ГЛАВА XV. «Крыша». Коммерческая и разведывательная деятельность

ГЛАВА XV. «Крыша». Коммерческая и разведывательная деятельность

После того, как я уже окончательно стал резидентом советской военной разведки в Бельгии, все свои силы и возможности я направлял на создание не только новой, действительно работоспособной резидентуры, но и ее надежной «крыши». От Отто ни в том ни в другом случае я не мог ждать помощи, потому что, боясь провала в Бельгии, он буквально удрал во Францию (по тем же причинам вместе с Отто в Париж бежал Андре).

Кстати, после принятия мною от Отто в присутствии представителя «Центра» Большакова бельгийской резидентуры ни он, ни «Центр» не сочли нужным уведомить меня о том, что Отто остается нашим руководителем. Это было вполне логично после всего, что я докладывал Большакову в присутствии Отто и он не мог мне возразить. Только недавно, после моей реабилитации в 1991 г., стало известно, что якобы Отто по поручению «Центра» продолжал руководить мною, резидентом бельгийской резидентуры. Удивление и, больше того, возмущение этим заявлением вызвано еще и тем, что в период моей работы до декабря 1941 г. связь с «Центром» поддерживал непосредственно я. Все указания «Центра» в части работы бельгийской резидентуры шли только на мое имя, а направляемая мною информация и сообщения по организационным вопросам, а также о принятых мною вопросах шли тоже только за моей подписью, подписью Кента.

Я должен указать и на то, что с начала Великой Отечественной войны и опять-таки до конца 1941 года Отто из Франции поддерживал связь с «Центром» только по имеющейся у меня рации. Правда, в некоторых случаях, если память мне не изменяет, я, направляя эти шифровки, ставил свою подпись, но в тексте обязательно указывал, что этот материал направляется от имени Отто.

Если в самом начале моей разведывательной деятельности обнаружились некоторые недостатки полученной мною в «Центре» подготовки, то по мере моего врастания в новую жизнь я начинал чувствовать все с новой силой, как важно было в процессе обучения и подготовки легализации, создания вокруг меня легенды обращать значительно больше внимания на некоторые, казалось бы не имеющие значения, мелочи.

В самом начале я думал только о том, что мне надо было бы лучше знать мою «родину» в строгом соответствии с выданным мне «сапогом», знать детально мой «родной» город, а быть может, немалое значение имело бы создание какой-либо связи по почте с моими родными и друзьями. Ведь не мог же хороший сын, уехав надолго в Европу, ни разу не написать своим любимым родителям, не получить от них ни одного письма, а быть может, и денежного перевода. Если бы я попал под наблюдение полиции или других спецслужб в Бельгии, на это, несомненно, могло быть обращено достаточное внимание и даже вызвать нежелательное подозрение.

По мере врастания в бельгийское общество, состоящее из аристократов, представителей культуры и делового мира, я обнаруживал и ряд других более мелких, но не менее настораживающих пробелов в моей подготовке в «Центре».

Молодому человеку из богатой и хорошей семьи надо было знать элементарные правила поведения, хорошего тона. И на это в «Центре» не обращали внимания. Может быть, думали, что я достаточно подготовлен был моими родителями. Но и в этом случае перед направлением на работу за границу необходимо это проверить.

Приведу еще несколько примеров. Однажды мне необходимо было присутствовать на банкете. Стол был буквально загружен различными яствами. Почти за каждым креслом гостя стоял лакей. Он наливал в рюмки соответствующие тому или иному блюду вина, а в бокалы прохладительные напитки. Неожиданно перед каждым сидящим за столом была поставлена сделанная со вкусом мисочка, а вернее, полукруглый серебряный сосуд, внутри как бы позолоченный. В нем была вода, в которой находились кусочки лимона.

Признаюсь, я не знал тогда, для какой цели были разложены различные приборы, расставлены различные рюмки и бокалы, а тем более, для чего предназначался серебряный сосуд с водой и ломтиками лимона. И вот я принял решение: не надо торопиться. Я внимательно присматривался к тому, как и что они едят, что и когда пьют, то есть в данном случае я старался получить навыки поведения за столом в хорошем обществе.

Невольно вспомнилось мое поведение после того, как я случайно узнал от знакомой корреспондентки о том, как Хемниц, оказавшись на приеме, так же, как и я, не получив в «Центре» достаточной подготовки в этом отношении, увидел сосуд с водой и лимоном и решил утолить жажду. Взяв его обеими руками, он стал пить. Все собравшиеся за столом обратили на это внимание, и у некоторых вызвало улыбку. Потом Хемниц сам мне рассказывал, что когда он сделал первый глоток, то сразу же понял, что совершил ошибку... Вода была теплая, а это означало, что она не была предназначена для питья.

Я же, присутствуя на банкете, внимательно наблюдал за другими и, повторяя увиденное, вскоре узнал, что нам, гостям, подали спаржу. Едят ее с довольно жирным соусом. При этом направляют вилкой, находящейся в правой руке, а левой поддерживают и подталкивают саму спаржу ко рту. После того как с этим очень вкусным блюдом все расправились, в теплой воде, находящейся в серебряном сосуде, обмывают покрытые жиром пальцы рук, а лимонные кусочки служат для того, чтобы ускорить процесс удаления с пальцев жира.

Действительно, надо было все время быть начеку. Я должен был думать не только о своем поведении за столом в обществе, по и о том, в какой одежде в зависимости от общества и времени суток должен был появляться, как держаться в обществе дам различных возрастов. Сказанное далеко не полностью может осветить все то, что я должен был тщательно изучать.

Легко было себе представить, что волновало меня. Ведь еще совсем недавно я абсолютно ничего не знал ни о структуре коммерческих предприятий, ни об их деятельности, ни об обязанностях их владельцев, руководителей и отдельных работников.

Продолжая числиться студентом Брюссельского свободного университета, занятия в котором я стал посещать реже, большее внимание стал уделять учебе в институте, в который поступил по совету владельца «Селект скул».

Больше всего меня интересовало, учась в институте, существующее в Бельгии законодательство, имеющее прямое отношение к порядку создания, оформления и деятельности коммерческих фирм, порядку оформления договоров с различными фирмами и заказчиками, а также соглашений с организациями, финансирующими работу подобных фирм. Также я обращал внимание и на порядок оформления на работу отдельных работников и даже привлечения к работе по соглашениям отдельных коммерческих представителей. Мне казалось совершенно необходимым со всей тщательностью изучить принятую в Бельгии бухгалтерию, чтобы знать в дальнейшем, как ее использовать в интересах нашей резидентуры, когда понадобятся средства для ее работы.

Должен признаться, что занятия были очень интересными, в особенности потому, что для меня все это было совершенно ново. Преподавательский состав был весьма квалифицированным.

Этот институт мне пригодился не только как учебное заведение. Изучая бухгалтерию, я сблизился с преподавателем, ведущим этот курс, и, больше того, у нас установились вполне дружеские отношения. Это позволило мне после того, как я приступил к организации «крыши», и после официального признания нашего акционерного общества его использовать не только по совместительству на работе в должности главного бухгалтера, но и по многим вопросам как консультанта. Больше того, он в значительной степени помог мне расширить круг знакомств среди деловых людей.

Работа по созданию «крыши» продолжалась. Значительная роль в этой работе принадлежала Маргарет Барча. Блондинка не только передала мне некоторые оставленные отцом и братом деловые связи, но и оказала помощь в сборе необходимых средств, в подборе нужных мне людей и, конечно, в установлении крепких деловых отношений с немецкой интендантурой через фрейлейн Аман.

Определенную помощь мне оказывал и Шоколадный директор, с которым меня познакомил Андре. Он имел определенные навыки в коммерческих делах.

Легко попять мое моральное состояние не только в отношении Блондинки и Шоколадного директора, но и других людей, привлекаемых мною к разведывательной работе, но еще в большей степени к моей «коммерческой деятельности». Ведь большинство из них не имело никакого представления о том, что они связаны с разведчиком, а тем более с советской разведкой. Мог ли я без боли и волнения привлекать их к своей деятельности, не думая о том, что может их лично, их семьи ожидать в случае моего личного провала или провала всей резидентуры?

Поверьте мне, соглашаясь на работу в разведке, я понимал, что рискую, возможно, даже ставлю на карту свою жизнь. По ведь я делал это во имя моей Родины, моего народа. Я понимал, что в любом военном конфликте, в котором вынуждена будет принять участие наша армия, а тем более в случае войны и агрессии против Советского Союза каждый воин, каждый гражданин нашей страны будет рисковать своей жизнью. Я понимал, что мне предстоит сделать все для того, чтобы жертв было меньше, чтобы руководство нашей страны своевременно получало необходимую информацию, дабы предотвратить возможность войны или, по крайней мере, уменьшить количество жертв и потерь.

Вербуя разведчиков, связистов, привлекая различные источники, то есть людей для работы в резидентуре или для оказания ей помощи именно в разведывательной деятельности, а тем более вовлекая некоторых деловых людей в создаваемую мною «крышу», я был вынужден подвергать их семьи возможно очень серьезной опасности. В то же время большинство из этих людей не отдавало себе отчета в том, кто я такой и на кого фактически работаю. Поверьте мне, это было для мне нелегко на протяжении всей моей работы за рубежом. Жизнь, работа требовали этого, и никакого другого выхода для меня не было.

К великому сожалению, в моей работе как разведчика, так и коммерсанта мне никто не мог оказать помощи, кроме тех людей, которых я уже упоминал. Ведь Отто и Андре сбежали во Францию и в первое время даже боялись показываться в Бельгии. Кроме того, если у Андре были некоторые навыки в коммерческой деятельности, то у Отто они отсутствовали напрочь.

Наконец мы уточнили все вопросы, связанные с созданием «крыши», которую решили оформить как бельгийское акционерное общество. Нам надо было срочно подобрать необходимое количество акционеров. Мы понимали, что часть их сможет действительно приобрести акции за наличный расчет, а часть должна будет согласиться быть фиктивными членами акционерного общества, то есть за их согласие стать акционерами мы обязались в дальнейшем выплачивать им определенную сумму, а за их акции – внести необходимую сумму сами. В подборе акционеров и будущих сотрудников фирмы помощь мне оказала тоже Блондинка.

При организации «крыши» возникла еще одна трудность. Мы определили необходимую минимальную сумму, которая должна была составить основной капитал начинающего акционерного общества. А где же взять эти деньги? Часть мне удалось наскрести из тех, которые «Центр» пересылал на мой адрес и которые не были израсходованы, а часть пришлось взять в долг у моих «друзей» и у Блондинки. Я обязался вернуть взятые в долг деньги буквально через несколько дней, что и было мною сделано.

С помощью приглашенного из института, а вернее, нанятого мною юриста были подготовлены все необходимые документы для официального создания и регистрации акционерного общества. В его же присутствии состоялось первое заседание членов нашего акционерного общества, получившего наименование «Симекско», что означало «Общество импорта, экспорта и коммерции». В число акционеров помимо меня и Шоколадного директора вошли Тевенет, «швейцарец» и несколько бельгийцев.

На первом заседании акционерного общества было избрано правление. Председателем (президентом, как он официально числился) правления был избран я. При этом в уставе было обусловлено, что я являюсь не только президентом, но и директором-распорядителем, а Шоколадный директор – просто коммерческим директором.

Устав нового акционерного общества, протокол учредительного собрания с перечнем всех акционеров вскоре были опубликованы в одном из номеров бельгийского «Королевского вестника», продолжавшего существовать на правах единственно официального органа.

С этого момента я становился не просто студентом университета, то есть иностранцем с сомнительной легализацией, а вполне официально признанным деловым человеком. Для придания этому еще большего значения я немедленно заказал себе визитные карточки с указанием моего положения в фирме «Симекско».

Оставалось сделать еще один необходимый шаг в укреплении нашей фирмы. Надо было снять престижное помещение и подобрать штат. С помощью Тевенета недалеко от его магазина в центре города на улице Руайяль мы сняли хорошее помещение. Даже этот адрес придавал значительный авторитет и фирме, и мне, как её президенту и директору распорядителю.

Вскоре мы приобрели для фирмы автомашину с шофером. И тут пришлось усвоить еще одну «мелочь». Оказывается, уважающий себя авторитетный человек не должен, садясь в машину, занимать место рядом с шофером. Ему следует садиться только на одно из задних мест. При посадке в машину или при выходе из нее он не должен сам открывать дверцу. Шофер, сняв фуражку (а он был в синей гимнастерке, синих брюках и сапогах или крагах, на голове – синяя фуражка), должен был открыть дверцу, посадить хозяина в машину, а затем, обежав ее сзади, занять свое место. Когда же машина останавливалась в том месте, где хозяин должен был выйти из нее, то он продолжал спокойно в ней сидеть, пока шофер, обежав машину сзади, не добежит до дверцы, стоя, по существу, в положении «смирно», не снимет фуражку и не выпустит из открытой им дверцы своего уважаемого пассажира. И к этому я не был приучен, никто и никогда об этом мне, да и всем нам не говорил.

По утрам Шоколадный директор и я, явившись в контору фирмы, расходились по своим кабинетам и приступали к работе. Мы заслушивали доклады непосредственно каждому из нас подчиненных служащих, а также секретаршу, диктовали ей письма или ответы на полученную корреспонденцию. После этого начинали принимать посетителей.

Освободившись от всех упомянутых дел, Шоколадный директор заходил ко мне, в кабинет президента, и докладывал мне по всем необходимым вопросам. Как правило, все решения мы принимали вдвоем.

Всего этого, однако, было мало. Надо было приступать к настоящей коммерческой деятельности. Все чаще у меня возникал вопрос: с чего надо начинать, чтобы добиться положительных результатов?

Я пытался разобраться во всем, что произошло с провалившейся «крышей», созданной Отто. Во-первых, она никогда не была официально оформлена как самостоятельная, а являлась одним из подразделений фирмы «Король каучука»; во-вторых, существовавшая «крыша» имела право экспортировать изделия, выпускаемые основной фирмой, то есть плащи, накидки от дождя, резиновые сапоги и боты и т.п.; в третьих, мне никогда не приходилось ничего слышать ни от Отто, ни от Андре, ни от Жаспара о практической ее деятельности.

Новая официально зарегистрированная самостоятельная фирма, которую мы фактически создали, должна была заниматься такой деятельностью, которая помимо прикрытия резидентуры, то есть создания для нее надежной «крыши», и надежной легализации для самого резидента должна была давать достаточный доход для содержания всего состава бельгийской резидентуры, оказания материальной помощи другим резидентурам, а тем самым содействовала бы самой разведывательной деятельности. Надо было, кроме того, завоевать достаточный авторитет и доверие в деловом мире.

Мы не могли забывать и еще одно обстоятельство. Во главе акционерного общества стал, пускай даже «богатый», южноамериканец, по еще совсем молодой, сравнительно недавно появившийся в Бельгии и еще ничем не проявивший себя в коммерческой деятельности. Действительно, мне было тогда только около 27 лет. А мог ли я забывать о том, что у меня до этого не было никакого практического опыта в коммерческой деятельности? Все это затрудняло мою жизнь, и я подчас просто терялся в догадках, с чего надо начинать.

Посоветоваться с Отто или даже с Андре до создания нашего акционерного общества практически я не имел возможности, так как вначале не мог ездить во Францию, а они не могли приезжать в Бельгию. Однако даже и потом, уже после создания нашей фирмы в Бельгии и ее филиала в Париже, я чувствовал, что с Отто мне не следует особо советоваться. Чем же это объяснялось тогда и еще в большей степени находит подтверждение в настоящее время?

Мне всегда казалось, как впоследствии выяснилось вполне заслуженно, что он с определенным чувством зависти, иногда даже не скрываемым в достаточной степени, относился к тому, что малоопытный разведчик не только так быстро принят в общественных, даже аристократических и деловых кругах, но и сумел организовать твердую, официально оформленную «крышу», создание которой было подтверждено бельгийским «Королевским вестником». Итак, мне оставалось только одно – действовать на свой страх и риск, пользуясь возможностью советоваться только с Шоколадным директором в самой фирме и другими моими «друзьями», не имеющими к ней прямого отношения.

Мне кажется, что в подтверждение моего отрицательного мнения об Отто допустимо будет привести некоторые доказательства.

В своей книге «Большая игра» обнаглевший до предела Леопольд Треппер пытается приписать только себе заслуги создания «Симекско» и «Симекс». Все его домыслы начинаются уже с абсолютно вымышленной схемы «Красного оркестра» (конец 1941 г.), в которой ему хотелось бы в личных интересах, с целью самовосхваления, даже «Симекско» в Брюсселе и «Симекс» в Париже подчинить только себе. В схеме указано, что в «Симекско» основную роль с прямым подчинением Отто играли Жюль Жаспар и Назарен Драйи; Виктор Сукулов, он же Кент, он же Винсенте Сьерра, тоже подчиненный только Леопольду Трепперу, имел с «Симекско» в Брюсселе только связь.

Неужели Леопольд Треппер, составляя эту схему, не знал, что ко времени создания фирмы «Симекско» Жюль Жаспар уже не находился в Бельгии, а был в Марселе, во Франции. Зачем понадобилось в схеме указывать все фамилии правильно (Леопольд Треппер, Лео Гроссфогель, Гилель Кац, Жюль Жаспар, Василий и Анна Максимовичи, Михаил Макаров и др.) и только одну исказить в полном смысле этого слова. Леопольд Треппер, действительно узнавший мою фамилию только после своего прибытия в Москву в 1945 г., но знавший ее правильно и во время организованной в МГБ СССР его очной ставки со мной, вдруг счел необходимым меня представить как Виктора Сукулова. Однако этой схемы автору книги «Большая игра» показалось мало, и вот (с. 111–113), увлекшись своими вымыслами, он пишет (привожу дословно): «Гилель Кац сразу же начинает сотрудничать со мной. Верные своим привычкам, мы создаем коммерческие предприятия, призванные служить нам "крышей". 13 января 1941 г. рождаются "Симекско" в Брюсселе и "Симекс" в Париже...».

Леопольд Треппер сообщает о том, что «нам проникнуть в официальные немецкие инстанции» удается благодаря «Симекско» и «Симекс». Больше того, как он пишет, благодаря деловым связям с «организацией ТОДТ» были получены для руководящих работников «аусвайсы». Он описывает свое участие в пьянках, дающих возможность получить информацию. Имею полные основания утверждать, что, употребляя слова «мы», «нам», Леопольд Треппер приписывает себе участие во многих эпизодах жизни наших «крыш», к которым он не имел абсолютно никакого отношения.

Читая его книгу «Большая игра», выпущенную в переводе в «Издательстве политической литературы» в 1990 г., несмотря на направленные мною предупреждения о вымыслах в этой книге, самовосхваление Леопольда Треппера, полное искажение исторической правды, попытка сделать из себя героя меня не удивили, к этому я привык по совместной работе с ним.

После официального оформления нашего акционерного общества «Симекско» мы вскоре погасили взятые в кредит суммы, которые нам были необходимы для доказательства фактического наличного капитала, предусмотренного законодательством. Средств в фирме оставалось мало. Надо было улучшить ее коммерческую деятельность.

Вскоре я смог доложить «Центру», что благодаря Блондинке у нас начали налаживаться деловые связи с фирмой Беранека в Праге и с фирмой Людвига Махера в Мюнхене, занимавшейся военным строительством на оккупированных немецкими войсками территориях, а также рядом других фирм в Германии. Самое главное, чем мы были обязаны Блондинке, это то, что я получил не просто доступ в немецкую интендантуру, а для некоторых ее руководящих работников я даже стал доверенным лицом.

Помимо того что «Симекско» являлось официальным подрядчиком немецкой интендантуры, ее президент, то есть я, получил ряд привилегий. Весьма важным было получение «почетных» удостоверений и пропусков, дающих мне право совершать беспрепятственные поездки на моей служебной или лично мне принадлежащей машине по оккупированным районам Франции, а также по оккупированным Нидерландам и Люксембургу. В самой Бельгии, как я уже говорил, у меня тоже были не только пропуска на круглосуточное передвижение по Брюсселю, но и пропуск на автомашину со специальным письмом, требующим от всех служб оказывать хозяину во всем содействие и помощь. Больше того, если, как правило, все бельгийцы – владельцы частных автомашин получали горючего очень мало, в количестве, достаточном буквально только для того, чтобы вывести автомашину из гаража и ввести ее обратно в гараж, то я получал горючего столько, сколько мне было нужно.

Возник еще один очень серьезный вопрос. Вскоре я убедился в том, что немецкие официальные лица делают все далеко не безвозмездно. Им хотелось и для себя получить определенную пользу. Некоторые даже совершенно в открытую хотели получить за свое содействие в организации фирмы определенный «гонорар» в бельгийских франках. Это им нужно было, в первую очередь, для покупки различных товаров для своих семей. Почти все хотели «хорошо провести время». Надо было организовывать их приемы не только в ресторанах, но и у себя дома, угощать и, если так можно выразиться, даже спаивать.

Занимаемая мною квартира была недостаточно респектабельной для президента, завоевавшего себе и акционерному обществу солидную репутацию. К этому времени я уже освоил и эту жизненную особенность. В обществе принято проживать в квартире, которая соответствовала бы служебному или деловому положению квартиросъемщика или владельца. Предположим, работник, получив повышение по должности, став заведующим отделом или директором предприятия, фирмы, обязательно тут же менял свою квартиру. Я понял, что мне, президенту, надо тоже поменять место своего проживания.

Мои «друзья» порекомендовали виллу. Точно я уже не помню ее адреса. Правда, из книги Жиля Перро узнал, что, беседуя с ним, Маргарет Барча назвала адрес виллы – авеню Следер.

Я поехал посмотреть на нее. Вместе со мной поехал Тевене. Вот что мы увидели. Перед виллой был небольшой палисадник с красивыми цветами. На первом этаже снаружи была входная парадная дверь и ворота в гараж. Слева от входа размещался рабочий кабинет с письменным столом и встроенными в стену книжными шкафами. Был камин, перед которым стояли два кресла. Напротив кабинета была дверь, которая вела в гараж. Из гаража можно было через дверь попасть в небольшую квартиру для обслуживающего персонала и в подвальное помещение, где размещалась котельная, отапливающая виллу с помощью парового отопления и подогревающая горячую воду для ванных комнат, умывальника и кухни. Слева от гаража было небольшое подсобное помещение, из которого был выход в сад. Над ним на втором этаже размещалась по всей длине виллы веранда с широким спуском в сад. Около выхода в сад находилось помещение, в которое завозился необходимый запас угля. Подача угля в топку котельной была автоматизирована. Рядом с этим помещением была лесенка, ведущая в кухню, расположенную на втором этаже.

Сад был довольно большой, с цветами и фруктовым кустами, в том числе и с грушами. До этого я не знал еще, что бывают деревья небольшой высоты, а вернее, своеобразные кусты, ветки которых натянуты на провода вдоль дорожек сада. Сад заканчивался сетчатой перегородкой, отгораживающей птичник, где можно было держать кур.

На втором этаже виллы помещалась гостиная с широкой, во всю стену, стеклянной дверью и окном, выходящими на террасу. К гостиной, как бы составляя букву «г», примыкала парадная столовая. Оба помещения были довольно большой площади, очень уютные, с хорошей мебелью. В гостиной полы были покрыты красивыми коврами.

Когда я снял виллу, ее хозяин, которому я был рекомендован моими «друзьями»-бельгийцами, сделал красивый ход или, точнее, красивый жест. Он показал мне в одном из отделений шкафа, размещенного у спальни, хорошо оборудованный тайник и сказал, что в этом довольно обширном тайнике я могу хранить деньги, различные драгоценности, дорогие вещи, подчеркнув, что он более надежен, чем обычный сейф. Естественно, этим тайником я пользовался совершенно для других целей, уже как резидент разведки.

Размещение виллы было очень удобным, что тоже понравилось. Она находилась несколько обособленно, и я мог легко следить, нет ли за ней нелегальной слежки.

Когда я снял виллу, у меня возник серьезный, повторяю, очень серьезный вопрос: как поступить с Блондинкой, которая продолжала успешно исполнять роль «хозяйки моего дома»? Многие считали ее моей женой, в то время как у нас близких отношений еще не было, она продолжала быть верной памяти покойного мужа, а я стремился соблюдать советы «Центра» и не обзаводиться любовницами из хороших семей.

В очень осторожной форме я предложил ей вместе с Рене, который в дни отдыха и каникул возвращался из пансионата домой, а также с ее горничной переехать ко мне. Мы посетили вместе с ней снятую виллу. Она ей тоже очень понравилась. Мое предложение разместиться в спальне на третьем этаже, в которой на имеющихся там двух кроватях они могли бы спать с Рене, она отвергла. При этом ее объяснения были весьма обоснованными. Она пожелала разместиться на четвергом этаже, где рядом с ее комнатой будет жить горничная, а с другой стороны, бывая дома, будет спать Рене. Видимо, во всяком случае, мне так казалось в то время, Маргарет Барча решила оставаться вдовой, и только, а для этого она хотела воспользоваться свидетельствами горничной. Кстати, опережая события, хочу указать, что именно на четвертом этаже находилась комната, в которой в дальнейшем постоянно останавливался Отто при его посещениях Бельгии.

Решение было принято. Я разместился на третьем этаже, а Маргарет на четвертом.

Вскоре после создания в Бельгии акционерного общества «Симекско» в Париже был организован его филиал – «Симекс».

Директором филиала Андре был подобран француз, коммерсант, получивший псевдоним Хозяйственник, Альфред Корбен. По моему глубокому убеждению, базирующемуся на наших с ним встречах и даже поездке в Лейпциг на международную выставку, Альфред Корбен не имел никакого представления о действительном назначении нашей «крыши». Безусловно, он не мог также предполагать, что я или Андре и Отто являемся советскими разведчиками.

Альфред Корбен кроме занимаемой должности в «Симексе» имел еще свое частное предприятие по изготовлению комбикорма для кур и гусей. Очень часто он в беседе со мной жаловался на большие трудности в работе этого предприятия.

Андре и в особенности Отто в основном действовали в качестве коммерсантов, связанных соглашениями с «Симекс».

По опыту «Симекско» для повышения авторитета «Симекс» было принято решение снять помещение для конторы на Елисейских полях в доме, где на первом этаже находился знаменитый бар-ресторан «Лидо», работающий и в ночное время. Об этом ресторане более подробно я расскажу позже.

«Симекс», ссылаясь на тесные связи своего основного предприятия «Симекско» с немецкой интендантурой и организацией ТОДТ в Брюсселе, вскоре установил тесный контакт с парижским филиалом, а вернее, с отделением организации ТОДТ (организация, занимавшаяся строительными и фортификационными работами в самой Германии и на территориях всех завоеванных ею стран; названа в честь немецкого генерала и инженера, одно время занимавшего пост министра вооружения, Фрица Тодта). Это позволило не только получить хорошие заказы, но и по опыту брюссельской организации пользоваться рядом льгот, в том числе и правом получения постоянного пропуска для беспрепятственного проезда из Франции в Бельгию. Этот пропуск был выписан на имя коммивояжера Жильбера, то есть Отто.

Наличие у Отто постоянного пропуска позволяло ему совершать довольно частые поездки из Парижа в Брюссель, так как, повторяю, продолжительное время он поддерживал связь с «Центром», а после начала Великой Отечественной войны в особенности только через имевшуюся в моем распоряжении рацию. Это обусловливало то, что он направлял свои донесения, зашифрованные мною, только из Брюсселя и получал оттуда для себя указания, расшифрованные тоже мною. Еще раз хочу подчеркнуть, что во всех случаях Отто в целях своей безопасности всегда останавливался у меня на квартире, а затем на вилле.

Я, как президент акционерного общества, развел «бурную» деятельность. В этом мне очень помогали полученные в процессе учебы в институте знания. Через де Буа и других моих «друзей», в том числе и Тевене, у меня постоянно была возможность размещать получаемые от интендантуры и фирмы Людвига Махера заказы в различных промышленных и деловых кругах Бельгии.

В моей «светской» жизни возникала еще одна сложность, о которой я частично уже упоминал. Я был одиноким, богатым, занимающим видное место в обществе молодым человеком, и мне надо было часто устраивать приемы на довольно высоком уровне. Для этого требовалась «хозяйка». Повторяю, о женитьбе или серьезной любовной связи с какой-либо женщиной, принадлежащей к хорошему обществу, не могло быть и речи. Я считал, что эта связь с моей стороны была бы предельно непорядочной. В этом отношении я нашел действительных помощниц. Блондинка еще на снимаемой ранее квартире часто выступала в качестве «хозяйки» на приемах. С переездом на виллу это положение укрепилось еще в большей мере. Второй помощницей и «хозяйкой» во многих случаях стала фрейлейн Аман.

Две «хозяйки» были необходимы, особенно во время больших приемов, где присутствовали руководящие работники немецкой интендантуры и организации ТОДТ, а также и фирмы Людвига Махера.

Конечно, все гости знали, что фрейлейн Аман, штатная сотрудница немецкой интендантуры, родственница Маргарет Барча, мне просто помогает, вернее, помогает нам с Маргарет. Что же могли думать в отношении Маргарет? Трудно, конечно, точно сказать. Многие от фрейлейн Аман знали, что она вдова недавно скончавшегося венгра господина Эрнеста Барча, что у нее есть сын. Думали ли наши гости, что она моя любовница? Могу полагать, что нет. Все видели даже на приемах, что мои отношения с Маргарет были чисто светскими. Многие знали, что я являюсь продолжателем коммерческой деятельности ее отца и покойного мужа, что по просьбе отца я опекаю ее и ее сына, что отвечало действительности. Знали, однако, что она в ряде вопросов помогает мне и в моей коммерческой деятельности. Еще раз хочу повторить, что Маргарет дей ствительно была благонравной женщиной и, видимо, память о муже исключала связи с кем-либо. Именно это меня очень устраивало!

Даже в то время, когда мы часто встречались с Блондинкой, проживая в одном доме, но в разных квартирах, а тем более, после нашего переезда на виллу, по её приглашению и по своим делам в Брюссель приезжал из Праги племянник владельца фирмы Беранек, совладелец этой фирмы Урбан. Для него я всегда бронировал номер в гостинице. У меня, а вернее, у нас он бывал часто во время своих посещений Бельгии, являясь нашим близким другом. У нас наладились и все расширялись деловые отношения. Больше того, вскоре получил даже специальное приглашение посетить их фирму в Праге. Я не мог тогда предполагать, что наступит день, когда я смогу воспользоваться этим приглашением, и оно тоже мне поможет принять меры к выполнению задания «Центра».

Как-то Урбан мне сказал, что у меня очень красивая и во всех отношениях привлекательная и симпатичная жена. Я тут же, не задумываясь, ответил: «Видите ли, мне, молодому человеку, действительно было бы очень приятно иметь такую жену. Однако вы должны понять и то, что я был в дружеских отношениях с ее покойным мужем и для меня было бы просто позором, если бы я стал одной из причин того, что молодая вдова так быстро сумела забыть недавно ушедшего из жизни хорошего мужа. Я вам уже говорил, что по просьбе родителей Маргарет, я просто забочусь об их дочери и внуке».

Я не всегда мог понять Урбана, когда он вдавался в различные детали, касающиеся любви мужей к женам, их верности, а также и любви и верности жен мужьям. Это я смог осознать значительно позже, в дни моего пребывания в 1941 году в Праге. Если событиям тех дней я еще уделю в моих воспоминаниях достаточное внимание, то сейчас мне хочется внести ясность именно в этот удививший меня вопрос.

Во время моего пребывания в протекторате, «бывшей» Чехословакии, я был приглашен в дом, в котором жил Урбан со своими родителями. Встречали меня очень дружески. Угощали разными национальными блюдами. Порой угощение вызывало у меня некоторое удивление. Видимо стремясь ответить на оказанное их сыну у нас в Брюсселе гостеприимство, родители Урбана помимо нива собственного приготовления, кстати очень вкусного, на стол поставили пару бутылок красного вина. Это сладкое вино предлагалось к селедке хорошего посола и другим острым блюдам, что в мое понятие «президента» никак не укладывался принятый ритуал. Конечно, я не показал и виду, что подобное сочетание меня поразило.

Мы сидели еще недолго за столом, буквально успели только закусить селедкой первый выпитый бокал вина, вкусить редкую в те годы копченую, тоже очень вкусную колбасу. Совершенно неожиданно я заметил, что Урбан обменялся какими-то таинственными взглядами со своими родителями. Они меня почти не знали, если не считать, видимо, того, что им рассказывал обо мне и о Маргарет их сын, и того, что они могли освоить из той непродолжительной беседы, которая состоялась у нас при нашем знакомстве, перед тем как мы сели за стол.

Переглянувшись с отцом и матерью, Урбан вдруг вышел из-за стола и удалился, ничего не сказав. Через несколько минут вернулся с очень красивой молодой женщиной, вполне опрятно одетой. Несколько минут спустя все стало ясно.

В протекторате, вернее, в Чехословакии, оккупированной в то время немцами, как и в самой Германии, широко практиковалось гонение на евреев. Жена же Урбана, оказывается, была еврейкой. Ее очень любил не только муж, но и его родители. Поэтому с большим риском для себя они прятали молодую женщину в подвале дома, где специально для нее оборудовали приемлемое убежище. Естественно, никто, даже близкие соседи и знакомые, не должен был ничего об этом знать.

Признаюсь, было очень приятно, что мне оказали такое доверие и я не только познакомился с женой Урбана, но и узнал подробности о ней, скрываемые от других.

Тогда я мог только предполагать, что это доверие было вызвано не только теплым приемом, оказанным мною Урбану в Брюсселе, но и равной выгодой для обеих сторон наших деловых отношений и уже установившихся контактов. Я не мог исключать и возможности, что проявленному доверию способствовало и то, что глава фирмы Беранек, видимо, хорошо знал отца и мать Маргарет, знал, что они евреи, вынужденные покинуть Чехословакию. Это давало ему основание предполагать, что, после того как ее родители сочли необходимым покинуть Бельгию, а затем и Европу, я помогаю их дочери и внуку уклоняться от преследования со стороны оккупантов.

В месяцы, последовавшие за оккупацией Бельгии фашистскими войсками и предшествовавшие началу фашистской агрессии против Советского Союза, возможность которой нами ни на минуту не исключалась, все должно было быть направлено не только на развертывание коммерческих и деловых отношений с заказчиками и поставщиками, но и по возможности на использование таковых как можно шире в разведывательных целях.

Этому лично у меня должно было служить «сближение» с немцами, в первую очередь с офицерами интендантуры, и их доверие ко мне. Причем этому должны были служить не только выплачиваемые в разных размерах «гонорары» или вручаемые подарки, но и устраиваемые все чаще у меня на вилле приемы с обильной выпивкой.

Мне бы хотелось и в данном случае остановиться на некоторых, весьма, с моей точки зрения, курьезных, фактах.

Один из них сводится к вопросу приобретения мною собаки, которую у нас принято называть немецкой овчаркой. В Бельгии особенно ценились овчарки из бельгийского города Малина. Не знаю от кого, Блондинка узнала адрес одного из самых лучших в Бельгии собаководств. В этом собаководстве, как и в других, не только выращивали собак для продажи, но предварительно умело и тщательно дрессировали.

Мне казалось, что, живя на отдельно стоящей вилле, целесообразно приобрести хорошую собаку, своевременная дрессировка которой могла обеспечить не только охрану виллы, но и исключить приближение к ней посторонних людей. Ставя перед собой целью приобретение собаки, мы поехали с Маргарет по указанному адресу. Сославшись на одну из своих знакомых, давших ей адрес питомника, Блондинка сказала его хозяину, что мы хотим купить по его совету и выбору хорошую овчарку, гарантирующую охрану виллы, в которой мы живем. К этому времени кроме нас и горничной жил еще и шофер служебной автомашины, с женой в отведенном им мною жилом помещении рядом с гаражом.

Хозяин очень любезно провел нас по всему питомнику, показывая различных собак. Нас сопровождали служащие, в том числе и дрессировщик.

Демонстрируемые нам собаки бегали по своим клеткам, вернее, загонам, лаяли, но быстро успокаивались, когда хозяин или его помощник, сопровождавшие нас или встречаемые нами на всем пути нашей прогулки по питомнику, называли этих собак по именам.

Хозяин остановил нас у загона, в котором была очень красивая овчарка, и порекомендовал купить именно ее. Прислушавшись к его совету, несмотря на запрошенную значительную сумму, я решил остановить свой выбор именно на этой собаке.

Владелец питомника порекомендовал везти собаку с надетым намордником, придерживая её за поводок. Намордник, по его словам, можно будет снять только после того, как перед собакой будет поставлена в одной из комнат виллы миска с отваренной картошкой и пахнущим мясом.

Узнав примерное описание виллы, хозяин питомника рекомендовал отвести постоянное место для собаки у входной двери в виллу. Однако он не исключал возможности ее свободной прогулки по всей вилле. На мой вопрос, могу ли я, вернее, мы с «женой» доверить прогулку с собакой моему шоферу, он посоветовал, чтобы шофер присутствовал, по крайней мере первое время, при кормежке собаки, а потом, когда она привыкнет ко всем живущим на вилле и к нему, они могут уже и кормить её, и выгуливать каждый в отдельности.

Я строго придерживался советов хозяина питомника, и действительно скоро Джек, так звали собаку, вполне привык ко всем нам, включая шофера и его жену и даже приходящую уборщицу, которая в то же время являлась очень хорошей поварихой.

Что меня удивило в поведении собаки, на чем я хочу именно остановиться? Когда бы на вилле ни появлялась фрейлейн Аман, Джек, радостный, бросался к ней, визжал от удовольствия, когда она его поглаживала и прижималась к нему.

Джек почти не реагировал на наших друзей, но только не немцев. По совершенно непонятным причинам при входе к нам немецких офицеров или даже штатских немецких деловых людей Джек приходил в ярость и готов был прыгать, бросаться на них. При ожидаемом посещении виллы немцами приходилось заранее его запирать в одной из комнат самого верхнего этажа.

Еще что удивительно. Вскоре после нашего переезда на виллу и приобретения Джека я решил обеспечить затемнение всех окон, нельзя было забывать, что идет ожесточенная война с воздушными бомбардировками, которые могли с каждым днем дать о себе знать еще в большей степени, чем в период «странной войны». В этих целях я заказал на все окна и остекленные двери светомаскировочные занавески из черной плотной ткани. Драпировщик, предварительно замерив все окна и двери, изготовил их у себя в мастерской. После этого он пришел, чтобы их на специальных устройствах подвесить. Джек его повсюду сопровождал. Драпировщик приступил к работе. Время шло, и вдруг я услышал короткий лай собаки, а затем громкий крик драпировщика. Я побежал в ту комнату, откуда слышался крик. Передо мной стоял совершенно растерявшийся драпировщик, в руках он держат сложенные занавески, а Джек его крепко держал своими клыками за ногу. С моим приходом Джек немедленно отпустил свою «жертву», но продолжат еще рычать, хотя и негромко, устремив свой взгляд на драпировщика. Оказывается, собака была совершенно спокойной, когда шла работа, зато, когда драпировщик хотел вынести из одной комнаты свернутые занавески, по ошибке внесенные туда, и заменить их другими, Джек воспринял это как нарушение.

Этот факт мне придал уверенности, что нахождение в вечернее и ночное время Джека у входной двери рядом с моим кабинетом обеспечивает безопасность не только помещения, но и всего находящегося в кабинете.

Мы часто смеялись над полюбившейся не только нам, но и многим нашим «друзьям» собакой. Мы старались не хранить в тайне поведение, а, наоборот, широко рекламировать. Нам представлялось это очень полезным.

Интересно отметить, что Джек очень дружелюбно относился к Отто, когда тот бывал у нас.

Итак, уже не в первый раз я отвлекся от основной темы – моей коммерческой и разведывательной деятельности. Да, выпитые вина, хорошие закуски, веселые и непринужденные беседы, иногда даже танцы (были случаи, когда некоторые немцы приводили и своих «подруг») сближали меня, уругвайца Винсенте Сьерра, с теми, кто мог быть весьма полезным.

Мне хочется подтвердить это, сославшись на книгу Жиля Перро «Красная капелла». Сам автор признал в полученном мною от него письме, она не была предназначена для моего «восхваления». Тем не менее, встретившись с абверовцем Францем Фортнером, он услышал от него оценку, данную нашей фирме «Симекско». Перед тем как привести дословно цитату из этой книги, хочу сразу уточнить один весьма важный факт. Жиль Перро утверждает, что Франц Фортнер попросил называть его вымышленной фамилией в своих публикациях. В то же время Леопольд Треппер счел возможным в своей книге «Большая игра» привести фамилию этого абверовца, по которой он был нам известен во время его работы с «зондеркомандой» «Красная капелла». Так, описывая свой арест гестапо, Л. Треппер прямо и довольно подробно пишет о том, что его арестовывали Геринг, гестаповец, начальник «зондеркомапды» и абверовец капитан Пипе (с. 159–163).

Теперь приведу несколько выдержек из книги Жиля Перро, из его бесед с Францем Фортнером: «В Брюсселе, так же как и в других местах, этим фирмам были предоставлены всевозможные льготы. Они могли связываться по телеграфу со всей Европой; руководство получало необходимые для передвижения "аусвайсы". По сути дела, они работали так, будто военного положения не существует...» (с. 106).

Далее Фортнер переходит непосредственно к собираемой им информации о фирме «Симекско».

«..."Симекско", директором которой был латиноамериканский бизнесмен? "Симекско" являлась одной из крупнейших компаний Брюсселя: она заключала крупные торговые сделки с вермахтом, и ее руководство без конца разъезжало. Меня насторожило необычайное количество телеграмм, которыми фирма обменивалась с Берлином, Прагой, Парижем и т.д. Я рассказал об этом начальнику службы абвера, контролирующей телеграфно-телефонную связь. Он отреагировал абсолютно спокойно. "Симекско" – одна из солидных фирм, и нет никаких оснований лишать ее привилегий» (с. 106–107).

На этом, возможно, даже не желая того, Жиль Перро продолжает свой рассказ о деятельности абверовца, приводя слова Франца Фортнера: «Я решил повидать начальника интендантской службы Брюсселя, под наблюдением которого осуществлялись все торговые сделки с вермахтом. Когда я спросил его мнение о фирме "Симекско", он воскликнул: "О! Очень достойные деловые люди! Если бы все были такими... Они работают безупречно и к тому же очень хорошо к нам относятся. Из всех здешних дельцов только с ними у нас по-настоящему налажен личный контакт. Очень часто они приглашают нас на обеды и приемы и, должен сказать, принимают по-королевски..."»

Франц Фортнер, продолжая свой разговор с Жилем Перро, добавляет: «Меня же эти личные контакты скорее насторожили. Пировать со своими клиентами у сотрудников интендантской службы было не принято, такое не допускалось. Фирме "Симекско" определенно пришлось приложить немало усилий, чтобы приучить их к этим вольностям. Но с какой целью?» (с. 107).

Мне кажется, что приведенные утверждения Франца Фортнера вполне достаточны не только для подтверждения того, что я сам излагал в своих воспоминаниях, но и могут служить обоснованием моих подозрений в лживости Л. Треипера, во многих случаях его самовосхваления, в том числе и в указанной в книге схеме «Красного оркестра».