Атом и весна 1945 года

Атом и весна 1945 года

5 марта 1945 года начальник 1-го Управления НКГБ СССР комиссар госбезопасности 3 ранга Павел Михайлович Фитин направил рапорт своему шефу, наркому Меркулову (подчёркнутые слова вписаны — по соображениям секретности — от руки):

«За 3 года нашими резидентами в Нью-Йорке и Лондоне получены исключительной важности материалы, освещающие научную разработку проблемы урана-235 как нового мощного источника энергии для мирных и военных целей».

Однако тем, как использовались сведения, с таким трудом добытые разведкой, Фитин был крайне недоволен:

«Указанные материалы в течение 1943-44 гг. систематически направлялись и продолжают направляться в адрес наркомата химической промышленности тов. Первухина для использования их в Лаборатории № 2 АН СССР. созданной по специальному решению ГКО.

Со времени представления Вам рапорта в июле 1943 г. о неудовлетворительных темпах развития работ в этой Лаборатории и реализации в ней опыта работ английских и американских учёных по нашим материалам положение до настоящего времени продолжает оставаться неудовлетворительным. Так, например:

1) За 1944 год нами было передано 117 наименований работ, из которых на 86 работ до сих пор не получено никакого заключения, несмотря на неоднократные запросы с нашей стороны…

2) По имеющимся у нас данным, вопросы конспирирования ведущихся работ Лаборатории № 2 находится не в надлежащем состоянии. Многие сотрудники Академии наук, не имеющие прямого отношения к этой Лаборатории, осведомлены о характере её работ и личном составе работающих в ней».

И Фитин предлагал:

«1) Ходатайствовать о создании специального органа (по типу Совета по радиолокации при ГКО СССР) для руководства всем делом по разработке и решению проблемы урана

2) В целях обеспечения строжайшей конспирации вокруг всех работ по проблеме урана добиться перенесения центра работ из Москвы в какой-либо изолированный район страны».

Предложения Фитина были явным заимствованием опыта американцев, весьма надёжно засекретивших свой «Манхэттенский проект». Однако никаких конкретных выводов из этого рапорта сделано не было. Всё продолжало происходить так же, как и раньше. Прекрасно иллюстрируя старую русскую пословицу: пока гром не грянет, мужик не перекрестится.

Впрочем, отзыв-заключение на очередную кипу разведматериалов, поступивших 16 марта 1945 года, Курчатов написал без промедления:

«Материал представляет большой интерес; в нём, наряду с разрабатываемыми нами методами, указаны возможности, которые до сих пор у нас не рассматривались. К ним относится:

… применение «взрыва во внутрь» для приведения бомбы в действие». Речь шла о совершенно новой идее, выдвинутой заокеанскими физиками (в том числе и Клаусом Фуксом, советским информатором). Она кардинально меняла представления о самом атомном взрыве, а конструкция бомбы тоже становилась совершенно иной.

Однако не всё в пришедшей из-за рубежа информации было Курчатову понятно, и он, не скрывая этого, тотчас написал:

«В материалах имеются следующие неясности…».

И перечислил их. Затем последовали указания разведчикам, что следует им сделать в первую очередь:

«Представляется исключительно важным выяснить…

В свете всего изложенного представляется первоочередной задачей исключительной важности получение десятков грамм урана, сильно обогащённого ураном-235, из лабораторий, материалы которых здесь рассматриваются».

Но самое пристальное внимание Курчатов обратил на метод имплозии (взрыва во внутрь), написав:

«… несомненно, что метод «взрыва во внутрь» представляет большой интерес, принципиально правилен и должен быть подвергнут серьёзному теоретическому и опытному анализу».

Анализ этот вскоре будет проведён, и заокеанскую имплозию советские атомщики возьмут на вооружение.

В это время в Германии (об этом стало известно годы спустя) физики Вальтер Герлах и Курт Дибнер под руководством Эриха Шумана создали урановое устройство, которое и было взорвано 3 марта 1945 года в районе Ордруфа.

В конце марта (об этом тоже узнали много лет спустя) на немецком острове Рюген в Тюрингии было проведено испытание ещё одного ядерного устройства. Мощь его была небольшой: радиус действия — всего 500 метров. Но при этом погибли несколько сот человек: военнопленные и узники концлагерей.

30 марта разведданые о немецких атомных разработках поступили и к Курчатову. Ни о каких взрывах там, конечно же, не говорилось, но кое-какая небезынтересная информация была. Ознакомившись с ней, Курчатов написал в отчёте-рецензии:

«Материал исключительно интересен. Он содержит описание конструкции немецкой атомной бомбы, предназначенной к транспортировке на ракетном двигателе типа «Фау»».

Впрочем, и на этот раз отдельные материалы, добытые разведкой, разобрать было очень трудно, понять тем более. И Курчатов с огорчением отмечал:

«Некоторые моменты, являющиеся, судя по описанию, весьма существенными для действия атомной бомбы, остаются для меня неясными». Затем как всегда следовали просьбы:

«Желательно получить дополнительные сведения о ходе опытов, которые бы помогли уяснить положение, и образцы урана-235…

Было бы исключительно важно получить по этим вопросам более подробную и точную информацию.

Ещё более важно было бы знать подробности о процессе извлечения урана-235 из обычного урана

Считаю нужным отметить, что было бы исключительно важно провести беседу нашего физика с лицом, давшим рецензируемую информацию».