Глава IX Великие годы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава IX

Великие годы

Итак, Карл переправился через Луару, не беспокоясь о судьбе побежденных. По словам Жития св. Пардульфа, он вел с собой многочисленных пленников, главным образом женщин и детей. Некоторые из них были оставлены на месте, в Пуату, и, безусловно, предназначались местным солдатам. (Легенде угодно, чтобы именно им мы были обязаны секретом изготовления шабишу. Более того, предполагается, что они везли с собой абрикосы, которые и положили начало знаменитым плантациям Монгаме!)

Другие пленники, менее удачливые, были переправлены в Тур, чтобы, как говорят, встретить там печальный конец в месте, которое сегодня называется «улицей Мавров». Похоже, там до сих пор можно видеть яму, в которую их сбросили. Есть версия, рисующая их участь более благожелательно. Для жительства им был отведен район у слияния Луары и Вьенны, и особенно деревни Узим, Авуан, Савиньи и Бомон-ан-Верон, в основе которых, возможно, лежат лагеря арабских пленников или беглецов.

Однако, составляя неотъемлемую часть добычи, большинство из них было доставлено в Австразию. На самом деле они были источником обогащения, которым не стоило пренебрегать. Подобно тому, как мы уже рассматривали участь христианского пленника, бросим взгляд на положение пленника-сарацина.

Между ними много общего. Франкам рабы-арабы пришлись по вкусу, совершенно так же, как и невольники из славян, германцев и язычников Северной Европы.

На службе у хозяина пленников, закованных в тяжелые цепи, заставляли обрабатывать землю или же, в зависимости от их качеств, продавали, били и пытали. Разумеется, они не могли ни владеть, ни наследовать, ни вступать в брак с христианскими женщинами, даже если это были рабыни. Решившись на подобный поступок, последние лишались церковного погребения.

Впоследствии наладилась настоящая торговля пленниками. В то время начался процесс выкупа сарацинских пленников либо их родителями, либо друзьями, либо правителями, или же благодаря благочестивым мусульманам, завещавшим на это свои средства. Все они просто следовали предписанию Пророка: «Освобождайте братьев своих из цепей рабства». Каким образом происходила передача? Пленников доставляли в Арль, Марсель или Нарбонн, чтобы там продать арабским посредникам. Иногда их отдавали сарацинским воинам, которые совершали набеги на наше побережье. Так их выкуп оплачивал военные действия.

Теперь мы должны отправиться по следам арабских беглецов, спасшихся от смерти и плена. В рассказе Анонима мы видим их отступающими в порядке и тишине. По своему обыкновению сарацинские банды рассыпались в разные стороны, чтобы избежать сутолоки многолюдного отступления или, возможно, просто чтобы выбрать разные дороги, которые казались им более легкими. Следы их отступления мы можем обнаружить благодаря рассказам, легендам, топонимам, находкам оружия, а также по факту существования и в настоящее время островков этнических сарацин. Однако есть одна оговорка. Не исключено, что некоторые группы, которым не удалось присоединиться к армии Абд-ар-Рахмана, чтобы принять участие в битве, после нее поселились в этой стране, и это как раз может относиться к тем, чьи следы и приметы обнаруживаются в районе Лудена, Сен-Касьяна, Мартезе и окрестностях Монконтура. Совершенно очевидно, что население этой области явно сарацинского типа. Можно допустить, что беглецы или отставшие продолжили свой род и основали настоящие колонии. Этим можно объяснить изобилие Моренов, Сарразенов, Морино, Морелей, Нуаре, Негро и прочих Мори, которые населяют Пуату. Конечно, здесь речь идет только о насмешливых прозвищах, превратившихся в фамилии и принадлежащих смуглолицым людям с черными, иногда курчавыми волосами. Действительно, в этой провинции до сего дня бытуют фамилии, относящиеся к периоду до XIV в. Обычно допускается, что после битвы арабы перегруппировались на равнине Невий, к югу-западу от Мюссе на левом берегу Клайна. Топонимов там просто море: дорога Сарацин, Арабский родник, Сарацинский колодец, Сен-Мор (Св. Мавр) и даже Батай (Битва). Стянувшиеся туда банды рассыпались, по всей вероятности, в западном направлении, распространившись по вересковым зарослям Гатине, по районам Туара, Брессуира и Шатильона-сюр-Севр. Это предположение подтверждает сарацинское оружие, украшающее собой некоторые коллекции, особенно де Фонтенов: кинжал из окрестностей Брессуира и еще один из района Туара. Пять экземпляров оружия, найденные в Де-Севре, можно возвести к одному и тому же источнику.

И сколько еще легенд, которые тоже подтверждают факт этой арабского заселения. В Верхнем Бокаже рассказывают о любвеобильном Фарфаде, о Сен-Савер-Живре, а главное – легенду о Пироме,[183] так часто используемую в качестве довода при установлении места битвы.

На следующий день после битвы беглецы разбили лагерь на лесистых холмах Туш-Нуарон, около Мулена в Де-Севре. Безусловно, они отступали по римской дороге Пуатье-Нант, проходящей внизу примерно в трехстах метрах от этого места. Возможно, остановиться именно там их побудил родник, называемый с тех пор «Сарацинским источником». Тем более что прямо под холмом струится небольшой ручей Уэн. На такое решение сарацин, несомненно, натолкнула пересеченная местность, которая могла служить им убежищем. С этих пор днем они прятались, а ночью грабили, чтобы выжить. И предание говорит нам: живя в вечной тьме подземелий, они из-за неудобства своего положения стали совсем как гномы. Скоро отважные жители стали бояться этих существ, считая их бесами – демоническими гномиками, которые частенько наведываются на эту дьявольскую дорогу, где лукавый ловит несчастных, решившихся по ней пройтись. Заканчивается легенда не чем иным, как описанием средства, при помощи которого можно избавиться от этого дьявольского рода. Впрочем, способ этот результата не давал.

Таким образом, можно считать, что часть беглецов укрылась в этом своеобразном параллелограмме, вершинами которого служат Невий, Луден, Шатильон и Шамденье. Однако мы не видим никакого противоречия в том, что они могли и выйти за пределы этой произвольно ограниченной нами части Пуату.

В качестве цели похода самой значительной части отступающей армии называют Нарбонн, крепость, способную обеспечить прекрасное укрытие беглецам. По-видимому, арабы не решались двинуться в Испанию по дороге, проходящей через Аквитанию, наверное, опасаясь реакции населения, но вероятнее всего, чтобы с помощью этой уловки ускользнуть от возможной погони. Мабийон считает, что они спустились в Лимузен, а оттуда рассеялись по соседним областям. Именно эту версию подтверждает легендарный отрывок из Жития св. Пардульфа, аббата Гуере. На обратном пути исмаилитяне подошли к монастырю Пардульфа, человека Божьего. Он, заботясь более о святом месте, чем о собственной жизни, пал ниц и молился. Обращаясь к Богу, он взывал: «Уничтожь их, Господи, развей этот народ, который приносит войну, не позволь им преодолеть монастырскую ограду». И тотчас же арабов поразила слепота, и они долго стояли, крича на своем языке. Потом они снова отправились в путь, который должны были проделать. Благодаря своей отваге служитель Божий остался победителем.

И снова здесь следует предположить, что воины обосновались южнее, у Обюссона. В самом деле, появление знаменитых гобеленов считается заслугой арабов. Хотя бегство сарацин было поспешным, они по-прежнему грабили земли, через которые шли, действуя точно так же, как в Аквитании в начале своего вторжения. Предавая огню монастыри и другие святые места, они бросали в пламя людей, пишет Мабийон. По мере приближения к своей стране их дерзость росла. Так, они опустошили Керси, Руэг и, в конце концов, напали даже на Жеводан и Велэ. Они перебили множество жителей, которых предавали мучительной смерти, не различая ни пола, ни возраста. В своей ярости они убили Теодофреда, аббата Монастье в Велэ.

Наконец, влача за собой пленников и добычу, они достигли Септимании.

Наш рассказ был бы неполным, если бы мы не напомнили о другом аспекте арабского отступления. Речь идет о гипотезе, сформулированной Клерком и Моннье, которые отстаивают очень правдоподобную теорию. Вся Бургундия, пишут они, была оккупирована арабскими отрядами, отступавшими после Пуатье. Иногда, по-прежнему согласно этим двум историкам, сарацины заключали союзы с бургундскими сеньорами, не желавшими подчиняться Карлу Мартеллу Далее мы изучим последствия этого замечания.

Как бы то ни было, судьба армии Абд-ар-Рахмана теперь полностью ясна. Пленники, беженцы в Пуату и в Бургундии и, наконец, уцелевшие, полные злобы, которую испытала на себе Септимания. Последние отзвуки вторжения отгремели, улеглись, и Карл «вернулся с победой в свою землю».

Однако еще рано делать выводы о битве, которая, как мы увидим, в действительности продолжалась до 739 г. Мы склонны утверждать, что она тянулась в течение шести лет с короткими перерывами. Как нам представляется, прежде чем спорить о ее значении, необходимо проследить деятельность Карла Мартелла в последние годы его жизни.

Продолжатель Фредегара, Мецские анналы, хроника Адемара Шабаннского и некоторые другие заявляют, не называя причин, что на следующий год, как только можно было начинать кампанию, Карл бросил свои войска на Бургундию. Мы уже упоминали о завоевании этой провинции арабами после Пуатье. Равным образом говорили мы и о тайных связях между ними и мелкими местными княжествами, образовавшимися на развалинах меровингского государства. Лишь смерть епископа Оксера Саваря в 715 г. остановила процесс формирования независимой Бургундии. Начиная кампанию против этой области, Карл преследовал двойную цель – завоевание и «зачистку» сарацин, которые ее захватили, и эти два замысла шли рука об руку. Изгнав арабов из этого королевства, он сам сделался его хозяином, установив там свою власть, которую до того времени бургундцы не признавали.

В данном случае он в глазах всех выглядел не как завоеватель, а, скорее, как освободитель, продолжающий дело уничтожения мусульман, начатое на равнинах Пуатье.

«Как Карл сам покорил Бургундию» – это заглавие второго продолжателя Фредегара. Последуем же за хрониками и анналами.

Карл вторгся в Бургундию; при его приближении враги покинули область и шаг за шагом отступили, как вышедшая из берегов река, которая возвращается в свое русло. Он как победитель вошел во все города Верхней Бургундии. Лион открыл свои ворота. Сарацины, по-видимому, устрашенные одним именем этого человека, спустились по Роне и разграбили ее берега, а затем отошли в свою провинцию, освободив все ранее захваченные ими земли. Таким образом, Карл заставил признать свою власть, и бургундцы легко уступили обосновавшемуся у них майордому. Можно еще прочитать, что этот захват власти представлялся им законным и естественным. Это была первая попытка прибрать к рукам Юг, причем опорными пунктами служили Невер, Отен и Лион, где рухнула власть строптивых епископов.

Тогда Карл начал свое завоевание; он вверил управление страной leudes probatissimi (испытаннейшим левдам), поручив им распоряжаться финансами и удерживать провинцию. Они поставили в городах и на границе опытных воинов и поручили им защищать Бургундию и одновременно подавлять возможные мятежи. Он созвал ассамблею знати и заключил договор с бургундскими магнатами, в котором те признали его владычество.

Однако укажем, что потребовалось двести лет, чтобы выгнать сарацин, укрывшихся в горах Юры. По-видимому, их выкурили оттуда только походы Берольда Саксонского в 1016 и 1018 гг. Все подробности этой долгой оккупации можно найти в Ежегоднике Юры, изданном в 1856 г.

Карл собирался напасть на Прованс, когда восстание фризов, вновь взявшихся за оружие, потребовало его возвращения в Австразию. Закончился 734 год: на завоевание Бургундии понадобился год или около того.

«Не снимая доспеха», Карл направился на Рейн – его целью была Фрисландия. Эта страна, гораздо более значительная, чем сегодня, тянулась вдоль берегов Северного моря, уходя за Эльбу.

Она была разделена Эном на восточную и западную Фрисландию с довеском в виде островка батавов. Действительно, фризы переправились через верхний рукав Рейна и заняли кантон, принадлежавший древней Батавии, главными городами которой были Утрехт и Дурстеден. Это была «Фрисландия этой стороны», как называют ее историки Средних веков.

Эта часть Фрисландии стала основным в Германии полем деятельности миссионеров, пользовавшихся поддержкой Карла.

Таким образом, Карл продолжал политику своего отца и в числе прочих оказывал покровительство монаху Виллиброрду, возведенному его усилиями на епископскую кафедру Утрехта.

Проповедь Евангелия в Германии еще носила характерные черты раннего христианства. Против языческих идолов, почитание которых сводилось к скрупулезно соблюдаемым запретам, столь велик был внушаемый ими ужас, молодые монахи применяли упорство и спокойную отвагу. Так, благодаря Виллиброрду сошел со сцены национальный бог фризов, когда язычники увидели, как англосаксонский монах безнаказанно ест священное животное и нарушает покой чтимых мест. Фанатику не свойственно служить божеству, лишенному силы. Тем не менее политика или национальная рознь воспрепятствовали, по-видимому, уже совершившемуся обращению: мы уже видели, как герцог Радбод вынул ногу из крестильной купели, когда его заверили, что франки будут его соседями в раю. Соперничества этих народов на войне продолжалось и в области веры; но затем еще нужно было упорно бороться с идолопоклонничеством, чьи приверженцы воспользовались смутными временами, образумить христианских неофитов, снова впавших в языческие суеверия. Этим объясняется растущая роль юного Винфрида, избранного помощником Виллиброрда за свое горячее рвение и ораторские таланты, который в равной степени убеждал наивных идолопоклонников и искушенных в политике государей.

Именно по причине известности его успехов Григорий II вызвал его к себе в Латеранский дворец и возвел его в сан регионального епископа – пожаловав ему неограниченные полномочия – в обмен на клятву беззаветно служить Римской церкви и выступать против ее врагов. Вдохновитель евангелизации, которая шла заодно с усилением франкского влияния в Германии, представитель первой Церкви, столь тесно связанной с Римом, Винфрид, отныне получивший по воле папы имя Бонифация, был радушно встречен Карлом Мартеллом. Григорий II горячо рекомендовал Бонифация в письме к Карлу, excellent?ssimo filio nostro (превосходнейшему сыну нашему) – удивительное наименование.

И верно, как не подчеркнуть странность позиции Карла, который на юге дает отпор исламу, на севере теснит язычество и не меньше угнетает Церковь на своей собственной территории? Прагматизм и проницательность.

Но Фрисландии было непросто согласиться принять на себя ярмо религии и франков. Христианство представлялось фризам дополнительным проявлением несвободы. Несмотря на добродетели проповедников Евангелия, враждебность к новой вере выплескивалась в войнах против франков. Защита идолов и древних суеверий нередко бывает только предлогом.

В данном случае война 735 г. была развязана, скорее всего, из-за затруднительного положения Карла, который был занят к югу от Луары, а затем в Бургундии и находился вдали от этой своей границы. Фризы были слишком неспокойным и непокорным народом, чтобы не воспользоваться сложившейся обстановкой. Ссылаясь на ниспровержение своих идолов и разрушение храмов, они взялись за оружие. Неутомимый Карл напал на них. Будучи воином до мозга костей, он начал войну против фризов их собственными средствами.

Послушаем продолжателя Фредегара: Cum Frisionibus ultra alto mare pugnavit, «он сражался с фризами в открытом море». Действительно, Карл снарядил флот, спустился по Рейну и вышел в открытое море у побережья Австразии. Достигнув берегов Фрисландии, он высадил свою армию на сушу и вторгся в глубь страны. Разрушая храмы, выжигая священные леса и идолов, он опустошил острова Вестерган и Остерган. Наконец, он встал лагерем на реке Бурден. Именно там он дал решающее сражение герцогу Поппону, наследнику Радбода, умершего в 719 г. В этом столкновении Поппон, душа восстания, потерпел сокрушительное поражение и погиб. Эту участь с ним разделило множество мятежников, а Карл безнаказанно разрушил все памятники их идолопоклонства.

После этой одновременно морской и сухопутной экспедиции Карл вернулся в Австразию, по-видимому, увезя с собой все плоды этой кровопролитной кампании: заложников и добычу. Настало ли ему, наконец, время двинуть свою армию на вожделенный Прованс и сарацин, которых он мечтал снова разгромить? Судьба распорядилась иначе, и он был вынужден изменить свой план. После кампаний в Бургундии и Фрисландии в конце 735 г., Карл обратил свой взор на Аквитанию.

«Ослабев от старости и поразившего его недуга», скончался Эд.

По-видимому, незадолго до смерти он успел еще раз разбить арабов в ущельях Пиренеев. Он оставил двоих сыновей, Гунальда и Гаттона. О том периоде нам рассказывают продолжатель Фредегара, Петавийские анналы и анналы аббатства св. Назария, и другие.

Узнав о смерти герцога Аквитании и боясь, как бы эта провинция не ускользнула от его власти, Карл снова переправился через Луару и, дойдя до Гаронны, овладел замком Блай, расположенным на правом берегу. Затем он пересек реку и осадил Бордо, который пал, так же как и соседние крепости. Чтобы окончательно ослабить Аквитанию, майордом вел военные действия вплоть до 736 г. Сыновья Эда, плохо подготовленные и застигнутые врасплох, как могли, сопротивлялись, зная, что от этого зависит их участь. Тем не менее Гаттон попал в плен, а Гунальд был вынужден покориться.

Руководствуясь, скорее, желанием поддержать мир в столь обширной стране, чем собственной воздержанностью, Карл, вечный воин, не отнял у двух братьев их государство. Он потребовал от Гунальда клятвы верности себе и двум своим сыновьям, Карломану и Пипину. Так Аквитания признала майордома своим полновластным господином. В этом договоре, как пишет автор Мецских анналов, речь шла только о Карле и его роде. Никакого упоминания о еще правившем тогда Теодорихе IV. Примечательный факт, проложивший Пипину Короткому дорогу к трону.

Освобождение Гаттона было последним жестом Карла перед уходом из Аквитании.

Новым театром военных действий стал для Карла Прованс – в то время главный предмет его притязаний. Арабы пустили корни в этой стране, и, что необычно, ее население, казалось, вовсе не пеклось о своем освобождении.

По-видимому, они предпочитали радушно принять арабов, нежели северных варваров. Сарацины, отличавшиеся веротерпимостью, удовольствовались введением хараджа,[184] тщательно соблюдая права сеньоров и привилегии городов. Они не грабили, чтили римские памятники. Только Церковь не мирилась с этим владычеством, лишившим ее всех монастырских угодий.

Таким образом, все в этой провинции выглядело спокойным, тем более что она по большей части избежала влияния Абд-аль-Малика, девяностолетнего старика, нового вали Испании.

Назначенный халифом Хишамом после смерти Абд-ар-Рахмана, он не выполнил своих обязательств, встав во главе правительства мусульманской Испании. Он не устоял перед чарами власти. Деспотичный и никчемный, он вскоре был смещен.

Его опале способствовала неудачная кампания против вестготов, которые, объединившись с римлянами, снова вышли из-под контроля вали и удерживали часть Северной Испании. Абд-аль-Малик, подстегиваемый халифом, решился начать войну; но он не смог оттеснить своих противников и даже вынужден был вернуться по собственным следам, потеряв часть армии в ущельях и проходах.

На Провансе злоупотребления Абд-аль-Малика никак не отразились. Гораздо больше его населению пришлось пострадать из-за прихода франков, которые не могли удержаться от поджогов, истребления виноградников и рубки деревьев.

Карл действительно пересек Бургундию, чтобы убедиться в покорности этой страны, и, пройдя через Лион, напал на Прованс. Анналы почти не сообщают нам подробностей этого похода. Вероятно, что в ходе вторжения Карл Мартелл добился конкретного результата, в большей степени благодаря ужасу, который внушала его армия, чем серьезным сражениям. Он с легкостью овладел Марселем, и то была тяжелая утрата для сарацин, лишившихся преимуществ этой выгодной позиции. В Средние века Марсель – возможно, единственный морской город, о котором мы хорошо осведомлены. Судя по всему, в ту эпоху он был крупным портом. Будучи таким же многонациональным, как и в наши дни, он без всякой дискриминации давал приют евреям, сирийцам, грекам и готам, численность которых возводила Марсель в ранг очень значительных городов.

Арль, в прошлом принадлежавший герцогу Аквитании, и, безусловно, Авиньон сдались принцепсу франков. И похоже, что в ходе этой же кампании арабы вновь захватили эти два важных города, расположенных на Роне и соседствующих с Нарбонном. Таким образом, Карл моментально сделался хозяином всей страны. В Провансе он действовал так же, как и в Бургундии, насадив там такую же систему организации и обороны.

В конце концов его армия вернулась в Австразию с грузом сокровищ. То был легкий успех, но зато быстротечный, фактически сведшийся к простым стычкам. Герцог Маурон, провансальский магнат, контролировавший область Роны, вместе с другими наместниками поднял восстание, в котором приняли участие некоторые представители бургундской знати. Маурон был намерен избавиться от этой новой опеки. Союзников долго искать не пришлось: он призвал сарацин. Второй продолжатель Фредегара сообщает нам: «Неверные переправились через Рону, и под чужими именами (insidiantibus nominibus), путем уловок и обмана, некий Маурон со своими приспешниками занял крепость и ограбил Авиньон, впустив туда сарацин, которые собрали армию». Таким образом, Маурон надеялся прочно обосноваться в области от низовий Роны до Альп.

Однако по времени эти события совпали со сменой правительства, произошедшей в Испании. Халиф, недовольный поведением Абд-аль-Малика, заменил его Окбой ибн эль-Хаджаджем. Эта ситуация странно напоминает ту, что предшествовала смещению Эль-Хайтама и приходу к власти Абд-ар-Рахмана. Окба приказал бросить своего предшественника в темницу и правил полуостровом самым безупречным образом; поощряя рвение мусульман, он подготовил новую экспедицию в Галлию. «Лучшие дни, которые выпадают правоверным, – сказал он им, – это дни сражения, дни, отданные священной войне: это путь в Рай; не называл ли себя Пророк Сыном меча? Не гордился ли он тем, что желал отдыхать в тени знамен, отбитых у врагов ислама? Победа, поражение и смерть в руках Аллаха; он раздает их, как ему угодно. Кто был разбит вчера (при Пуатье), торжествует сегодня». Он собирался перейти через Пиренеи. Восстание Маурона ускорило его поход и, главное, изменило его направление.

Овладев Авиньоном, сарацины разрушительными волнами разлились по всей округе. Помимо хроник, уже упоминавшихся в настоящей главе, об этом нам рассказывают анналы Муассака и Фонтанеля.

Приступив к созданию новой армии, Карл поставил во главе авангарда своего брата Хильдебранда, приказав ему спешно напасть на Авиньон и завладеть им, пока сарацины не успели укрепить город, получив подкрепление. Действительно, Авиньон был хорошо защищен благодаря своему расположению и крепостным стенам. Находясь на холме у слияния Роны и Дюранса, он занимал прекрасную оборонительную позицию. Усиленным маршем Хильдебранд подошел к стенам города, по дороге смяв банды, разорявшие окрестные деревни. Заняв холмы и пригороды, он разбил лагерь и осадил город. То, как он занял эту позицию, подробно описывается у второго продолжателя Фредегара, который добавляет: Карл, прибывший вслед за ним, в свою очередь, напал на город, окружил его специальными осадными орудиями и крепче сжал кольцо. «Как было в Иерихоне, – говорит летописец, – под крики врагов и звуки труб, благодаря осадным машинам и канатам они преодолели стены города». Наконец, город был взят, и тогда ему пришлось вынести все муки, которые ожидают вражеский стан после штурма. Нам рассказывается о ярости победителей, которые не разбирали ни друзей, ни врагов. Сарацины были перебиты все до единого, город разграблен и предан огню.

Не удовольствовавшись восстановлением порядка и своего владычества посредством этой бойни, Карл пожелал напасть на арабов на их территории. Он переправился через Рону, пересек Нарбоннез и направился прямиком к Нарбонну, вынудив наместника этого города запереться в нем со своими войсками. Началась методичная осада, причем Карл учел особенности расположения города. Действительно, его пересекает рукав Ода, который через озеро впадает в Средиземное море. По этому коридору корабли могли заходить в город. Таким образом, осажденные беспрепятственно получали подкрепление морем. Карл принял все меры, чтобы помешать врагам. Он не упустил ничего и укрепил берега этой реки, чтобы преградить доступ к городу.

Ситуация опьяняла майордома – ведь в тот момент он держал в руках все арабские силы Септимании во главе с наместником Юсуфом ибн Абд эль-Рахманом, известным просто как Асима.

В это самое время в дело вмешался Окба ибн эль-Хаджадж. Он погрузил на корабли свою армию под командованием одного из своих приближенных, Омара ибн Халеда или Армораша. Когда флот прибыл в порт Нарбонна, выяснилось, что путь ему преграждают укрепления Карла. Тогда войска высадились на соседних пляжах, устремившись на помощь Юсуфу по суше.

Тогда Карл оставил часть своих воинов осаждать город, а с остальными смело бросился навстречу Омару. Они столкнулись в долине Корбьере, в нескольких километрах к югу от Нарбонна, около древней резиденции вестготских королей, а точнее, на небольшой речке Берр, которая впадает в Средиземное море между Нарбонном и прудом Левкат. На наших глазах происходит своеобразное повторение битвы при Пуатье. Это яростное и жестокое сражение завершилось со смертью Омара, павшего в этом бою. Этот общий удел всех незадачливых арабских военачальников, начиная с Эль-Самха, вызвал замешательство в рядах сарацинских войск, уже потрепанных в битве. Это была огромная бойня: «Те, кто спаслись, – пишет продолжатель Фредегара, – пытались бежать морем. Они плыли по пруду с соленой водой, куда устремлялись сплошным потоком. Но франки, у которых были барки и метательное оружие, нападали на них и топили».

Добыча, найденная во вражеском лагере, была значительной, и, если угодно, именно эта битва в долине Корбьере, на Берре или при Нарбонне, окончательно закрепила за Карлом прозвище «Бича сарацин».

Но осада Нарбонна продолжалась. Карл Мартелл, устав от сопротивления осажденных, решил свернуть лагерь, оставив лишь те силы, которые требовались для поддержания блокады. Вероятно, он, привыкший так стремительно завершать свои экспедиции, был обескуражен продолжительностью этой операции.

Тогда Карл со своей победоносной армией снова пересек провинцию в обратном направлении – и за свою неудачу у Нарбонна он рассчитался с христианами. Может, стоит надеяться, что его поведение было лишь предосторожностью на случай возвращения сарацин. Он методично опустошил Септиманию, разрушил Безье и Агд, а затем двинулся к Магелону, приморскому городу, находившемуся в руках сарацин, которые использовали его как базу для пиратского промысла. Карл стер этот город с лица земли. В Ниме он обрушил стены, сжег ворота и попытался спалить амфитеатр. «Как будто вражескую крепость взорвали», – негодует Гизо. Но пламя, следы которого можно видеть еще и сегодня, не могло повредить огромным скамьям амфитеатра, спаянным твердым, как камень, цементом. Правда, необходимо указать, что амфитеатры в то время служили цитаделью. Наконец, чтобы обеспечить покорность провинции, он взял в разных городах огромное множество заложников.

И хроника подводит итог: «Восторжествовав над вражеской армией, с всегдашней помощью Христа, Господа победы и спасения, он вернулся в землю франков, сердце своего королевства».

Больше никогда Карл не предпринимал новых попыток захватить Нарбонн, а Септимания была окончательно завоевана только его сыном Пипином.

Причиной тому были новые трудности и новые войны, которые всегда отвлекали его внимание, когда он находился на гребне победы.

Определенно нам не уклониться от сравнения, которое напрашивается, несмотря на свою банальность. В течение последних лет своей жизни и после битвы при Пуатье Карл напоминал паука, притаившегося в центре своей паутины.

Из Парижа он стремительно бросался в любую из четырех сторон света, куда его призывали соображения безопасности или необходимость защиты своей власти. Его активность невероятна с точки зрения удаленности мест, где она осуществлялась, – Бургундия, Фрисландия, Аквитания, снова Бургундия, потом Прованс, а теперь Саксония.

Без сомнения, причиной того, что установление мира на своей австразийской границе он счел более своевременным, чем дальнейшую борьбу против все еще неспокойного Прованса, были набеги и восстание саксов. Действительно, в этой обширной Германии отступничество одного народа могло вызвать общее восстание. Как мы уже отмечали, эту северную войну приходилось постоянно начинать сначала, а Карл, казалось, больше стремился к победе, чем к прочному установлению своей власти. Правда, жестокость его нападений всегда вызывала у побежденных жажду мести. В его оправдание можно сказать, что, безусловно, слишком много событий требовало его присутствия то на одной, то на другой границе, позволяя ему вести войну лишь стремительными набегами. Возможно, сложность его задачи определял дух германских народов, с которыми он боролся.

Итак, Карл переправился через Рейн в месте его слияния с Липпе. Как смерч он прошелся по Саксонии, покорил ее гордый и непокорный народ и обложил его данью. Ему были переданы заложники. Эта экспедиция была классической и успешной. Продолжатель Фредегара, Мецские и Петавийские анналы не сообщают нам других подробностей.

Тем временем в королевстве произошло важное событие. Мы не хотели включать его в рассказ об этих военных кампаниях, опасаясь, как бы они не затмили его и не отвлекли внимание читателя.

В 737 г. в Шелле, на восемнадцатом году своего правления, умер король Теодорих IV, сын Дагоберта Юного. Его смерть при неизвестных обстоятельствах осталась почти незамеченной, и вовсе не в ней заключается серьезность совершившегося факта. Карл Мартелл не назначил преемника Теодориха. Он продолжал править один, не принимая королевского титула, может быть, не решаясь на это. Но, главное, оставляя незанятым трон, который он, несомненно, готовил для своего потомства, Карл хотел незаметно приучить франков к мысли об уходе их королей с политической сцены. Мы присутствуем при последних конвульсиях первой королевской династии.

Скоро и роль Карла Мартелла была сыграна, как мы знаем, в 739 г.; и упоминавшиеся выше хроники и анналы, а также Павел Диакон рассказывают нам о последнем походе майордома. На это раз его гнев снова навлек на себя Прованс. Герцог Маурон, этот уже знакомый нам арльский патриций, после тщательной подготовки снова встал во главе значительной партии. Он не сложил оружие и снова привел в Септиманию сарацин. Усиленные новыми войсками, прибывшими из Испании, они начали свои вылазки на противоположный берег Роны.

Карл послал в Прованс новую армию под командованием Хильдебранда, за которым шел по пятам. Авиньон, захваченный Мауроном, был снова отвоеван. Сам патриций, разбитый и обращенный в бегство, укрылся «среди неприступных скал, защищенных морем и горами». Мятежники, прижатые к морю, были с легкостью истреблены. Снова появившись в Марселе, Карл еще раз привел в порядок управление Провансом. Согласно хронике Вердена, в ходе именно этой кампании Карл получил помощь от Лиутпранда, короля лангобардов. Льюис подтверждает: «Только помощь лангобардов с моря не дала майордому потерять Прованс».[185]

Отныне эта страна, как и Бургундия, в полной мере признала власть Карла Мартелла. Помятые сарацины оставили Арль и ушли за Рону. С тех пор они больше не тревожили этих провинций, которым докучали в течение стольких лет.

И псевдо-Фредегар подводит итог этой кампании следующими словами:

«Приобретя всю эту империю, вышеназванный государь Карл вернулся победителем, никто не начинал войны с ним. Вернувшись в страну франков, он заболел в своей вилле Вербери за рекой Исрой».