Инициаторы и «застрельщики» работ

Инициаторы и «застрельщики» работ

Сегодня вряд ли возможно установить имена тех, кто был подлинным инициатором возобновления советских ядерных исследований. Слишком много объявилось претендентов на роль «застрельщика» этого дела.

Обратимся к воспоминаниям людей, которые оказались современниками тех давних событий.

Начнём со Степана Афанасьевича Балезина. Он окончил институт имени Герцена в Ленинграде, затем, проучившись два года в Институте красной профессуры, стал аспирантом, ассистентом и преподавателем Физико-химического института. Война застала 38-летнего Балезина в должности начальника отдела Комитета по делам высшей школы при Совнаркоме СССР. Впоследствии он рассказывал:

«В первые дни Великой Отечественной войны группа учёных-химиков обратилась с письмом к председателю Государственного комитета обороны (ГКО) тов. И.В. Сталину с письмом, в котором они предложили организовать работу учёных для нужд обороны страны…

На другой день авторов письма принял заместитель председателя Совнаркома СССР В.М. Молотов. На это совещание был приглашён и председатель Комитета по делам высшей школы при СНК СССР С.В. Кафтанов…

Для проведения этой работы было решено создать при ГКО Научно-технический совет, во главе которого поставить члена правительства в качестве уполномоченного Государственного комитета обороны. Уполномоченным был назначен С.В. Кафтанов».

Вернёмся к воспоминаниям Балезина:

«22 июля 1941 года С.В. Кафтанов вызвал меня, показал своё назначение за личной подписью тов. И.В. Сталина и в свою очередь назначил меня старшим помощником уполномоченного Государственного Комитета обороны. Он предложил мне привлечь к этой работе 5–7 человек квалифицированных специалистов в области химии и физики, а также подготовить проект состава Научно-технического совета при уполномоченном ГКО».

Промчались десять месяцев войны.

Небольшая группа специалистов при уполномоченном ГКО упорно трудилась, выполняя различные оборонные заказы. И тут произошло событие, показавшееся сначала самым обычным, рядовым. Вот как описал его Степан Балезин:

«Непосредственно с нами работал полковник И.Г.Стариков, заместитель начальника Украинского штамба партизанского движения. В апреле 1942 года он доставил нам записную книжку немецкого офицера, из которой мы узнали, что немцы ведут интенсивные работы по использованию в военных целях атомной энергии».

Кстати, много лет спустя выяснилось, что немцы, оккупировав Харьков, очень быстро поставили во главе УФТИ своего директора. Им стал приехавший из Германии Фридрих Хоутерманс. Ему было поручено наладить работу института. Хоутерманс, встречавший в коридорах физтеха бывших своих сослуживцев, многим по старой памяти помог в их бытовых делах. Но ничего существенного для арийского Атомного проекта сделать не удалось — в войне очень скоро произошёл перелом, и Красная армия освободила город.

Но вернёмся к записям немецкого офицера.

Переведённые на русский язык, они были направлены Балезиным «известному специалисту по атомному ядру академику Лейпунскому и специалисту по взрывам генералу Покровскому». Оба рецензента дали «резко отрицательный отзыв о возможности организации этих работ». Особенно убедительным был ответ Александра Лейпунского:

«Учёный-физик писал, что возможности использования атомной энергии вряд ли могут быть реализованы в течение ближайших 15–20 лет. Поэтому, когда страна испытывает величайшие трудности в борьбе с оккупантами, вряд ли целесообразно затрачивать средства, а их потребуется очень много, для целей, которые могут дать результаты не раньше, чем через 15–20 лет. Вследствие чего вести работы по использованию атомной энергии в настоящее время нецелесообразно».

Несмотря на столь однозначно отрицательные отзывы, Балезин всё же написал специальную записку «о необходимости немедленно начать эти работы» и передал её своему шефу.

Кафтанов поспешил показать подготовленный документ вождю.

«Сталин спросил его:

— Во сколько это обойдётся, если мы начнём эти работы?

— Мы прикидывали, — ответил Кафтанов, — возможно, миллионов 20.

— Этим можно рискнуть, — ответил Сталин».

Такой предстаёт та давняя история в воспоминаниях Степана Балезина. Получается, что Атомный проект страны Советов начался с его, балезинской, записки, которую Кафтанов показал председателю ГКО:

«… буквально в течение двух дней мы получили ответ из ГКО о том, чтобы уполномоченный ГКО немедленно организовал работы по использованию атомной энергии».

Стало быть, выходит, что человек, с которого всё началось и есть Степан Балезин.

Но так ли это?

Ведь Сталин, как известно, никогда не принимал окончательного решения по важным государственным делам на основании одного случайного разговора или прочтения одной единственной записки.

У председателя ГКО было множество других источников информации, в том числе и по урановой теме.

Сталин наверняка обсуждал этот вопрос с Лаврентием Павловичем Берией.

Интересовался мнением главы армейской разведки Алексея Павловича Панфилова.

Расспрашивал и Ивана Ивановича Ильичёва, который в августе 1942 года сменил Панфилова на посту начальника ГРУ Генштаба Красной армии.

Но ни Берия, ни Панфилов, ни Ильичёв мемуаров не оставили. А свято место, как известно, пусто не бывает. Вот и появились многочисленные «инициаторы» и «застрельщики» советского Атомного проекта. Среди них — уже известный нам Г.Н. Флёров, засыпавший своими письмами руководство страны, и Л.Р. Квасников, стоявший во главе научно-технической разведки наркомата государственной безопасности… Были и другие претенденты в «самые первые».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.