Атом, озадачивший разведку

Атом, озадачивший разведку

Весной 1942 года работники Главного разведывательного управления Генштаба Красной армии решили, наконец, разобраться раз и навсегда с этой загадочной «урановой проблемой». И 7 мая написали письмо, требовавшее самых что ни на есть исчерпывающих разъяснений.

Письмо, разумеется, было секретным — № 137955сс. И адресовалось оно в Академию наук, Михаилу Прокопьевичу Евдокимову, начальнику тамошнего «спецотдела» (или «оборонного отдела», как его ещё называли).

Этот отдел был организован задолго до начала войны (15 апреля 1939 года) и занимался он, как объясняют современные справочники, тем, что…

«… контролировал и, в определённой мере, организовывал заключение договоров институтов Академии наук с военными заказчиками, выяснял тематику необходимых исследований, готовил сводные планы и отчёты о работе по закрытой тематике».

В этот-то «спецотдел» и пришло «секретное» послание, подписанное одним из начальников армейской разведки:

«В связи с сообщениями о работе за рубежом над проблемой использования для военных целей энергии ядерного деления урана прошу сообщить, насколько правдоподобными являются такие сообщения, и имеет ли в настоящее время эта проблема реальную основу для практической разработки вопросов использования внутриядерной энергии, выделяющейся при цепной реакции урана,

Одновременно прошу сообщить имеющиеся у Вас сведения о лаборатории Нильса Бора в Копенгагене».

Дать немедленный ответ на полученное письмо «начальник спецотдела» Евдокимов не мог, так как физиком не был — окончил Московский институт цветных металлов и, стало быть, имел специальность инженера-металлурга. Поэтому письмо разведчиков было направлено специалистам, каковые, по мнению Евдокимова, работали в Радиевом институте. На полях секретного документа появилась резолюция:

«В.Г. Хлопину Дать ответ в ГРУ КА. Евдокимов».

Секретное письмо переслали в РИАН, а там на его полях был проставлен автограф директора:

«Ознакомлен 15.5.42. Ак[адемик] В.Г. Хлопин».

Две недели академик раздумывал над ответом и 10 июня 1942 года, наконец, написал письмо:

«Академия наук не располагает никакими данными о ходе работ в заграничных лабораториях по проблеме использования внутриатомной энергии, освобождающейся при делении урана… Мало того, за последний год в научной литературе, поскольку она нам доступна, почти совершенно не публикуются работы, связанные с решением этой проблемы. Это обстоятельство единственно, как мне кажется, даёт основание думать, что соответствующим работаем придаётся значение, и они проводятся в секретном порядке.

Что касается институтов АН СССР, то проводившиеся в них работы по этому вопросу временно свёрнуты как по условиям эвакуации этих институтов из Ленинграда, где остались основные установки (циклотрон РИАНа), так и потому, что, по нашему мнению, возможность использования внутриатомной энергии для военных целей в ближайшее время (в течение настоящей войны) весьма мало вероятна».

Ответ Хлопина любопытен тем, что содержит одно важное свидетельство. Оказывается, в Академии наук не только были в курсе (!) того, что на Западе ведутся интенсивные работы с ураном, но и прекрасно знали, что они идут «в секретном порядке». Мало этого, академики понимали, что означает эта секретность. Но восстанавливать свои «временно свёрнутые» исследования по атомному ядру не собирались. Потому как считали, что в обозримом будущем от урана ничего путного получить не удастся. Слишком крепко в умах учёных засели выводы Зельдовича и Харитона о невозможности преодоления препятствий, стоявших на пути физиков-ядерщиков.

Получив подобное авторитетнейшее суждение (ведь Хлопин был не только директором Радиевого института, но и главой Урановой комиссии Академии наук), советские разведчики имели все основания для того, чтобы с лёгким сердцем махнуть рукой на уран. Однако они продолжали следить за тем, что происходило в «атомной» сфере за рубежом.

Как показало время, в ГРУ Генштаба РККА и в НКГБ не ошиблись. Разведчики не утратили интереса к урану. И зарубежным резидентам продолжали лететь приказы о важности оперативных наблюдений за учёными-атомщиками.

Вот лишь несколько документов.

10 мая 1942 года (то есть ещё до получения ответа от Академии наук) ГРУ Генштаба РККА направило в Женеву очередную шифровку. Она предназначалась Шандору Радо, резиденту советской разведки в Центральной Европе. Обратим внимание, как профессионально сформулировано само задание:

«По нашим сведениям, профессор Хейзенберг в Лейпциге работает над вопросом использования для военных целей внутриатомной энергии, выделяющейся при цепной реакции урана.

Установите:

а) Каким методом осуществляется цепная реакция урана.

б) Методы разделения изотопов урана и получения больших количеств протактиния.

в) Где сейчас работает Хейзенберг и имена физиков и химиков, работающих в лаборатории Бора в Копенгагене.

Директор».

К лету 1942 года сигналы о том, что к урановой проблеме следует отнестись с самым пристальным вниманием, видимо, заставили руководящие круги страны Советов отнестись к физикам, оказавшимся в армии, более внимательно. Специальной Комиссии при Совнаркоме СССР по освобождению и отсрочкам от призыва были даны соответствующие указания. 5 июня она приняла решение о демобилизации техника-лейтенанта Г.Н. Флёрова. Впрочем, всего на полгода — 1 января 1943 года он обязан был вновь вернуться в строй.

Такой поворот дела, конечно же, не устраивал демобилизованного. Он пожаловался Иоффе, и тот написал 9 июня письмо С.В. Кафтанову:

«Направляю Вам выдержки из расчётов быв. сотрудника ЛФТИ техника-лейтенанта Г.Н. Флёрова, составленные по письмам 1942 г. и выполненные им в Действующей Красной армии.

Г.Н. Флёров является одним из наиболее осведомлённых, инициативных и талантливых работников по проблеме урана в СССР. Я считаю поэтому необходимой демобилизацию его и привлечение к разработке специальных научных вопросов и, в частности, проблемы урана в СССР».

Письмо академика Иоффе возымело действие, и Флёрова демобилизовали вчистую. 20 августа 1942 года он был вновь зачислен в штат ЛФТИ.

А в это время по другую линию фронта…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.