закончил свое пребывание в Московии Николаус Оберакер. Воспользовавшийся смертью государя Василия III и неразберихой при дворе, он выехал в Констанц, где проработал еще несколько лет. В 1538 г. в Ливонию сбежал другой мастер – флорентиец Петр Аннибале (Pietro di Annibale), одиннадцать лет проработавший в Москве[257].

Источники сохранили имена нескольких иностранных мастеров, работавших в России в 1540-1560-е гг.

Самым ранним сохранившимся орудием времен правления Ивана Васильевича является экспонат ВИМАИВ и ВС [258] – медная 10-фунтовая пушка длиной аршин 5? вершка мастера Игнатия 1542 г., на стволе которой имеется надпись: «Иоанн, Божию милостию Государь всея Роусии в лето 7050 делал Игнатей», на казенной части начеканено «Весу 6 пуд 30 гривенок»[259]. Пушка Игнатия – прекрасный образец средневекового литейного искусства и орнаментики. Орнамент из растительных узоров, букетов, жгутовых поясков и двух изображений оленей покрывает практически весь ствол. Судя по всему, мастер был европейцем – надо здесь отметить, что изображения похожих по стилистике оленей присутствуют на колоколе 1518 г. шпаерского литейщика Николауса Оберакера. Данное обстоятельство позволяет предположить, что Игнатий либо был учеником у Оберакера, либо также являлся представителем шпаерской литейной школы.

Зарядная камора пушки цилиндрическая, ствол покрыт литым растительным орнаментом, на дульной части литой венок, внутри которого олень – по орнаменту орудие практически неотличимо от европейского аналога. Во-первых, государев титул на его орудии характерен для всех европейцев, работавших на Пушечном дворе («Иоанн, Божией милостию великий князь…» вместо «Божией милостию Иван Васильевич…»). Во-вторых, сам орнамент характерен для итальянских и немецких орудий эпохи Возрождения – листья аканфа, трилистники, жгутовые пояски, ажурные фризы, пышные венки, олени. Орнаментика орудия Игнатия – «исключительная по богатству и разнообразию своих узоров»[260]. К сожалению, сведений об этом мастере больше не имеется. Впервые мастер Игнатий упоминается в описи 1695 г. – согласно выпискам из этого документа, сохранившегося в копиях академика И.Х. Гамеля первой половины XIX в., в 1500 г. (если переписчик не допустил ошибки) он отлил тюфяк «медный с травами длиною аршин 5 вершков, весу в пуд 20 гривенок». Орудие имело надпись: «лета 7008 (1500. —А.Л.) году лил Игнатей». Под мишенью человек в клейме»[261]. Орудие до 1695 г. хранилось в арсенале г. Мурома, а затем перевезено на московский Пушечный двор. Сомнение вызывает датировка тюфяка – орудие из ВИМАИВ и ВС отлито через 42 года после первого упоминания мастера! Может быть, переписчик в 1695 г. допустил ошибку. Хотя пример Андрея Чохова, работавшего в 1568–1629 гг. на Пушечном дворе, то есть минимум 61 год работы у литейной печи, показывает, что такой случай возможен.

Немецкие аналоги орудия 1542 г. можно встретить в «Арсенальных книгах» императора Максимилиана начала XVI в. С XIX в. пушку Игнатия именовали «гафуницей», хотя официально она так в документах не называлась. Гафуница» (от немецкого «Hauffnits», позднее «Haubitzen») – гаубица, представляла собой мортиру с удлиненным стволом, как у бомбарды, но только небольших размеров.

Исследователи называли это орудие «гафуницей», хотя в отечественных источниках такой термин не встречается. Советские историки считали артиллерийский экспонат «по орнаментике исключительным памятником древнерусского искусства»[262], несмотря на то что орнаментальные фризы, жгутовые пояски, перевязанные лентами венки, ажурные прорезные пояса на казенной и дульной части, зооморфные сюжеты скорее говорят о принадлежности к европейскому ренессансному искусству.

Мастер вряд ли был русским – он был или немцем, или итальянцем. Очевидно, литейщик работал в Москве продолжительное время. Форма титула на тулове орудия скорее подтверждает нашу версию о европейском происхождении Игнатия (форма «Иоанн, Божией милостию…», а не «великий князь Иван Васильевич…» и т. д.). Кроме того, изображения оленей косвенно могут указывать на немецкую[263] (шпаерскую?) школу, выходцем из которой был пушечный мастер Николаус Оберакер.

После исследований рисунков Я. Теллота нами был обнаружен еще один иностранный мастер, работавший в Москве в 1551–1553 гг. На двух орудиях, захваченных шведами под Нарвой в 1700 г., указаны автографы мастера «Iacob van Weilerstatt» и даты «1553».

Еще три орудия, отлитые Вайлерштаттом, были захвачены шведами в Иваногороде[264]. Среди зарисованных шведским художником орудий есть и трофейная большая мортира с именем мастера, российской гербовой эмблемой и датой «1551». Это может свидетельствовать, что ван Вайлерштатт отливал орудия для Казанских походов 1549–1552 гг.

Вылитые двуглавые орлы, украшавшие казенную часть орудий, аналогичные гербовой эмблеме на русских пищалях 1560-х гг., указывают на то, что они были сделаны в России. Не стоит удивляться написанию имени мастера латиницей – европейские литейщики могли ставить на орудиях надписи как латиницей, так и кириллицей, а также даты как от Рождества Христова, так и от Сотворения мира. Вспомним, например, как подписывал свои изделия пушечный и колокольный литейщик Николай Оберакер.

Одним из лучших мастеров на тот момент, согласно сохранившимся документам, был «немец» Кашпир Ганусов, в будущем учитель знаменитого Андрея Чохова[265]. Нет известий о том, когда он приехал в Россию, сколько всего отлил орудий и колоколов. Изучение документации Пушкарского приказа помогает прояснить лишь некоторые моменты деятельности первого известного немецкого мастера. Исследователь литейного производства Н.Н. Рубцов, один из первых, кто начал интересоваться биографией учителя А. Чохова, полагал, что Кашпир Ганусов был «одним из белорусских или ливонских ремесленников, которых Иван Грозный в большом количестве переселял в Москву из захваченных им областей во время Ливонской войны»[266]. Однако утверждение Н.Н. Рубцова не вяжется с хронологией: первое упоминание о мастере относится к 1554 году, то есть задолго до Ливонской войны.

Возможно, в «Московию» он приехал не один, а с родственниками, которые так или иначе были связаны с цеховым артиллерийским делом. В процессе изучения деятельности в России этого немецкого литейщика у нас имеется версия его происхождения. При этом предположение о датском происхождении Кашпира мы отметаем как несостоятельное[267].

При Василии III из Империи приехал мастер некий Ганс Иордан (Hans Jordan). В Москве он обосновался и женился на русской (то есть принял православие?)[268]. С. Герберштейн в разных местах своего знаменитого сочинения называет Ганса Иордана «немецким кузнецом», «оружейных дел мастером из Халля в долине Инна» и «пушкарем». В 1521 г. Ганс отличился под Рязанью, руководя артиллерией при отражении наступления Мухаммед-Гирея. Исследователь тирольского орудийного производства 1400–1600 гг. Эрих Эгг идентифицирует Ганса Иордана с кузнецом Иорданом Цангером (Hammerschmied Jordan Zanger) из фигурировавшего в имперских документах Инсбрука начала XVI в. (1507–1517) семейства оружейников Цангеров из Абсама близ Халля[269]. Из Инсбрука Ганс Иордан Цангер перебрался в Москву, будучи завербованным русскими послами. В Москве он стал известным пушечным мастером.

Прозвище Кашпира «Ганусов» в русской транскрипции могло быть производным от имени Ганс (Hans – уменьшительная форма от Johann или Johannes) подобно фамильным прозвищам «Петров», «Иванов» и т. д., то есть «сын Ганса». Можно высказать осторожное предположение, что Каспар был сыном оружейника Ганса Иордана, и, возможно, не единственным. Еще один «Ганусов» также был связан с пушкарским делом: в писцовых описаниях Казани в 1565 г. упомянут пушкарь Отто Ганус: «дв. Отов Ганусов пушкарев, да к тому ж двору припустил место, что был двор оставленного пушкаря Матюшкин, а за хоромы по цене ценовных целовальников он Ганусов дал Матюшке 40 алт.»[270]. Может быть, если наше предположение верно, этот пушкарь Отто был сыном Ганса Иордана и братом пушечного мастера Каспара[271].

Из архивных описей артиллерии известно, что в 1550-1560-х гг. Каспар Ганусов отливал гигантские бомбарды, проломные орудия и полуторные пищали калибром в 3–6 фунтов. В собрании ВИМАИВ и ВС сохранился фрагмент небольшой пищали с автографом мастера «Кашпиръ». Кроме этого, в альбоме Я. Теллота есть несколько зарисованных полуторных пищалей Каспара Ганусова.

Примерно между 1554 и 1562 гг. в Москве появился один из опытнейших литовских мастеров по имени Богдан, отливший до этого в Литве несколько крупнокалиберных орудий[272]. Пушечный «мастер Богдан» впервые упоминается в 1554 г. в Литве. Известно его орудие под названием «Дедок» в 19 фунтов ядро, на котором «у казны герб, а в гербе рыба с коруною». Рыба с короной – очевидно, имелся в виду нарвский герб, то есть литейщик работал в Нарве, выполняя заказы литовского скарба (т. е. казны). Но в Литовской метрике имени литейщика Богдана пока не найдено. К 1563 г. он либо попал в плен к русским (может быть, после Нарвского взятия?), либо же по каким-то причинам перешел на службу к Ивану Грозному – в собрании ВИМАИВ и ВС хранится одна 6-фунтовая пищаль 1563/64 г. с российской гербовой символикой (двуглавый орел) и автографом мастера [273]. Еще два других небольших фальконета были подняты со шведского корабля «Солен» и в настоящее время экспонируются в Гданьском военно-морском музее[274].

В свое время А.П. Лебедянской удалось найти 18 упоминаний пищалей, связанных с именем этого мастера. Она выделяет три группы орудий мастера Богдана: с орнаментом и датой, с датой и с одним именем[275].

Орудия этого мастера стояли на вооружении многих русских крепостей. В артиллерийском вооружении городов Белгородского разряда (архивная опись РГАДА 1676/77 г.) представлены сразу 6 орудий, отлитых в 1560-х гг. «руским мастером Богданом», калибром в 6, 4, 2, ?, ? фунта: «Пищаль вестовая мерою в длину четырех аршин, на ней вылита подпись «делал Богдан», весу в ней сорак пять пуд дватцать пять гривенок, к ней сто семдесят ядер весом по шти гривенок ядро»; «Пищаль мерою в длину четырех аршин подпись на ней «Погдан» весу в ней сорок восмь пуд десять гривенок, к ней сто семьдесят ядер весом по шти гривенок ядро»; «Пищаль мерою в длину трех аршин дву вершков, подпись на ней «Богдан», на ней же блиско запалу вылит орел двоеглавой, весу в ней семнатцать пуд тритцать шесть гривенок, к ней сто сорак ядер весом по две гривенки ядро»[276].

В Валуйках орудие мастера Богдана описано так: «Пищаль вестовая испорчена подле запалу роздута мерою трех аршин с вершком московского литья, приметы на той пищали вылита имя Богдан, а иных признаки и подписки нет и сколько весу того не ведомо весить нечим, к ней шестьсот ядер весом по четыре гривенки ядро» [277].

В Верхососенске упоминается «пищаль мерою в длину полутретья аршина з двема вершки весу в ней восмь пуд 20 гривенок, на ней вылито имя Богдан, к ней о ядер свинцовых весом по гривенке без четверти ядро»[278].

В Ливнах в городском арсенале была «пищаль московского литья по мере четырех аршин пять вершков весу в ней дватцать четыре пуда шестнатцать гривенок, к ней тритцать ядер весом по полутрети гривенки ядро, признак на ней посереднея вылит человек на коне, да у зопалу вылитарелоднаглавой, на выстреле вылита «Лета 7065 году делал Богдан Васильев (выделено мной. – А.Л.), прозванье той пищали нет»[279]. Пожалуй, это единственное в источниках орудие, где мастер подписался с фамильным прозвищем – «Васильев».

Несколько трофейных орудий с автографом Богдана зарисовал в 1706–1708 гг. шведский художник Я. Телотт. Всего же, по источникам (в том числе и по описям российских крепостей XVII в.) известно не менее 30 пищалей этого мастера. Последнее датированное орудие Богдана относится к 1567/68 г. Надпись на нем гласила: «Лета 7076 делал Богдан»[280].

Ни одного крупного «богдановского» орудия, отлитого в Москве, не известно. На московском Пушечном дворе Богдан отлил большое количество средних и мелких пищалей, известных нам по описям городов, и оставил после себя плеяду учеников, один из которых по имени Пятой упомянут в 1671 г. на старом орудии из Смоленского арсенала. «Пищаль медная русского литья, в станку на колесах, ядром 7 гривенок, длина 4 аршина полтрети вершка, старого Смоленского наряду». На ней у казны орел двуглавый, поверху орла подпись русским письмом: «Богданов ученик Пятой»; а от письма и у дула чешуя, летописи не написано; назади, за казною, вылит репей. Весу 50 пуд»[281]. В 1700 г. это орудие было захвачено под Нарвой – на листе № 73 Я. Телотт зарисован фрагмент этой пищали (орудие было разорвано в средней части).

Полуторная пищаль мастера Богдана 1567 г. По рисунку Я. Телотта

Больше никаких сведений об иностранных мастерах за 1540–1580 гг. не имеется. Несомненно, что у иноземных специалистов были русские ученики. В 1553–1555 гг. известен мастер Степан Петров, отливший гигантскую бомбарду и осадную пищаль. По-видимому, это был крупнейший специалист по артиллерии, поскольку ему, как и Каспару Ганусову, была доверена отливка крупного орудия весом в 1050 пудов (16,8 т).

Самыми известными учениками Каспара Гануса были Микула Микулаев и Андрей Чохов. Одно из орудий, стоявшее на вооружении Воронежа в XVII в., описано следующим образом: «Пищаль мерою в длину трех аршин с вершком, на ней вылито подпись «Лета 7107 делал Кашпиров ученик Андрей Чехов», у запалу подпись «Микула Микулаев», весу в ней дватцать пять пуд тритцать четыре гривенки, к ней двесте пятьдесят ядер весом по четыре гривенки ядро»[282]. Дата «7107» – несомненно, описка переписчика (в 1599 г. А. Чохов уже не был учеником, а известным мастером). Имелась в виду дата, скорее всего, 7077 – кириллическую букву «онъ» (70) переписчик принял за «рци» (100). Таким образом, дата орудия – 1568/69 г., что вполне согласуется с первым упоминанием А. Чохова как «Кашпирова ученика» на пищали 1568 г. из состава смоленского наряда. Автограф «Микула Микулаев» у запального отверстия также свидетельствует об участии последнего в изготовлении орудия. Микула Микулаев как «сын Высокого» назван на бомбарде «Ехидна» 1577 г. Это последнее известное упоминание о мастере.

Фрагмент разорванной пищали Богданова ученика Пятого. По рисунку Я. Телотта

Ученик Каспара Гануса Андрей Чохов более известен, нежели его учитель. Существуют даже работы, посвященные этому прославленному мастеру, создателю Царь-пушки[283]. Считается, что науке известны 27 орудий, отлитых Чоховым в 1568–1628 гг. [284]. Мне удалось обнаружить еще 5 неизвестных орудий этого прославленного мастера (полуторная пищаль 1568/69 г., «Барс» 1576/77 г., «Драгон» 1577/78 г., две мортиры 1586/87 г.).

Литейщик Кузьмин Первой впервые упоминается на пищали небольшого калибра 1559/60 г. (рисунок трофейного орудия шведского художника Я. Телотта)[285]. Орудие без орнамента, от средней к дульной части продольная надпись кириллицей. Из-за того, что художник неверно перерисовал вязь, полностью разобрать надпись невозможно: «ЛЪта 7068… мастеръ Остафей (?)… Первуш(а) Ку(з) мин(ъ) с(ы)нъ». Очевидно, в 1559/60 г. Первой (Первуша) Кузьмин был еще учеником у некоего мастера Остафия. В 1571/72 г. он значился мастером[286]. Единственная большая пищаль Первого Кузьмина, сохранившаяся до наших дней – «Онагр» [287].

Полуторная пищаль Кашпирова ученика А. Чохова 1568 г. По рисунку Я. Телотта

В 1566 г. из-за гонений «от многихъ начальникъ, и священнона-чалникъ, и оучитель» из Москвы в Литву бежал первопечатник Иван Федоров, который не только мог печатать книги, но и делать пушки оригинальных конструкций[288]. А в 1586 г. «выехал из Литвы» Анисим Михайлов Радишевский, впоследствии занявший на Московском Пушечном дворе должность «пушкарских дел мастера».

Фактически ко времени воцарения Ивана Грозного на престол русская артиллерия продолжала соответствовать европейскому уровню, главным образом ориентируясь на немецкий (имперский) образец.