1

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1

Генерала сэра Клода Окинлека незаслуженно отстранили от командования в Северной Африке в августе 1942 года. Ок не дал танковой армии Роммеля прорвать оборону на гряде Рувесайт во время первого сражения при Эль-Аламейне в июле, взяв в плен семь тысяч человек, и подготовил на осень полномасштабное контрнаступление. Однако он предупредил высшее командование в Лондоне о том, что оно начнется не раньше сентября. Черчилль и Брук посетили Каир, и осмотрительность Окинлека была вознаграждена тем, что ему предложили командовать силами на Среднем Востоке. Генерал воспринял это как очевидное понижение в должности и отказался. Через год его назначили главнокомандующим в Индию, и ему больше не пришлось участвовать в реальных боевых действиях. На Ближнем Востоке все операции возглавил генерал сэр Гарольд Александер, а генерал-лейтенанта Уильяма «Стрейфера» Готта поставили во главе самой большой 8-й армии, которая за свое непродолжительное существование уже потеряла 80 000 солдат и офицеров[630]. В мае 1941 года тогда еще бригадир Готт предпринял первую попытку выручить Тобрук танками (операция «Бревити»). Готт добирался из пустыни в Каир на встречу с Черчиллем на тихоходном пассажирском самолете «Бристоль Бомбей» без какого-либо сопровождения. Лайнер обстреляли шесть «мессершмиттов» Me-109 из «ягдгешвадер-27» (27-й эскадрильи истребительной авиации люфтваффе), и он, объятый пламенем, совершил вынужденную посадку. На борту находился двадцать один пассажир, выжили четверо, но среди тех, кто спасся, Готта не оказалось. Его пост занял протеже Брука, пятидесятипятилетний генерал-лейтенант Бернард Монтгомери, принявший командование 8-й армией на хребте Рувесайт в 11.00 четверга, 13 августа 1942 года.

Трудно разбираться в ходе мыслей генералов, тем более через семь десятилетий. Однако даже тогда более интересного кандидата на кушетку психиатра, чем Монтгомери, вряд ли можно было бы найти. Четвертый ребенок викария, ставшего потом англиканским епископом Тасмании, порвал все отношения с матерью до такой степени, что пренебрег ее похоронами[631]. Не продемонстрировав особых академических успехов в школе Сент-Пол (одна из самых престижных средних мужских школ), Монтгомери поступил в Королевское военное училище в Сандхерсте, где отличился тем, что поджег фалды однокурсника, попавшего после этого с ожогами в больницу[632]. Служил на Северо-Западном пог-раничье в Индии, в Уорвикширском полку. Неплохо показал себя в Первую мировую войну: поднял солдат в атаку под Ипром и взял в плен одного немца, ударив его ногой в пах. Однажды для него даже вырыли могилу возле лазарета: у медиков не было надежд, что он выживет после ранений. Монтгомери не только встал на ноги, но и завоевал орден «За боевые заслуги», закончив войну с почетным званием подполковника. В 1927 году он женился, у него родился сын, но в 1938 году жена умерла от заражения крови после укуса какого-то насекомого и ампутации ноги, и Монтгомери замкнулся в себе, посвятив себя целиком военному поприщу. Он даже стал абсолютным трезвенником, что никак не укладывалось в традиции британской армии. Профессор военной истории в Оксфорде писал о нем:

«Сила Монтгомери заключалась в учениях, тщательной подготовке и методах боевых действий. Он умело интегрировал артиллерию в сражения, ведущиеся всеми родами войск, и прекрасно знал, как использовать в битве огневую мощь, особенности местности и маневр. Он говорил солдатам: им предназначено убивать и быть готовыми к тому, что их тоже могут убить. Он говорил об этом прямо и откровенно».

Дисциплинированный, целеустремленный, легко адаптирующийся к новым обстоятельствам, не терпящий некомпетентности, умевший во всех деталях планировать свои действия и трезво оценивать возможности противника и в то же время чрезвычайно вспыльчивый, эгоистичный и своевольный, Монтгомери считался самым способным после герцога Веллингтона британским полевым командиром. Это о нем сказал один историк: «О генералах судят не по их светским манерам». Монтгомери был тщеславен, но у него для этого имелись все основания.

Монтгомери образцово вел себя во время отступления из Дюнкерка, и хотя был причастен к первоначальному планированию трагической высадки в Дьепе в августе 1942 года, по крайней мере предлагал потом отказаться от операции. Еще до прибытия в Западную пустыню Монтгомери решил, что будет сражаться с Роммелем иначе, чем его предшественники Алан Каннингем, Нейл Ритчи и Клод Окинлек. Он не будет гоняться за ним по побережью Северной Африки между Египтом и Тунисом, а навяжет Африканскому корпусу решающую битву в стиле Клаузевица и сломает немцам хребет. Вечером в первый же день командования 8-й армией Монтгомери говорил офицерам:

«Как я понимаю у Роммель может напасть в любой момент. Прекрасно. Пусть нападает. Лучше, если он это сделает не раньше чем через неделю. У меня будет время для изучения обстановки. Если он даст нам две недели на подготовку, то мы будем в отличной форме. После этого Роммель может нападать, когда ему заблагорассудится, и я надеюсь, что он пойдет в атаку… Тем временем мы подготовим наше мощное наступление, и оно будет началом кампании, которая навсегда выгонит Роммеля из Африки… Он определенно нам досаждает. Посему мы зададим ему хорошую трепку и покончим с ним».

Тогда эти слова могли показаться бравадой малозначительного, но заносчивого генерала, собравшегося положить на лопатки гиганта военной стратегии, не проигравшего еще ни одного крупного сражения. Тем не менее через девять месяцев Африканский корпус, потерявший за 1942 год 5250 единиц тяжелой техники, сложил оружие в Тунисе[635].

Трудности войны в песках хорошо представлены в британском пропагандистском фильме «Победа в пустыне»: палящее солнце днем и ледяные ночи; умывание в кружке воды; многодневные песчаные бури; москиты, мухи и скорпионы и ландшафт, настолько однообразный и бескрайний, что потеряться в нем без компаса можно так же, как в море. А о местных обитателях один дивизионный хронист писал: «Они крали бы и воздух из автомобильных шин, если бы могли его унести»[636].

Роммель пошел в наступление на гряде Алам-эль-Хальфа через семнадцать дней после речи Монтгомери — 30 августа, уничтожив шестьдесят семь британских танков и потеряв своих сорок девять. Но за двадцать четыре часа британские минные поля, авиация и артиллерия сковали продвижение немцев, и они продвинулись в восточном направлении настолько, насколько смогли. Их потери были почти вдвое больше, чем у 8-й армии: 3000 и 1750 человек соответственно. Сам Роммель едва избежал гибели, когда британская авиация бомбила его Kampfstaffel (командный пункт).

После этого обе армии долгое время стояли друг против друга у отдаленной железнодорожной станции Эль-Аламейн, занимаясь укреплением оборонительных позиций и материально-техническим обеспечением. Здесь и создавался потенциал для победы Монтгомери. Люфтваффе не могли обеспечить должную защиту Бенгази и Тобрука от бомбежек союзников, и грузы для войск стран Оси поступали в Триполи через Неаполь и Сицилию. Если в 1941 году им требовалось в среднем 4884 тонны моторного топлива в месяц, то в 1942 году потребности Африканского корпуса в горючем выросли до 5776 тонн в месяц: протяженность езды от Триполи до Эль-Аламейна в оба конца составляла две тысячи миль, а немецкие грузовики поглощали по литру бензина на каждые две мили[637]. Британские самолеты бомбили грузовики по всей единственной дороге, по которой можно было хоть как-то передвигаться, и Фридрих фон Меллентин с огорчением отмечал: «Запасы горючего почти закончились, а бронетанковая дивизия без бензина не многим лучше, чем груда металлолома»[638]. Один из дивизионных командиров Африканского корпуса, генерал Ганс Крамер, говорил: «Мы проиграли сражение под Эль-Аламейном еще до того, когда оно началось. У нас не оказалось бензина»[639].

Самолеты и подводные лодки, базировавшиеся на Мальте, постоянно крушили линии коммуникаций стран Оси, и на «непотопляемый авианосец» союзников теперь падало немецких бомб больше, чем где-либо еще. В апреле 1942 года остров был награжден крестом Георгия за мужество и стойкость, проявленные под почти непрекращающимися воздушными налетами. (В 1940—1947 годах вручено всего лишь сто шесть таких орденов. Еще один коллективный орденоносец — Королевские констебли Ольстера, 1999 год.) Проблему для острова создал чересчур религиозный губернатор Мальты генерал-лейтенант сэр Уильям Добби, запретив гарнизону работать по воскресеньям. Как считает военный историк Джон Киган, вследствие этого распоряжения два из немногих судов, прорвавших блокаду Оси, были потоплены противником вместе с грузом на стоянках (данный факт не упоминается в автобиографии губернатора «На действительной службе с Христом» («On Active Service with Christ»).

Линии обеспечения Роммеля протянулись более чем на тысячу миль, однако у Монтгомери они были еще протяженнее. Подкрепления и технику союзникам приходилось доставлять в основном морским путем вокруг мыса Доброй Надежды, подвергаясь нападениям немецких подводных лодок, или не менее опасным маршрутом по воздуху через Центральную Африку и долину Нила. В фильме «Победа в пустыне» коммуникации союзников названы самыми длинными в истории войн. В то же время благодаря близости нефти Среднего Востока наземные и воздушные силы Содружества в Египте за двенадцать месяцев после августа 1941 года смогли получить 342 000 тонн нефтепродуктов[641]. В тыловом обеспечении все-таки возникали и трудности — к примеру, для танков «шерман», «крусейдер», «фант» и «стюарт» требовались различные виды горючего. Еще в августе 1942 года Черчилль говорил о британской армии в Африке как о «воинстве побитых и унылых горемык». К октябрю свежие подкрепления и странный, но харизматичный командующий полностью изменили это представление.

Некоторые считают, что Роммелю не следовало ввязываться в сражение у Эль-Аламейна, находившегося всего лишь в шестидесяти милях от Александрии, а надо было отойти по линиям коммуникаций в Ливию, когда стало очевидным, что из-за вмешательства британской авиации и флота он будет значительно отставать от противника в материально-техническом обеспечении своих войск. Однако в июле заместитель Йодля генерал Варлимонт предупредил штаб Роммеля о необходимости любой ценой удержаться под Эль-Аламейном. Он объяснил, что Клейст планирует через Кавказ вторгнуться в Персию и Ирак и для этого исключительно важно, чтобы союзники были поглощены обороной Египта и не посылали войска в другие районы Среднего Востока[642]. Кроме того, победы в Египте домогался и сам Роммель. В Александрии располагался штаб командования Королевского Средиземноморского флота. Суэцкий канал открывал путь в Индию. Каир был крупнейшим городом Африки и центром Британской империи в этом регионе, а дельта Нила позволяла проникнуть в Иран, Ирак и остальные нефтеносные страны Среднего Востока. За три года вермахт, несмотря на нехватку людей, техники и топлива, добился столь поразительных успехов, что ему было нелегко отказаться от завоеваний.

Временное затишье после сражения при Алам-эль-Хальфе Бернард Монтгомери — а генерала, имевшего привычку экстравагантно одеваться и носить берет с кокардами, уже полюбили в армии и называли ласково Монти — использовал для учений. Из его штаба во все концы отправлялись приказы по тыловому и техническому обеспечению, физической подготовке, моральному состоянию войск, организованности и дисциплине. Многие подкрепления еще не бывали в боях в пустыне, и Монтгомери особое внимание обращал на эту часть обучения новоприбывших. Промедление вызывало недовольство Черчилля, требовавшего безотлагательных действий. Гарольд Александер пытался успокоить Даунинг-стрит, послав обещание отправить кодовое сообщение «Зип» сразу же, как только начнется решающее наступление[643]. То, что Александер выгораживал Монтгомери, наверняка раздражало премьер-министра, но поступал он совершенно правильно. Александер, любивший отплясывать чечетку на полковых представлениях, отличался особенным хладнокровием. В его штабной столовой, которую министр-резидент в Северо-Западной Африке Гарольд Макмиллан сравнивал с профессорской столовой Оксфорда, офицеры говорили не о войне, а о Велизарии[644], классической и готической архитектуре и о том, как лучше всего охотиться на фазанов[645].

В середине сентября Монтгомери предпринял две десантно-диверсионные операции против Тобрука («Агримент») и Бенгази («Бигами»). Операция «Агримент» сорвалась в самом начале в бою у дорожного заграждения: британцы потеряли 750 человек, мало толку было и от крейсера «Ковентри» и двух эскадренных миноносцев. Замысел операции «Бигами» казался заманчивым, но ее вряд ли стоило предпринимать. Группа дальнего действия уничтожила двадцать пять вражеских самолетов в Барсе, и в этом заключался весь реальный успех. Немцы ввели в район сосредоточения части второго эшелона, сковав первоклассные войска, необходимые для предстоящего главного сражения[646]. Тем временем Роммель приболел — желудок, печень, синусит, горло, высокое давление — и 23 сентября улетел в Германию в отпуск и на лечение, передав полномочия ветерану Восточного фронта, тучному и нездоровому генералу Георгу Штумме. Таким образом, Роммеля не было в Африке, когда в пятницу, 23 октября 1942 года, в 21.40 Монтгомери начал операцию «Лайтфут» — первую фазу второго сражения при Эль-Аламейне.