4. Разгром петроградской и московской организаций «Национального центра»

Наиболее крупной и активной организацией внутренней контрреволюции являлся в 1919 г. так называемый «Национальный центр». Основной состав его был кадетский.

Во главе «Национального центра» стоял кадет ?. Н. Щепкин, бывший член Государственной думы и председатель туркестанского комитета Временного правительства. В руководящее ядро «Национального центра» входили: Петр Струве, князь С. Е. Трубецкой, ?. Д. Алферов и другие кадеты-монархисты.

Руководящие кадры заговорщиков были сосредоточены в Москве, но отделения «Национального центра» существовали в Петрограде, Сибири, на Урале и Кубани. На Кубань, в армию генерала Деникина, были направлены члены «Национального центра» для создания «всероссийского» правительства под председательством генерала Алексеева.

В тесном сотрудничестве с «Национальным центром» проводил подрывную работу «Союз возрождения России», состоявший из меньшевиков и эсеров.

Первоначально «Союз возрождения» и «Национальный центр» выступали каждый со своими особыми программами, причем «возрожденцы» мечтали созвать после свержения Советской власти Учредительное собрание.

Но, поскольку и тех и других объединяла ненависть к Советской власти, «Национальный центр» и «Союз возрождения» уже в 1918 г. установили тесный контакт, а в марте — апреле 1919 г. «Национальный центр», «Союз возрождения» и бывшие германофильские элементы из развалившегося «Правого центра» образовали так называемый «Тактический центр». Прежние разногласия между контрреволюционными группировками различных ориентации отпали ввиду разгрома Германии. Теперь у русской контрреволюции остались хозяева из одного только лагеря — англо-франко-американского. Вот почему так легко состоялось объединение всех антисоветских сил внутри страны. «Тактический центр» являлся штабом всех контрреволюционных организаций, объединившихся на автономных началах для выполнения обшей задачи — свержения Советской власти путем организации мятежей и оказания всевозможной помощи белогвардейским армиям.

«Тактический центр» выделил из своей среды Военную комиссию в составе ?. Н. Щепкина, О. М. Леонтьева и Н. А. Огородникова для общего руководства офицерской военно-заговорщической организацией, возникшей еще в 1918 г. Военно-заговорщическая организация представляла наибольшую опасность для Советской власти, так как располагала в Москве значительными вооруженными силами. Она имела серьезную опору в Высшей стрелковой школе, в Высшей школе военной маскировки и в Окружной артиллерийской школе, в которых обучались преимущественно бывшие офицеры.

Во главе военных заговорщиков вначале стоял бывший царский генерал Селивачев, сотрудник Исторической комиссии при Всероглавштабе. Вскоре Троцкий «выдвинул» генерала Селивачева на должность помощника командующего Южным фронтом. Уезжая на фронт, Селивачев передал руководство контрреволюционной организацией полковнику Стогову, начальнику Всёроглавштаба. Находясь в действующей армии, Селивачев не прерывал связи с московскими заговорщиками. Из Москвы он получал шпионские материалы и переправлял их Деникину.

Ближайшим помощником Селивачева и Стогова являлся начальник штаба заговорщиков генерал-лейтенант Соколов, также служивший во Всероглавштабе.

В Петрограде помимо отделения «Национального центра», во главе которого стоял крупный капиталист кадет Штейнингер, существовала шпионская организация, созданная английским разведчиком Полем Дюксом.

Поль Дюкс пробрался на советскую территорию через финскую границу в конце 1918 г. под видом английского социалиста. Он имел задание восстановить связи с агентами, завербованными в свое время Сиднеем Рейли, создать крупную заговорщическую организацию и подготовить падение Петрограда.

Главной помощницей Поля Дюкса была эсерка Петровская, врач по образованию, авантюристка по профессии.

Между всеми главными контрреволюционными и шпионскими организациями к лету 1919 г. имелась тесная связь. Объединенные ненавистью к Советской власти, все они являлись прямой агентурой империалистических государств.

Первые следы преступной деятельности «Национального центра» и его военной организации были обнаружены в мае 1919 г. В этот период Особому отделу ВЧК стало известно, что Селивачев и Устинов поддерживают связь с Деникиным. Устинова арестовали и при обыске у него в кровати, под матрацем, обнаружили шпионские донесения, а также блокнот с записями телефонов, в том числе телефона генерал-лейтенанта Соколова. Соколов также был арестован. Однако на следствии не удалось выяснить что-нибудь существенное. ВЧК располагала данными о шпионской деятельности Стогова и Селива-чева, однако Троцкий воспротивился их аресту. В конце концов Стогов все же был арестован за хозяйственные преступления, а Селивачев оставался на свободе. Через несколько месяцев контрреволюционная организация устроила Стогову побег, и он был принят с распростертыми объятиями Деникиным.

В начале нюня 1919 г. на лужском направлении (под Петроградом) при попытке перейти к противнику был убит неизвестный мужчина. Во время осмотра трупа были найдены документы на имя Александра Никитенко и пачка папирос. В мундштуке одной из папирос оказалось письмо на имя генерала Родзянко. Оно гласило:

«Генералу Родзянко или полковнику С.

При вступлении в Петроградскую губернию вверенных вам войск могут выйти ошибки, и тогда пострадают лица, секретно оказывающие нам весьма большую пользу.

Во избежание подобных ошибок просим вас, не найдете ли возможным выработать свой пароль. Предлагаем следующее: кто в какой-либо форме или фразе скажет слова: «во что бы то ни стало» и слово «Вик»— и в то же время дотронется правой рукой до правого уха, тот будет известен нам; и до применения к нему наказания не откажитесь снестись со мной. Я известен господину Карташову, у кого обо мне можете предварительно справиться. В случае согласия вашего благоволите дать ответ по адресу, который вам передаст податель сего»[229].

Письмо было подписано краткой кличкой «Вик». Перехваченное письмо подтверждало имевшиеся в Особом отделе ВЧК сведения о наличии в Петрограде крупной контрреволюционной организации. Но оно не давало нитей для раскрытия самой организации.

Разоблачение контрреволюционной организации задерживалось. ВЧК стала еще более тщательно наблюдать за прифронтовыми и пограничными районами, полагая, что петроградские заговорщики не откажутся от своих связей со штабом Родзянко и Юденича. И вот месяц спустя, ночью 14 июля, на финской границе, в районе Белоострова, были задержаны А. А. Самойлов и П. А. Боровой. Оба они служили в сестрорецком разведывательном пункте и, прикрываясь маркой советских служащих, шпионили в пользу Юденича. При аресте Боровой выбросил из кармана напечатанное на машинке зашифрованное донесение от 14 июля 1919 г. Когда его расшифровали, то оказалось, что в ВЧК попал чрезвычайно важный документ. Прежде всего, он уличал его автора в военном шпионаже; далее, он показывал, что заговорщическая организация в Петрограде существовала на средства, получаемые от Юденича, и, наконец, он сообщал о наличии подобной же организации в Москве.

Это донесение, так же как и донесение, перехваченное на лужском направлении, было подписано словом «Вик».

Допрос Самойлова и Борового приоткрыл завесу над белогвардейской организацией. 23 июля были арестованы: владелец фирмы «Фосс и Штеннингер» кадет В. И. Штейнингер и его брат Кальян, а вслед за тем барон Штромберг, артистка Островская (Семечкина) и  другие шпионы Юденича. На квартирах у них было обнаружено много уличающих документов. Так, у Островской были найдены точные сведения о запасах взрывчатых веществ на станции Колпино Николаевской железной дороги. У барона Штромберга были обнаружены: таблица, отражающая наличие огнеприпасов в базах 7-й Красной Армии на 1 июля, письмо из штаба Юденича, подробная записка о деятельности петроградской и московской шпионских организаций[230].

У Штейнингера была изъята переписка со штабом Юденича. В письме от 30 июня, обнаруженном среди этой переписки, уполномоченный «Национального центра» при штабе Юденича Никольский (он же Новицкий) сообщал Штейнннгеру: «Дорогой Вик… Считаем… Вами пересылаемые сведения очень ценными и с чисто военной и с политической точек зрения».

Далее Никольский информировал петроградскую контрреволюционную организацию о возможном сроке захвата Петрограда войсками Юденича. «До сих пор, — говорилось в письме, — нельзя сколько-нибудь верно установить срок взятия Петрограда. Надеемся не позже конца августа. Но твердой уверенности в этом у нас нет. Хотя в случае наступления давно ожидаемых благоприятных обстоятельств, в виде помощи деньгами, оружием, снаряжением в достаточном количестве, этот срок может сократиться…

Весьма вероятно, — писал Никольский в заключение, — что в ближайшие дни Юденич (с которым мы в полном единении) и все мы переедем на русскую почву, на тот берег, чтобы целиком влючиться в непосредственную работу»[231].

Арестованный В. И. Штейнингер вначале отговаривался незнанием и задетых ходом следствия лиц, и обнаруженных документов. Однако уже через несколько дней, припертый к стене неопровержимыми уликами, он вынужден был сознаться, что кличка «Вик» относилась к нему и что он являлся центральной передаточной инстанцией между «Национальным центром» и генералом Юденичем.

Засада, оставленная на квартире Штейнингера, вскоре арестовала генерала Махова, являвшегося представите-лем Юденича при «Национальном центре», и меньшевика Розанова — одного из главарей эсеро-меньшевистского «Союза возрождения».

Распутывая постепенно заговорщический клубок, Особый отдел ВЧК выявил агентов «Национального центра» в штабе 7-й армии, в военных, пограничных и железнодорожных учреждениях Петрограда. Генерал Юденич лишился многих своих шпионов, которые должны были подготовить почву для его нового наступления на Петроград.

Из Петрограда нити заговора тянулись в Москву. О существовании в столице контрреволюционной организации ВЧК было известно и из других источников.

Летом 1919 г. в Особый отдел ВЧК пришла учительница 76-й советской школы и сообщила, что к директору этой школы А. Д. Алферову часто приходят какие-то подозрительные личности. За школой и за подсобным хозяйством этой школы, находившимся под Москвой, было установлено наблюдение. Одновременно из Особого отдела Южного фронта пришло сообщение, что при попытке перейти к Деникину задержан белогвардейский курьер. При первом осмотре у задержанного не было обнаружено компрометирующих его документов. Но потом чекисты обратили внимание на его ногти — необычайно длинные и грязные. Оказалось, что под ногтями курьер носил узкую фотопленку, свернутую в тончайшие трубочки. Когда фотопленку отпечатали и увеличили, то увидели, что она содержала зашифрованные шпионские донесения, подписанные псевдонимом «дядя Кока». Шпиона расстреляли, а фотопленку отправили в ВЧК.

Документы, расшифрованные в ВЧК, содержали секретные данные о состоянии Красной Армии, о политических настроениях в тылу и т. д. Они еще раз подтвердили, что в Москве орудует хорошо законспирированная и крайне опасная белогвардейская организация. Однако достаточных материалов для ее ликвидации в распоряжении ВЧК еще не имелось. Те немногочисленные данные, которые удалось получить у арестованного Штейнингера, а также в результате наблюдения за Алферовым, не могли еще служить основанием для проведения операции.

Новые нити, ведущие к центру заговорщиков, неожиданно были обнаружены далеко от Москвы.

В июле 1919 г. по северной части Вятской губернии, через хмурые и безлюдные леса пробирались два агента из ставки адмирала Колчака. Они несли с собой по миллиону рублей для московского «Национального центра». Когда агенты достигли реки Вятки, они разделились и пошли в Москву различными путями. Агент по имени Василий Васильевич добрался до Москвы и передал «Национальному центру» деньги, посланные Колчаком. Другой же лазутчик, Николай Павлович Крашенинников, был пойман. Его задержал милиционер в селе Вахрушеве Слободского уезда Вятской губернии 27 июля 1919 г. Обнаружив у задержанного два револьвера и огромную сумму денег и получив путаные объяснения, милиция отправила его сперва в уезд, а потом в Вятку. Здесь агент Колчака назвал свою настоящую фамилию и признался, что он — сын помещика Орловской губернии, офицер колчаковской разведки, по поручению ставки Колчака вез деньги для контрреволюционной организации в Москве.

Признав, что дело задержанного Крашенинникова имеет серьезное значение, Вятская губчека 8 августа отправила арестованного в Москву.

Сидя в тюрьме, Крашенинников попытался передать своим московским сообщникам две записки. В одной из записок (от 28 августа) говорилось: «Прошу В. В. М. (т. е. Василия Васильевича Мишина, спутника Крашенинникова. — П. С.) или, если нет его. то кого-либо заготовить несколько документов для 35–40 летн., 25–30 летн. и 22–25 летн. и передать их-по требованию предъявительнице сего, кто узнает условленный знак: В. В. М. для меня прошу обязательно к 30 августа достать 1 кг цианистого калия или какого другого сильно действующего яда, необходимого в интересах дела. Прошу также сообщить к 30 августа, арестован ли ?. Н. Щ. и другие, кого я знаю, можно ли их назвать или нет[232], также прошу сообщить общее положение. Н. Крашенинников»[233].

Обе записки были адресованы Щепкину или супругам Алферовым. Но ни одна из них не попала адресатам. 

В ночь с 28 на 29 августа ВЧК арестовала Алферова и Щепкина. При обыске квартиры Алферова чекисты вначале не обнаружили никаких вещественных доказательств его шпионской деятельности. Один из участников этой операции, старый чекист Ф. Фомин, рассказывал впоследствии, что оперативная группа уже собиралась уходить, когда руководитель ее — член коллегии ВЧК Аванесов обратил внимание на массивное мраморное пресс-папье, лежавшее на столе. Он осторожно развинтил эту канцелярскую принадлежность и внутри обнаружил бумагу, исписанную мелким почерком. Когда той же ночью эту бумажку показали Ф. Э. Дзержинскому, он улыбнулся и сказал: теперь все в наших руках. Оказалось, что в записке содержался список заговорщиков[234].

При аресте Щепкина чекисты захватили связного, прибывшего от Деникина. Во дворе дома, в дровах обнаружили жестяную коробку, в которой хранился своего рода архив «Национального центра».

Из коробки извлекли следующие шифрованные и не-шифрованные документы:

1. Записка с изложением стратегического плана действий Красной Армии от Саратова.

2. Сводка о составе армий Западного, Восточного, Туркестанского и Южного фронтов на 15 августа 1919 г. с указанием номеров дивизий и мер, принимаемых советским командованием для укрепления Южного фронта (переброска частей с Восточного фронта), а также с описанием плана действий одной из армейских групп на Южном фронте.

3. Сведения о численности и дислокации частей 9-й армии Южного фронта (по дивизиям) по состоянию на 20 августа. ·

4. Подробное и весьма точное описание Тульского укрепленного района с указанием количества и мест расположения зенитных батарей, а также сведения о расположении базисных складов на Южном фронте.

5. Датированное 22 августа письмо членам «правительства», содержавшее сведения о сношениях, деньгах и планах московской организации «Национального центра» и тексты лозунгов, которые должны быть провозглашены при продвижении «добровольческой» армии к Москве.

«Ваш лозунг, — писал Щепкин, — должен быть: долой гражданскую войну, долой коммунистов, свободная торговля н частная собственность, — о Советах умалчивайте».

6. Письмо, содержавшее военно-шпионские данные об отдельных армиях, предположительных стратегических планах советского командования и сообщение об имевшихся в Москве белогвардейских силах. Это письмо начиналось таким обращением: «Начальнику штаба любого отряда прифронтовой полосы. Прошу в самом срочном порядке протелеграфировать это донесение в штаб Верховного, Разведывательное отделение полковнику Холтулэри, затем курьера отправить в ставку».

Все документы были написаны мелким шрифтом на узких полосках бумаги шириной в два пальца и длиной в пять вершков, т. е. приготовлены к отправке через линию фронта.

Одно только краткое изложение содержания захваченных у Щепкина материалов показывает, какой огромной важности сведения собирал и отправлял Колчаку и Деникину «Национальный центр». Обладая такими сведениями, белогвардейские штабы действовали бы наверняка, ибо знали все секреты наших войск. Когда документы, взятые у Щепкина, были направлены на заключение члену Реввоенсовета С. Гусеву, тот поразился точности и быстроте информации, собранной шпионами. Так, например, сведения о переброске штаба Восточного фронта в Брянск были получены деникинскими шпионами в тот день, когда об этом было принято постановление Реввоенсовета. Сведения о состоянии артиллерии Южного фронта расходились со сводкой, имевшейся в распоряжении РВС, всего на 4 орудия. Только по калибрам орудии числа не совпадали, но, отмечая это расхождение, С. Гусев оговаривался, что еще «неизвестно, чьи сведения ближе к истине» — официальные советские или шпионские.

Легко себе представить, в каких тяжелых условиях нашим армиям, предаваемым на каждом шагу офицерами-заговорщиками, проникшими в высшие военные штабы, приходилось отбивать наступление Деникина.

На допросе Щепкин признал, что обнаруженные у него документы переписаны им лично для отправки в штаб Деникина.

Материалы, взятые при обыске у Щепкина, говорили о подготовке в Москве контрреволюционного мятежа в момент подхода белогвардейцев к столице. В письме от 22 августа сам Щепкин писал Деникину, что «будет сделана попытка свергнуть иго. Это может быть недели через две. На этот сличай вам надо подготовить нам помощь и указать, где ее найти и куда послать для установления связи, на случай захвата нами (дальше слово не разобрано, очевидно — Москвы). Сообщите все технические данные для сношения по радио… без денег работать трудно, оружие и патроны дороги».

Сведения о подготовке контрреволюционного мятежа содержались и в письме от 27 августа, в котором говорится: «Надо думать, что имеющиеся наши в Москве в момент переворота вполне справятся со взятием стихии в свои руки…»

Сила, которая должна была «справиться со стихией», заключалась в военно-заговорщической организации «Национального центра».

Арестованный 29 августа на квартире у Щепкина белогвардеец Мартынов признался, что руководитель «Национального центра» был связан с подпольной офицерской организацией. Таким образом, все данные, полученные следствием, показывали, что в Москве имелась военно-заговорщическая организация, с которой «Национальный центр» имел самую тесную связь.

История раскрытия военной организации «Национального центра» такова.

В конце августа 1919 г. в ВЧК пришел скромно одетый человек и попросился на прием лично к Ф. Э. Дзержинскому. Когда Ф. Э. Дзержинский его принял, посетитель отрекомендовался врачом одной из военные школ и сообщил, что он состоит в белогвардейской организации. Он пришел в ВЧК. так как усомнился в правильности той политики, которую преследовали заговорщики. Врач не знал состава всей организации, но указал, что видную роль в ней играет полковник Миллер, начальник Окружной артиллерийской школы.

Выслушав сообщение, Ф. Э. Дзержинский поблагодарил врача и попросил его и впредь оказывать содействие ВЧК.

После беседы чекисты пригласили врача поужинать вместе с ними. Ужин был более чем скромным — селедка и кусочек черного хлеба. Врач охотно поел вместе со всеми ржавой селедки, но когда ему предложили взять кое-что с собой, он категорически отказался. Отказался он и от денег на извозчика, хотя ему и предстояло пройти пешком через всю Москву, так как трамваи в то время не ходили. Свой отказ он мотивировал тем, что принятие денег или продуктов от ВЧК может создать впечатление, что он сделал свое сообщение из материальных побуждений, тогда как он пришел сюда, имея самые искренние намерения — помочь Советской власти ликвидировать заговор.

За Миллером было организовано наблюдение. На основании собранных сведений в ночь на 19 сентября был арестован весь штаб «Добровольческой армии Московского района». Тогда же было произведено разоружение Высшей стрелковой школы. Высшей школы военной маскировки и Окружной артиллерийской школы, где среди преподавателей и курсантов оказалось много участников заговора.

Ликвидация штаба «Добровольческой армии Московского района» имела громадное значение. В то время, когда происходил разгром белогвардейских заговорщиков в Москве, деникинские банды уже захватили Курск и подходили к Воронежу и Орлу, а в тылах наших армий Южного фронта совершал бандитский рейд корпус генерала Мамонтова. Если бы в это время вспыхнул белогвардейский мятеж в Москве, положение Красной Армии осложнилось бы до крайней степени.

«Национальный центр» был создан и существовал на средства англо-франко-американских империалистов. Его деятельностью руководили опытные агенты капиталистических разведок. И тем не менее заговорщики потерпели полный крах. Это объясняется прежде всего бдительностью рядовых советских людей и повседневным вниманием ЦК РКП (б) к боевому органу пролетарской диктатуры — ВЧК. В органы ВЧК Коммунистическая партия направляла лучших своих сынов, политически зрелых и прозорливых коммунистов, ставивших интересы социалистической Родины превыше всего. Чекисты действовали смело, решительно и быстро пресекали преступные действия контрреволюционеров.

23 сентября 1919 г. ВЧК опубликовала обращение ко всем гражданам Советской республики о раскрытии московской и петроградской организаций «Национального центра».

«В то время как Советская республика, — говорилось в обращении, — билась на фронтах, обложенная и с суши и с моря ратью бесчисленных врагов, предатели народа, наемники иностранного капитала в тылу точили уже свой нож людоеда, чтобы зарезать пролетариат, напав на него врасплох сзади.

Агентам и шпионам удалось погубить немало народу. Своими изменами они помогали истреблению лучших рабочих и красноармейцев. Притаившись, как кровожадные пауки, они расставляли свои сети повсюду, начиная с Красной Армии и кончая университетом и школой. Нет еще возможности определить, сколько рабочих и крестьян погубили бы эти изменники. Быть может, только наши потомки узнают об этом. Но кровь погубленных, предупреждает живых!

Сейчас, когда орды Деникина пытаются прорваться к центру Советской России, шпионы Антанты и казацкого генерала готовили восстание в Москве… Они очень торопились, эти негодяи. Они даже подготовили «органы власти» на случай своего успеха, и их продавшийся англичанам «Национальный центр» должен был бы вынырнуть на поверхность, как только генеральская заговорщическая организация взяла бы Москву.

Но изменники и шпионы просчитались! Их схватила за шиворот рука революционного пролетариата и сбросила в пропасть, откуда нет возврата».

ВЧК призывала трудящихся к высокой революционной бдительности: «Товарищи! Будьте начеку! Стойте на страже Республики днем и ночью. Враг еще не истреблен целиком. Не спускайте с него своих глаз» '.

Лето и начало осени 1919 г. были для Советской республики временем величайшего напряжения всех сил. 12 сентября Деникин издал приказ о переходе в наступление всем фронтом. 21 сентября он захватил Курск, 6 октября — Воронеж, 13 октября — Орел, 17 октября — Новосиль Тульской губернии. Еще никогда белогвардейские войска не подходили так близко к столице страны— Москве. Но это были последние его успехи. Коммунистическая партия и Советское правительство приняли энергичные меры к разгрому войск Деникина. Состоявшийся в сентябре 1919 г. пленум ЦК РКП (б) наметил конкретные мероприятия по укреплению Южного фронта. Командующим фронтом был назначен А. И. Егоров, членом РВС Южного фронта — И. В. Сталин. На Южный фронт были направлены К. Е. Ворошилов, Г. К. Орджоникидзе, Я. Ф. Фабрициус. С. П. Восков, П. А. Солодухин и многие другие видные военные и партийные работники.

30 сентября 1919 г. ЦК РКП (б) обратился с письмом к партийным организациям. «Положение на фронтах, особенно на Южном фронте, — указывалось в письме, — заставляет ЦК РКП вновь обратиться к вам с призывом удвоить, утроить, удесятерить энергию партийных организации в деле военной обороны Советской России»[235].

В результате мобилизаций на фронты было направлено 25 тысяч коммунистов, более 3 тысяч комсомольцев. Профсоюзы мобилизовали в действующую армию 10 процентов своих членов. В боевую готовность был приведен Московский укрепленный район. Возобновилась деятельность созданного еще в июне комитета обороны Москвы.

Для информации коммунистов по предложению ЦК РКП (б) в конце сентября Ф. Э. Дзержинский выступил с докладом на московской общегородской партийной конференции. Он имел все основания с гордостью сказать: «Работа ВЧК за последние недели была очень удачна… В результате усиленной работы нам удалось открыть не только главарей, но ликвидировать всю организацию, возглавляемую знаменитым «Национальным центром»».

Вся работа по ликвидации «Национального центра» проходила под личным руководством Ф. Э. Дзержинского, который наряду с общим руководством ВЧК и НКВД выполнял по поручению ЦК РКП (б) с 18 августа 1919 г. обязанности начальника Особого отдела ВЧК[236].

Ф. Э. Дзержинский дал глубокий анализ политической платформы и планов заговорщиков. Он отметил, что в ликвидированных заговорах участвовали как кадеты, так и черносотенцы и правые эсеры, но общее политическое направление давали кадеты. «Цель их, — указывал Ф. Э. Дзержинский, — была захватить Москву и дезорганизовать наш центр. На своих последних заседаниях они уже подготовляли окончательное свое выступление. Даже час назначен: 6 часов вечера».

Ф. Э. Дзержинский призывал всех московских большевиков к максимальной бдительности. «Успешность нашей борьбы с заговорами, — подчеркнул Феликс Эдмундович, — возможна, если все намеченные меры встретят поддержку со стороны каждого партийного товарища в повседневной жизни»[237].

Партийная конференция единодушно одобрила боевую работу ВЧК. В решении, принятом на конференции, московские большевики писали: «…конференция приветствует ВЧК за ее энергичную деятельность в деле уничтожения контрреволюционных гнезд в сердце революции»[238]. Это приветствие московской партийной организации воодушевляло чекистов на новые боевые подвиги.