Реорганизация полка и смена механиков

Командование полком «Нормандия» принял Пьер Пуяд.

В первый же просвет между боями, наступивший только 28 июля, командир дивизии генерал Захаров вызвал Пуяда к себе и категорически запретил ему самому участвовать в боях, без личного разрешения Захарова. Они вдвоем занялись реорганизацией полка.

Пьер Пуяд так писал об этом в своих воспоминаниях: необходимо было решить несколько вопросов. «Первый — дисциплина полетов. Или скорее разница между советской и французской концепциями воздушных операций. Генерал считал, что индивидуализм, который он приписывал французскому темпераменту, нас толкает на рассеивание во время полета и никчемный риск, и даже выход из боя». Пуяд считал, что это из-за недостаточности опыта и молодости пилотов. Из-за того, что пилоты прошли разные школы: гражданские аэроклубы, полевые курсы, военные школы, — уровень подготовки очень разнился. «Вторая проблема — французские механики. Их количество было недостаточно. Кроме сорока французов, командование было вынуждено добавить сотню советских механиков под командованием капитана Агавеляна. Кроме того, они доставляли множество проблем, к которым добавлялись языковой барьер и невозможность пополнения французским техническим персоналом. Генерал и я пришли к заключению, что единство языка и командования предпочтительнее в сложившейся ситуации. Генерал Захаров предложил заменить французский технический персонал на советский, добавив, что в случае необходимости, и в случае планируемого увеличения численности „Нормандии“, он всегда сможет предоставить необходимое количество механиков, числом примерно по 10 человек на самолет. Я согласился с этим предложением»[88].

В целом все более чем просто. Как уже говорилось выше, изначально на наличии французских механиков в полку настоял Жан Тюлян, исходя из негативного опыта работы с английскими механиками во время боев в Ливии в 1941 г. Ввиду того, что его опасения в адрес советских механиков не оправдались, и того, что французы не смогли организовать набор достаточного их количества для комплектования дивизии, было решено иметь однородный состав механиков[89]. Вопрос о замене французских механиков на советских был решен майором Мирлесом с маршалом авиации Новиковым за месяц до этого, б июня 1943 г., в рамках переговоров о создании авиадивизии «Франция». А еще 3 июня рапорт о необходимости замены французских механиков советскими подал майор Тюлян. Из-за отъезда Мирлеса и гибели Тюляна это решение не было корректно доведено до французов, а затем сгинуло в архивах Мирлеса и стало объектом домыслов.

До сих пор это один из болезненных и запутанных вопросов в истории полка, по которому существует масса различных версий, в последнее время склоняющихся к тому, что французских механиков в СССР вообще не кормили, заставляли работать на морозе по 20 часов в сутки, по 3–4 человека на самолет, тогда как сменивших их «морозостойких» и «стойких к голоду» русских было по 7–8 на истребитель.

Герой Советского Союза Ролан де ля Пуап в своей замечательной книге «Эпопея „Нормандии — Неман“», в которой он много и с любовью говорит о России, о своих русских друзьях, о военных воспоминаниях своей юности, в разделе, касающемся высылки французских механиков из СССР, не моргнув глазом, пишет: «Если нас кормили более-менее соответственно… то механики были предоставлены сами себе. То, как обращались с механиками, по сравнению с пилотами, было весьма далеко от того, к чему они привыкли во французской армии. Именно поэтому некоторые дошли до того, что свернули шею коту, чтобы немного улучшить ежедневный рацион, что было крайне негативно встречено русскими»[90].

Ситуация, что в вопросах питания «механики были предоставлены сами себе», не подтверждается самими механиками. В 1972-74 г. французский журнал «Икар», посвященный истории авиации, издал шесть номеров воспоминаний ветеранов «Нормандии — Неман». Второй из этих выпусков содержит множество воспоминаний механиков, в том числе механика Раймона Дервилля Раймона Троллье, который, собственно, и совершил этот поступок: французы съели кота, жившего в летной столовой. А также воспоминания механика командира «Нормандии» Жана Калобра, который пишет: «…Одной из проблем был вопрос званий. Французские механики все были сержанты и старшины… тогда как у русских нас приняли как офицеров»[91]. Он принял это с неудовольствием, поскольку посчитал, что к офицерам русские относятся как к тем, кто умеет командовать, но не умеет работать.

Механики действительно были поставлены на довольствие как офицеры. Как и французским офицерам, русская кухня им была не привычна, а в условиях 1942-43 гг. СССР имел ограниченные возможности. Голодали многие на всей территории страны. Разница между рационами пилотов и механиков во время тренировок в Иваново была минимальна, если вообще была. Однако при передислоцировании на фронт летчики стали получать фронтовой паек, тогда как механики, как не принимающие никакого участия в боях, продолжали питаться как тыловые служащие. Хотя в это время в «Нормандию» стали уже приходить посылки из Ирана, а после вмешательства Мирлеса механики тоже стали получать фронтовой паек.

Главное недовольство вызывала каша, к которой вообще все французы были не привычны, а многие так никогда и не привыкли. Могу понять. В моей жизни тоже был момент, когда в армии я не мог есть перловую кашу и за месяц похудел почти на 10 килограмм. Однако никоим образом не могу сказать, что меня в армии не кормили. Один мой приятель за то же время на той же каше значительно располнел. Поэтому обвинение советского командования в том, что механиков не кормили вообще, неправомочны.

Французский технический персонал, как и летчики, тоже был разнороден. В основной массе это были мобилизованные рабочие, жители французских ближневосточных колоний, довольные, что в военное время в армии им досталась безопасное место. Были среди них и такие, кто, как и летчики, бежал к де Голлю сражаться за родину и, не имея летных навыков, был зачислен механиком. В подавляющем большинстве они не были добровольцами и были отправлены в СССР в приказном порядке, как уже упоминавшийся нами Жан Калобр, который отказался ехать в СССР, но был вынужден уступить приказу, поскольку Жан Тюлян хотел взять с собой своего механика.

Изначально многие не имели мотивации воевать, да еще в России. Незнакомые с российскими холодами, дорогами, питанием, они попали в ситуацию морального дискомфорта, из которой большинство не смогло выбраться.

Это без учета других причин, в частности технической подготовки. Из 42 французских техников 17 были набраны как бортстрелки. Из 25 остальных 12 были новичками и не имели подготовки. Кроме того, если летчики демонстрировали отсутствие дисциплины в воздухе, механики демонстрировали это на земле.

В апреле 1943 г., в самом начале боев, командир механиков лейтенант Мишель писал в рапорте во французскую миссию в Москве: «Из общего числа механиков „Нормандии“ только 15 имеют достаточную квалификацию. Лейтенант Дюпра и я, мы сами вынуждены заниматься подготовкой самолетов к вылетам». Личные характеристики некоторых содержали рекомендации к отправке из СССР[92]. Уже в апреле 1943 г.

Механики стали доставлять проблемы сразу по прибытии в Россию. Еще до получения удостоверений личности двое из них самовольно отправились за пределы части без документов. Они были задержаны милицией и доставлены через два дня, после того как была установлена их личность. Эти два дня они провели в подвале ивановской комендатуры. К их счастью, они не были расценены как шпионы. По возвращении в «Нормандию» они провели еще по 4 дня в подвале ивановского дома офицеров, где жили летчики. Жан Тюлян был крут в гневе.

После размещения «Нормандии» в Полотняном Заводе произошел схожий случай. Один из механиков во время боевых вылетов, провел несколько дней с жительницей соседней деревни, за что был отправлен на гауптвахту на восемь суток. Любопытно, что если верить Иву Курьеру, то в момент, когда его забирали солдаты советского комендантского взвода, он кричал: «Товарищи! Французские буржуи оговорили коммуниста!»[93]. Потребовалось вмешательство лейтенанта Кунина.

Во время боев за Орел один из механиков вдруг стал требовать отпуск для поездки в Дамаск под предлогом того, что давно не получал известий от своей невесты. Его не поняли не только советские, но и французские летчики, совершавшие в то время до шести вылетов в день. Взбешенный Жан Тюлян приказал посадить его в яму. В прямом смысле слова[94]. Была вырыта яма, в которую посадили нарушителя и сверху закрыли досками. Через два дня он якобы одумался. Жан Тюлян угрожал передать его в советский трибунал для расстрела.

Один из техников во время регулировки пулемета своего самолета сделал несколько пристрелочных очередей в стону леса, за которым находилась деревня. В результате погиб мальчик 10 лет. Еще один по неосторожности ранил из пулемета сам себя. Двое других при старте самолета, удерживая его за хвостовое оперение, не отпустили хвост вовремя и взлетели вместе с самолетом. К счастью, они свалились в болото, а не на твердую землю, и даже не получили ранений. Один обморозил ноги. Механик Ролана де ля Пуапа дважды оставлял его без самолета из-за неисправностей, допущенных по неосторожности.

По воспоминаниям Жана Калобра, механики действительно просили отпуска и Жан Тюлян даже был вынужден согласиться на предоставление отпусков трем из них после окончания боев, что не было утверждено французской военной миссией. В разгар орловско-курской операции ни о каких отпусках и речи не могло идти, тем более в самом начале боевого пути французской эскадрильи. Майор Мир-лес совершенно справедливо полагал, что в условиях, когда прибытие второй эскадрильи сорвано, набор пополнения летчиков не ясен, набор механиков сорван, советское командование может ответить высылкой всего капризного подразделения из СССР. Это без учета, что в то время вообще не было известно, какому из нескольких французских командований подчиняется «Нормандия».

Советское командование еще во время тренировок в Иваново придало «Нормандии» группу из 17 советских механиков под командованием младшего лейтенанта Даниленко, которым было поручено обслуживание 5 из 14 самолетов эскадрильи, в том числе и после вывода части на фронт. При вхождении «Нормандии» в состав 303 авиадивизии и поступлении на вооружение самолетов Як-9 к ней был прикомандирован инженер капитан Агавелян с ротой механиков, именно чтобы обеспечить техническую исправность самолетов, которую сами французы самостоятельно обеспечить не могли.

С поступлением на вооружение самолетов Як-9 положение еще больше усугубилось. Французского персонала не хватало еще больше, и, в отличие от Як-1, Як-9 не имел французского мотора. Необходимость переучиваться в боевых условиях при незнании русского языка создавала еще и объективные трудности для французов.

Ко всему добавилось демонстративное неприятие советской пищи французскими механиками. Если ситуация, когда некоторые из них разграбили находившуюся недалеко животноводческую ферму и наворовали там кормовых бобов для приготовления их в пищу была принята с удивлением, но сошла с рук, то история, когда французы поймали и съели кота, спокойно жившего в столовой, вызвала сильный скандал. Когда же французы у всех на виду нарвали и стали есть одуванчики, потрясенные буфетчицы решили, что они посходили с ума и вызвали доктора Лебединского, объяснившего им, что одуванчики во Франции являются съедобным растением.

Раймон Троллье, один из участников события с котом и одуванчиками, сам описал это в своих воспоминаниях, понимая, наверное, что столь громкое гадкое событие необходимо как-то загладить[95]. По иронии судьбы Раймон Троллье — тот самый француз, который служил в Западном Берлине и попал в автомобильную аварию в советской зоне Берлина в 1963 г. В этой аварии погибли его дочь и племянник. Сам он остался жив. Для решения вопроса, связанного с пересечением советской зоны французом, собрались представители всех четырех оккупационных зон. Американцы хотели забрать француза, но советский представитель был крайне недоволен происшествием в своей зоне и был намерен предъявить претензии. У Раймона Троллье с собой среди документов оказалось удостоверение личности механика «Нормандии». Как только советский офицер его увидел, инцидент был моментально исчерпан, а Раймон Троллье, его жена и двое его детей тут же были перевезены в советский военный госпиталь, что вызвало недовольство американского представителя. В госпитале его встретили как героя, и он даже удостоился визита командующего группой советских войск в Германии.

А тогда, в конце июля — начале августа 1943 г. французское и советское командование решило отпустить французских техников и заменить их на советских. «Французские техники были уставшие, деморализованные, в нервной депрессии, неспособные на позитивные действия»[96]. Ввиду предполагаемого увеличения численности французских пилотов и перевооружения эскадрильи это было единственно верное решение в той ситуации.

Пятнадцать человек из технического состава подали рапорты с просьбой оставить их в СССР и обучить на пилотов. Формирование школы пилотов численностью 50 человек входило в планы французской военной миссии по формированию авиадивизии и было одобрено советским командованием. Проблема с набором пилотов, их подготовкой решалась проще в случае, если бы пилотов сразу готовили на месте. Советское командование, как всегда, согласилось. Однако в связи с организацией Комитета национального освобождения в Алжире и реорганизации французского военного командования кандидатов для школы не удалось набрать к осени 1943 г. 15 механиков «Нормандии», надеявшихся стать пилотами, пробыли в Москве до октября и затем выехали на Ближний Восток.

Неожиданное возвращение механиков на Ближний Восток, без наград и славы, в середине войны, также вызвало многочисленные слухи, разговоры и домыслы. Вместе с механиками в результате расстройства здоровья был отправлен пилот второй группы Анри Бубэ и два вновь прибывших молодых пилота, которых не приняли в «Нормандию» из-за слабой подготовки.