ПЯТНАДЦАТИЛЕТНИЙ ПАРТИЗАН

Колумбия, 2003 год

История не знает войн, подобных той, которая с начала шестидесятых пылает в Колумбии. Впрочем, «пылает» – не то слово, которое подходит для описания этой войны. Сами колумбийцы называют ее «тихой». В страну наведываются туристы. Процветает бизнес. Сюда стекается капитал со всей Латинской Америки. Но каждый день здесь убивают людей. В Колумбии действуют два мощных партизанских движения и десяток более мелких вооруженных формирований. Конечно, незаконных. Их называют одним словом – «парамилитарес», то есть полувоенные. Партизаны ведут войну на два фронта – против правительственных войск и против парамилитарес. Хотя «фронт» – понятие относительное. Для того чтобы стать партизаном, необязательно уходить в джунгли. Половина Боготы, столицы Колумбии, – это район трущоб, он называется Сьюдад Боливар. Громкое название переводится как Боливарград. Не думаю, что Симон Боливар, человек, поднявший восстание против испанских колонизаторов, был бы рад, узнав, что его именем называют район, в котором люди кроят дома из обрезков труб, картонных ящиков и металлических контейнеров. Партизаны вербуют здесь новых бойцов, и это всего в двух километрах от президентского дворца. Здесь живет два миллиона бедняков. Сколько из них связано с партизанами, не знает никто. Появляться в Сьюдад Боливар без сопровождения полиции опасно. Да и с ней тоже не очень-то спокойно. Из Сьюдад Боливар несколько раз обстреливали дворец президента. Поэтому на подступах к мятежному району всегда дежурит президентская гвардия. Гвардейцы занимают позицию возле пешеходного моста, неофициальной границы Сьюдад Боливар. Один из них, Луис Кастро, в качестве предупреждения сказал нам: «Здесь есть одна банда торговцев оружием. Они себя называют «Вонючки». Когда взяли их арсенал, среди оружия нашли самодельные ракеты. Такими точно ракетами был обстрелян президентский дворец». Мы выслушали Луиса и отправились вперед.

А вскоре познакомились с партизанским дезертиром – в приюте для детей, который построили монахи-францисканцы. Здесь можно увидеть тех, кто в десять лет совершил первый грабеж, в двенадцать – взял на дело нож, а в пятнадцать – стал законченным наркоманом. Такова жизнь в Сьюдад Боливар. Но дети хотят изменить ее. Потому и приходят в приют. И если соглашаются с его жесткими правилами, то остаются. Впрочем, свободу у них не отбирают. Подростки знают, что в любой момент могут покинуть это заведение.

Монашки сказали нам, что один из ребят воевал на стороне коммунистических партизан FARC. И если парень захочет, мы сможем поговорить с ним. Невысокий юноша назвал свое имя и сказал, что он пулеметчик. Сложно было поверить, что этот простоватый подросток только что с войны. Я поинтересовался его возрастом.

«Пятнадцать», – сказал парень.

«А каким оружием ты владеешь?» – спросил я. И мои сомнения развеялись, как только юноша принялся перечислять марки и виды – подробно и со знанием предмета разговора.

«Лучше всего я управляюсь с пулеметом М-60. Американское оружие, очень хорошее. Неплохо знаю израильский «галил», хотя стрелял из него всего пару раз. Больше всего мне нравится русский АК-47, у него точность невысокая, зато никогда не заедает, даже если вода в него попадет или грязь какая-нибудь. У нас почти у всех был АК-47. Тяжеловатый, но если захочешь жить, то будешь таскать с собой и не такое. В сумках у нас всегда был хлеб, фляга с водой и кусок хамона – это такое просоленное мясо, не портится месяцами. Ну и, конечно, патроны».

Когда я заговорил с ним, мой проводник, донья Наталья Санчес, заметила, что настоящее имя парня не стоит называть. Партизаны считают его дезертиром и легко смогут найти в городе имени Боливара, великого южноамериканского освободителя, а значит, пускай юноша будет, ну, скажем, Мануэлем Рио. Около года Мануэль провел в партизанском лагере, в департаменте Каука. Партизаны пришли в его школу и увели с собой четыре десятка подростков. Все они стали солдатами FARC. Мануэлю пришлось воевать. Когда тебе пятнадцать, то кажется, что мир можно изменить к лучшему, взяв в руки оружие. Я слушал Мануэля очень внимательно.

«До того, как я ушел в партизаны, я работал у одного землевладельца: доил коров, занимался уборкой. По субботам танцевал с подружками, а по воскресеньям с друзьями выходил поиграть в футбол, гонял на велосипеде, ходил в школу в соседний поселок. Так и проводил время. Было здорово. Плохо было, когда приходили полицейские. Они сильно задирались. Потому что я был из местных заводил – они ко мне всегда цеплялись. Много раз меня били, ломали велосипед, ну и все в таком духе. Они чувствовали свою власть над нами. Когда партизаны заняли поселок, это случилось вечером, была перестрелка. Мы были в школе. Партизаны ждали, что мы выйдем. На следующее утро мы узнали, что почти все полицейские были убиты. Потом мы поняли, что партизаны не хотят нас убивать. Ни полицейских, ни жителей поселка. С тех пор я и начал общаться с ними, и в конце концов меня уговорили пойти с ними. А потом я был еще мал, это было просто любопытство».

Смерть одного человека может стать сигналом к началу войны. Девятого апреля 1948 года в Боготе во время Девятой Панамериканской конференции на глазах тысяч своих сторонников был убит самый известный политик этой латиноамериканской страны Хорхе Эльесер Гайтан. Гайтан, которого поддерживало большинство населения Колумбии, был главным претендентом на президентское кресло. Его смерть спровоцировала волну насилия в стране. За двадцать лет хаоса, начиная с сорок восьмого, в Колумбии погибло двести пятьдесят тысяч человек. Этот период в истории страны так и называют – «Виоленсиа», то есть эпоха жестокости. Именно тогда возникло, пожалуй, самое мощное из всех ныне существующих партизанских движений в мире – Fuercas Armadas Revolucionnarias de Colombia, Революционные вооруженные силы Колумбии. Сокращенно FARC. Жесткая аббревиатура, суровые правила. Партизаны считают себя марксистами. Их лидером долгое время был Мануэль Маруланда по прозвищу Тиро Фихо – Меткий Стрелок. В конце шестидесятых, когда партизаны пользовались поддержкой Советского Союза, Маруланда сам участвовал в боевых операциях. Его ближайшим советником был Хорхе Энрике Суарес, известный как Моно Хохой. Суареса называют партизанским министром обороны. Именно он планировал все военные операции FARC. Эти люди были кумирами для Мануэля Рио. Они боролись за то, чтобы на свете не было бедных. Так говорил командир Орландо Аленсиа, в подразделении которого оказался новобранец.

Это было в Каука, районе, где выращивают знаменитый на весь мир колумбийский кофе. Плантации тянутся на многие километры вдоль Кордильер. Посмотришь издалека – и кажется, что люди здесь живут, как в раю. Но морщины на обветренных лицах крестьян говорят о другом. Трудяги никак не поймут, почему, проводя по двенадцать часов на плантациях, они не могут свести концы с концами.

Люди с эмблемой FARC на пятнистой форме объяснили Мануэлю, в чем дело. И пятнадцатилетний партизан это отлично понял.

«Их цель – приход к власти. По всей видимости, партизаны воюют, потому что правительство не разделяет их взглядов. У них такая цель: чтобы у всех была одинаковая жизнь. Чтобы у тех, кто не имеет денег, были хоть какие-то блага. И у тех, кто имеет, тоже. Партизаны хотят, чтобы не было ни богатых, ни бедных. И, честно говоря, я верю, что это возможно».

Пятнадцатилетний Мануэль Рио живет у тетки, доньи Ромалии. Тетка приютила беглеца в своем небольшом доме. Здесь живет ее семья, здесь она зарабатывает на жизнь, продавая сигареты, шоколад и прочую мелочь, на которую хватает денег у соседей. Мануэль сбежал из партизанского отряда. Говорит – надоело убивать, и он не видит смысла в войне. Но партизаны не прощают измены. Солдат-подросток не мог не знать, что семьи бойцов рассматриваются как заложники. Сразу же после бегства Мануэля по приказу командира отряда были расстреляны его братья. Одному было десять, другому – двенадцать лет.

«Я, например, просто хотел узнать, кто они, партизаны. А не делать то же, что и они. Но вышло так, что пришлось воевать вместе с ними. Они нам давали еду, одежду, даже давали нам деньги, ежедневно содержали. Хотя кормили не всегда. Ничего, я бедный и могу есть не каждый день. Но нас, малолеток, заставляли воевать за еду. А когда заставляют убивать других людей за тарелку похлебки – это не по мне. Партизаны много убивают. К ним часто приходят ребята, такие, как я. И если они бывают с чем-то не согласны и хотят уйти – их убивают. А если ты вдруг сбежишь, то могут расстрелять твоих родственников или друзей. Скажут, что они знали, что ты готовил побег, и не остановили тебя. Значит, виноваты. Моих братьев расстреляли именно так».

Отец Мануэля тоже живет у своей сестры, доньи Ромалии. Рио-старший оказался в Боготе еще до того, как Мануэль стал партизаном. В том, что произошло с семьей, он обвиняет своего теперь уже единственного сына. Но Мануэль, рассказывая, как прорывался в столицу из сельвы, явно доволен, что дошел до трущоб Города Боливара.

«Я здесь всего пятнадцать дней. Удирал от партизан через сельву. Я знал, что отец живет здесь, а мать была где-то на заработках в Каука. Я думал поначалу пристроиться на кофейных плантациях, но там все поддерживают партизан, и на второй-третий день меня бы все равно взяли партизаны. Я отстал от отряда, когда мы шли на операцию, просидел всю ночь в кустах, а потом отправился в противоположную сторону. Дошел до какой-то реки, выбросил в воду автомат и перебрался на тот берег. Нашел какую-то лодку, забрался в нее и поплыл вниз по течению. Перед ближайшей деревней прыгнул в воду, доплыл до берега, высох. А потом автобусами добирался до столицы. Денег было немного, поэтому я почти не ел. А вот у тетки уже отъелся».

Дом. Даже у самых близких людей Мануэль не чувствует себя дома. У этого подростка теперь уже никогда не появится ощущение семьи. Всякий раз, оказавшись наедине, он вспоминает последний бой и братьев, которых не увидит больше никогда.

«По правде говоря, если приходит новичок, – его всегда ставят впереди. Так было со мной и с братьями. Вперед и вперед, для командиров это даже интересно – выживет или нет. Когда мы вошли в Антиокию, бой длился всю ночь. Я услышал, как из кустов по мне лупит М-60, это пулемет такой. У меня была винтовка модели «два – двадцать». Я подполз поближе и дал по кустам очередь. И потом оттуда уже не стреляли. В бою под Саварнакадасом я тоже вывел из строя солдата. Произошло все практически так же. Я должен был пробраться к солдатам в тыл. В меня выстрелили из укрытия, когда меня обнаружили, и я расстрелял в ту сторону весь магазин. Я убил этого солдата. То, что происходит с тобой в бою, объяснить трудно. В первый момент боя ты нервничаешь, но потом успокаиваешься. Не знаю, ты чувствуешь себя и уверенно, и неуверенно в одно и то же время. Ты чувствуешь себя очень странно. Тебе даже нравится, когда свистят пули и срубают ветки над твоей головой. Но после того, как все заканчивается, ты чувствуешь себя плохо. Потому что знаешь, что ты кого-нибудь застрелил. Убивать – это недостойная вещь. Солдаты ведь тоже воюют за родину, просто у них другие идеалы. И кто-то отнимает у них жизнь из-за этих идеалов».

Партизаны не гнушаются брать заложников, иногда ради выкупа, иногда – для достижения политических компромиссов с правительством. Поэтому среди заложников есть и крестьяне, и журналисты, и даже кандидаты в президенты. Однажды партизаны довольно опрометчиво пустили журналистов на одну из своих тайных баз. Редкие кадры попали в эфир. Лидеры FARC, Тиро Фихо и Моно Хохой, на них вместе. Военные аналитики установили, что пленку отсняли в департаменте Антиокия. И начались поиски базы. По данным разведки, именно в Антиокию бойцы FARC переправляли захваченных заложников. Укрытие партизан обнаружили пятого мая две тысячи третьего года. Десантники получили приказ высадиться недалеко от базы и начать атаку. Бой длился несколько часов, и колумбийская армия его проиграла. Партизаны уничтожили несколько десятков солдат и расстреляли восемьдесят заложников. После неудачного сражения исчезла всякая надежда на мирные переговоры с партизанами. Сколько единиц оружия и сколько бойцов у FARC, доподлинно неизвестно. Но партизанский арсенал нужно обновлять, а за это нужно платить. Марксистские принципы FARC давно стали чем-то вроде идеологического клише, особенно после развала Советского Союза, который как мог поддерживал революционеров. Для того чтобы уцелеть и сохранить влияние, партизанские лидеры вынуждены были освоить принципы рыночной экономики и научиться добывать деньги. В середине девяностых FARC включается в кокаиновый бизнес. Грунтовые аэродромы в джунглях принимают самолеты с наркокурьерами из Мексики и Соединенных Штатов. Отправляют кокаин, получают деньги. В 2002 году выручка партизан составила почти триста миллионов долларов. Средства пошли на закупку вооружения и на создание новых лагерей. В одном из них проходил подготовку Мануэль.

«Я был приблизительно с сорока ребятами. Мы прошли обучение. Нас тренировали вести бой. То есть нас готовили как настоящих солдат. Нас учили закладывать взрывчатку, подрывать ее, учили, за сколько метров можно ее взрывать, собирать и разбирать автомат, чистить его. Занимались мы часов по шесть в день. Нас поднимали в полседьмого и сразу же сгоняли на занятия. Ну, завтраком, конечно же, кормили. Честно говоря, кормили неплохо. Каждый месяц мы меняли месторасположение нашего лагеря и уничтожали все следы пребывания. Нас научили, что в джунглях лучше всего действовать небольшими группами, по три-четыре человека, так легче рассредоточиваться после боя. После первого месяца обучения – в бой. За нами присматривали даже в бою. А после заставляли уносить убитых и раненых. Когда погибал кто-нибудь из наших товарищей, мы просто взваливали его на себя и несли до того места, где чувствовали себя в безопасности. Чтобы его не нашли и не узнали, что убили кого-то из партизан. А потом хоронили в тайных местах».

Когда Мануэля забрали партизаны, мальчишку предупредили, что семья может пострадать, если он вздумает уйти из отряда. Но все же парень решил бежать. Не поверил, что командир Орландо Аленсиа исполнит свою угрозу. К тому времени младшие братья Мануэля тоже находились в отряде. Беглец не мог предположить, что Орландо будет расстреливать собственных бойцов. Но он ошибся.

«Они это делают, чтобы другим было понятно, что уйти невозможно. Они обычно приходят в деревню и говорят: ты, ты и ты пойдете со мной. И назад дороги нет. Я виноват в том, что моих братьев нет. Мне было любопытно, мне даже нравилось, что у меня было оружие, а они за меня заплатили. Но, честно вам сказать, у партизан ведь хорошие идеалы. Ко всем нам, будь то негры, или белые, или из других стран, или из одной деревни, ко всем надо относиться одинаково. Если плохо относятся к бедному, к богатому пусть тоже так относятся. Хотелось бы, чтобы ко всем относились хорошо. К сожалению, это не так. Но я хотел бы, чтобы так было. Почему у одного должно быть больше, чем у другого? Если какой-то праздник – пусть будет праздник и у бедного, и у богатого. Все должны быть равны. Так должно быть, и я думаю, что когда-нибудь так и будет. Не знаю, доживу я до этого или не доживу. Если не доживу, пусть другие не страдают. Поэтому, надеюсь, все однажды изменится».

Теперь Мануэль пытается найти себе место в приюте среди таких же изгоев, как и он сам. Бывшие воры, наркоманы, убийцы. Их называют бывшими, хотя им всего по пятнадцать лет. Подростки Сьюдад Боливар. С детства научившиеся уважать только силу, они готовы одновременно проявить и жестокость, и великодушие. Сестры милосердия им стараются внушить, что у них есть будущее. А Мануэль Рио, слушая их проповеди, все время на взводе.

«Честно говоря, я здесь постоянно в большой опасности. Потому что в нашем районе есть мои знакомые, из тех, кто был со мной в отряде. Здесь навалом партизанских агентов, так что найти меня и убить – ничего не стоит. Они так и делают, в смысле нанимают молодых ребят, чтобы те доносили им, что происходит в поселке. Но честно сказать – это единственная крыша, которая у меня есть над головой. Другой возможности нет. Нет другого места. Нет работы, нет денег. Остается идти на риск. Убьют – так убьют, мне выбирать не из чего».

Только здесь, в монашеском приюте, смогли принять человека, на совести которого – четыре человеческих жизни. Двух он убил сам, двух убили из-за него. Это война, убеждает Мануэля тетка донья Ромалия, но ты должен забыть ее. Она говорит о Мануэле так, как будто бы он ее не слышит, но он рядом, а в руке его дымится дешевая сигарета.

– Он сильно изменился, – говорит тетка. – Мануэль пришел к нам в прошлом году, на День матери, в мае. Партизаны его не отпустили. Он просто сбежал. Он пришел к нам, потому что больше некуда идти. Пришел весь какой-то резкий, как голодный пес. Он был очень агрессивным и молчаливым. Я ему накрывала отдельно от всех, он не хотел сидеть за одним столом с братьями. И на улицу выходить боялся. Ничего не рассказывал, ничего из него вытянуть не смогла. Удивляюсь даже, как он с вами разговорился.

Спасибо за то, что дали мне выговориться, поблагодарил Мануэль. Вы первые, кому я все это рассказал. Парень разговорился, несмотря на то что партизаны ищут его. Для них Мануэль – дезертир. А дезертир – все равно что предатель. Его убьют, как только обнаружат. Но он устал бояться. Только вот никому в Колумбии, да и во всем мире, нет дела до человека, закончившего свою войну. И если он не выберется из нищеты, то ничто не помешает ему снова взять в руки оружие.

«Я никогда не видел заложников вблизи. Пленных солдат видел, некоторых из них потом расстреливали. А заложников – нет. Хотя однажды в лагерь привезли двух гражданских на джипе, но это вполне могли быть торговцы наркотиками, они часто наведываются к партизанам».

Как можно забыть войну, которая началась задолго до твоего рождения? Во всяком случае, кто бы в ней ни победил, Мануэль будет чужим на празднике победы.