Глава 8 1990-е годы
Глава 8
1990-е годы
В 1991 году — прекратил свое существование СССР, государство, возникшее в 1917 году. Подписанное в Беловежской пуще партизанским образом соглашение тремя бывшими коммунистическими аппаратчиками окончательно довершило распад страны, к которому на протяжении семи лет вел дело М. Горбачев.
Новый начальник ПГУ КГБ, а потом и Службы внешней разведки (СВР) России академик Евгений Максимович Примаков и новый начальник ГРУ генерал-полковник Евгений Леонидович Тимохин сумели сохранить вверенные им службы от полного разгрома, но без потерь не обошлось. Пришлось сократить штаты, многие сотрудники ушли сами, а иные бежали на Запад.
Так, в 1991 году из Австрии бежал сотрудник венской резидентуры ГРУ полковник Александр Крапива, работавший под прикрытием должности первого секретаря советской миссии при ООН. Вена, куда Крапива прибыл в декабре 1990 года, стала вторым местопребыванием полковника. Первым было в 1980-х годах в США, также под дипломатическим прикрытием.
Причины, толкнувшие 41-летнего Крапиву на путь предательства, неизвестны. Например, американская газета «Санди телеграф» считает, что Крапива был завербован еще во время своей первой командировки. Но так или иначе, 24 февраля 1991 года вместе с женой и двумя детьми Крапива на машине выехал из Вены в ФРГ, а оттуда в США, где и попросил политического убежища.
Об этом МИД Австрии сообщило советскому послу в Вене лишь через неделю.
После того как его местонахождение стало известно, сотрудники советского МИД встретились с ним, но он категорически отказался возвращаться в СССР. В мае 1991 года начальник ГРУ генерал армии В. Михайлов в интервью корреспонденту «Известий» С. Мостовщикову охарактеризовал перебежчика «негодяем». У Михайлова были все основания для столь резкой оценки. Дело в том, что весной 1991 года бежал в США и попросил там политического убежища еще один полковник ГРУ — Сергей Двырник.
Бежали на Запад не только офицеры ГРУ, но и сотрудники КГБ. В мае 1991 года из Норвегии в Англию перебежал майор ПГУ КГБ Михаил Бутков.
Бутков родился в 1958 году в семье кадрового офицера ГРУ. После школы он поступил в Военный институт иностранных языков, который окончил с красным дипломом, получив назначение в политотдел Черноморского флота. Там он, стремясь быть везде первым, стал отличником боевой и политической подготовки и получил настолько блестящую характеристику, что руководство особого отдела рекомендовало молодого офицера для дальнейшего прохождения службы в органы госбезопасности.
Институт разведки имени Андропова парторг группы Бутков также окончил с красным дипломом и был распределен в 3-й отдел ПГУ. В 1989 году он выезжает в первую зарубежную командировку в Норвегию под «крышей» собственного корреспондента газеты «Рабочая трибуна». В резидентуре в Осло старший оперуполномоченный майор Бутков работал по линии ПР и отвечал за координацию «активных мероприятий». Это предполагало, помимо всего прочего, его высокую активность среди представителей журналистского корпуса и в прессе.
Одним из его контактов, с которым он особенно часто встречался, была американская журналистка, корреспондент английской газеты «Файнаншенал таймс». В отличие от многих разведчиков, использовавших прикрытие журналиста, он регулярно печатался в родном издании, хотя и не слишком часто. Так, в 1991 году он опубликовал всего четыре статьи, но при этом весьма активно сотрудничал с зарубежными изданиями. Здесь уместно отметить, что, в отличие от других, «чистых» журналистов, Бутков явно не мог жаловаться на свои бытовые условия. Как сотрудник разведки, он занимал престижную квартиру, аренда которой составляла тысячи долларов в месяц.
В Осло Бутков приехал вместе с женой Мариной, чей отец также был сотрудником ГРУ, и двумя дочерьми. Однако супруги уже давно охладели друг к другу. При этом разводиться они не спешили. Бутков — потому, что развод означал для него отзыв в Москву и конец карьеры, а Марина — из желания сохранить дочерям отца. Поэтому неудивительно, что в Осло Бутков вскоре близко сошелся с Марией Н., женой одного из советских дипломатов. Дочь полковника КГБ, она служила в представительстве «Интуриста» в Осло, а ее муж был атташе посольства СССР в Норвегии. В советской колонии, как и в руководстве резидентуры, многие знали о любовной связи Буткова, но никто не хотел ломать чужие судьбы, к тому же срок командировки дипломата подходил к концу. В 1990 году Мария с мужем вернулась в Москву, но продолжала постоянно писать Буткову и звонить ему по телефону, рассказывая, какое неважное житье теперь на социалистической родине. Постепенно у них созрел план, который был приведен в исполнение в мае 1991 года.
Мария, которая к тому времени развелась с мужем, вместе с шестилетней дочерью выехала в Стокгольм, а Бутков 22 мая 1991 года, сообщив резиденту, что едет в командировку в соседнюю Данию, исчез из посольства. Больше в посольстве его не видели. Но неожиданно через три дня он позвонил жене и сказал: «Бери детей и приезжай. Я не желаю возвращаться в Москву!» Марина Буткова категорически отказалась следовать за мужем и немедленно сообщила о его звонке в посольство. Там же не нашли ничего лучшего, как обратиться в Интерпол с просьбой провести расследование в связи с пропажей корреспондента советской газеты. Но представители Интерпола отказались проводить расследование, сославшись на информацию одной из западных радиостанций о том, что Бутков находится в Англии и его допрашивает английская контрразведка МИ-5.[82] При этом Центр общественных связей КГБ СССР опубликовал в советской прессе опровержение сообщений о том, что Бутков был офицером КГБ и бежал в Англию, хотя действительное положение вещей им было хорошо известно.
Сам же Бутков, как стало известно позднее, обратился к резиденту СИС в Стокгольме с просьбой о политическом убежище. В качестве благодарности за это Бутков выдал известные ему намечавшиеся операции КГБ в Скандинавии и назвал всех сотрудников резидентур КГБ и ГРУ в Осло. В СССР продолжали скрывать факт предательства сотрудника ПГУ до тех пор, пока в зарубежной печати не появилось открытое письмо самого Буткова в ПГУ КГБ, поставившее все на свои места. В этом письме Бутков так объяснил мотивы своего побега:
«Пользуясь удобным случаем, представившимся в связи с приездом в Лондон моего отца, хотел бы поставить Вас в известность о мотивах моего ходатайства о политическом убежище в Великобритании.
Мое обращение к британским властям с просьбой о предоставлении политического убежища в мае 1991 года было продиктовано политическими мотивами. Это был совершенно сознательный и самостоятельный шаг, никакому давлению я не подвергался. Я считал своим долгом противостоять попыткам реакционных сил в СССР, и прежде всего КПСС и ее инструмента КГБ, заморозить и задушить процесс демократических преобразований. Я считал, что задания, которые получают загранаппараты КГБ, попросту преступны и направлены на сохранение власти элиты в ущерб народу и государству. Твердое убеждение в том, что подлинного врага следует искать внутри страны, а не снаружи и что интересы Запада совпадают с подлинными интересами народа (а отнюдь не верхушки, разумеется), и привело меня к решению: помочь политическим лидерам Запада верно оценить процессы, происходящие в СССР, вопреки активно распространявшейся КГБ дезинформации о демократическом движении и его лидерах. Считаю, что я выполнил свой долг.
Хочу также отметить, что оперативный ущерб, нанесенный мною, ограничивается моими личными контактами с теми сотрудниками, которые, по моему мнению, уже были известны.
Будучи русским человеком и патриотом, я не могу отказаться от своей Родины и вернусь в Россию, как только буду полностью уверен, что законодательство этой страны полностью защитит меня от любого произвола и обеспечит необходимые, принятые в свободном мире свободы.
С уважением, Михаил Бутков.
2.09.1991».
Вслед за публикацией этого письма последовала высылка из Норвегии восьми советских дипломатов за деятельность, не совместимую с их официальным статусом. Среди них был и резидент ПГУ КГБ в Осло Л. Кошляков.
А в ноябре 1991 года Бутков шлет на родину очередное письмо:
«После того как я попросил политического убежища в Великобритании, свои мотивы я изложил в письме и направил его в Первое главное управление (внешняя разведка) КГБ СССР 2 сентября 1991 года. Так почему же я ушел? Потому, что многочисленные интриги советского руководства, связанные с ними факты и события, о которых не было известно общественности на Западе, но которые не были секретом для сотрудников КГБ, привели меня к убеждению: перестройка в СССР — не что иное, как ширма, попытка сохранить власть КПСС и номенклатуры путем частичной, фасадной модернизации страны. И власть эту правящие структуры не отдадут ни за что, пусть даже страна окажется на грани катастрофы. Поэтому перед визитом Горбачева в Осло в июне 1991 года я понял: писать (как журналист) восторженные статьи о его Нобелевской лекции и освещать его визит (как разведчик) я просто не смогу. Последней каплей был, пожалуй, визит в Норвегию тогдашнего министра внутренних дел СССР Б. Пуго. Видя, как наши дипломаты и резидентура обхаживают этого монстра, виновного в пролитии крови в Вильнюсе, слыша его заявления о том, что «обстановка в Союзе под контролем», непокорные республики будут приведены к послушанию и что Центр никому власть не отдаст, я испытал глубочайшее отвращение. Решил, что работать на таких людей — преступление против собственного народа.
Я был майором КГБ, старшим оперативным уполномоченным по должности. Помимо прочего, отвечал за координацию так называемых «активных мероприятий», т. е. тайных акций влияния в Норвегии. Поэтому читал и регистрировал все телеграммы с заданиями, поступавшими из Центра. Направленность их была очевидна: убедить Запад, что только Горбачев и его правящая верхушка отвечает интересам и чаяньям всего человечества. Соотношение «чистых» советских представителей в Осло и разведчиков (КГБ и ГРУ) составляло пропорцию 40 и 60 % в пользу последних. Ведь на них идут деньги как от ведомств прикрытия, так и от разведок на оперативные и прочие расходы.
Итак, шла большая политическая игра. Страна катилась к катастрофе. «Демократ» Горбачев уверенно прокладывал дорогу к путчу, подписывая указы о патрулировании городов войсками, о чрезвычайном положении, распорядившись о вводе войск в Литву зимой 1990 г. и в Москву весной 1991 г., предоставив КГБ СССР чрезвычайные полномочия. А внешняя разведка КГБ отвечала за создание «благоприятных внешних условий» для внутренней политики советского руководства. Таким образом она соучаствовала в преступлении против своего народа. Многие мои бывшие коллеги утешают себя тем, что разведка-де дело «чистое», служит не партии, не режиму, а стране и народу. Абсурд!
Не мог я оставаться нейтральным, когда решается судьба нации. Я изменил КГБ, КПСС, тем, кто предавал и мучил мой народ, прикрываясь высокими словами об Отечестве. И считаю, что поступил правильно.
М. Бутков, Лондон, ноябрь 1991 г.».
«Русский патриот», Бутков не ограничился открытыми письмами советскому руководству и русскому народу, и в 1993 году в Лондоне вышла его книга под названием «КГБ в Норвегии — последняя глава», где он подробно описывает все, что знал об операциях ПГУ, к которым имел доступ в силу своего служебного положения. Кроме того, он обнародовал совершенно фантастические материалы о помощи, которую Россия якобы оказывает Ирану в создании ядерного оружия.
В Англии «русского человека и патриота» достойно вознаградили. Ему предоставили статус пенсионера британских спецслужб с ежегодной пенсией в 14 тысяч фунтов стерлингов, и, кроме того, он получил единовременное пособие в 100 тысяч фунтов. В Англии Бутков, заручившись новыми документами на имя Майкла Ньюмена, вступил в брак с Марией H., после чего супруги Ньюмен приобрели дом в пригороде Лондона на Темзе.
Однако новоявленные Майкл и Мария Ньюмен так и не смогли приспособиться к жизни в Англии. Им всегда катастрофически не хватало денег, а жить хотелось на широкую ногу. И поэтому, когда летом 1996 года эмигранты из России Игорь Фальковский и Светлана Кузнецова предложили Бутковым-Ньюменам обманывать бывших соотечественников при помощи фальшивых приглашений на стажировку в Калифорнию, они с готовностью согласились.
Разработанная ими афера была довольно проста. На фальшивых бланках бизнес-центра города Рединг они напечатали рекламные материалы с приглашением на учебу в несуществующую коммерческую школу менеджмента в Калифорнии и разослали их по 700 адресам в России и на Украине. В ответ на «приглашение» они получили заявки от 1450 человек, которые перевели на их банковские счета в Швейцарии и на островах Джерси и Гернси плату за обучение — около 2,4 миллионов долларов. С этими деньгами аферисты собирались бежать и спокойно доживать свой век в Андорре. Но судьба распорядилась иначе, и их мошенничество открылось, когда русские и украинские бизнесмены приехали в одну из московских гостиниц, где их якобы должен был встретить представитель «курсов менеджмента» перед полетом в Америку.
Английская полиция арестовала мошенников в декабре 1996 года. Следствие длилось долго. При этом никто нигде не сделал заявления, что Майкл Ньюмен — это Михаил Бутков. И только в заключительной речи судья позволил себе осторожный намек, сказав о главном подсудимом: «У него была интересная, веселая жизнь с большим количеством приключений». В итоге Бутков получил три года тюремного заключения, его жена Мария — полтора, а их подельники Фальковский и Кузнецова — в общей сложности пять лет тюрьмы.
Но не все бывшие сотрудники ПГУ КГБ были столь красноречивы, как Бутков. Так, 1 октября 1991 года работавший в генеральном консульстве СССР в Мюнхене под прикрытием должности вице-консула подполковник ПГУ Владимир Фоменко принял решение остаться на Западе и попросил политического убежища в ФРГ. Оно было ему предоставлено. Но несмотря на поднявшийся вокруг его имени шум, Фоменко оставался нем как рыба. А с другим перебежчиком вообще случилась странная история.
Майор КГБ Сергей Папушин, долгое время работавший в ПГУ, в августе 1990 года ушел в отставку и занялся бизнесом. Достиг он на новом поприще успехов или нет — неизвестно. Но в 1991 году во время одной из своих деловых поездок в США он решил пойти на сотрудничество с американскими спецслужбами. Выкачав из него все, что он знал, его собеседники из Ленгли утратили к нему интерес. И тогда Папушин сообщил американцам чрезвычайно важные сведения о том, что один из высокопоставленных сотрудников ЦРУ завербован КГБ, намекая, возможно, на Эймса. И здесь произошло нечто странное. Через несколько часов после того, как его сообщение достигло высокого начальства в ЦРУ, Папушин скончался при загадочных обстоятельствах.
В том же 1991 году вступил на путь предательства сотрудник военной контрразведки Западной группы войск в Германии майор Владимир Александрович Лаврентьев.
Лаврентьев родился в 1954 году в подмосковной Балашихе в рабочей семье. В семидесятых годах он окончил Высшую школу КГБ и по распределению попал в Третье главное управление (военная контрразведка) КГБ. После окончания спецфакультета Института имени Ю. Андропова он был направлен в Группу советских войск в Германии в один из особых отделов в город Эберсвальд. Через некоторое время он вернулся в Москву, продолжал работать в центральном аппарате Третьего управления, а в 1988 году вновь был командирован в Эберсвальд. Там он отвечал за связь с партийными органами, общественными организациями, а также с министерством безопасности (Штази) ГДР.
В начале 1991 года, после объединения Германии, западногерманская разведка «подвела» к Лаврентьеву с целью вербовки его старого знакомого, бывшего сотрудника органов безопасности ГДР. Расчет строился на уязвимом месте Лаврентьева — хронической нехватке денег. После непродолжительного прощупывания Лаврентьеву было сделано конкретное вербовочное предложение, которое он принял. Но в отличие от командира 244-го гвардейского полка 27-й мотострелковой дивизии подполковника Михаила Колесникова и командира роты того же полка капитана Геннадия Моисеенко, бежавших 29 ноября 1990 года из Западной группы войск в США, прихватив с собой три снаряда к новому танку «Т-80», ПТУРС «Кобра» и зенитную ракету «Тунгуска», Лаврентьев стал «кротом» и, снабженный необходимым шпионским снаряжением, регулярно поставлял ФРС (федеральная разведывательная служба) сведения, являвшиеся государственной и военной тайной. Всего с марта по октябрь 1991 года он провел со своими операторами из БНД восемь конспиративных встреч, в том числе и на территории Западной Германии. В оперативных документах немецкой разведки Лаврентьев значился под псевдонимом Бэр (Медведь).
Вернувшись в октябре 1991 года из Германии в Москву, Лаврентьев продолжал поддерживать связь с сотрудниками ФРС, причем дважды выезжал для встречи с оператором в Прибалтику. Но судьба не долго улыбалась Лаврентьеву. В марте 1994 года он был задержан своими же коллегами. Обыск, произведенный у него на квартире, подтвердил имевшиеся подозрения. В ходе обыска были обнаружены фотопленки с копиями секретных документов, шифроблокнот, дискеты с шифрограммами, инструкции, фотокамера. Следствие полностью доказало вину Лаврентьева, и в августе 1995 года Главная военная прокуратура передала его дело в Военную коллегию Верховного суда России. Заседание суда проходило с 9 по 15 августа в обстановке строжайшей секретности. Представители средств массовой информации на заседания суда допущены не были, не были они и ознакомлены с обвинительным заключением.
Пятнадцатого августа, после выступления главного военного обвинителя генерал-майора В. Смирнова и последнего слова обвиняемого, председательствовавший генерал-майор юстиции В.А. Яськин огласил приговор. Лаврентьев был признан виновным в измене Родине, преступных контактах с представителями немецких спецслужб (ФРС), выдаче им государственных и оборонных секретов. При этом отмечалось, что Лаврентьев действовал исключительно в интересах личной наживы и материального обеспечения семьи. Учитывая наличие у него малолетнего сына и помощь правосудию, Военная коллегия Верховного суда приговорила Лаврентьева к десяти годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима, конфискацией имущества и шпионского снаряжения, а также лишению воинского звания майора и государственных наград.
К сказанному добавить, пожалуй, нечего, кроме, может быть, того, что за свое предательство Лаврентьев получил от ФРС в общей сложности 16 600 немецких марок. В той же Германии этой суммы хватило бы разве что на покупку средней руки автомобиля.
Мало изменилось положение с перебежчиками и в 1992 году. Так, в феврале 1992 года в Норвегию бежал высокопоставленный сотрудник ГРУ. По сведениям, появившимся в норвежской печати, он отвечал за работу агентурных сетей ГРУ в Скандинавии и, возможно, в Канаде. Многомесячный допрос перебежчика проводился на конспиративной вилле контрразведки под Осло. Одним из последствий предательства стала высылка из Норвегии в октябре 1992 года сотрудника ГРУ Виктора Федика, работавшего под дипломатическим прикрытием третьего секретаря посольства Российской Федерации. Как заявил в интервью норвежской телекомпании НТВ начальник контрразведки Норвегии Ян Грендал, Федик пытался завербовать норвежского гражданина, располагающего информацией об иностранцах, обучавшихся в Норвегии. Впоследствии некоторые из этих студентов могли бы стать агентами с долгосрочной перспективой.
А в январе 1993 года в средствах массовой информации Швеции появилось сообщение со ссылкой на министерство обороны о нарушении СССР и Россией шведской морской границы и о том, что советские подводные мини-лодки якобы неоднократно заходили в шведские территориальные воды. Эти данные, по утверждению представителей министерства обороны Швеции, предоставил в их распоряжение один из бывших сотрудников ГРУ за вознаграждение в 1 миллион крон (125 тысяч долларов).
История о советских подводных лодках в территориальных водах Швеции восходит к началу шестидесятых годов. С завидной регулярностью командование ВМС Швеции заявляло о появлении в территориальных водах неопознанных подводных лодок, которые неизменно идентифицировались как советские. Правда, за исключением единственного случая, когда 27 октября 1981 года близ базы ВМС Швеции в Карлскруне села на мель советская подводная лодка, никаких других фактов не приводилось.
Советская сторона много раз опровергала заявления властей Швеции, а точку в вопросе нарушения шведских территориальных вод поставил в августе 1994 года информационный отдел оборонительных сил Швеции, объявивший, что регистрировавшийся как шумы подводных лодок звук принадлежит морским животным.
Другим сотрудником ГРУ, бежавшим на Запад в 1992 году, стал Станислав Лунев. Пятидесятилетний полковник работал в вашингтонской резидентуре ГРУ под прикрытием должности сотрудника корпункта ИТАР-ТАСС. Что толкнуло Лунева на предательство — неизвестно, но он мало чем отличается от остальных перебежчиков. Так, после продолжительного молчания он в 1998 году выступил в американской газете «Майами геральд» с заявлением о том, что бывший президент СССР М. Горбачев был прекрасно осведомлен о секретном плане Пентагона внезапного нападения на Ирак («Буря в пустыне»), А известны эти планы М. Горбачеву стали благодаря станции радиоперехвата ГРУ, расположенной в Лурдесе на Кубе. В связи с этим Лунев в своей статье призывал бить во все колокола, так как, по его мнению, американские спецслужбы недооценивали все возможности Лурдеса. А они позволяли перехватывать практически все — вплоть до болтовни летчиков ВВС США и частных телефонных разговоров американских солдат со своими семьями. Впрочем, эти откровения Лунева вызвали всего лишь несколько откликов в других американских газетах, и он снова канул в небытие.
Надо сказать, что развал СССР выявил множество людей, маскирующих под речами о «борьбе за демократию и права личности» полное отсутствие чести, совести и элементарной порядочности. Примером тому может служить некая литовка Рита Дапкуте.
Она родилась в 1962 году в США и в середине восьмидесятых годов проходила стажировку в Вильнюсском университете. По ее словам, в 1986 году к ней в общежитии подошел человек, «часто сопровождающий прибывающих с Запада литовцев», и предложил работать на КГБ. Отказаться от сотрудничества она не посмела, так как ее предупредили, что в случае отказа будет аннулирована ее виза, но вознаграждение в тысячу долларов в месяц, она, по собственному ее утверждению, решительно отвергла.
Вернувшись на каникулы в США, Дапкуте встретилась с агентами ФБР и рассказала им о произошедшем. Те посоветовали ей продолжать контакты, и она сотрудничала с КГБ и ФБР одновременно до 1989 года, проживая в это время в Литве. «Я прикидывалась, что сотрудничаю с КГБ, — объясняла Дапкуте свое поведение, — но на самом деле сообщала о них (КГБ) Федеральному бюро расследований». В 1989 году ФБР перестало интересоваться представляемой Дапкуте информацией, и та, не долго думая, вскоре обратилась с аналогичным предложением в только что созданный департамент государственной безопасности Литвы, где ее встретили с распростертыми объятиями и посоветовали контактировать с КГБ и впредь. В это время Дапкуте занимала пост руководителя информационного бюро парламента Литвы и, общаясь с представителями средств массовой информации, не раз поучала журналистов, как и что следует писать о Литве.
Осенью 1990 года КГБ законсервировал с ней свои связи, а в апреле 1992 года на волне «литовского кагэбэйта» Дапкуте была вынуждена выступить перед журналистами с объяснениями своего нечистоплотного поведения. Нисколько не смущаясь, она объяснила такую тройную игру желанием быть полезной освободительному движению в Литве, которому «помогала» столь необычным образом. После своего изумившего и шокировавшего всех заявления Дапкуте уволилась со своего поста в парламентских службах и срочно отбыла в США, чтобы, по ее собственным словам, найти «более высокооплачиваемую работу».
В марте 1992 года бежал за рубеж Владимир Яковлевич Коноплев. Он родился в 1946 году. После окончания средней школы некоторое время работал на заводе, потом отслужил срочную службу в армии. Затем Коноплев поступил в МГИМО, который окончил в 1974 году и был приглашен на службу в КГБ. Для начала ему пришлось пройти курс обучения в 101-й разведшколе, по окончании которой он получил назначение в управление «Т» ПГУ КГБ. Его первая зарубежная командировка, длившаяся целых шесть лет, была в Швейцарию. Судя по всему, она прошла для него успешно, так как по возвращении в СССР ему было присвоено звание полковника, а в декабре 1988 года его направили во вторую зарубежную командировку — на сей раз в Бельгию, заместителем резидента по научно-технической разведке (линия «X») под прикрытием должности первого секретаря посольства СССР. По отзывам коллег, Коноплев не пил, не увлекался женщинами и не страдал алчностью. Человек скрупулезный, своей профессией он гордился, подчеркивая ее элитарный характер.
Но неожиданно для всех в конце марта 1992 года полковник Коноплев вместе с женой Людмилой и младшей дочерью (старшая училась в России) исчез из российского посольства в Брюсселе. Поначалу в его предательство никто не верил, но вскоре в этом пришлось убедиться.
Что толкнуло Коноплева на предательство, доподлинно неизвестно. Но вполне возможно, что разменявший пятый десяток лет полковник усомнился в своем дальнейшем материальном благополучии. Так это или нет, но в конце 1991 года он установил контакт с сотрудниками ЦРУ в Бельгии и предложил свои услуги. Некоторое время он продолжал работать в брюссельской резидентуре в качестве «крота», а потом бежал в США. Там он за солидную сумму и предоставление ему с семьей политического убежища поведал американцам обо всех операциях бельгийской резидентуры, к которым имел отношение. Американцы передали полученные от него сведения в бельгийскую контрразведку, и та 10 апреля 1992 года провела операцию «Гласность». В ходе нее было задержано 14 человек, которые были допрошены государственным обвинением. В результате допроса пятерым из них было предъявлено обвинение в шпионаже в пользу СССР, а потом и России. Ими оказались бельгийский бизнесмен Эмиль Эльярд, журналист газеты «Стандаард» Гвидо Клиндт, инспектор одного из ведомств системы образования Рене Мооненс и сотрудники фирмы «Юнион химик бельж» Франсуа Коллар и Джанфранко Кальсиньини.
Здесь следует прежде всего отметить заслуги перед КГБ Э. Эльярда и Г. Клиндта. Бельгийский бизнесмен Э. Эльярд, 1932 года рождения, был завербован КГБ в конце шестидесятых годов на идейной основе. Сотрудничество с различными западноевропейскими торговыми компаниями позволяло ему получать у своих партнеров важную научно-техническую информацию, которую он передавал советской разведке. Позднее он был назначен руководителем сети информаторов (групповодом) как в Бельгии, так и во Франции. Пятидесятисемилетний журналист Г. Клиндт также был завербован на идейной основе в 1967 году и числился в резидентуре под псевдонимом ИВАР. Являясь научным обозревателем газеты «Стандаард», Клиндт имел доступ к информации, интересующей разведку КГБ. Будучи завсегдатаем всех европейских научно-технических салонов, он без особого труда добывал секретную информацию у инженеров аэрокосмических предприятий и даже сумел подружиться с бельгийским космонавтом Дирком Фримутом, совершившим полет на американском космическом корабле «Атлантис». За успешную деятельность советское руководство наградило его орденом, что само по себе было редчайшим явлением.
В 1987 году в связи с ослаблением международной роли СССР и стремлением советского руководства к сотрудничеству с США Эльярд и Клиндт перестали работать на Москву. Произошло то, что называется «размыванием идейно-политической основы». Насильно принуждать их работать никто не стал. Но прибывший в Бельгию в 1988 году Коноплев попытался реанимировать связи с Эльярдом и Клиндтом. Их встречи ни к чему не привели — бельгийцы не понимали проводимой Горбачевым политики. Потерпев неудачу с ними в 1988 году, Коноплев выдал их бельгийской контрразведке в 1992 году, предав людей, к деятельности которых сам не имел никакого отношения.
Разоблачения в Бельгии привели к провалу агентуры российской разведки и во Франции. Сотрудники Управления по охране территории (УОТ) во главе со следователем Жан-Пьер Гетти в конце апреля 1992 года арестовали пятерых французских и бельгийских граждан, подозреваемых в промышленном шпионаже в пользу России. И хотя после многочисленных допросов все обвиняемые, кроме некого бельгийца Бриенна, были 23 апреля отпущены за недостаточностью улик, Гетти установил, что Эльярд вербовал агентов под «чужим флагом», то есть не раскрывая своей принадлежности к российской разведке. В результате Эльярду удалось получить материалы о французской химической промышленности, информатике, военной системе связи «РИТА», о новейших европейских проектах в области высоких технологий («Эспри», «Эврика» и других), проникнуть в компании «Филипс» и «Томпсон». А на обнаруженной у одного из арестованных компьютерной дискете были записаны имена двухсот высокопоставленных сотрудников ЕЭС, занимавшихся научными исследованиями. Более того, при помощи одного агента, работавшего в Париже в компании «Аэроспейс рисерчес энд девелопмент», российской разведке удалось получить материалы о европейском космическом корабле «Гермес» и французской ракете «Ариан» и ее топливе.
Кроме провала агентуры, предательство Коноплева повлекло за собой высылку сотрудников российской внешней разведки. В апреле 1992 года из Бельгии было выслано четверо российских граждан, из них два сотрудника посольства и два сотрудника торгпредства. А в мае 1992 года Голландия, где также (правда, безуспешно) искали советских агентов, объявила о высылке четверых российских граждан, якобы уличенных в шпионаже.
А в июле 1992 года бежал в Англию сотрудник парижской резидентуры СВР полковник Виктор Ощенко. Ощенко, родившийся в 1940 году, служил в управлении «Т» ПГУ КГБ. В семидесятых годах он успешно работал в лондонской резидентуре, а в 1985 году был командирован заместителем резидента по линии «X» в Париж под прикрытием должности советника посольства по экономическим вопросам.
Впоследствии в посольстве и в СВР его характеризовали как дисциплинированного сотрудника, не отлынивавшего от общественных поручений — он состоял в комиссии при посольском парткоме по проверке выполнения партийных решений. По своему мировоззрению он был убежденным коммунистом и после начала так называемой перестройки решительно возражал против департизации посольства. Правда, некоторые бывшие его коллеги говорили, что он любил пускать пыль в глаза начальству.
В 1992 году в связи с сокращением аппарата МИД и разведки за рубежом многим сотрудникам СВР предстояло вернуться домой. Среди них был и Ощенко, чей отъезд намечался на 8 августа 1992 года. У него уже был на руках билет на самолет «Аэрофлота», рейс 252. В связи с этим он отправил морским путем в Санкт-Петербург из Гавра автомобиль и культиватор, с помощью которого собирался заняться садоводством.
В пятницу 24 июля 1992 года Ощенко вместе с женой Натальей и 14-летней младшей дочерью Ольгой отправились на экскурсию в долину Луары и исчезли. В посольстве Ощенко хватились лишь 26 июля, после звонка старшей дочери из России, желавшей узнать, что ей следует делать с прибывшей в Санкт-Петербург машиной. После ее звонка были предприняты поиски пропавших силами посольства, а когда они не увенчались успехом, посол России во Франции Юрий Рыжов 28 июля официально обратился к французским властям с просьбой принять меры по розыску пропавшего дипломата. И только 5 августа один из сотрудников посольства обнаружил служебный «фольксваген» Ощенко на стоянке парижского аэропорта Орли. Факт исчезновения Ощенко и его близких старались как можно дольше держать в секрете. Но уже 12 августа в прессе появилось сообщение о том, что пропавший дипломат был на самом деле сотрудником российской разведки, а сейчас находится в одной из западных стран. Больше молчать о случившемся не было смысла, и на следующий день пресс-бюро СВР сообщило об исчезновении советника советского посольства, сотрудника СВР, подозреваемого в сотрудничестве с одной из разведок западных стран.
Сам Ощенко, бежав с женой и дочерью из Франции, вскоре оказался в Англии, где и попросил убежища, которое ему было предоставлено. В связи с этим мнения в прессе по поводу причин его предательства разделились. Одни считали, что его связь с СИС началась в семидесятые годы, когда он работал в Англии, другие полагали, что он лишился почвы под ногами после распада СССР в августе 1991 года. Так или иначе, но, обосновавшись в Англии, Ощенко начал активно отрабатывать свой хлеб. По полученным от него данным французская контрразведка осенью 1992 года арестовала троих граждан Франции, подозревавшихся в шпионаже в пользу СССР и России.
Шестнадцатого сентября 1992 года был арестован 35-летний инженер-ядерщик Франсис Тампервиль, завербованный в сентябре 1989 года сотрудником ПГУ Сергеем Борисовичем Жмыревым, работавшим в Париже с 1986 по 1991 год под «крышей» третьего секретаря посольства. Тампервиль передавал ему, а впоследствии другому своему оператору — Валентину Макарову — данные о ядерных испытаниях, проводимых на атолле Мораруа в Тихом океане. По словам Ощенко, услуги Тампервиля были оценены в 2 миллиона франков, хотя сам обвиняемый утверждает, что получил только 160 тысяч.
Первого октября был арестован 39-летний Дидье Дегу, специалист по ядерной физике, работавший в военной организации — Генеральном управлении вооружений. А 15 октября в Гренобле был задержан 44-летний техник Жозеф Карон, занимавший высокий пост на заводе «Томпсон-ТСМС» в городе Сент-Эгрев. Ему предъявили обвинение в передаче русским сведений о составных частях военной системы связи «РИТА».
Кроме агентов Ощенко предал и своих бывших коллег, с которыми долгие годы работал под одной крышей. В результате 26 октября 1992 года временный поверенный в делах России во Франции О. Кривоклыков был уведомлен французским МИД об объявлении персонами нон грата четырех российских дипломатов. В ноябре 1992 года они покинули Париж. Среди них был и резидент СВР во Франции Борис Валерьянович Волков.[83]
Коснулись разоблачения Ощенко и Великобритании. Уже 8 августа 1992 года там был арестован 45-летний инженер-электронщик Майкл Смит, которого обвинили в шпионаже в пользу СССР и России. Смит, окончивший Суррейский университет и придерживавшийся левых взглядов, работал в компании И-эм-ай, а потом и в научно-исследовательском центре «Херст», занимавшемся разработками новой военной техники. Следствием было установлено, что бывший член компартии Великобритании Смит был завербован в 1976 году Ощенко, когда последний работал в Англии под прикрытием должности второго секретаря посольства. Вскоре Смиту было предъявлено обвинение в шпионаже в пользу СССР и России и в передаче советской разведке стратегической секретной информации, в частности данных о разрабатывавшейся в Англии атомной бомбе свободного падения и управляемых ракетах класса «земля — воздух».
Англичане долго не церемонились, и уже в октябре 1993 года суд приговорил Смита к двадцати пяти годам тюремного заключения. Ощенко в процессе не участвовал, а в качестве эксперта выступал О. Гордиевский.
Первого сентября 1992 года в Финляндию бежал майор пограничных войск России Андрей Выхрустюк. Сдавшись финским властям, он попросил в Финляндии политического убежища, мотивируя свой побег несогласием с политическим курсом, проводимым в России. В ответ на требование российских властей вернуть перебежчика финны ответили отказом. А в октябре 1992 года и самому А. Выхрустюку было отказано в предоставлении политического убежища, но по решению финских властей он в течение года мог оставаться на территории Финляндии. Его дальнейшая судьба до сих пор неизвестна.
Список предателей, совершивших измену в 1993 году, открывает бывший сотрудник ПГУ КГБ Юрий Швец. При этом, однако, следует отметить, что он бежал в США уже после того, как уволился из разведки, американцы не назвали его своим агентом, а официального обвинения со стороны России ему предъявлено не было. Поэтому на истории бегства Швеца в США и его откровениях стоит остановиться более подробно.
Юрий Швец родился в 1953 году. После окончания школы он поступил в Университет дружбы народов в Москве, и на протяжении всего времени обучения там был примерным студентом. Особенно преуспел он в иностранных языках, выучив кроме обязательного английского еще испанский и французский языки. На последнем курсе его, в числе еще нескольких десятков студентов, пригласили на собеседование в КГБ. Прошли собеседование всего трое, включая Швеца. В результате он был приглашен на работу в ПГУ и после получения диплома университета был направлен на учебу в Институт разведки.
Его дальнейшую карьеру можно назвать рядовой. Некоторое время он работал в Центре в 1-м (северо-американском) отделе ПГУ, а в 1985 году был командирован в Вашингтон под прикрытием корреспондента ТАСС. В Америке Швец неожиданно для многих привлек к работе на советскую разведку Джона Хелмера, бывшего сотрудника администрации президента Картера, получившего после вербовки оперативный псевдоним СОКРАТ.[84] Однако этот успех молодого капитана вкупе с его пристрастием к алкоголю привели к тому, что в 1987 году он был досрочно отозван в Москву. (Возможно, отзыв в Москву был связан с предположением Центра о том, что ФБР подвело ему подставу.) В Москве Швеца перевели из престижного 1-го отдела в управление РТ ПГУ (разведка на территории СССР). Но он не выказывал недовольства по поводу досрочного отзыва и перевода в другое управление, вскоре получил очередное воинское звание, но 12 сентября 1990 года положил на стол начальству рапорт об увольнении из ПГУ по собственному желанию. Что послужило причиной такого решения, сказать трудно. Но скорее всего — бесперспективность дальнейшей карьеры. После августа 1991 года Швец вышел из КПСС, а потом занялся написанием книги о своей работе в разведке.
Вскоре об этом проведали в СВР, и бывший начальник Швеца полковник Бычков в частной беседе предупредил его, что разглашение служебных тайн чревато серьезными последствиями, а кроме того, все контакты с издательствами, местными или зарубежными, должны быть согласованы с руководством СВР. Готовя книгу к изданию, Швец начал вести переговоры с российскими издательствами. Но вскоре, по его словам, понял, что «успешно издать книгу в Москве не удастся». Тогда он принял решение выехать в США и предложить рукопись американским издателям.
В 1993 году он стал оформлять визу в США. Когда ОВИР запросил, как это обычно делается, мнение разведки, Ясенево категорически возражало против выдачи Швецу заграничного паспорта. Но все же он, используя коммерциализацию процесса получения загранпаспортов, выехал в США через Прибалтику. Вместе с ним выехал в Америку и другой бывший сотрудник ПГУ Валентин Аксиленко, также в восьмидесятые годы работавший в вашингтонской резидентуре. В феврале 1993 года знакомая В. Аксиленко, американка Бренда Липсон свела Швеца с литературным агентом Джоном Брокманом. Но тот забраковал первоначальный вариант рукописи Швеца, озаглавленный «Я всегда поступал по-своему», более напоминавший художественную прозу, и предложил сделать документальный вариант. Швец и Аксиленко, поселившись в Вирджинии, засели за работу над новым вариантом книги.
В апреле 1994 года окончательный вариант рукописи под названием «Вашингтонская резидентура: моя жизнь шпиона КГБ в Америке» был передан в нью-йоркское издательство «Саймон и Шустер». Разумеется, литературная деятельность бывших сотрудников КГБ привлекла внимание ФБР. Агенты американской контрразведки ознакомились с содержанием рукописи, и вскоре Швец и Аксиленко получили уведомление Службы иммиграции и натурализации США, датированное 21 апреля, в котором сообщалось о намерении властей депортировать их из страны. Не остались в стороне и американские СМИ. В прессе замелькали сообщения о том, что Швеца и Аксиленко в процессе работы над книгой посещали сотрудники ЦРУ и «провели с ними подробные беседы». А газета «Нью-Йорк таймс» со ссылкой на компетентное лицо в ФБР поведала о том, что Швец и Аксиленко помогли разоблачить агента КГБ в ЦРУ О. Эймса.
Не остались в стороне и российские газеты. После появившихся в них публикаций выступил руководитель пресс-службы СВР Ю. Кобаладзе. Он резко осудил Ю. Швеца, назвав его мерзавцем, но воздержался от комментариев по поводу Аксиленко. Говоря о Швеце, Кобаладзе утверждал, что в подоплеке всей истории лежит. «дело Эймса», и именно поэтому американцы пытаются раздуть фигуру Швеца. В связи с этим сама книга тоже не имеет для них первостепенного значения, хотя в ней и говорится о неком СОКРАТЕ.
Заявление Кобаладзе возымело эффект. В воздухе запахло новым шпионским скандалом. Этим не замедлил воспользоваться Швец, пославший в мае 1994 года открытое письмо в газету «Московские новости», которая в апреле опубликовала статью с высказываниями Кобаладзе. В письме досталось и руководству бывшего ПГУ и нынешнего СВР и Кобаладзе. Досталось и Крючкову, который, по словам Швеца, заключил контракт на написание книги с одним американским издательством и получил аванс в 10 тысяч долларов. А издательство «с тех пор не видело ни книги, ни аванса».
Книга «Вашингтонская резидентура» увидела свет в Америке в конце декабря 1994 года. Через некоторое время в российских газетах появились отрывки из нее. Но всех, кто ждал сенсационных разоблачений, постигло разочарование. Никаких сверхскандальных откровений в книге не было. Ведь трудно назвать сенсацией то, как разоблачили предателя из ПГУ С. Моторина, с которым Швец одно время работал в Вашингтоне. Не впечатляет и описание вербовки некого Барнетта, шифровальщика американского посольства в Боготе. Но есть в книге и страницы, заслуживающие внимания. В частности, те, где говорится об агенте Билле, завербованном одним из героев книги — Валентином. Билл — выходец из Перу, много лет прожил в США. У него было необычное хобби — мусорология. Он убирал мусор в нескольких офисах системы национальной безопасности США, и осенью 1979 года стал работать на советскую разведку.
«Билл не добывал секретных документов Совета национальной безопасности США, но они щедро цитировались в бумагах, которые он извлекал из мусорных корзин, — пишет Швец. — С помощью этих цитат аналитикам разведслужбы нередко удавалось воспроизвести оригиналы…»
Говоря о причинах, по которым Билл согласился работать на Советский Союз, Швец приводит слова агента: «Я помогаю вашим военным не потому, что они лучше американцев, а потому, что они слабее и тем не менее пытаются им противостоять». Провал Билла произошел в октябре 1983 года, и, как утверждает Швец, исключительно из-за глупости руководства разведки. Правда, Билл остался на свободе, и это, по словам Швеца, было единственным светлым моментом во всей этой истории.
Однако, как уже говорилось выше, ничего особо шокирующего публику в книге не было, и очередного шпионского скандала не возникло. В России, вопреки надеждам Швеца, его книгой издательства не заинтересовались, и поэтому широкой известности на родине он не получил. Впрочем, как и в США. В Службе внешней разведки Швеца считают предателем, хотя он сам таковым себя не признает. Вот что он в 1996 году ответил на вопрос журналиста И. Михайлова:
«— Как вы относитесь к тем, кто по различным причинам все же стали предателями?
— Конечно, однозначно — я их презираю. Самое ужасное, что эти люди предавали не только Родину… Самое ужасное, что эти люди, нанося вред Родине, предавали своих близких друзей, с которыми вместе работали порой многие годы. Одного из таких предателей я лично хорошо знал. Этот рубаха-парень, душа компании, он после вечеринок и задушевных бесед на следующий день шел к представителю разведки противной стороны и все ему сообщал».
Трудно не согласиться с такой точкой зрения, но возникает законный вопрос — почему сам Швец не спешит возвращаться в родные пенаты, а продолжает жить в Америке? Между тем в феврале 1996 года генерал-майор Ю. Кобаладзе вновь предупредил всех бывших сотрудников спецслужб, публикующих мемуары, о том, что они несут по закону ответственность за разглашение государственной тайны. И он прав. Статья 19 закона «О внешней разведке» гласит:
«Сведения о лицах, оказывающих (оказывавших) конфиденциальное содействие органам внешней разведки России, составляют государственную тайну и рассекречиванию в связи с истечением максимально допустимого срока засекречивания сведений, составляющих государственную тайну, не подлежат».
Таким образом, в соответствии с этим законом Швец все-таки предатель. Ведь он, формально никого не предав, остался после написания своих мемуаров на Западе. Более того, ФБР намечало его в качестве свидетеля на процессе против О. Эймса. Разумеется, официально ему никто не предъявлял обвинения, и поэтому он может ходить с гордо поднятой головой. И пусть Бог будет ему судией.
Впрочем, и без Швеца 1993 год оказался богатым на предателей. Причем в данном случае имел место случай, о котором раньше никто даже и помыслить не мог.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.