ЧКАЛОВ ЖИВ

Идет усиленная подготовка к очередному авиационному празднику. Праздник обещает быть большим, разнообразным и интересным. На подмосковных аэродромах тренируется множество экипажей. В небе стало тесно. С первого числа введено даже специальное расписание пользования пилотажными зонами. Пять минут отводят отдельному экипажу, десять — тренирующейся группе…

К бетонированной дорожке подруливает дымчато-серый остроносый «Як-3». Старт просит Иван Юркевич.

Короткий разбег — машина в воздухе.

Набирая высоту, летчик выходит на центр аэродрома. На светло-голубом небе четко нарисован темный крестик — самолет. Вот он замедляет полет, кажется, Юркевич примеривается, выжидает мгновение, другое. И вдруг пилот делает первый росчерк: опрокидывает машину на спину, отвесно валится к земле. Выравнивается самолет очень низко, над самой стартовой дорожкой и тут же снова идет вверх. Вот машина оборачивается в восходящей бочке, вот замыкает петлю. Наращивая темп, летчик выполняет фигуру за фигурой. Двойной иммельман, переворот, серия восходящих бочек, и снова вниз — к земле.

Земля близко, ошибка в полсекунды — всё…

Но фигуры делаются все сложнее, темп пилотажа все выше. Белые струи, спутницы огромных перегрузок, срываются с кончиков крыльев. Перегрузка вдавливает летчика в сиденье, наваливается на плечи, слепит, мешает дышать, но фигурный каскад не убывает, напротив, он растет и ширится…

Наконец дымчато-серый «Як», исчерпав свои пять минут, приземляется и заруливает на стоянку. Юркевич вылезает из кабины измученный, красный, счастливый. И сразу же начинается тот обыкновенный разговор после полета, в котором язык и руки, изображающие маневрирующий самолет, пользуются совершенно равными правами…

Чуть в стороне стоит седой авиатехник. В полку он славится золотыми руками и злым, острым как бритва языком. Вряд ли кто-нибудь из летчиков может похвастаться признанием старика. Его любимая присказка звучит приблизительно так: «Кто летчик? Ты летчик? Чкалов — летчик. А ты…»

Неожиданно старик решительным шагом направляется к Юркевичу. Подходит и говорит: «До сих пор думал: один на свете пилотажник. Теперь вижу: двое есть — Чкалов и ты».

Так и сказал «есть», как будто мы не собирались в тот год отметить десятую годовщину со дня гибели Валерия Павловича…