Г.И. Кулик: «Я НЕ СОБИРАЛСЯ ВОЕВАТЬ В 1941 ГОДУ»
Г.И. Кулик:
«Я НЕ СОБИРАЛСЯ ВОЕВАТЬ В 1941 ГОДУ»
«Г.И. Кулик, — вспоминал главный маршал артиллерии Н.Н. Воронов, в годы Великой Отечественной войны начальник артиллерии Красной Армии, — был человеком малоорганизованным, много мнившим о себе, считавшим все свои действия непогрешимыми. Часто было трудно понять, чего он хочет, чего добивается. Лучшим методом работы он считал держать в страхе подчиненных. Любимым его изречением при постановке задач было: “Тюрьма или ордена”»{86}.
Кое-кто из современных авторов пытается оспаривать эту верную, на наш взгляд, оценку, считает необоснованным причисление Григория Ивановича к полуграмотным «первоконникам», рисует его компетентным руководителем, техническим новатором. Что ж, посмотрим, о чем говорят факты.
Армейскую службу Кулик начинал в 1912 г. в артиллерийских частях, и этот случайный выбор рода войск, сделанный безымянным начальником при распределении новобранцев, во многом определил карьеру Кулика в Красной Армии. До Октября 1917 г. он прошел путь всего от рядового до старшего фейерверкера (унтер-офицера), а весной 1918 г. сразу занял, можно сказать, генеральскую должность, став начальником артиллерии 5-й Украинской армии, которой командовал К.Е. Ворошилов. Именно к нему, действовавшему со своей армией в районе Луганска, привел Кулик лично им сформированный на родной Полтавщине красногвардейский отряд, успевший повоевать с немцами и гайдамаками.
С тех пор они шли бок о бок. При обороне Царицына Ворошилов, командовавший 10-й армией, назначил Кулика начальником артиллерии. К слову, Григория Ивановича с тех пор хорошо знал и И.В. Сталин. Вспоминая о своей деятельности, он писал в автобиографии, датированной 1939 г.: «С этой армией я, как начальник артиллерии, под руководством товарища Сталина участвовал в обороне Царицына против белых и их разгроме»{87}.
Под руководством Ворошилова Кулик участвовал в разгроме мятежа, поднятого в мае 1919 г. командиром 6-й дивизии Н.А. Григорьевым на территории Херсонской и Екатеринославской губерний. Получил за это орден Красного Знамени. Вторым орденом он был награжден за действия уже в качестве начальника артиллерии 1-й Конной армии.
Вместе два первоконника служили по окончании Гражданской войны в Северо-Кавказском военном округе. Позднее оба перебрались в Москву. В 1925 г. Климент Ефремович стал народным комиссаром по военным и морским делам, Кулик, в свою очередь — начальником управления в Главном артиллерийском управлении РККА. В 1930 г. недолго командовал Московской пролетарской дивизией, откуда был направлен на учебу в Военную академию им. М.В. Фрунзе. Затем пять лет состоял в должности командира-комиссара 3-го стрелкового корпуса, после чего в мае 1937 г. был назначен начальником Артиллерийского управления РККА.
Несмотря на подозрительные родственные связи — его жена происходила из дворян, тесть и братья жены были в свое время расстреляны за шпионаж, репрессии тридцатых гг. Григория Ивановича не коснулись. Более того, он стал Маршалом Советского Союза (7 мая 1940 г.), заместителем наркома обороны, получил звание Героя Советского Союза. Так был оценен его вклад в победу над Финляндией.
Вклад, объективно говоря, оказался небольшим. Репутация Кулика стала хромать на обе ноги уже на этапе планирования кампании. План операции вначале готовили командующий войсками Ленинградского военного округа К.А. Мерецков и начальник артиллерии РККА Н.Н. Воронов, доложившие в Москву, что для проведения наступательной операции потребуется не менее двух-трех месяцев. Прибывшие же в штаб ЛВО заместители наркома обороны Кулик и начальник Политуправления РККА Л.З. Мехлис раскритиковали это мнение, настояв на сроке в 10—12 дней. Хорошо известно, чем обернулось такое шапкозакидательство: война продлилась более четырех месяцев и сопровождалась огромными потерями.
Но на волне эйфории от победы Сталин не поскупился на награды. Кулик стал не только маршалом и Героем, его избрали членом ЦК ВКП(б). Компетентности это, однако, не прибавило.
Есть много свидетельств того, насколько Григорий Иванович безнадежно отстал от требований современной войны. На совещании высшего руководящего состава Красной Армии в декабре 1940 г. даже Сталин осудил отсталость его взглядов на использование бронетанковой техники: Кулик предложил не торопиться с формированием танковых и механизированных корпусов, а танки небольшими частями — поротно и побатальонно — использовать только для непосредственной поддержки пехоты. Нарком обороны маршал С.К. Тимошенко бросил едкую реплику: «Руководящий состав армии хорошо понимает необходимость быстрейшей механизации войск. Один Кулик все еще путается в этих вопросах»{88}.
Тем не менее Григорий Иванович до самой войны сохранял доверие Сталина и оставался основным докладчиком ему по вопросам артиллерии. Недостаточная профессиональная подготовка заместителя наркома лишила нашу армию некоторых образцов артиллерийского вооружения, показавшего высокие боевые качества. Именно по «авторитетному» предложению Кулика накануне войны были сняты с производства 45-мм и 76,2-мм пушки, выпуск которых с большим трудом пришлось налаживать уже в ходе войны. Не была принята на вооружение отличная 152-мм гаубица. Не сумел оценить маршал и такое мощное реактивное оружие, как БМ-13 («катюша»).
В самый канун войны начальником ГАУ вместо Кулика был назначен генерал-полковник артиллерии Н.Д. Яковлев. Григорию Ивановичу готовился новый, более высокий пост. Но положенная передача дел не состоялась. В ночь с субботы на воскресенье 22 июня маршал проводил совещание по вопросу испытаний взрывателей к артиллерийским снарядам.
«Г.И. Кулик вел совещание с заметной нервозностью, — вспоминал Н.Д. Яковлев, — но высказывался крайне самоуверенно, вероятно, надеясь, что авторитет его суждений обязан подкрепляться высоким служебным положением и званием маршала… Слушая путаное выступление Г.И. Кулика, я с горечью вспоминал слышанное однажды: что он все же пользуется определенным доверием в правительстве, и прежде всего у И.В. Сталина, который почему-то считал Г.И. Кулика военачальником, способным на решение даже оперативных вопросов. И думалось: неужели никто из подчиненных… не нашел в себе смелости… раскрыть глаза руководству на полную некомпетентность Г.И. Кулика на занимаемом им высоком посту?»{89}
Подобную наивность нового начальника ГАУ можно объяснить только полным отсутствием какого-либо аппаратного опыта, в чем Яковлев, до того строевой командир, в мемуарах признавался сам. Уличить сталинского фаворита в непрофессионализме тогда решился бы только самоубийца.
…Рассвет разорвал телефонный звонок из Кремля: война! Кулик не смог скрыть от подчиненных смятения, сказав буквально следующее: «Я не собирался воевать в 1941 году. Я готовился к войне в 1942 году».
В первый же день войны Сталин приказал маршалам Шапошникову и Кулику выехать на Западный фронт, чтобы помочь растерявшемуся командованию разобраться в обстановке и организовать контрнаступление. На месте московские эмиссары разделились: Шапошников остался в штабе фронта, а Кулик убыл в 10-ю армию. И — бесследно пропал. Оказалось, что он вместе с группой командиров оказался в тылу у немцев и перешел на нелегальное положение. Пришлось пробиваться на восток, ко все ускользавшей линии фронта. В конце концов из окружения выйти удалось.
Но злоключения маршала не закончились. Не успел минуть месяц с начала Великой Отечественной войны, как на стол секретаря ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкова легло письмо начальника 3-го управления Наркомата обороны СССР — военной контрразведки — майора госбезопасности А.Н. Михеева. Документ уличал Кулика в давних связях с враждебной большевикам партией социалистов-революционеров. Кроме того, «явно шпионским» было найдено семейное окружение маршала. К «гнилым» родственным связям добавились обвинения во вредительстве. «По агентурным и официальным данным устанавливается, — говорилось в документе, — что Кулик Г.И., будучи начальником Главного артиллерийского управления КА, проводил вредительскую деятельность, направленную на срыв обеспечения Красной Армии всеми видами вооружения»{90}. В вину маршалу ставилось снятие с производства ряда необходимых для армии артиллерийских систем и боеприпасов к ним, торможение принятия на вооружение новых образцов наземной и зенитной артиллерии, стрелкового и минометного вооружения. Крайне плохо обстояло дело со снабжением армии боеприпасами, особенно бронебойными и зенитными снарядами. Чтобы удовлетворить заявки фронтов, ГАУ уже в первые недели войны вынуждено было обращаться к запасам внутренних военных округов.
Что говорить, порядка в Главном артуправлении Красной Армии и впрямь недоставало. Но не потому, что там засели некие заговорщики. Причины были куда банальнее: на смену многим сгинувшим в вихре репрессий талантливым военачальникам пришли сталинские выдвиженцы, многие из которых не отличались военными способностями, но демонстрировали личную преданность вождю. Таким был и Кулик. Свою низкую компетентность, неорганизованность, неумение работать со специалистами ГАУ и оборонных заводов он скрывал за заносчивостью и показной строгостью. До поры до времени на него работал авторитет героя Гражданской войны и Финской кампании.
Но только до поры… Перечисляя прегрешения маршала, майор госбезопасности Михеев подводил секретаря ЦК к выводу, что в их основе лежит вредительская, заговорщическая деятельность Кулика, и предлагал арестовать ею. Тогда маршалу удалось избежать серьезных неприятностей. Он был направлен в войска, возглавив на Ленинградском фронте 54-ю армию. Но это длилось недолго.
9 ноября 1941 г., наделенный высоким статусом уполномоченного Ставки ВГК на Керченском направлении, Кулик лично от Сталина получил приказ срочно выехать на Таманский полуостров и в Керчь. С какой целью? Этот вопрос не случаен. Маршал считал: чтобы, организовав имеющиеся там войска, не допустить выхода противника на Северный Кавказ. Верховный Главнокомандующий, как оказалось позднее, имел в виду удержание Керчи любой ценой.
Ознакомившись с обстановкой на Таманском полуострове, маршал установил, что там не было ни единой воинской части, могущей прикрыть его от возможного наступления немцев, отсутствовали какие бы то ни было оборонительные сооружения, за исключением одиночных окопов. Посадив в оборону несколько наспех сколоченных частей, Григорий Иванович переправился в Крым. Как позднее он докладывал Сталину, командование наших войск истинной обстановки не знало, будучи уверено, что Керчь обороняется надежно. Личное же общение с командирами частей показало, что пехоты мало, и та собрана главным образом из тыловиков, резервов никаких нет. При малейшем нажиме противника следовал отход.
Оценка обстановки и соотношения сил привели Кулика к выводу, что больше двух дней армия оборонять город и пристани не сможет. В этих условиях маршал посчитал необходимым не оставлять на Керченском полуострове остатки войск (в этот момент в его распоряжении насчитывалось около 12 тысяч бойцов и командиров, более 200 орудий, более 200 автомашин), а перебросить их на Таманский полуостров для организации там устойчивой обороны. В противном случае враг, разбив наши части, смог бы на плечах отступающих безнаказанно переправиться через Керченский пролив, и путь на Северный Кавказ ему был бы открыт.
Отдав командующему войсками Крыма вице-адмиралу Г.И. Левченко и начальнику штаба генерал-майору П.И. Батову необходимые приказания, Кулик возвратился на Тамань, поскольку считал главной задачей организацию обороны именно там. В тот же день, 13 ноября, он донес начальнику Генерального штаба маршалу Шапошникову о решении эвакуировать войска. Ответ же получил только 16-го, при этом ему было предписано во что бы то ни стало удержать плацдарм на западном берегу Керченского пролива. Но поезд, как говорится, ушел: остатки 51-й армии переправились на Таманский полуостров еще минувшей ночью.
Сталин потребовал от Григория Ивановича объяснений. Маршал, в деталях описав ситуацию на Керченском и Таманском полуостровах, подробно перечислив все меры, которые он предпринял, чтобы не допустить прорыва немцев через Тамань на Кавказ, упирал на то, что именно в этом и состояла задача, поставленная Сталиным. «Эту задачу я и выполнил», — подчеркивал он. Судя по всему, страстные доводы Кулика не убедили Верховного Главнокомандующего. 6 февраля 1942 г. постановлением Государственного Комитета Обороны Кулик был передан в руки Специального присутствия Верховного суда СССР. В вину ему вменялось то, что он «в нарушение приказа Ставки и своего воинского долга санкционировал сдачу Керчи противнику и своим паникерским поведением в Керчи только усилил пораженческие настроения и деморализацию в среде командования крымских войск»{91}.
К слову, в 1957 г., проведя необходимую проверку, заместитель министра обороны СССР маршал И.С. Конев и Генеральный прокурор СССР Р.А. Руденко сообщили в ЦК КПСС, что к 11—15 ноября 1941 г. силы противника на этом фронте количественно превосходили наши войска в несколько раз. В сложившихся условиях командование войсками керченского направления и Кулик «с наличными и притом ослабленными силами и средствами удержать город Керчь и изменить ход боевых действий в нашу пользу не могли»{92}.
Но в 1942 г. Специальное присутствие рассуждало по-иному. Кулик был приговорен к лишению воинского звания Маршал Советского Союза, «Золотой Звезды» Героя Советского Союза и других государственных наград. Пострадал он и по партийной линии: Пленум ЦК ВКП(б) вывел его из состава ЦК. Кроме того, он лишился и поста заместителя наркома обороны.
И все же он отделался сравнительно легко. Григорию Ивановичу сохранили не только жизнь и свободу, но даже и высокое воинское звание, понизив лишь до генерал-майора. Почти год находясь в распоряжении наркома обороны, он выполнял отдельные поручения на фронтах. Кажется, во вчерашнего маршала вновь поверили. В апреле 1943 г. он вступил в должность командующего 4-й гвардейской армией с одновременным присвоением звания генерал-лейтенанта. Но действовал новоиспеченный командующий неудачно.
«С горьким чувством вспоминаю я этого человека, — писал маршал A.M. Василевский. — В начале войны он неудачно выполнял задания Ставки на Западном направлении, потом так же плохо командовал одной из армий под Ленинградом. В силу своих отрицательных личных качеств он не пользовался уважением в войсках и не умел организованно руководить действиями войск»{93}.
Уже в сентябре 1943 г. Кулика отозвали с фронта. Пауза неопределенности затянулась до января следующего года, когда Григорий Иванович вернулся к уже знакомой по 1941 г. работе — он был назначен заместителем начальника Главного управления формирования и укомплектования войск Красной Армии. Президиум Верховного Совета СССР вернул ему отобранные ранее по суду два ордена Ленина, три ордена Красного Знамени, другие награды.
Война все вернее шла к своему завершению. В ходе нее выдвинулась целая плеяда полководцев новой формации, среди которых Кулику, как и большинству его сверстников и товарищей по Гражданской войне и по Первой конной армии — К.Е. Ворошилову, С.М. Буденному, И.Р. Апанасенко, И.В. Тюленеву, Е.А. Щаденко, места уже не находилось.
Вероятно, следовало бы смириться с этим обстоятельством, понять, что с багажом 20-х гг. в современной войне делать нечего. Но Григорий Иванович, что называется, закусил удила. Он всюду жаловался, что его незаслуженно затирают, сетовал на тех сослуживцев, которые, оставшись в высших эшелонах власти, забыли о своем однополчанине. Как и следовало ожидать, эти разговоры не остались без последствий.
Если в 1944 г., представляя Кулика к награде, его непосредственный начальник генерал-полковник И.В. Смородинов характеризовал подчиненного как «опытного и всесторонне подготовленного генерала», то уже на следующий год он в докладе заместителю народного комиссара обороны генералу армии Н.А. Булганину придерживался другого мнения. «…Изучая внимательно на протяжении года работу и личное поведение т. Кулика, — писал И.В. Смородинов, — прихожу к выводу о необходимости немедленно снять его как несоответствующего должности…».
12 апреля 1945 г. Григорий Иванович был снят с должности. Через неделю его вызвал к себе многолетний заместитель председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) М.Ф. Шкирятов — фигура, зловещая даже на фоне сталинских опричников, и обвинил бывшего маршала в том, что он ведет недостойные члена партии разговоры: восхваляет офицеров царской армии и, наоборот, ставит под сомнение необходимость политического воспитания советских офицеров, критикует расстановку руководящих кадров в Вооруженных Силах СССР. Решением партколлегии КПК Кулик был исключен из партии. Последовали новое снижение в воинском звании до генерал-майора и назначение в Приволжский военный округ заместителем командующего войсками.
Случайно или по чьей-то коварной задумке в руководстве ПриВО оказались военачальники, считавшие себя обиженными. Командующим здесь был генерал-полковник В.Н. Гордов, знавший лучшие времена: в 1942 г. он некоторое время командовал Сталинградским фронтом, считался одним из перспективных военачальников того поколения, к которому принадлежали маршалы Г.К. Жуков, A.M. Василевский, И.Х. Баграмян, К.К. Рокоссовский, получил звание Героя. Но военная судьба понемногу вынесла его на обочину.
В лице Кулика Гордов и начальник штаба округа генерал-майор Ф.Т. Рыбальченко получили не только благодарного слушателя, но и столь же активного в жалобах на судьбу собеседника. Их разговоры оказались отнюдь не безобидными для них самих, поскольку прослушивание телефонных разговоров, бесед в служебных кабинетах и в квартирах представляло собой один из важнейших источников информации для органов безопасности.
Много «любопытного» министр госбезопасности B.C. Абакумов узнал, например, из записи разговора, состоявшегося 28 декабря 1946 г. у Гордова с Рыбальченко на московской квартире генерал-полковника (в столицу командующий ПриВО прибыл для сдачи дел).
«Рыбальченко: Вот жизнь настала, — ложись и умирай! Не дай бог еще неурожай будет.
Гордов: А откуда урожай — нужно же посеять для этого.
Р.: Озимый хлеб пропал, конечно. Вот Сталин ехал поездом, неужели он в окно не смотрел? Как все жизнью недовольны, прямо все в открытую говорят, в поездах, везде прямо говорят.
Г.: Эх! Сейчас все построено на взятках, подхалимстве. А меня обставили в два счета, потому что я подхалимажем не занимался.
Р.: Да, все построено на взятках. А посмотрите, что делается кругом, — голод неимоверный, все недовольны. “Что газеты — это сплошной обман”, вот так все говорят. Министров сколько насажали, аппараты раздули. Как раньше было — поп, урядник, староста, на каждом мужике 77 человек сидело — так и сейчас! Теперь о выборах опять трепотня началась.
Г.: Ты где будешь выбирать?
Р.: А я ни… (следует нецензурное выражение. — Ю.Р.) выбирать не буду. Никуда не пойду. Такое положение может быть только в нашей стране, только у нас могут так к людям относиться. За границей с безработными лучше обращаются, чем у нас с генералами!
Г.: Раньше один человек управлял, и все было, а сейчас столько министров, и — никакого толку.
Р.: Нет самого необходимого. Буквально нищими стали. Живет только правительство, а широкие массы нищенствуют. Я вот удивляюсь, неужели Сталин не видит, как люди живут?
Г.: Он все видит, все знает.
Р.: Или он так запутался, что не знает, как выпутаться? Выполнен 1-й год пятилетки, рапортуют, — ну что пыль в глаза пускать?! Ехали мы как-то на машине и встретились с красным обозом: едет на кляче баба, впереди красная тряпка болтается, на возу у нее два мешка. Сзади нее еще одна баба везет два мешка. Это красный обоз называется! Мы прямо со смеху умирали. До чего дошло! Красный обоз план выполняет!.. А вот Жуков смирился, несет службу.
Г.: Формально службу несет, а душевно ему не нравится.
Р.: Я все-таки думаю, что не пройдет и десятка лет, как нам набьют морду. Ох, и будет! Если вообще что-нибудь уцелеет.
Г.: Безусловно.
Р.: О том, что война будет, все говорят.
Г.: И ничего нигде не решено.
Р.: Ничего. Ни организационные вопросы, никакие…
Г.: За что браться, Филипп? Ну что делать… (следует нецензурное выражение. — Ю.Р.), что делать?
Р.: Ремеслом каким что ли заняться? Надо, по-моему, начинать с писанины, бомбардировать хозяина (Сталина. —
юлу
Г.: Что с писанины — не пропустят же.
Р.: Сволочи… (следует нецензурное выражение. — Ю.Р.)
Г.: Ты понимаешь, как бы выехать куда-нибудь за границу?
Р.: Охо-хо! Только подумай! Нет, мне все-таки кажется, что долго такого положения не просуществует, какой-то порядок будет.
Г.: Дай бог!
Р.: Эта политика к чему-нибудь приведет. В колхозах подбирают хлеб под метелку. Ничего не оставляют, даже посевного материала.
Г.: Почему, интересно, русские катятся по такой плоскости?
Р.: Потому что мы развернули такую политику, что никто не хочет работать. Надо прямо сказать, что все колхозники ненавидят Сталина и ждут его конца.
Г.: Где же правда?
Р.: Думают, Сталин кончится, и колхозы кончатся…
Г.: Да, здорово меня обидели. Какое-то тяжелое состояние у меня сейчас. Ну, (следует нецензурное выражение. — Ю.Р.) с ними!
Р.: Но к Сталину тебе нужно сходить.
Г.: Сказать, что я расчета не беру, пусть меня вызовет сам Сталин. Пойду сегодня и скажу. Ведь худшего уже быть не может. Посадить они меня не посадят.
Р.: Конечно, нет»{94}.
До чего же наивными были собеседники. Судя по всему, они даже не подозревали, что их разговоры, нередко продолжавшиеся в застолье, прослушиваются. А если подозревали, то не придали этому значения, и совершенно напрасно.
В июне 1946 г. Кулик был уволен в запас, а через полгода был арестован по обвинению в антисоветской деятельности. Под стражу были заключены также Гордов и Рыбальченко. Судебного процесса пришлось ждать три с половиной года, до августа 1950 г. Арестованных генералов помещали в карцер, им угрожали, их избивали, вынуждая признаться в преступлениях, которых они не совершали.
Суд долго ждали, но прошел он очень скоротечно, за два дня 24—25 августа 1950 г. Бывший маршал из последних сил пытался отвести вздорные обвинения в террористических намерениях и изменнических планах, настаивая, что все его разговоры были не более чем раздраженной «болтовней». Ни один из подсудимых свою вину в совершении преступлений не признал. От Кулика судьи услышали твердое: «Мои показания, данные на предварительном следствии… являются ложными и полученными от меня незаконными методами следствия, от которых я полностью отказываюсь».
Тем не менее все трое подсудимых были признаны виновными. Военная коллегия приговорила их к расстрелу, и в тот же день приговор был приведен в исполнение. Согласно справке Главной военной прокуратуры казненные были похоронены в Куйбышеве.
После XX съезда КПСС Г.И. Кулик в числе многих других военачальников, испытавших тяжелую сталинскую длань, был реабилитирован.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.