ВОЗВРАЩЕНИЕ ИУДЫ
ВОЗВРАЩЕНИЕ ИУДЫ
«... Само собой разумеется, что я считаю своей обязанностью обеспечить Кенту все возможности для выполнения данного ему задания. Для этого мы переведем его сюда, в глубь страны. Причем я думаю о переселении его жены и ребенка. При больших возможностях, которые представятся после войны, Кента легко было бы устроить в соответствии с заданием, а также полностью обеспечить его. Я имею в виду и солидное вознаграждение».
Это письмо подписал группенфюрер СС, генерал-лейтенант полиции Генрих Мюллер.
Тот самый Гестапо-Мюллер, который, вероятно, известен многим читателям по знаменитому сериалу Юлиана Семенова «Семнадцать мгновений весны», рассказывающему о поединке советского разведчика Штирлица (Исаева) с нацистской сворой в Берлине в конце Второй мировой войны.
Но агент Кент не был Штирлицем, он выбрал для себя совсем другую, Иудину роль.
Письмо шефа гестапо, полное заботы о ценном агенте, было адресовано 1 февраля 1944 г. Хайнцу Паннвицу, начальнику зондеркоманды «Роте Капелле». И, конечно, тот по-своему, с выгодой для себя, но выполнил указания своего шефа...
На экране телевизора — старый грузный человек, выше среднего роста, одетый в куртку, на голове — каракулевая кепка, рядом с ним — пожилая женщина, также одетая по-осеннему. Они стоят у парапета на берегу Невы и смотрят куда-то вдаль, изредка поглядывая на небо, как будто что-то вспоминая...
Так начиналась телевизионная передача, которую показали поздно вечером 17 ноября 1994 года по петербургскому телевидению.
На экране шли старые, затасканные кадры военной хроники — маршировали солдаты германского вермахта, вступавшие в Париж. Выступал Гитлер, гремела музыка. Мелькнуло изображение Сталина. Звучат выстрелы, рвутся бомбы и снаряды. Война разгорается на европейской земле.
Появляются титры: «Агент Кент».
На экране — тот же самый человек, на этот раз в комнате, у себя дома, сидит за письменным столом, заваленном какими-то бумагами. Мы видим его одутловатое лицо, глаза скрываются за опухшими, набрякшими веками, руки лежат на столе. Ему больше 80 лет, и мы знаем, что о многом он мог бы рассказать, если б захотел...
За кадром юный, бодрый голос ведущего, который так и не назвался до конца передачи, с апломбом всезнайки объявляет зрителям о том, что перед ними — человек, который в годы Второй мировой войны являлся выдающимся советским разведчиком. Имя Кента — Анатолия Марковича Гуревича — должно быть поставлено рядом с такими легендарными героями, как Рихард Зорге, Рудольф Абель, Николай Кузнецов.
«Он, — самонадеянно утверждал юный дилетант с экрана, — был настоящий Большой шеф, который держал в своих руках все связи...»
Смотрим на экран, слушаем объяснения ведущего, и нас охватывает ощущение, что перед телезрителями разыгрывается спектакль, автором которого, режиссером и актером является один и тот же человек, его неутоленные амбиции и большая фантазия. На наших глазах создается лживый миф несостоявшегося героя-одиночки о подвигах, которых не было, — бывший агент Кент старательно играет свою, давно заученную и трудную роль...
Озлобленный длительным заточением джинн вырвался из бутылки, чтобы начать свой поход за славой... Ложь шагнула в эфир, на телеэкраны, на страницы газет и журналов.
Анатолий Маркович Гуревич родился 7 ноября 1913 г.
в Харькове, затем, после переезда семьи в Ленинград, учился там в школе № 13, бывшей гимназии, находившейся в Соляном переулке.
«Очень любил участвовать в школьной самодеятельности, — вспоминает он. — В спектакле «Разведчик в кепке» я играл главную роль...»
Работал учеником разметчика на заводе «Знамя труда», участковым милиционером и заместителем начальника штаба ПВО района, учился в институте туризма, откуда со второго курса добровольцем уехал в Испанию.
В качестве военного переводчика он участвовал в переходе советской подводной лодки с французского судоремонтного завода в Бордо через Гибралтар в испанскую Картахену.
Под ударами франкистов погибла Республика, и А.М. Гуревич возвращается домой, в Москву.
Он снова учится, на этот раз в специальной разведшколе Главразведупра Красной Армии. В течение пяти месяцев его, так же как и других курсантов, учат радиоделу, шифровке и другим премудростям разведывательной науки.
Война неумолимо надвигалась на Европу, угрожала СССР, многие советские разведчики, опытные профессионалы, стали жертвами сталинского тоталитарного режима, и тех, Кто приходил им на смену, ожидали тяжкие испытания.
Как рассказывал А.М. Гуревич, вначале он должен был ехать для работы в Бельгию через Турцию, для чего ему были изготовлены соответствующие документы. Однако в связи с отказом турецких властей в выдаче визы Главразведупр за несколько часов до его отъезда изменил маршрут следования в Бельгию, предложив ему ехать через Финляндию, Швецию, Норвегию, Германию, францию под видом мексиканского художника, пробывшего несколько месяцев в СССР.
«Будучи в Париже, — вспоминает он, — я встретился там со связником Главразведупра, который вручил мне уругвайский паспорт на одну из фамилий уругвайского коммерсанта, а я ему сдал свой мексиканский паспорт».
17 июля 1939 г. А.М. Гуревич прибыл в Брюссель. Его паспорт на имя уругвайского гражданина Винсенте Сьерра был якобы выдан ему в Нью-Йорке 17 апреля 1936 г., а в Бельгию он приехал из Монтевидео.
Вначале предполагалось, что молодой разведчик (ему было тогда всего 25 лет) начнет свою работу в Дании, в Копенгагене, представителем коммерческой фирмы «Руа дю Каучук» («Король каучука»), которая была создана Леопольдом Треппером и его соратниками в Брюсселе для прикрытия деятельности разведчиков.
Много лет спустя в своей книге «Большая игра» Леопольд Треппер так рассказывал о своей встрече с А.М. Гуревичем:
«Его пребывание в Бельгии намечалось на срок в один год, после чего ему предстояло возглавить наш филиал в Дании... Кент с усердием, даже горячностью принялся за учебу, став студентом Свободного Брюссельского университета, где изучал бухгалтерское дело и торговое право. Моя жена Люба, также поступившая в этот университет на литературный факультет, выполняла функции связной между нами и Кентом».
А.М. Гуревич был шифровальщиком и справлялся с этой работой весьма профессионально.
В начале 1940 г. из Центра поступило распоряжение, в котором Кенту поручалось выехать в Швейцарию для оказания помощи резиденту советской разведывательной группы Шандору Радо. Венгерский коммунист и антифашист, известный ученый-картограф, впоследствии написал книгу «Под псевдонимом «Дора», где вспоминает и о своей встрече с А.М. Гуревичем:
«...Кент прибыл в Женеву в марте, не помню, какого именно числа. Он пришел ко мне на квартиру без предварительного звонка по телефону. Высокого роста, худощавый, в элегантном костюме, он держался непринужденно, даже несколько покровительственно.
Склонив белокурую голову в легком поклоне, гость сказал:
— Я имею задание Директора навестить Дору.
Так он обязан был сказать по инструкции, сообщенной мне в радиограмме.
— Вы Кент?
— Да, это мое рабочее имя, — ответил он. — Вы получили радиограмму от Директора?
Я ответил утвердительно. На этом процедура опознания закончилась. Мы перешли к делу.
— Мне поручено передать некоторые важные материалы для вашей работы, — сказал Кент. — Кроме того, предстоит обсудить с вами организационные вопросы в связи с новой, военной обстановкой. Пришлось ехать сюда из Брюсселя. Нелегкое путешествие, скажу я вам! Через две границы! Обратно буду добираться так же. Но что поделаешь? Приказ есть приказ.
Он говорил по-французски не совсем правильно, с сильным иностранным акцентом. Гость порылся в своем объемистом портфеле из крокодиловой кожи.
— Вот. Во-первых, кодовая книга и шифр. С их помощью вы будете шифровать радиограммы. Слушая, я с интересом разглядывал этого, должно быть, чересчур самовлюбленного человека. У него было странное лицо, узкое и вытянутое вниз. Увидев однажды такое лицо, никогда не забудешь. Для разведчика это недостаток.
— Вам предписано составлять радиограммы на немецком языке, — продолжал Кент, положив на письменный стол рядом с кодовой книгой листы с машинописным текстом — Главное, чтобы вы поскорее смонтировали передатчик и обучили людей. Это настоятельное требование Центра. У вас уже есть радисты? Еще нет? Плохо. Следует поторопиться с подготовкой людей. Вы должны понимать, эта «странная», как пишут газеты, сидячая война на линиях Зигфрида и Мажино рано или поздно кончится. У меня есть сведения, что весной начнется немецкое наступление. Боюсь, для западных союзников оно кончится плачевно. И тогда неизвестно, станет ли такой человек, как Гитлер, считаться с советско-германским договором о ненападении. Не забывайте, что в Польше против новой советской границы стоят крупные силы немцев.
«Он рассуждает вполне здраво, — подумал я. — Действительно трудно исключить такую возможность». Но его наставнический тон раздражал, он, видимо, мнил себя важной персоной. Мне такие люди не по душе.
— Спасибо за политбеседу, — холодно сказал я. Кент быстро повернул ко мне свое длинное лицо — ирония его задела, — но он сдержался.
— Не будем терять времени, — спокойно произнес он. — Постарайтесь внимательно выслушать все, что я объясню вам, как это мне приказано. После инструктажа мы сможем поговорить на любую приятную для вас тему.
Я промолчал, и Кент начал объяснять мне премудрости шифрования текстов. Затем под его диктовку я написал несколько радиограмм, пользуясь кодовой книгой для практики. Кент рассказал, как надо работать с программой радиосвязи... Кент провел инструктаж детально и толково. Он действительно знал свое дело. Прозанимались мы несколько часов подряд. Оставалось напомнить о деньгах, которые он должен был привезти по заданию Центра, и вдруг слышу:
— Сколько денег вы можете мне одолжить?
Я с удивлением взглянул на Кента. Он немного смутился и признался, что из-за рискованной дороги не захватил с собой крупной суммы, а взял лишь необходимое, надеясь, что на обратный путь он займет деньги у меня. Я, конечно, из своего скудного бюджета смог выделить ему очень немного. То, что Кент не привез нам обещанных Центром денег, раздосадовало.
Попрощавшись, гость уехал скорым поездом в Лозанну, где он снимал номер в гостинице. А на другой день вечером мы там встретились. Кент потащил меня, ради знакомства, в ночное кабаре. Отказываться было неудобно: как-никак человек проделал трудный и небезопасный путь, чтобы помочь, научить, к тому же мы были оба, как говорится, товарищи по оружию.
Кент уехал в Брюссель. А в мае немецко-фашистские войска оккупировали Бельгию и Голландию. Больше с Кентом я не встречался. Правда, намечалось, что в марте — апреле 1941 года он опять навестит меня по неотложному делу. Однако Центр потом отменил эту его поездку.
Уже после войны мне стало известно из печати, что в конце 1941 года группа Кента в Брюсселе была обнаружена и схвачена немецкой контрразведкой, но Кенту удалось скрыться и бежать во Францию. В конце концов гестапо все-таки выследило его там и арестовало.
Арест Кента впоследствии отозвался тяжелым ударом по швейцарской группе: он многое знал, и смалодушничав, кое-что выдал гестапо».
Когда французский писатель Жиль Перро начинал собирать материалы для своей книги о Красной капелле, он был убежден, что Большой шеф — Леопольд Треппер — руководитель разведывательной сети в Бельгии и Франции, стал предателем, переметнувшись на сторону врага, и потому сотрудничал с гестапо. Этот нацистский миф десятилетиями блуждал по разным изданиям и нравится кое-кому до сих пор и в России...
Жиль Перро, не только блестящий публицист, но и профессиональный юрист, очень серьезно подошел к своему делу. Он опросил массу свидетелей, в том числе уцелевших героев Красной капеллы и их нацистских палачей, сотрудников германской контрразведки, изучил сотни страниц архивных документов, прежде чем сел за свой рабочий стол, чтобы написать книгу. Его книга «Красная капелла» вначале вышла во Франции в 1967 году, а затем переиздана во многих странах, на самых разных языках. В отличие от других изданий на эту тему она снискала подлинное уважение и симпатии читателей за правдивость и искренность, с которой автор рассказывает о героях и мучениках антифашистской борьбы. Эта книга — реквием сильным духом.
Московское издательство «ДЭМ» выпустило книгу «Красная капелла» на русском языке в 1990 г. Нам не раз придется обращаться к этой работе Жиля Перро, так как он собрал под обложкой своей книги важнейшие документальные свидетельства участников, очевидцев, друзей и врагов Красной капеллы, многих из которых теперь нет в живых.
В телевизионной передаче 17 ноября 1994 г. по петербургскому телевидению бывший агент Кент рассказывал:
«Однажды Зингер обратился ко мне с просьбой — взять его дочь Маргарет Барчу под свою опеку и даже предложил большую сумму денег. От денег я отказался, но с дочерью его вскоре познакомился...»
Знакомство А.М. Гуревича с дочерью бывшего чехословацкого миллионера Зингера (так в гестаповских документах называется эта фамилия) сыграло роковую роль в судьбе бывшего советского разведчика и его подруги, во многом определило его выбор и дальнейший драматический путь, и потому нам придется более подробно остановиться на этом.
В декабре 1965 г., поздно вечером, Жиль Перро разыскал Маргарет Барчу в Брюсселе. Несмотря на поздний час, они встретились и проговорили до четырех часов утра. Вот что она рассказала в ту ночь:
«Мой первый муж Эрнест Барча был на семнадцать лет старше меня. Мы жили в Чехословакии — я тоже оттуда родом. В 1932 г. родился мой сын Рене. Мне тогда только что исполнилось двадцать лет. У нас была очень легкая, очень приятная жизнь. Моя семья разбогатела на экспорте хмеля. Короче, я была дочерью миллионера, а затем стала женой миллионера, и мне казалось, ничто не может изменить эту жизнь. Но после мюнхенских соглашений и аннексии Судетов Германией мы были вынуждены уехать в Прагу. Через год, накануне вступления гитлеровских войск, мы покинули Прагу и перебрались в Бельгию. Забыла вам сказать, что мы — евреи. В Брюсселе наша семья поселилась на авеню Беко, 106. Мы с мужем занимали квартиру на седьмом этаже, а родители жили на шестом. Конечно, жили совсем по-другому, и нашим главным развлечением стала игра в бридж с соседом по лестничной клетке, очень милым бельгийским чиновником. 15 марта 1940 г. мой муж, поиграв в карты, как обычно, лег спать и ночью умер — у него произошла закупорка сосудов. Полтора месяца спустя Бельгия была оккупирована. Начались воздушные тревоги, и нам приходилось спускаться в подвал. Там я познакомилась с жильцом с пятого этажа. Это был уругвайский студент по имени Винсенте Сьерра. Он был не особенно красив: ниже меня ростом, белокурый с большими толстыми губами. Но очень услужливый, предупредительный молодой человек — море обаяния! Всегда великолепно одет. К тому же у него было много денег, и он умел их тратить, что не часто встречается. Короче говоря, это была любовь с первого взгляда, настолько сильная, что я отказалась бежать во Францию вместе с родителями. Мы поселились в великолепной квартире на авеню Слежер. В ней было двадцать семь комнат, семь из которых — спальни. Одну из комнат мы превратили в спортивный зал, и каждое утро после гимнастики к нам на дом приходил массажист. У нас был также загородный дом. Снова началась красивая жизнь. Почти каждый вечер мы непременно куда-нибудь ходили, много танцевали. Винсенте был замечательным танцором, мы вдвоем выиграли немало конкурсов. Мне особенно запомнился Сочельник с 40-го на 41-й год, мы провели ночь в казино Намюра, и это было поистине чудесно...»
Не сомневаюсь, что Маргарет Барча рассказала правду в ту ноябрьскую ночь. Даже спустя многие годы она не могла забыть своего любимого «уругвайца». Брюссельские Ромео и Джульетта прекрасно жили в оккупированном гитлеровцами городе, и все было хорошо до тех пор, пока в их судьбу не вмешалось гестапо...
Бывший агент Кент слукавил, рассказывая телезрителям обстоятельства своего знакомства с дочерью миллионера. Она отдала ему не только свою любовь, но и все имущество и капиталы, будущее сыновей, стала заложницей его судьбы и фактически (страшной ценой) спасла ему жизнь...
«10 мая 1940 года, получив пакет из Центра, — рассказывал Анатолий Маркович Гуревич с телеэкрана, — мы (имеется в виду Л. Треппер. — Прим. В. Т.) прочитали присланные нам документы и легли спать. Ночью нас разбудил гул самолетов...»
Началась гитлеровская оккупация Бельгии.
Обстановка в стране для деятельности разведчиков резко ухудшилась. Фирма «Король каучука», под эгидой которой работала экспортно-импортная организация «Экс», была взята под контроль гитлеровцами, так как все ее владельцы были евреями, что запрещалось фашистскими антисемитскими законами. Германская оккупационная полиция разыскала Лео Гроссфогеля, других владельцев фирмы, искала канадца Адама Миклера (Леопольда Треппера), чтобы интернировать его, но им удалось скрыться. Несмотря на введенный мораторий и запрещение всяких банковских операций Леопольд Треппер снял со счетов «Экс» 300 тысяч франков и перевел их в Париж. Там вместе со своими соратниками он создает новое прикрытие — фирму «Симэкс» с филиалом в Марселе, которая вскоре стала поставщиком организации «Тодт», занимавшейся военным строительством в Германии и оккупированных ею странах.
С тех давних времен сохранилась старая фотография, запечатлевшая основателей фирмы «Симэкс» 13 января 1941 г. На снимке: группа элегантно одетых мужчин стоят на ступеньках крыльца, на шаг впереди остальных — «уругваец» Винсенте Сьерра — АМ. Гуревич — президент фирмы. Он улыбается и радуется жизни, ему только 27 лет, и пока ничто не омрачает его. Наоборот — у него есть красивая и богатая подруга, шикарная квартира и деньги господина Зингера, вложенные в фирму, все необходимое для красивой жизни.
Маргарет Барча — «золотая рыбка» агента ГРУ Кента. На ее загородной вилле он устраивает «королевские приемы» для своих гостей и исправно сообщает в московский Центр услышанную там пьяную болтовню, а фирма «Симэкс» надежно прикрывает разведывательную бездеятельность советского разведчика.
Нетрудно предположить, что быть президентом легальной коммерческой фирмы даже в оккупированной врагом стране.гораздо легче и приятней, чем резидентом нелегальной советской разведывательной группы или просто разведчиком, шифровальщиком или радистом.
А.М. Гуревич с большой неохотой все-таки вынужден принять резидентуру Отто, которая, как он утверждал, после оккупации Брюсселя была полностью развалена. В условиях уже начавшейся в Европе войны разведчики не имели права прекращать свою работу, отговариваясь какими-то причинами. Ведь совсем недавно, в марте, агент Кент сам поучал своего швейцарского коллегу: «приказ есть приказ».
После окончания войны, когда А.М. Гуревич был арестован и доставлен в казематы Лубянки, на одном из допросов он признал:
«Когда Отто принял решение передать мне бельгийскую резидентуру и стал передавать ее в присутствии представителя ГРУ Быкова (имеется в виду И.А. Большаков, находившийся тогда в Брюсселе. Позже он был заместителем начальника Главного разведывательного управления. Красной Армии. — Прим. В.Т.), я отказался ее принимать и указал, что Отто неправильно информирует Главразведупр о работоспособности бельгийской организации, и просил Быкова по прибытии его в Москву доложить начальнику ГРУ о действительном положении дел в Брюсселе. Я обрисовал Быкову полную картину бельгийской организации, которая должна была привести, по моему мнению, к провалу».
Страх перед угрозой провала, попытки уклониться от опасного назначения ни к чему не привели. Агент Кент все-таки был назначен резидентом.
Много лет спустя И.А. Большаков вспоминал: «Мы оказались в безвыходном положении. Треппер (Отто) должен был переехать в Париж, где его связи
были особенно прочными, а в Брюсселе оставить Кента, который к тому времени не только органично вошел в круг коммерчески-промышленной буржуазии города, но и через нее заимел связи с руководством гитлеровских войск, особенно с командованием тыла, которому успел оказать некоторые посреднические услуги.
Решение назначить Кента нашим резидентом в Бельгии принял я и никогда не жалел об этом».
После оккупации Бельгии Карлос Аламо (Макаров) должен был перебраться во Францию, чтобы продолжить свою работу, но его магазин сгорел при бомбардировке Остенде, и он вернулся в Брюссель, в распоряжение нового резидента Кента.
В Брюсселе продолжали активную работу другие члены группы.
Жак Гунциг (Долли), коммунист, участник гражданской войны в Испании, который вместе со своей женой Рашель снабжает резидента сведениями о работе военных заводов.
Вера Аккерман, также участница народно-освободительной войны в Испании.
Боб — Герман Избуцкий, бельгийский коммунист, имеющий немалый опыт подпольной работы.
Морис Пеппер (Вассерман, Голландец), проживавший в Антверпене, был связным с голландской группой антифашистов-разведчиков.
По просьбе Маргарет Барчи в состав фирмы «Симэкс» был введен старый друг их семьи Анри Раух, которого она знала еще в Праге. А.М. Гуревич принял его на работу в качестве одного из коммерческих сотрудников фирмы. Тот, пользуясь связями, доставлял ценную военную информацию не только Кенту — как позже выяснилось, также и для английской разведки. Анри Раух вскоре познакомился с М.В. Макаровым (Карлосом Аламо) которому помогал в сборе нужной информации.
Большинство членов бывшей группы Отто, продолжавших свою нелегкую и опасную деятельность в составе группы Кента, имели некоторый опыт нелегальной работы, многие из них — евреи по национальности — хорошо представляли, что их ждет в случае ареста, и тем не менее делали свое дело... Война шагала по дорогам Бельгии, Голландии, Франции, Польши, неумолимо придвинувшись к границам СССР.
Бойцов антифашистского «невидимого» фронта ждали тяжкие испытания, но лишь немногим удалось избежать встречи с коварным врагом. По-разному каждый из них прошел свой последний путь по земле, прежде чем встретил смерть.
22 июня 1941 года — роковой день в судьбе советского народа.
Страшную цену — миллионы жизней лучших своих сыновей и дочерей заплатила наша страна во имя грядущей Победы.
Анатолий Маркович Гуревич ни в своем упоминавшемся нами телевизионном выступлении, ни в своих рассказах и интервью, опубликованных за последние годы в прессе, ничего не говорит о том, как он провел и как встретил день 22 июня 1941 года. То ли в роскошных апартаментах на авеню Слежер, то ли на загородной вилле в окрестностях Брюсселя... Что ощущал он?
Сапоги солдат германского вермахта топтали советскую землю. Для Красной Армии и всего советского народа настал час тяжелых испытаний, встал по-шекспировски острый вопрос: станут ли советские люди немелкими рабами или отстоят свою независимость и свободу?
Особую роль в деятельности разведывательной группы Отто в Бельгии, а затем Кента сыграл опытнейший немецкий антифашист-коммунист Иоганн Венцель (Герман).
Иоганн Венцель родился 9 марта 1902 г. в семье сельскохозяйственного рабочего, в маленьком городке Нидау неподалеку от Данцига. Учился в сельской школе, был учеником слесаря и кузнеца. Работал на шахтах Рура, на заводах Круппа, на других предприятиях германской промышленности.
В 1923 году стал членом КПГ. Проводил большую работу по укреплению и развитию ее военной организации.
В справке-характеристике на Иогана Венцеля, находящейся в его архивном деле, говорится:
«На работу по линии военной разведки был взят в 1934 году в Рейнской области... В конце марта 1938 года Венцель выехал в Бельгию и Голландию с задачей радиосвязи из этих стран, поднятия источников в Германии (включались две короткие поездки в Германию) и подготовки на месте радистов для Центра.
В период с марта 1938 года по июнь 1941 года Венцель вербует и готовит радиста в Голландии, организует квартиру-явку там и налаживает связь через границу между Голландией и Бельгией. В Бельгии Венцель организует рацию и связывается с Москвой, сам обучает и связывает с Москвой радистов для Отто (Треппер) и Кента (Гуревич). Посланному в Бельгию в 1939 году советскому нелегалу Паскалю (Ефремову) Венцель оказывает помощь в легализации и работе...»
Самым главным достоинством Германа, как считали его товарищи по брюссельской группе и сотрудники московского Центра, было его знание радиодела, в котором раскрылись его незаурядные способности. И потому Иоганна Венцеля товарищи заслуженно называли «Профессором». Готовя радистов-«пианистов» не только для бельгийской, но и для голландской и французских групп, он лично сам работал на своих рациях в Брюсселе, передав в Центр сотни радиограмм с важнейшей информацией, собранной с риском для жизни.
В своем отчете, хранящемся в архиве Разведупра, он так рассказывает о первых днях войны, развязанной гитлеровцами против СССР.
«Начало войны мало изменило положение ГерманаБордо. Связь с Кентом, которую я должен был установить по указанию Центра, была установлена по непонятным мне причинам только в один из вечеров перед началом войны, через Чарльза (Хемница). Положение с радиосвязью было у Кента неутешительным, речь шла уже не о помощи, а о почти новом обучении. Он принимал только 4—5 групп, имел совершенно неправильные понятия о волнах, антеннах и т.д. Дом плохо подходил для связи. Тот преподаватель, который орудовал до меня, капитан бельгийской армии, был неопытен, болтун и начинен целой кучей всяких теорий и формул. С самим Кентом я встретился на 1.0 дней позднее, мы приняли следующие решения:
а) При наибольшем напряжении сил подготовить Боба как радиста и установить радио Чарльза через 4—5 недель. На что потребуется: обучение Боба 2—3 месяца, организация рации Чарльза 4—6 недель.
б) До тех пор Герман будет отправлять телеграммы Кента.
Считать важнейшей задачей организацию нескольких радиоквартир для каждой рации в отдельности».
Отмечая далее успешную подготовку радистов для брюссельской группы и для парижской резидентуры, Иоганн Венцель с горечью подчеркивает:
«Гораздо менее удачно развивался вопрос о приобретении надежных баз-квартир у Кента и Чарльза. Причем я столкнулся со стороны Кента не только с непониманием важности этого вопроса, но и с упрямым сопротивлением всем попыткам в этом направлении. Таким образом, вопросы решались случайным порядком, и рация устанавливалась то в квартире Кента, то на его даче. В результате этого происходило полное нарушение конспирации и смешение в этой квартире: радиошифра — политики — явочной квартиры и т. д., что, как известно, окончилось плачевно.
После обсуждения этого положения с Бордо (имеется в виду К.Л. Ефремов, бывший резидентом другой брюссельской группы, помощником и радистом которого был Иоганн Венцель. — Прим. В. Т.) я вначале резко возражал против подобных порядков и тенденций и жалею до сих пор, что я мало был настойчив до конца в этом вопросе».
Какую информацию для московского Центра сам лично собрал и передал советский военный разведчик А.М. Гуревич, неизвестно. Почему-то об этом он не захотел рассказать ни в одном из своих многочисленных интервью. Но известно другое — как, выполняя приказ ГРУ, он установил связь с группой внешней разведки НКГБ Коро — организацией Харро Шульце-Бойзена и Харнака, а затем собранные ими сведения сообщил в Москву.
Еще до начала Второй мировой войны по инициативе немецких антифашистов в Берлине возникла организация убежденных врагов нацизма, объединившая в своих рядах десятки людей, выходцев из разных слоев германского общества. В истории антифашистского Сопротивления в Германии она известна как организация Харро Шульце-Бойзена и Арвида Харнака. Ведя борьбу против тоталитарного гитлеровского режима, члены этой организации оказали неоценимые услуги Советскому Союзу, внешней разведке НКГБ СССР, передав важнейшую информацию о подготовке фашистской Германии нападения на нашу страну.
Д-р Арвид Харнак, доцент Гессенского университета, работал в Министерстве хозяйства, благодаря чему имел возможность получать важную экономическую информацию о военных приготовлениях Германии.
Обер-лейтенант Харро Шульце-Бойзен, сотрудник германского генерального штаба ВВС, благодаря личному положению и большим связям добывал ценные сведения военного характера.
Эти антифашисты и их единомышленники не были профессиональными разведчиками, как и многие другие, но сыграли немалую роль в общей борьбе с врагом.
За несколько дней до нападения на Советский Союз, 16 июня 1941 года, Старшина (Харро Шульце-Бойзен) сообщает в Москву:
«Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время».
Эти сведения дополняет Корсиканец (Арвид Харнак): «В Министерстве хозяйства рассказывают, что на собрании хозяйственников, назначенных для оккупированной территории СССР, выступал также Розенберг, который заявил, что «понятие Советский Союз должно быть стерто с географической карты».
Эти сообщения немецких антифашистов были доложены наркому госбезопасности В. Меркулову, но тот побоялся передать их И. Сталину.
Гитлеровские дивизии на подступах к Москве. Тяжелейшие дни для советской столицы.
Центр передает приказ Кенту.
10 октября 1941 г.
«От Директора — Кенту. Лично.
Немедленно отправляйтесь Берлин трем указанным адресам и выясните причины неполадок радиосвязи. Если перерывы возобновятся, возьмите на себя обеспечение передач. Работа трех берлинских групп и передача сведений важнейшее значение. Адрес: Нойвестэнд, Альтенбургераллее, 19, третий этаж, справа. Коро. — Шарлоттенбург, Фредерициаштрассе, 26-а, второй этаж, слева. Вольф. — Фриденау, Кайзерштрассе, 18, четвертый этаж, слева. Бауэр. Вызывайте Ойленшпигель. Пароль: Директор. Передайте сообщения до 20 октября. Новый план, повторяю — новый, предусмотрен для трех передатчиков».
Три дня спустя, 13 октября, в Берлин уходит еще одна радиограмма:
«От Директора — Фредди, для Вольфа, который передаст Коро. Кент прибудет из Брюсселя. Задача восстановить радиосвязь. Случае провала или новой потери связи переправить весь материал Кенту для передачи. Скопившиеся сведения также вручить ему. Попробуем восстановить прием информации 15-го. Центр на связи с 9.00».
26 октября 1941 г. бельгийский коммерсант Винсенте Сьерра прибыл в столицу гитлеровского рейха — Берлин. Ему, используя деловые связи фирмы «Симэкс», удалось получить разрешение германских оккупационных властей, необходимое для такой поездки.
31 октября он встретился с обер-лейтенантом Харро
Шульце-Бойзеном, одним из руководителей берлинской антифашистской группы.
Много лет спустя, в одном из своих интервью А.М. Гуревич так вспоминает о той давней встрече:
«На следующий вечер я опять подъехал к их дому, шел снег, было темно. И вдруг ко мне направляется немецкий офицер, называет пароли... У Шульце-Бойзена была шикарная квартира. Меня поразила библиотека — полное собрание сочинений Ленина. Оказывается, Шульце-Бойзен знал много языков, включая русский. И книги на русском языке в его библиотеке не вызывали подозрений у немцев, а только подчеркивали его образованность. Когда мы сели за стол, он открыл бутылку советской водки — ее только что привезли ему с Восточного фронта. Мы прекрасно провели вечер. После того как Либертас (жена Харро Шульце-Бойзена. — Прим. В. Т.) ушла, у нас состоялся разговор. Своей радиосвязи с Москвой у него не было, и он попросил меня передать в ГРУ ценную информацию: немецкие потери под Москвой, объем производства самолетов в Германии, недостатки в горючем. Сообщил он и о планах наступления весной — летом 1942 года на Кавказ — Майкоп. И еще очень важную вещь: в Финляндии немцам удалось захватить наш дипломатический шифр.
Вернувшись в Бельгию, я доложил о проделанной работе в Центр и вскоре получил от Директора — начальника ГРУ — радиограмму с личной благодарностью Хозяина (Сталина)».
А.М. Гуревич находился в Германии с 26 октября по 5 ноября 1941 года. Ему удалось связаться не только с X. Шульце-Бойзеном, но и с А. Харнаком, радистом Ильзы Штебе — Куртом Шульце (Бергом), передать ему свой шифр и научить его, как им пользоваться. Центр поставил ему задачу организовать радиосвязь берлинских групп через Бельгию по линии Берлин — Брюссель — Москва.
«Надо отдать ему должное, — справедливо подчеркивает военный историк А.И. Галаган, — что он в сложнейших условиях блестяще выполнил важнейшее задание Центра. Открывались большие перспективы получения ценной информации непосредственно из Берлина. Однако этого не произошло. Решение Центра оказалось роковым для немецких групп».
13 декабря 1941 г. стал трагическим днем для резидентуры Кента. И, как показали дальнейшие события, явился началом разгрома разведывательной организации Отто (Леопольда Треппера) и других резидентур, с которыми его связал Центр.
В тот трагический день гестапо совершило налет на радиоквартиру Кента, находившуюся в Брюсселе, на ул. Атребат, 101, и произвело арест всех, кто оказался там...
А.М. Гуревич не любит вспоминать о том дне... Даже спустя годы, прошедшие с тех пор, ни в одном из своих многочисленных интервью не хочет признать свою вину — как резидента — за провал разведывательной группы, случившийся на ул. Атребат, в доме 101.
Верный себе, он обвиняет в этом других.
Доставленный советскими контрразведчиками СМЕРШа в Москву в июле 1945 г. А.М. Гуревич на допросе заявил:
«Провал 1941 года произошел из-за неправильной организации разведгруппы в Бельгии и Франции под единым руководством Отто с большим количеством агентов и отсутствия конспирации в работе...»
60 лет спустя после описываемых событий он так рассказывает о том дне:
«Я до сих пор помню те страшные дни. 12 декабря 1941 года из Парижа приехал Треппер. Он решил собрать в доме на ул. Атребат наших сотрудников, провести воспитательную работу с Хемницем, который нарушал конспиративную дисциплину, увлекался женщинами, хотел устроить тому что-то вроде «пионерской» выволочки в присутствии второго радиста Каминского, шифровальщицы Познаньски, владелицы виллы Арну. Все они во время облавы попали в руки гестапо».
О своей роли в разгроме группы резидент Кент, как обычно, совсем не из скромности, умалчивает...
Сотрудники германской контрразведки совсем не даром ели свой хлеб с маслом. Двадцать лет спустя после войны бывший капитан абвера Гарри Пипе, сотрудник радиослужбы в Бельгии, так вспоминал о тех днях:
«Официально я по-прежнему отвечал за контрразведку в Генте, но по приказу из Берлина мне пришлось заняться подпольным передатчиком. Когда выяснилось, что он находится в Брюсселе, я поселился в великолепной квартире на бульваре Бранд Уитлок, брошенной хозяйкой-англичанкой... Прибытие бригады функабвера все изменило... В конце концов мы добрались до улицы Атребат. Мой унтер-офицер был убежден, что передатчик находится в одном из трех домов: 99, 101 или 103... За этими тремя домами в том же квартале находился реквизированный особняк, который занимали два человека из организации «Тодт»... Мы разместились в особняке и в течение четырех или пяти ночей унтер-офицер мог работать в непосредственной близости от трех домов. Наконец он сказал мне, что передачи ведутся из среднего дома 101, где живут латиноамериканцы. Настало время действовать. Мы были готовы нанести удар. Операция была назначена примерно на два часа ночи с 12 на 13 декабря».
Так же как и Жиль Перро, взявший это интервью у бывшего германского контрразведчика, мы думаем, Гарри Пипе говорил тогда правду... Скрывать что-либо не было никакого смысла — события тех дней ушли в далекое прошлое и почему бы не рассказать, как все было?
Со стороны дома 101 донесся крик офицера абвера:
«Сюда! Это здесь!» Раздались три выстрела. И я вижу, что полицейские стреляют в человека, выбежавшего из дома. Солдаты бросаются за ним вдогонку. Я же врываюсь к латиноамериканцам. На первом этаже вижу женщину в ночной рубашке, она спала здесь на кровати. Красотка, не старше двадцати пяти, по виду — еврейка, типичная еврейка. На втором этаже над еще теплым передатчиком уже колдует мой унтер-офицер. На третьем —еще одна женщина. Высокая, миловидная, лет двадцати пяти — двадцати восьми, ярко выраженная еврейка. Услышав крики: «Попался! Попался!», я спускаюсь на первый этаж. Беглец пытался спрятаться в подвале напротив, но был пойман. Он весь в крови, видимо, его ранили. Латиноамериканский паспорт «пианиста» в абсолютном порядке. Что же касается женщины с первого этажа, то она предъявила удостоверение личности на имя француженки Софьи Познаньски.{10} Я заметил ей, что для француженки она слишком плохо говорит по-французски, с этой минуты Познаньска и рта не раскрыла. Радист также не произнес ни слова.
Женщину с третьего этажа зовут Рита Арну. Всхлипывая, она говорит мне: «Я рада, что все кончилось. В подпольную организацию я вступила против желания, любовник заставил...»
Во время нашего разговора Рита как бы вскользь роняет фразу: «Будьте повнимательней внизу».
Освобождаясь от страха, многие месяцы мучившего ее, Рита Арну помогает капитану абвера выйти на следы деятельности разведгруппы Кента.
На первом этаже после тщательного поиска полицейские находят замаскированную перегородкой комнату и в ней — чистые паспорта, бланки, печати — все необходимое для изготовления фальшивых документов. Гарри Пипе в ужасе от этого открытия — найденные документы свидетельствуют о размахе сети, имеющей агентов повсюду. Но это еще не все. В довершение унтер-офицер приносит со второго этажа полусгоревшие бумаги, найденные им рядом с радиопередатчиком, и они — на немецком языке.
«В комнате мы нашли также две фотографии, — заканчивает свой рассказ бывший абверовец, — их, видимо, не успели наклеить на фальшивые документы. На одной из них, утверждала Рита, человек, которого называли Большим шефом, на другой — Маленький шеф. Снимки были очень хорошие, четкие. Рассматривая их, я испытал странное чувство, будто где-то уже видел этих людей. О Большом шефе Рита совсем ничего не знала. Зато ей было известно, что Маленький шеф живет где-то в районе бульвара Бранд Уитлок, то есть в том же квартале, что и я, у него есть любовница — блондинка, выше его ростом, и они часто гуляют вместе, держа на поводке большую собаку. Достаточно точные сведения, чтобы найти этого парня в течение дня».
В доме 101 на ул. Атребат была устроена засада, и спустя несколько часов после ночного разгрома, утром, в дверях появился еще один человек, по документам уругваец Карлос Аламо, а в действительности, как известно, М.В. Макаров-Хемниц, радист группы Кента. Он тут же был арестован.
Фактически бельгийская группа Кента как бы «улетучилась», перестала существовать, и ее конец — начало конца советской разведывательной сети, функционировавшей в Бельгии, Голландии, Германии, Франции...
Двадцать восемь лет спустя после описываемых событий, в беседе с писателем Юрием Корольковым, состоявшейся в Варшаве 13 января 1969 года, Леопольд Треппер сказал:
«В книге Перро история провала в Брюсселе описана неточно. Провал произошел не потому, что гестаповцы сумели запеленговать наш передатчик. Они его искали и не находили. Помог им нелепый случай.
Район ул. Атребат населен фламандцами, придерживающимися старых, консервативных взглядов на мораль, религию, связанных с церковью, ханжествующих. Этого (мы) недоучли. На ул. Атребат была конспиративная квартира, где жили Познаньска и Рита Арну. Но к ним часто приходили члены организации.
Соседей это насторожило, им показалось, что девушки легкого поведения. Заявили в полицию, полиция совершила налет и наткнулась на конспиративную квартиру, которую гестапо так долго разыскивало».
Произведя необходимую проверку произошедших событий, Леопольд Треппер вскоре сообщил о разгроме брюссельской резидентуры Кента в Центр и получил приказ передать остатки группы в распоряжение другого резидента, К.Л. Ефремова (Бордо, Паскаль). А.М. Гуревич должен был переехать в неоккупированную зону Франции, в Марсель. Следуя туда, он остановился в Париже. Леопольд Треппер понимал, что Маргарет Барча пагубно влияет на него, и он не хочет расставаться с нею ни на час. И никто не может помешать этому.
«Я встретился с ним в Париже, — вспоминал позже Леопольд Треппер, — и мне показалось, что он совершенно подавлен, сломлен морально. После года напряженной работы последовал разгром бельгийской группы, которой он руководил. Со слезами на глазах он сказал мне:
— Твое решение послать меня в Марсель правильно, но я уверен — в Москве этого не поймут. Я советский офицер, и, когда я вернусь в Советский Союз, меня заставят расплатиться за провал на ул. Атребат».
Будущее показало, что Кент как советский разведчик-резидент умер уже тогда, в конце декабря 1941 года.
Под Москвой, в ожесточенных боях с гитлеровскими войсками, начинается декабрьское контрнаступление Красной Армии, в подвиге советских солдат загорается заря будущей Победы. Но до конца войны было еще далеко, и она собирала свою кровавую жатву повсюду — в солдатских окопах сражений и во вражеском тылу, где проходила линия «невидимого», бесшумного фронта.
Операция против брюссельской группы Кента проводилась абвером совместно с местной полицией. Для усиления борьбы с вражеской разведкой в июле 1942 г. службы абвера и гестапо объединяют свои силы и создают специальное подразделение — зондеркоманду «Ди Роте Капелле», в которую отобраны эсэсовцы, натасканные для тайной войны.
Начальник гестапо Генрих Мюллер осуществляет общее руководство операциями зондеркоманды, личную ответственность за ее деятельность несут ближайшие соратники Гитлера — Гиммлер и Борман. Подразделения абвера и гестапо ведут усиленную охоту За «пианистами» Красной капеллы.
Бывший начальник зарубежной разведки главного имперского управления безопасности нацистской Германии Вальтер Шелленберг писал впоследствии:
«...Специалисты отдела дешифровки Главного командования вермахта принялись за работу, чтобы «раскрутить» шифр. Они смогли расшифровать обнаруженные в Брюсселе и перехваченные заново радиопередачи. Подтвердилось, что мы имеем дело с чрезвычайно разветвленной сетью советской разведки, нити которой протянулись через Францию, Голландию. Данию, Швецию и Германию, а оттуда — в Россию. Самый главный агент действовал под кличкой Жильбер; другой в передачах назывался Кент. В самой Германии действовали два главных агента под кличками Коро и Арвид, информация которых могла поступать только из высших немецких кругов».
Расшифрованная радиограмма Центра с адресами берлинских антифашистов в августе 41-го послана в Брюссель Кенту, и зондеркоманда цепко ухватила этот след...
9 июня 1942 г. на одной из вилл французского города Мезон-Лафит схвачены супруги — Мира и Герш Сокол, радисты парижской группы Жильбера... Гитлеровцы рассчитывали с их помощью выйти на парижскую группу Большого шефа — Леопольда Треппера, но просчитались — зверские пытки, которым подвергли супругов Сокол в гестапо, не заставили их участвовать в радиоигре с Центром, назвать имена товарищей по борьбе. Оба погибли в фашистских застенках.
В ночь с 29 на 30 июня 1942 года во время работы на рации в доме на Клосстерштрассе, в Брюсселе, захвачен Иоганн Венцель (Герман). Он пытался бежать, но неудачно. Арестованный был доставлен в помещение зондеркоманды и допрошен. Гестаповцы достаточно хорошо знали опытного коммунистического функционера, и он вынужден был назвать свое имя, а затем признался, что является советским разведчиком.
Арест Германа был тяжелым ударом не только для брюссельской резидентуры Бордо, но и для других разведывательных групп во Франции и Голландии, откуда военная информация по брюссельским радиоканалам уходила в московский Центр. Теперь, после ареста радистов Михаила Макарова, Давида Ками в доме 101 на ул. Атребат, а затем Иоганна Венцеля, положение стало катастрофическим.
Азбучная истина для профессионала — разведчик без источников не боец, а без связи с Центром — «вещь в себе», манекен для ношения головного убора: ни шляпа, ни кепка не скроют его пустоту.
Об аресте Иоганна Венцеля в Москве узнали ночью 14 июля 1942 года из радиограммы Паскаля, сообщившего также о захвате раций, шифров, членов группы Кента, но исправить положение уже не смогли.
7 августа резидент группы Бордо К.Л. Ефремов был арестован, а через три дня арестованы другие члены его группы: Боб — Герман Избуцкий и Голландец — Морис Пепер, ранее работавшие вместе с Отто и Кентом.
Умолкли бельгийские «пианисты» Красной капеллы, зондеркоманда уверенно шла по следу парижской резидентуры Большого шефа.
Сохранилась редкая и интересная фотография тех далеких военных лет. Видимо, этот снимок был сделан кем-то из хороших знакомых бывшего агента Кента, прежде чем попал в один из архивов, где мы и увидели его...
На снимке: одна из улиц Марселя. 1942 год. Крепко держа под руку мужчину, молодая женщина в светлом костюме и темных очках шагает по мостовой. А тот, тоже в темных очках и летнем костюме, идёт рядом, читая на ходу газету.
Эта супружеская пара нам известна — бывший президент бельгийской коммерческой фирмы «Симэкс» Винсенте Сьерра, бывший резидент и агент ГРУ Кент — он же А.М. Гуревич, идет по улице свободного от оккупантов города, уверенно ведомый своей женой Маргарет Барчой, известной также под именем Блондинки.
Позже она так вспоминала о тех счастливых, безоблачных днях.
«Мы жили прекрасно. Наконец осуществилась моя мечта: он не покидал меня. После полудня мы проводили время на пляже. Когда было пасмурно, ходили в кино или ездили в наш загородный домик. Треппер несколько раз приезжал к нам, чтобы вновь втянуть Винсента в какие-то дела. Они уединялись в комнате, говорили тихо и совсем умолкали, услышав, что подхожу к двери. Меня это бесило! Однажды я даже выставила Треппера за дверь!»