6

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

6

Поход на Киев в июле 1941 года следует считать одним из примеров сомнительных проектов Гитлера: вместо того чтобы сконцентрироваться на взятии Москвы, он нацелился на украинскую столицу. Советская 5-я армия отходила, но все еще была в состоянии угрожать северному флангу немецкого наступления в Украине. ОКВ приняло решение: после того как Красная Армия будет разбита под Смоленском, 2-я танковая группа Гудериана и 2-я армия из группы армий «Центр», прекратив наступление на Москву, развернутся и пойдут в южном направлении за Припятскими болотами. Они должны нанести поражение советской 5-й армии и взять Киев при взаимодействии с 1-й танковой группой Клейста, которая уже вела бои в этом регионе. Бок и Гудериан выступили против изменения первоначального плана, опасаясь — и вполне резонно, как стало ясно потом, — что будет утерян темп наступления на Москву, но Гитлер не внял их доводам. Франц Гальдер записал в дневнике 11 августа 1941 года:

«Становится все очевиднее, что мы недооценили русского колосса… В начале воины мы исходили из того, что у противника 200 дивизий. Теперь мы видим 360. Эти дивизии, конечно, вооружены и снаряжены не по нашим стандартам, и в тактическом плане они нам уступают. Но они есть, и если мы разобьем дюжину, то на их месте сразу появляется другая дюжина. На их стороне время, и они находятся ближе к своим ресурсам, тогда как мы удаляемся все дальше и дальше от наших ресурсов».

В действительности русские имели больше чем 360 дивизий. Некоторые историки насчитали 600.[352]

Командующий группой армий «Центр» Федор фон Бок рассказал в военных мемуарах о том, как появилось роковое решение Гитлера не направлять все усилия в августе и сентябре на захват Москвы. Впервые о намерениях фюрера стало известно от его главного армейского адъютанта Рудольфа Шмундта, прибывшего в ставку Бока в Ново-Борисове 28 июля, после того как Бок отобедал с генералом фон Клюге.

Он сообщил: главное для фюрера — захватить Ленинград и сырьевые ресурсы Донецкого бассейна. Москва его не интересует. Необходимо ликвидировать группировку противника в Гомеле, чтобы расчистить путь для дальнейших операций. Бок выразил недоумение: «Это расходится с директивой военного командования»[353]. На самом деле, в директиве № 21 задача была сформулирована не очень четко: в ней в равной мере приоритетными считались и «быстрый захват ценного в экономическом отношении Донецкого бассейна», и «стремительный выход к Москве».

Через неделю, 4 августа, в Ново-Борисов прибыл сам Гитлер и заявил, что главной задачей является овладение Крымом, иначе полуостров станет плацдармом, с которого советская авиация будет наносить удары по румынским нефтяным промыслам. Он поздравил Бока с «беспрецедентными успехами», но командующий сделал вывод: фюрер еще не пришел к окончательному решению по поводу дальнейших действий[354]. Хайнц Гудериан (2-я танковая группа) и Герман Гот (3-я танковая группа) объяснили, что после ускоренного продвижения необходимо некоторое время для отдыха экипажей и ремонта техники. Гитлер с ними согласился. Затем фюрер заговорил о «штурме на восток». Бок приветствовал ход мыслей вождя, пообещав, что «мы, без сомнения, одолеем русских». Похоже, в начале августа все еще не исключалась возможность массированного наступления на Москву. Оно замышлялось как величайшее Entscheidungsschlacht (решающее сражение), совсем по Клаузевицу.

Прусский военный теоретик начала XIX века Карл фон Клаузевиц считался гуру в германском верховном главнокомандовании, но вряд ли кто из генералов читал его труды. Клейст после войны говорил Лидделу Гарту: «Наше поколение пренебрегало поучениями Клаузевица. Его любили цитировать, но книг никто досконально не изучал. К нему относились как к военному философу, а не наставнику». По мнению Клейста, больше интереса вызывали теоретические работы Шлиффена (что касается Гитлера, то он был совершенно прав). Известное высказывание Клаузевица «война есть продолжение политики другими средствами» нацистские современники Клейста понимали по-своему: «мир есть продолжение войны»[355]. Естественно, никто не обратил внимания на пророческие предупреждения Клаузевица об опасностях вторжения в Россию, предупреждения человека, наблюдавшего из России позорное отступление Наполеона. В своем magnum opus «О войне», глава «Внутренняя связь явлений войны», Клаузевиц писал:

«При абсолютном облике войны… война является неделимым целым, части которого (отдельные успехи) имеют цену лишь в их отношении к этому целому. Завоевание Москвы и половины России (в 1812 году) представляло интерес для Бонапарта лишь в том случае, если бы оно привело его к намеченному им миру. Но оно являлось лишь частью его плана кампании, и недоставало еще другой — разгрома русской армии. Если представить себе осуществление этого разгрома плюс прочие успехи, то надо считать достижение этого мира обеспеченным, насколько вообще обеспечение возможно в вопросах этого рода. Выполнить эту вторую часть плана Бонапарту не удалось, ибо он упустил подходящий для разгрома момент; в конечном счете все успехи по первой части плана оказались не просто бесполезными, но и гибельными».

Это очень важное заявление Клаузевица, но в 1941 — 1942 годах генералы Гитлера, в том числе и Клейст, его либо не знали, либо игнорировали.

У Гитлера имелись серьезные сомнения по поводу приоритетности похода на Москву среди других еще более важных — для него — целей. «Современная война — это прежде всего война экономическая, — считал фюрер. — И потребности войны экономической должны быть приоритетными»[357]. Стремление завладеть зерном Украины, нефтью Кавказа, углем Донбасса и лишить этих ресурсов Сталина и вынудило его, совершая непростительную ошибку, направить силы на юг, к Киеву, а не на первоочередное завоевание Москвы. Сторонники Клаузевица в германском Генеральном штабе хотели нанести поражение главным силам противника и поскорее захватить Москву, однако возобладала стратегия Гитлера, основанная на его экономических предпочтениях. Рассредоточив свои силы для одновременного решения двух разнонаправленных задач, фюрер утратил все шансы на покорение советской столицы. Тогда он, конечно, этого и не предполагал, веря в то, что ему удастся добиться и того и другого до прихода зимы. Однако Москва, а не Киев, была административным, политическим, промышленным и транспортным центром страны, игравшим к тому же главную роль в поддержании морального духа нации.

21 августа Гитлер отправил Боку новую директиву:

«Предложения армии относительно продолжения операций… не совпадают с моими планами. Приказываю следующее… Первоочередной задачей, которую необходимо выполнить до наступления зимы, является не оккупация Москвы, а завоевание Крыма, промышленного и угольного Донецкого бассейна, блокирование поставок нефти для России с Кавказа, а на севере — окружение Ленинграда и соединение с финнами».

По мнению Гальдера, эта директива оказала решающее влияние на исход всей кампании. На следующий день, 22 августа, позвонили из ОКВ и передали детали операции: «Согласно указаниям фюрера, крупные компоненты 2-й армии и группы Гудериана должны повернуть на юг, с тем чтобы перехватить противника, отступающего на восток под ударами пограничных флангов групп армий "Юг" и "Центр", и облегчить переход через Днепр группы армий "Юг"». Бок незамедлительно позвонил Браухичу, выразив сомнения в разумности такого решения. Однако, похоже, он недостаточно ясно изложил свое мнение, поскольку в тот же день кто-то еще пытался переубедить Браухича, и тот сказал: «Бок вовсе не против операции». Бок звонил и Гальдеру, назвав новый план неудачным:

«Ставится под вопрос наступление на восток. Директива объявляет несущественным захват Москвы! Я готов повергнуть врага, который стоит передо мной! Разворот на юг имеет второстепенное значение — если даже это и масштабное предприятие. Оно погубит главную операцию, а именно ликвидацию русских вооруженных сил до наступления зимы».

В тот же вечер директива поступила к Боку в неизменном виде, и командующий сказал Гальдеру: «Мы плохо кончим»[359].

Гудериан полетел к Гитлеру, чтобы переговорить с ним лично. Его встретил Браухич со словами: «Все решено, ворчать поздно и бессмысленно». Гудериан тем не менее попытался объяснить фюреру «всю серьезность ситуации». Когда же Гитлер указал ему на то, насколько важна для исхода войны операция на юге, Гудериан, как вспоминаете неудовольствием Бок, отступил, заверив фюрера в «возможности оперативного выдвижения XXIV танкового корпуса и других бронетанковых сил». Можно понять возмущение Бока, хотевшего войти в историю генералом, взявшим Москву, однако лишенного не только такой заманчивой перспективы, но и вынужденного отдать значительную часть сил своей группы армий. 24 августа он писал об ОКВ: «Они, очевидно, ни при каких обстоятельствах не желают воспользоваться возможностью нанести решающее поражение русским до прихода зимы!»[360]. А попозже добавил: «Моя цель, о которой я все время мечтал — уничтожить главные силы противника, — загублена».

В оправдание Гитлера надо заметить, что ни Гальдер, ни Браухич, в принципе поддержавший Бока, не выступили со всей твердостью против отвлечения соединений Гудериана и кастрации ударной передовой силы группы армий «Центр» на решающем этапе войны. «В нашем узком кругу, — вспоминал Кейтель, — фюрер часто отпускал шуточки по адресу Гальдера и называл его "малышом"»[361]. А Бок утешался дневниковыми записями: «Не моя вина, если после всех успехов кампания на востоке перейдет в унылые оборонительные сражения»[362]. Бока уволили в декабре 1941 года, в марте 1942-го вернули и снова выгнали в июле. Он вместе с семьей погиб под бомбами за четыре дня до окончания войны в Европе.

Последующие события подтвердили, что Гитлеру следовало бы приказать группе армий «Центр» продолжить наступление на Москву в августе 1941 года. Так считали большинство старших офицеров вне ОКВ, да и в самом ОКВ, исключая Кейтеля и Йодля. «Гитлер принял самое сакраментальное решение в своей жизни, — писал один историк, — проигнорировав профессиональное мнение почти всех немецких генералов, имевших возможность его выразить»[363]. Совещательная система союзников, несмотря на то что дебаты поглощали много времени, была намного полезнее для выработки общей стратегии, чем диктаторские методы фюрера.

Смоленский «котел» был ликвидирован к 5 августа. А когда германская 2-я армия и 2-я танковая группа, повернув на юг, вышли за Киев и соединились с 1-й танковой группой, наступавшей на север из Кременчуга, они к 17 сентября у Гомеля уничтожили советские 5-ю и 37-ю армии общей численностью полмиллиона человек. Эта операция, создавшая предпосылки для завоевания Донецкого промышленного бассейна, считается «самой успешной на Восточном фронте за все годы войны»[364]. Впечатляющие победы блицкрига достигались при эффективной поддержке люфтваффе и на большой скорости по земле, еще не размякшей от дождей, хотя и обходились немалыми жертвами вследствие упорного сопротивления и стойкости русского солдата.

Падение Киева, сопровождавшееся пленением 665 000 советских солдат и офицеров (по немецким данным), позволило ОКВ вновь сконцентрировать усилия на завоевании Москвы. Гитлер рассчитывал на то, чтобы загнать Красную Армию и советское правительство за Урал и заставить Советский Союз выйти из войны. Люфтваффе тогда запрет русские войска в сибирской глухомани, откуда они смогут лишь вести ограниченные пограничные бои, а германский Рейх займет весь европейский материк. Британии придется согласиться на условия Гитлера, и рейх будет готовиться к исторической борьбе с Соединенными Штатами, к войне, которую Германия не может проиграть, поскольку, как фюрер неоднократно говорил в Бергхофе, эта страна насквозь прогнила вследствие засилья евреев и негров. Страшно подумать, но этот бред мог вполне реализоваться, если бы Москва действительно пала в октябре 1941 года: 16 октября из столицы должен был уйти личный поезд Сталина.

На Москву наступала чудовищная сила. С юга через Орел, Брянск и Тулу шла танковая группа Гудериана. Главный удар готовила группа армий «Центр»: 2-я армия выдвигалась через Калугу, а 4-я танковая группа Гёпнера направлялась через Юхнов из Рославля, 3-ю танковую группу Гота, которая следовала через Вязьму и Бородино (еще одно напоминание о Наполеоне). На севере 9-я армия пробивалась к Калинину. В общей сложности вермахт выставил сорок четыре пехотные дивизии, восемь моторизованных дивизий и четырнадцать танковых дивизий. Операция начиналась 30 сентября (для Гудериана) и 2 октября (для всех остальных)[365]. «Сегодня, — провозгласил Гитлер, — начинается последнее величайшее сражение года!» Вермахт, как всегда, стремился отрезать крупные контингента русских войск. К 7 октября Гот и Гёпнер окружили под Вязьмой в том числе и русскую 32-ю армию, а Гудериан и 2-я армия у Брянска взяли в клещи 3-ю армию. Обе попавшие в капкан армии были уничтожены, соответственно, 14 и 20 октября. Со временем русские научились отходить и не попадать в капканы, но они не могли отступать за Москву и сдать немцам город. Вместо этого к западу от столицы они создали три мощные оборонительные линии и изо всех сил пытались сдержать немцев и сбавить темпы истребления своих войск.