ЛУЧШАЯ УЛЫБКА ЧЕРНОЙ ПОЛОВИНЫ ОСТРОВА

Гаити, 2004 год

«Почему он не стал президентом?» Этот вопрос одолевает меня всякий раз, когда я думаю о человеке по имени Ги Филипп. Единственный чернокожий парень в Гаити, который улыбается, а не напрягается, увидев белых журналистов. Высокий открытый лоб, быстрые движения коренастого тренированного тела. Как еще можно описать человека, который всего несколько лет назад для гаитян был олицетворением свободы, а сейчас, если их спросишь о Ги Филиппе, они даже не сразу вспоминают, о ком идет речь.

* * *

Американский сержант шагает по улице Порт-о-Пренса. Подошвы легких ботинок топчут несмываемую гаитянскую грязь, которая не исчезает даже во время сезона дождей. Если на острове американцы, значит, у власти – новый президент. Без присутствия армии США на острове – по крайней мере в восточной его части – не обошелся ни один государственный переворот в ХХ веке. В новом столетии, кажется, эта традиция останется неизменной.

Прежнего гаитянского лидера звали Жан-Бертран Аристид. Всего лишь десять лет назад народ одной из самых бедных стран мира любил его – за страстные речи о прекрасном будущем. И за то, что президент был свергнут военными своей страны. Тогда солдаты Америки вернули Гаити президента. Но прошло немного времени – и оказалось, Аристид просто получил назад свою страну. Свою вотчину.

За годы его правления бедные стали еще беднее. Полиция была сокращена вдвое. Армия распущена – до последнего солдата. Власть на улицах принадлежала главарям бандитских группировок. Страна снова стала зоной боевых действий. В первые дни марта 2004 года Соединенные Штаты объявили об отправке морских пехотинцев на остров. Произошло это после того, как стало ясно – в стране снова разгорелась очередная революция. Первая в XXI веке.

Район, который американцы называют Зоной Пастельных Домов, считается наиболее опасным в Порт-о-Пренсе. Эти дома были выстроены президентом Аристидом для криминальных авторитетов и их семей. Здесь солдаты довольно часто подвергаются обстрелам, но стреляют в них не сторонники Аристида или его противника Ги Филиппа, а обычные бандиты, гангстеры.

Вооруженные повстанцы, захватив почти половину страны, угрожали взять штурмом столицу, но в последний момент приостановили наступление – они ждали, что предпримет Америка. Америка, в лице Джорджа Буша, приняла решение срочно перебросить на Гаити по воздуху группу военных численностью приблизительно семьсот человек. Большинству офицеров и сержантов трущобы Порто-Пренса запомнились еще с девяносто четвертого. Но с того времени ситуация усложнилась.

Свергнутый президент разочаровал Белый дом. Созданные Аристидом полувоенные банды расправлялись с оппозиционными политиками и просто недовольными гражданами все теми же методами жестоких предшественников. Гаити, беднейшая страна мира, продолжала оставаться в числе лидеров по масштабу коррупции. Главным источником поступления валюты на остров был наркобизнес.

Повстанцы, бросившие вызов Аристиду, – это в большинстве своем обычные уличные бандиты. Но их поддержали полицейские, которые пожелали получить всю полноту власти. Как только и те, и другие смогли договориться с разогнанной армией, оппозиция почувствовала: пришло время начать войну. Столкновения между повстанцами и верными президенту немногочисленными подразделениями полиции продолжались три недели, с начала февраля до марта 2004 года.

По отношению к появившимся на острове американцам восставшая уголовщина держалась нейтрально. Сторонники Аристида, подозревавшие, что революция была оплачена Вашингтоном, встретили американскую армию огнем.

Часть морпехов имела опыт городских боев. Основу американского контингента составляли те, чья участь была заранее определена: сначала война в Ираке, потом передышка на Карибах. Или наоборот – сначала быть обстрелянным на Гаити, а потом уже в Ирак. Именно к этой группе американских военных и относился сержант Эдвард Сомак. Мы встретились с ним на лужайке перед Белым домом, зданием администрации президента Гаити. Местный Белый дом явно строили по образу и подобию вашингтонского. Правда, архитекторы не учли, что здание будут иногда использовать в качестве казармы для американских войск, и не позаботились о достаточном количестве спальных помещений: тем, кому не хватило места внутри, пришлось расставить палатки на траве возле президентского офиса. Эдди встретил нас у ворот Белого дома и сообщил, что он именно тот сержант, который вызвался прогуляться с нами по центру Порт-о-Пренса. На нем был кевларовый бронежилет и каска. На плече болталась резиновая трубка от Кэмелбека с водой. Походный резервуар выглядывал из-за спины. «Мой первый патруль на этом островке был не слишком удачным, – пояснил сержант. – Вскоре вы и сами заметите, что город не очень гостеприимный».

Так уж случилось, что в день прибытия на Гаити парня отправили зачищать центральные улицы от вооруженных сторонников Аристида. И в первые же минуты патрулирования с плоской крыши ближайшего дома прозвучал выстрел, сразивший наповал одного из американских солдат. Сомак уверен, что стреляли люди бывшего президента. Он простодушно пояснил: у «хороших парней» были американские М-16, а «калашами» вооружены были только «плохие», аристидовцы. Странно, откуда у него такая уверенность?

«Каждый из нас может отличить звук выстрелов АК-47 от наших автоматических винтовок, – говорил Сомак. – Они стали стрелять в нас, мы открыли ответный огонь. Они были в доме, на втором этаже. Прекрасная позиция для стрельбы и обзора».

«У них позиция была лучше?» – спросил я сержанта.

«О, значительно лучше. Мы были внизу и не видели противника. Они были над нами и обстреливали нас сверху. Мы маневрировали, как только могли, но на прямой широкой улице каждый из нас был прекрасной мишенью».

Для того чтобы попасть в дом, понадобилось несколько часов. Одному из снайперов удалось бежать, второй отстреливался до конца. Кстати, один из немногих, кто пожелал умереть за своего президента.

«Многие люди здесь до сих пор верят, что Жан-Бертран Аристид – великий человек, – рассуждал сержант. – Но многие считают, что он – вор. Аристид спровоцировал столкновения между теми и другими. Я, например, говорю о том, что вижу. А вижу, что Аристид не сделал ничего, чтобы избежать конфликта. И в этом весь ужас».

За двести лет независимости в стране произошло тридцать два переворота. Удивительно, но Жан-Бертран Аристид был первым всенародно избранным президентом. Бывший католический священник, Аристид отстаивал принципы христианского общества, за что его сначала и полюбил гаитянский народ.

Но, кажется, христианская философия не подходит бывшим рабам. Христианство в Гаити зачастую является лишь ширмой для прикрытия колдовских ритуалов вуду. По некоторым сведениям, в церемониях вуду принимал участие и сам президент. Он лгал врагам, обманывал друзей и лукавил перед собой.

Единственной реальной экономической инициативой, предпринятой на Гаити в годы правления Аристида, стали инвестиционные пирамиды, крушение которых оставило тысячи людей без средств к существованию. В общей сложности гаитяне потеряли на этих мошеннических схемах, которые здесь называли «кооперативами», примерно 200 миллионов долларов.

Привлеченные сумасшедшей, десятипроцентной доходностью, они продавали свои машины и другие ценные вещи и отдавали свои деньги мошенникам, которые, в свою очередь, покупали на них себе транспортные компании, отели и бензозаправки. В 2002 году эти «кооперативы» рухнули, а вместе с ними исчезла и всенародная поддержка режима Аристида.

Быть в оппозиции порой легче, чем у власти. Наивный непрофессионал, Жан-Бертран Аристид стал чуть ли не объектом поклонения в Вашингтоне после того, как получил в распоряжение целую страну – с легкой руки администрации США. Визиты на остров следовали один за другим.

Наспех сколоченные чернокожие оркестры играли американский гимн чаще, чем национальный.

А тем временем Центральное разведывательное управление Соединенных Штатов докладывало президенту Соединенных Штатов, что объемы поставок кокаина в Америку снизить не удается, потому что наркоторговцы освоили новый маршрут – через Гаити. И что немалую мзду за транзит получает администрация его гаитянского коллеги. Мог ли остановить этот трафик президент? Думаю, вряд ли. Если бы он попытался это сделать, то дни его были бы сочтены. В общем, нелегко быть президентом Гаити: ты всегда между двух огней.

Дружеские объятия ничего здесь не значат. Бывшие соратники могли уничтожить президента за попытку остановить торговлю зельем. Один из наркобаронов был крестным отцом дочери Аристида.

Повстанцы тоже не прочь контролировать наркотранзит. Не случайно восстание развернулось в портовом городе Гонаив, в котором полицейские и мафия давно вели войну за портовую зону – главные кокаиновые ворота Гаити.

Пятого февраля две тысячи четвертого года организаторы восстания потребовали немедленной отставки президента страны Жана-Бертрана Аристида. В противном случае они обещали войти в столицу и устроить кровавую баню сторонникам главы государства. Совет Безопасности ООН 29 февраля санкционировал развертывание на Гаити многонациональных сил для стабилизации обстановки. В этот же день Аристид добровольно покинул Гаити и отправился в Центрально-Африканскую Республику. Уже в Африке священник-президент заявил, что пошел на это под давлением американских солдат, которые, захватив президентский дворец, насильно вывезли Аристида из столицы и вынудили подняться на борт грузового самолета – под угрозой смерти. Один из друзей Аристида, американец Рендел Робинсон, подтверждает этот факт, обвиняя Вашингтон в организации государственного переворота. Но власти США парировали, ответив, что, мол, если бы не американские солдаты, охранявшие Аристида, тому пришлось бы прощаться с жизнью.

Лейтенант Сэм Мак-Эмиз, которому, кстати, тоже после Гаити светила командировка в Ирак, рассказывал мне, сидя на броне своего «Брэдли»: «За все время мы применяли оружие, пожалуй, пару раз, не больше. Применяли против тех, кто пытался совершить преступления. Первый раз это случилось, когда мы сдерживали толпу у президентского дворца и попали под снайперский огонь. Стреляли с крыш домов, с восточной и северной стороны. Бандиты застрелили восьмерых безоружных гаитянцев. Первым делом нам нужно было заставить толпу переместиться в более безопасное место, чтобы снайпер не мог достать никого из манифестантов».

Лейтенанту Мак-Эмизу это удалось. Толпа направилась к опустевшему президентскому дворцу и принялась потрошить его внутренности. Но все, что было уничтожено, сломано и сожжено, не принадлежало президенту, а формально являлось достоянием народа Гаити. То есть повстанцы громили свое. А вот в подвале Белого дома они нашли кое-что интересное. Мешок с долларами, их там было несколько миллионов. Бумажки были полусгнившими, и ни один банк не стал бы их принимать. А ведь гласит же присказка: «Храните деньги в сберегательном банке». Видно, президент имел основания не доверять банкам своей страны. А в чужие их просто не смог привезти. В этом главное отличие, как мне показалось, местного Белого дома от американского собрата: хозяева обычно покидают его в спешке, чтобы потом никогда не вернуться – ни в этот дом, ни в эту страну.

Дольше всего в Белом гаитянском доме хозяйничало семейство Дювалье – с пятьдесят седьмого по восемьдесят шестой год. Сначала отец, Франсуа, по прозвищу Папа Док. Затем его сын, Жан-Клод. Беби Док. Оба они имели медицинское образование, отсюда и прозвище – Док, сокращенное от «Доктор».

Беби Док был вынужден покинуть дворец с помощью все тех же американских военных, доставивших его во Францию. Гаитянскому народу, видимо, надоел властный грабитель, присвоивший чуть меньше миллиарда долларов. Остановить беспорядки Вашингтон был не в силах, но жизнь и состояние своего гаитянского друга спас. Ныне здравствующий Беби Док возвращать награбленное не собирается.

Папа Док, Франсуа Дювалье, также обязан своему соседу. В шестидесятые годы ему удалось сохранить власть – благодаря армии Соединенных Штатов. И собственной тайной полиции. О тонтон-макутах – так называли спецагентов – говорили, что они зомби, живые мертвецы, выполнявшие волю своего жреца и хозяина – президента страны. Дювалье, конечно, не пытался это опровергнуть. С одним из тонтон-макутов, конечно же, бывших, я жил в небольшой гостинице, в получасе езды от центра Порт-о-Пренса. Он любил повторять вслух мысль, которую какое-то время спустя я расслышал в одном из архивных интервью Франсуа Дювалье: «Для мира и стабильности нужно, чтобы в каждой стране у руля был сильный человек. Не диктатор, а именно сильный человек».

«А что же вы делаете сейчас?» – спросил я как-то этого почитателя силы и бывшего тонтон-макута.

«Я? Живу в Орлеане, работаю в фаст-фуде», – скромно ответил тонтон.

Видимо, лучше вкалывать в американской столовке, чем вбивать согражданам любовь к национальным лидерам.

Когда «сильный человек» Дювалье ушел из жизни в семьдесят первом году, он назначил своим преемником сына. Многие гаитяне совершенно искренне надели траур. Для них Дювалье олицетворял стабильность и благополучие. Насколько можно говорить о благополучии в Гаити. Впрочем, старожилы вспоминают о периоде диктатуры как о времени, когда можно было выйти на улицу когда захочешь, не страшась быть ограбленным или зарезанным, если же тонтон-макутам нужно было устранить слишком разговорчивого политика или бизнесмена, то происходило это днем, в светлое время суток. Само слово «тонтон-макут» в переводе на русский означает «хозяин черных сил», «колдун». Так уж повелось на острове – хочешь удержать власть, становись колдуном. Сделай так, чтобы в это поверили люди.

И люди верят. Иногда дело доходит до того, что власть пытается уличить оппозицию в нечестной игре. Мол, для массовости демонстраций поднимают из могил мертвецов и превращают их в зомби. И это всегда служило поводом для обитателей Белого дома не принимать всерьез то, что происходит за его воротами.

Но события на севере страны развивались так быстро и так бурно, что стало ясно: президенту придется готовить прощальную речь. Гонаив – наиболее удобный порт для отправки на север колумбийского кокаина. После распада мошеннических «кооперативов» в 2002 году люди Аристида ввязались в долгую войну с местными бандформированиями за возможность контролировать порт. Гонаив стал единственным городом, где лидеры повстанцев могли себя почувствовать, как рыба в воде.

Именно сюда прибыл человек по имени Ги Филипп, чтобы организовать вооруженное сопротивление властям. На мой взгляд, Ги Филипп представляет собой новый тип партизанского лидера, какого до этого не знала ни эта страна, ни остальной мир.

Когда он впервые предстал перед телекамерами, журналисты назвали его бывшим начальником полиции. Хотя в действительности он дослужился лишь до полицейского комиссара. До этого учился в армейской школе в Эквадоре. Ги происходит из богатой, причем не только по местным меркам, семьи кофейного плантатора. Отец Филиппа пожелал присоединиться к повстанцам, но сын отказал ему. Около двух лет Ги провел в эмиграции, в Соединенных Штатах Америки. Когда началась война против Аристида, жена Филиппа Натали и двое детей ждали отца в Америке. Но вот из теленовостей узнали, что Ги на родине.

«Каким был твой первый шаг к восстанию?» – спрашивал я его за чашкой кофе. Мы сидели за пластиковым столиком в одной из уцелевших после восстания гостиниц Порт-о-Пренса. В бассейне уютно плескалась вода. Кофе был крепкий и ароматный. Возможно, из тех сортов, что некогда выращивал предок знаменитого лидера повстанцев.

«Мой первый шаг? – задумался Ги Филипп. – Для начала я должен был пересечь границу. Я с друзьями находился в Доминиканской Республике, и мы собрались перейти границу. Оттягивать время было нельзя, и мы решили попытать счастья. И у нас получилось».

«Границу вы перешли нелегально?»

«Да, через границу мы перебрались нелегально».

«Каким образом?»

«Нет, я не могу об этом говорить, – улыбнулся парень. – Но это было нелегально».

Я тут же рассказал ему, как через горы шел в Афганистан в две тысячи первом. Ги Филипп с нескрываемой завистью слушал меня. Глаза его загорелись. Я отметил про себя, что этот парень любит опасные приключения. Переход через гаитянскую границу, видимо, таким не был. Значит, для него просто приготовили «окно» в границе? Но если это так, то кто?

Впрочем, сделать это было несложно. В пограничной полиции у Ги оставались друзья. Гораздо сложнее было убедить бывших армейских офицеров начать восстание. Седьмого февраля две тысячи четвертого года беспокойный Филипп добрался до города Гонаив. Здесь состоялась встреча между уволенными офицерами полиции и главарями ведущей криминальной группировки города под названием «Армия Каннибалов». «Каннибалы» были убеждены, что за Ги стоят Соединенные Штаты. Значит, есть шансы на успех. А в случае успеха можно рассчитывать на легализацию клана.

Но Ги Филипп категорически отрицал наличие мощной поддержки. «Сейчас мы не ищем никакой внешней помощи. Мы пробуем превратить партизан в партию, – страстно заговорил он, как только услышал от меня вопрос об американцах за спиной. – Придет время, и мы попросим помощь, но сейчас – нет. Для нас важнее всего поддержка гаитянского народа, поскольку для того, чтобы прийти к власти и попытаться изменить порядок вещей, нужна политическая сила. Эту силу может дать только народ. Поэтому главная задача для нас – убедить народ Гаити проголосовать за нас на ближайших президентских выборах».

Через два дня после начала восстания противники Аристида захватили еще один город-порт, Сен-Марк. Вскоре в Сен-Марке начались массовые грабежи. У президента Аристида оставалось все меньше верных ему полицейских. Служители порядка предпочитали соблюдать нейтралитет или же переходили на сторону мятежников.

К началу марта, когда Жан-Бертран Аристид уже покинул Гаити, гнев его сограждан обрушился на видимые символы его власти. В Гонаиве, население которого почти полностью поддержало повстанцев, был сожжен и разрушен полицейский комиссариат. А полицейские, как это бывает, разбежались.

Лишь немногие предпочитали оставаться верными присяге – те, кто не мог рассчитывать на снисхождение «Армии Каннибалов». Они держали оборону. Полицейский участок «каннибалы» забросали гранатами. Раненых добивали. А потом, устав рыскать по развалинам, взорвали разоренное здание. Сколько человек осталось под его руинами, до сих пор неизвестно.

По данным Красного Креста, в столкновениях погибло от сорока до шестидесяти человек, в основном повстанцы. Их было несравнимо больше, к тому же на их стороне была американская информационная машина, всячески поддерживавшая действия повстанцев.

Конечно же, после победы народа в Гонаиве появился новый полицейский участок. Его опутали колючей проволокой, на всякий случай. Во избежание народного гнева. Из столицы прислали полицейских, которым вменили в обязанность собрать у повстанцев оружие. «Каннибалы» не желали разоружаться. А полицейские не желали гибнуть. Первые сделали вид, что сдают скудные арсеналы. А вторые – что искренне верят им. Мне, к примеру, довелось увидеть лишь три сломанных карабина, которые лично сдал боевик по прозвищу Тивиль – мы еще познакомимся с ним.

«Сейчас мы должны убедить вооруженные группы в городе сдать оружие. Каждый день нам приносят по нескольку единиц оружия, – утверждал Жозеф Плонке, новый послереволюционный руководитель департамента полиции. – Но «Армия Каннибалов» не хочет остаться безоружной, поскольку не доверяет своим конкурентам. В моем департаменте служат люди из других городов. Старые полицейские были убиты. Или разбежались, поэтому у нас пока нет информаторов среди преступников. Мы все начинаем с нуля».

Ги Филипп возглавил довольно странную армию, состоявшую из людей, мягко говоря, разных взглядов. Вот некоторые из его командиров – главный тонтон-макут, бывший руководитель «эскадронов смерти», обвиняемых в гибели сотен людей, Луи-Жодель Шамблан. Он возглавил штурм полицейских казарм в городе Инче. Еще один бывший лидер группировки, занимавшейся перевозом наркотиков, – Жан Татун. Он присоединился к мятежникам, заявив о своей «решимости умереть, если это будет необходимо». В 1994 году Татун был приговорен к пожизненному заключению за убийство нескольких чиновников, однако затем сумел бежать из тюрьмы. Пожалуй, единственное, что их объединяет, это то, что все эти люди остались сторонниками «сильной руки». Большинство граждан Гаити на их стороне. Кажется, времена тонтон-макутов возвращаются.

А Ги Филипп и не отрицал этого: «Это то, что мы пытаемся сделать. Я не хочу делать политические заявления. Хотя у нас есть кому этим заниматься. Мы здесь не для того, чтобы лгать своему народу».

Без поддержки «Армии Каннибалов» установить контроль над городом Гонаив было бы невозможно. Скорее всего, Ги Филипп, еще будучи в Америке, поддерживал контакты с лидерами этой группировки. Во всяком случае созванивался с ними. Так утверждал Фердинанд Вилфор по прозвищу Тивиль. Его непосредственный босс – крупный мафиози Жан Татун. Когда Фердинанда просят рассказать о себе, Тивиль обычно говорит, что он простой оружейник, в том смысле, что своими руками ремонтирует вышедшие из употребления по древности лет ружья и пистолеты. И после ремонта они снова продолжают убивать. Прозвище «Тивиль» происходит от фамилии английского механика, запатентовавшего «вечный двигатель». Оружейником он стал в тюрьме, делая мелкий ремонт винтовок для собственных тюремщиков.

О, Тивиль – колоритнейшая личность. Мы долго пытались выйти с ним на контакт. Просили разыскать его парней из Иностранного легиона, расквартированных в Гонаиве вскоре после восстания. Те отказались. Но посоветовали посидеть в местном центральном кафе и определить среди публики любого парня понаглее. «Гарантируем, он окажется одним из «каннибалов» и наверняка приведет вас к Тивилю», – сказали знакомые легионеры.

Нам повезло, причем невероятно. Первый же наглец, попытавшийся спровоцировать драку, оказался самим Тивилем. Невысокий крепыш с копной вьющихся волос на голове и унылым взглядом, не обещавшим ничего хорошего своим противникам. Таковых, впрочем, в кафе не оказалось. Все потенциальные противники быстро свалили из кафе. Кроме нас. «Я дам вам интервью, – сказал Тивиль, – но не здесь. Приезжайте к моей матери в район порта».

«К моей матери» звучало двусмысленно, но все же на следующий день мы рванули в припортовые трущобы. Около часа бродили по кварталам однотипных сшитых из фанеры и арматуры домов, пока не нашли то место, куда нас отправил Тивиль. В доме было довольно сумрачно. Гангстер разминался, растягивая ноги в шпагат прямо рядом с тарелкой похлебки, стоявшей на полу. «Неплохая растяжка», – отметил я про себя. Тивиль поднялся и кивнул в сторону группы людей в темноте. «Моя семья», – представил он их сквозь зубы. Из темноты вышла женщина с грустной белозубой улыбкой на лице. «Моя мать, – сказал Тивиль. – А рядом с ней моя жена. И дочка». Я улыбнулся и протянул руку одной, потом второй женщине, с маленькой симпатичной девочкой на руках. «Но говорить будем не здесь», – прервал рукопожатие Фердинанд и вывел нас через коридор с тысячей разных и не совсем приятных запахов куда-то на задний двор. Там уже ждала группа молодых и очень уверенных в себе ребят. «Мои люди», – продолжал знакомить нас со своим миром Тивиль.

«В нашем городе, пожалуй, только полиция поддерживала Аристида. Они нам давно не давали покоя, и не только нам, – рассказал гангстер. – Люди приходили к нам и просили защитить их от полиции. Я раньше всех узнал, что в городе появился Ги Филипп. Ему нужна была наша поддержка и наше оружие. Я решил атаковать комиссариат, для этого у нас вполне хватало сил. Я сам взял в руки автомат и был впереди своих людей. И мы уничтожили полицейских. Им не помогло даже то, что они отключили мобильную связь в городе и мы не могли скоординировать наши действия».

Страсть к оружию – хобби. Страсть к власти – вот истинная натура Тивиля. Фердинанду беспрекословно подчиняется весь портовый район Гонаива. Это абсолютная страсть, похоже, лишенная какой-либо корыстной окраски. Семья Тивиля – мать, жена и дочь – живет в стандартной для этих мест лачуге. Фердинанд здесь только ночует. Где он проводит время днем, знают только его телохранители. Те самые, которые стоят за спиной во время интервью.

Кстати, офицеров Французского Иностранного легиона, высадившегося на Гаити вслед за американцами, информация о месте ночлега Тивиля интересует больше, чем жену гангстера. Обязавшись восстановить порядок в городе, французы все время спотыкаются о несговорчивый краеугольный камень – «Армию Каннибалов». После того как французы выполнили миссию, они покинули город.

Капитан Жорж Турмант, крайне неразговорчивый собеседник, все же признался: «Когда мы пришли сюда, в Гонаив, в городе не было признаков государственной власти – ни армии, ни полиции, ни чиновников муниципалитета. Город принадлежал «Армии Каннибалов». Для начала нам нужно было обеспечить безопасность горожан, законопослушного населения города. Сначала мы делали это сами, а потом к нам подключились полицейские, которые прибыли из столицы. Что касается «Армии Каннибалов», то это незаконное вооруженное формирование, которое участвовало в беспорядках с начала февраля. Здесь несколько таких организаций, но мы должны восстановить законный порядок и помочь полиции разоружить многочисленные группировки, независимо от их политической ориентации».

Разоружить Тивиля и его «каннибалов» не удалось. Легионеры и боевики соблюдали негласный договор о ненападении.

Французский контингент можно было лишь условно назвать французским. Среди солдат немало наших соотечественников. Вот, например, парень, первым напоивший нас кофе в Гонаиве. Его звали Виталий Ридовенко. Виталий ждал, когда закончится его первый контракт с Легионом, и планировал оставаться на второй. Его взвод занимал уцелевшие казармы полицейских. Капитан Турмант запретил пускать нас внутрь. А снаружи? Чего там, можно и поговорить с личным составом. Напоить нас кофе было инициативой Виталия. «Земляки все-таки», – застенчиво сказал он. Сам он признался, что родом из Полтавы.

Легионер Виталий утверждал, что меньше всего потерь у французов: «Есть разница, как воюют американцы и как воюют французы. Местное население имело прямую связь с нами. В случае недееспособности полиции, а она была, люди обращались к нам. Конечно, большая разница, как действовала полиция и как действовали мы».

Несмотря на то что один из французских солдат погиб во время беспорядков, командование миссии считало, что местные жители относятся к французам с несколько большим доверием, чем к американцам. К патрулированию Порт-о-Пренса подключили военную жандармерию Французской Республики. Среди тысячного французского контингента – семьдесят пять жандармов. Причем, в отличие от американских морпехов, жандармы не надевали бронежилеты.

В течение трех месяцев французские жандармы готовили гаитянскую полицию. Но трех месяцев явно недостаточно. К тому же, неизвестно, кто будет готовить их после того, как французы покинут эту страну».

Французская мобильная жандармерия похожа на наши внутренние войска. С той только разницей, что жандармы входят в состав Министерства обороны Франции и решение о том, посылать или не посылать жандармов в жаркие страны, принимает министр обороны. Глава французского военного ведомства посчитал, что одного эскадрона для Гаити будет достаточно. В Порт-о-Пренс отправился двадцать третий эскадрон мобильной жандармерии. Мы вместе с жандармами и офицерами гаитянской полиции отправились патрулировать улицы Петионвилля, столичного пригорода, в котором живут местные толстосумы. Полицейские новички, как я понял, мало смыслят в полицейской работе. Дома, во Франции, жандармам приходится выполнять полицейские функции, так что трехчасовое патрулирование улиц не является для них чем-то из ряда вон выходящим. За исключением того, что в случае конфликтной ситуации или перестрелки белым придется рассчитывать только на себя.

«Поскольку армия и полиция были распущены, теперь власти должны начать все сначала – набрать в кратчайшие сроки несколько тысяч полицейских и обучать их уже в процессе несения службы», – так пояснил Жан-Люк Жоржи, младший жандармский офицер.

В гаитянской полиции катастрофическая нехватка офицеров среднего звена. Многие из них предпочли влиться в преступные группировки – там больше платят. Молодым гаитянским полицейским французы по душе: они не заносчивы, не высокомерны. Да и, судя по всему, ценители женской красоты. Это стало ясно в тот момент, когда полицейские последовали за гаитянкой с неплохой фигурой. Девушка свернула в боковой переулок. Полицейские и жандармы, не долго думая, повернули за ней. Изменили, так сказать, предписанный маршрут. В общем, ничто человеческое им не чуждо.

Иногда всего лишь бронежилет может стать непробиваемым барьером между народами. А иногда – даже обычная военная форма.

Французский жандарм Седрик Мариа признался: «Люди предпочитают видеть нас без бронежилетов, пожалуй, так они испытывают к нам больше доверия. Иногда, конечно, мы видим, как кто-нибудь делает вид, что целится в нас, но такие случаи единичны. Надевая бронежилет, ты можешь спровоцировать агрессивные чувства у местных жителей, а если ты налегке, то тебе доверяют. И проблем не возникает».

Гаитянские полицейские, принимавшие участие в разгонах демонстраций, предпочли уволиться с работы. Не все, но многие. Поэтому в полиции так много новичков. Те, кто остался, уверены, что Ги Филипп подвергнет их репрессиям – именно потому, что сам он в прошлом полицейский. И хорошо знает, как работает полицейская машина. У Ги тогда были очень высокие шансы стать президентом страны. Полицейские офицеры опасались, что Ги захочет видеть на высоких должностях своих новых друзей, гангстеров, которые уберут старых друзей лидера, полицейских.

Эженис Жебсон был единственным в том совместном патруле офицером-старослужащим: «Я работаю в полиции восемь лет, а сейчас к нам идут одни новички. И неизвестно, сколько понадобится времени, чтобы они разобрались в своей работе. Никто не знает, сколько времени уйдет на то, чтобы нормализовать ситуацию. Как только французы уйдут, спокойствию на улицах конец. Полицейские получают настолько маленькую зарплату, что им нет резона выслуживаться и рисковать. Да и коррупция из-за этого в полиции очень высокая. Человек – прежде всего человек, а уже потом – или преступник, или полицейский».

Французы и американцы по-разному понимали смысл своей миссии на Гаити. Военные разных стран придерживались особого мнения – мол, правильно делаем только мы.

Подполковник Ален Тиссье переброшен на Гаити с Мартиники. Два острова, но общего у них не много. Разве что климат. Благополучная Мартиника – жемчужина Карибов. Гаити – полная противоположность. «Разница между французскими и американскими войсками на острове не принципиальная. Мы отличаемся по форме, но не по сути, – говорил подполковник Тиссье. – И мы, и они должны поддержать порядок и безопасность в стране. Но мы, в отличие от американцев, с первого дня прибытия на Гаити отказались от внешних атрибутов боевых действий. Наш «французский стиль» – это патрулирование улиц без бронежилетов, без касок. Мы очень открыты по отношению к местному населению, мы свободно общаемся на улицах, потому что люди здесь говорят по-французски. У нас общая история, ведь еще двести лет назад Гаити была колонией Франции».

По сути, с 1804 года французские военные бывали здесь значительно реже своих американских коллег. «Нас не интересует ни нефть, ни кокаин, ни мировое господство», – сказал нам один из жандармов. И несмотря на то что гаитянцы говорят на французском, пускай и ломаном, они не могут забыть, что на этом языке с их предками говорили надсмотрщики на плантациях. Так мне казалось, когда я ловил молчаливый упрек во взгляде какого-нибудь прохожего, проходившего мимо патруля.

Жинест Тьерри, капитан мобильной жандармерии и старший патрульной группы, видимо, тоже замечал подобные взгляды прохожих. «Сложнее всего для нас, пожалуй, сохранять выдержку, – сказал он и после небольшой паузы добавил: – Не могу сказать, что таких случаев, когда кто-либо проявляет агрессию в наш адрес, бывает много. Но они бывают. Несмотря ни на что, мы здесь чужие, и мы ни в коем случае не должны отвечать агрессивностью на агрессивность. Выдержка – наше главное оружие».

Ги Филипп провозгласил себя главнокомандующим, а своих боевиков – гаитянской армией. Но надеть пятнистую форму – еще недостаточно для того, чтобы взять власть. Бывший полицейский, возможно, сам того не желая, служил лишь инструментом для удовлетворения интересов великих держав. «Не дать повстанцам стать элементом государственной системы», – такова была вторая задача Вашингтона в регионе. И выполнить ее было куда сложнее, чем первую, – сменить режим. После ухода франко-американской миссии иностранные военные остались здесь под флагом ООН.

Командующего силами ООН на Гаити, бразильского генерала Аугусто Хелено Рибео, я остановил в душном помещении миссии Объединенных Наций. Он давал пресс-конференцию, но мне нужно было задать генералу вопрос, который так и не прозвучал в зале. Что для него является более важным – военная сила или гуманитарная помощь Гаити.

«Я думаю, что гражданский компонент нашей миссии более важен, чем военный, потому что люди устали от беспорядков, и теперь нужно улучшать их жизнь, – ответил военный не хуже любого кадрового дипломата. – Они не хотят от нас демонстрации силы, им нужно почувствовать, что их жизнь стала лучше. Поверить в будущее Гаити».

Ги Филипп заботился о своем будущем. Он очень хотел стать президентом. И хорошо понимал, что этого не хотели люди у него за спиной. Сидя за столиком кафе у кромки бассейна, лидер повстанцев казался очень спокойным, веселым и уверенным. Он, закончив разговор, встал, пожал мою ладонь и с улыбкой зашагал в направлении выхода из гостиницы. Я было тоже приподнялся над стулом, но тонтон-макут, друг Филиппа, попросил меня задержаться. «У меня к тебе дело, – сказал он, оглянувшись по сторонам, – скажи, есть ли у тебя знакомые ветераны Афганистана?» Я подумал и сказал, что есть. Сама постановка вопроса заинтересовала меня. «Вы много воевали, – рассуждал тонтон со мной вслух, – значит, у вас должно быть много профессиональных парней без дела.

Мы можем предложить им дело». «Какого рода?» – поинтересовался я. «Понимаешь, у нас выборы скоро, и нам нужна очень профессиональная охрана. Телохранители, в общем», – подумав, ответил мой непростой знакомый. «Так наймите американцев», – посоветовал я. Это было логично. С учетом того, что сам Ги провел немало времени в Соединенных Штатах. Но тонтон поморщился: «Мы не очень доверяем американцам». И сунул мне кусок бумажки с электронным адресом. Надо ли говорить, что ни одного письма с этого адреса я потом не получил? Ги не хотел быть инструментом в чужих руках и пожелал стать самостоятельным игроком. Но на Гаити это вряд ли возможно.

Помню видео, отснятое компанией Ройтерз в тот день, когда Ги Филипп вошел в Порт-о-Пренс. Он и его ближайшие помощники садятся в белый, не бронированный, автомобиль. Журналист задает вопрос.

Вопрос «Куда вы сейчас направляетесь?» звучит отрывисто, мол, ситуация напряженная. Ги Филипп отвечает довольно спокойно: «В Порт-о-Пренс». Вопрос: «Для чего?» Журналист почти кричит. Видимо, нервничает. Ги Филипп: «Чтобы обеспечить безопасность в столице, сделать город безопасным». Ответ спокойный и даже чуть насмешливый. Вопрос: «А откуда вы начнете?» Парень явно ждет ответа о том, что повстанцы собираются брать почтамт, вокзалы, телефонные станции, интернет-клуб и банки. Ги Филипп говорит: «С центрального рынка». И спокойно, захлопнув дверь, уезжает в гаитянское светлое завтра.

Но начинать, пожалуй, нужно было с местного Белого дома. Ги еще не доехал до центрального рынка, а Госдепартамент Соединенных Штатов уже заявил, что гаитянские повстанцы, свергнувшие президента Аристида, «не будут играть никакой роли в политическом урегулировании в стране» и должны разоружиться. Гаитянский мавр сделал свое дело. Но уходить не собирался. Он все же выдвинул свою кандидатуру на пост президента во время выборов 2006 года, а потом, потерпев фиаско, решил баллотироваться в сенат. И с сенатом не совсем сложилось. Американцы обвинили Ги Филиппа в торговле наркотиками и отправили на его поиски целое подразделение агентов Отдела по борьбе с оборотом наркотиков. Вместе с гаитянскими полицейскими они попытались схватить бывшего повстанца на его вилле, но Ги Филипп успел сбежать. А перед бегством сказал примерно следующее: «Раньше, когда они отлавливали неугодных, их называли коммунистами. Теперь они говорят, что ловят наркодельцов». Многие на острове продолжают считать, что Филипп знает слишком много о роли США в перевороте и восстании на Гаити и о том, кто из американских дипломатов в Порт-о-Пренсе курировал события, связанные со сменой власти. Но в то же время они не заинтересованы в том, чтобы Ги заговорил, скажем, на судебном заседании. Давайте загоним его в подполье, и пусть охота за ним продолжается.

Гаитянские дети не рисуют национальных героев. Малышам очень сложно выбрать себе пример для подражания: сегодня ты президент, а завтра – изгнанник, сегодня – освободитель, а завтра – предатель.

Остров раскачивается на качелях истории – от одной крайности до другой.

И ни один из гаитянских президентов – от самодуров-диктаторов до волюнтаристов-экспериментаторов – не чувствовал себя хозяином Белого дома. Иностранные солдаты временами разбивают палатки перед президентским дворцом. Потому что бывшим рабам очень сложно привыкнуть к свободе за каких-нибудь двести лет.