Глава пятнадцатая Что было дальше

Если оглянуться назад в недалекое прошлое и поразмышлять о роли руководителей государства и руководителей органов безопасности, то вырисовывается очень даже наглядная картина.

Так, в период с 1966 по 1991 год, в течение двадцати пяти лет, страну возглавляли четыре генеральных секретаря ЦК КПСС — Л. Брежнев, Ю. Андропов, К. Черненко и М. Горбачев.

В тот же период времени сменилось тоже только четыре руководителя органов безопасности Советского Союза.

Юрий Владимирович Андропов возглавлял КГБ пятнадцать лет, с 1967 по 1982 год. Его ненадолго, на шесть месяцев с мая по декабрь 1982 года, сменил Виталий Васильевич Федорчук. Виктор Михайлович Чебриков стоял во главе КГБ с 1982 по 1988 год, а затем КГБ руководил Владимир Александрович Крючков.

Те годы ознаменовались для личного состава контрразведки КГБ СССР возможностью спокойно работать, уверенностью в сегодняшнем и завтрашнем дне, стабильностью обстановки во всех коллективах, неуклонным ростом заработной платы оперативных сотрудников в соответствии с их продвижением по служебной лестнице, передачей оперативного опыта ветеранами молодым сотрудникам и преемственностью поколений в подразделениях.

Обстановка в ведомстве резко изменилась в 1991 году.

После того как страну возглавил Ельцин, после целенаправленной ликвидации в период его президентства КГБ как единой структуры государственной безопасности, в ведомстве начались всевозможные преобразования и переименования: Межреспубликанская служба безопасности СССР (1991 год), Агентство федеральной безопасности РСФСР (1991 год), Министерство безопасности Российской Федерации (1992 год), Федеральная служба контрразведки (1993 год), Федеральная служба безопасности (1995 год).

За восемь лет правления, с 1991 года по 31 декабря 1999 года, Ельцин сменил девять руководителей органов безопасности страны.

С августа 1991 года по январь 1992 года ведомством руководил Вадим Бакатин, с января 1992 года по сентябрь 1993 года — Виктор Баранников, с декабря 1993 года по февраль 1994 года — Николай Голушко, с февраля 1994 года по июнь 1995 года — Сергей Степашин, с июля 1995 года по июнь 1996 года — Михаил Барсуков, с июля 1996 года по июль 1998 года — Николай Ковалев, с июля 1998 года по август 1999 года — Владимир Путин, с августа 1999 года — Николай Патрушев. На посту директора ФСБ РФ Патрушева в мае 2008 года сменил Александр Васильевич Бортников. Но это уже было после ухода Бориса Ельцина с поста президента.

Каждый новый руководитель, как правило, приводил с собой свою команду и пытался сказать новое слово в обеспечении безопасности страны: видоизменить структуру ведомства, сократить оперативный состав, ужесточить кадровую политику, иначе расставить акценты в оперативной деятельности, например определить что главнее — борьба с терроризмом или со шпионажем, хотя и так понятно, что каждое подразделение должно заниматься своим делом и не дублировать функции другого.

Смена Ельциным руководителей ведомства, как правило, влекла за собой и смену руководителей основных его подразделений, в том числе и контрразведки, которая переименовывалось и в Управление контрразведывательных операций, и в Департамент контрразведки, и в Службу контрразведки.

В период президентства Ельцина и кадровой чехарды (а иначе и не назовешь то, что происходило) руководителей органов безопасности России, офицерский состав контрразведки неоднократно выводили за штат их подразделений, и они находились в подвешенном, стрессовом состоянии, не уверенные в сегодняшнем и завтрашнем дне, так как по указанию Администрации президента периодически сокращались численность и финансирование контрразведки, дробились подразделения и видоизменялись их функции.

На фоне чистки подразделений и постоянных кадровых сокращений уходили из органов опытные сотрудники, а молодежь не желала в безденежье и в ситуации отсутствия идеалов идти на службу.

Это привело к тому, что образовался серьезный разрыв поколений, когда некого было назначать на вакантные руководящие должности.

Стоило больших усилий удержать американское направление работы в контрразведке на достаточно приемлемом уровне, ведь приданные силы (наружное наблюдение, технические средства) были подвергнуты катастрофическим сокращениям и сведены до минимума.

О восстановлении прежних наших оперативных и оперативно-технических возможностей по американской линии не могло идти и речи.

Но, как говорится, жизнь продолжалась, и в тот сложнейший для нас период американцы, в соответствии с нашими договоренностями в Вашингтоне, через посольскую резидентуру ЦРУ наращивали переговорно-информационную работу — буквально завалили нас информационными запросами.

На достаточно частых встречах мне приходилось получать от них информационные запросы по тематике, напрямую не касающейся ни деятельности первого отдела, ни ведомства в целом.

После таких встреч, возвратившись в отдел, я был вынужден, отвлекаясь от своей непосредственной работы, готовить многочисленные запросы в другие подразделения и органы безопасности, добиваться и получать от них ответы, обрабатывать их и затем, на последующих встречах, передавать эти ответы американцам.

Так же, как в рамках операции «Фантом» мы заставили резидентуру ЦРУ работать буквально на износ под нашим контролем, так и американцы обрушили на нас шквал запросов, которые мы были вынуждены исполнять, не имея к тематике этих вопросов прямого отношения.

Аналогичной активностью американцам мы не смогли ответить, так как другие подразделения КГБ, владельцы информации, были по большей части заняты своими внутренними проблемами. К тому же они опасались американцев, не доверяли им и не имели ни желания, ни дополнительных возможностей заниматься подобного рода информационным обменом.

Надо было что-то делать, и мы вышли с предложением к руководству ведомства передать весь этот информационный поток создаваемой Службе (управлению) международных связей (СМС), оставляя за собой право и обязанность присутствовать на каждой встрече с американцами, сотрудниками ЦРУ, так как это наши объекты разработок, переложив на плечи СМС проработку запросов со стороны ЦРУ и подготовку ответов на них.

Наше предложение было поддержано, но и вплоть до моего отъезда в 2000 году в загранкомандировку я участвовал во всех переговорах и с делегациями ЦРУ, и в большинстве встреч с резидентами ЦРУ в Москве, последовательно сменявшими друг друга: Дэвидом Рольфом, Майклом Суликом (впоследствии он возглавлял контрразведывательное подразделение ЦРУ, одно время он был помощником заместителя директора ЦРУ, в сентябре 2007 года его назначили главой подразделения агентурной разведки ЦРУ), Рольфом Моуэтт-Ларсеном и Стивеном Каппесом (в 2000 году американец руководил Центром контрразведки ЦРУ, в 2004 году был заместителем директора ЦРУ по операциям, в 2006 году был назначен первым заместителем директора ЦРУ).

Когда Служба международных связей встала на ноги, переговоры с ЦРУ проводили в доме № 2 на ул. Большая Лубянка, в небольшой рабочей комнате при служебном кабинете Ю.В. Андропова, окнами выходящей на Лубянскую площадь.

Чтобы пройти в эту комнату для переговоров, надо миновать большой бывший рабочий кабинет Андропова, где осталась обстановка со времен Юрия Владимировича — его рабочий стол, сейф и стол для переговоров.

Американцы, по их словам, первое время, затаив дыхание, пересекали кабинет Ю. В. Андропова, представляя, какие события могли там происходить многие годы назад.

Встречи, за исключением тех, где мне приходилось заявлять американцам официальные протесты по поводу их противоправной деятельности, иногда происходили в ресторанах и в другой обстановке с глазу на глаз и всегда в уважительно-дружеской атмосфере — мы прекрасно понимали друг друга, иногда и не все договаривая.

Вот как одну из таких встреч описывает Рольф Моуэтт-Ларсен, в то время резидент ЦРУ в Москве (публикация «НГ-Независимое военное обозрение» от 18.02.2011 года «У истории много коварных путей и запутанных троп»):

«Не доверие, а профессиональное уважение друг друга отдельными офицерами стало одним из важнейших слагаемых тех скромных успехов, которые принесли усилия по получению конкретных результатов от поддержания связей между спецслужбами.

Эти неоднозначные результаты были подвергнуты испытанию в напряженные часы, предшествовавшие попытке путча, которую предприняли сторонники жесткого курса во главе с Русланом Хасбулатовым и Александром Руцким в октябре 1993 года и которая была направлена против президента Ельцина.

Одним прекрасным осенним днем мой домашний телефон зазвонил. Звонил генерал ФСБ Валентин Клименко, являвшийся одним из основных на тот момент офицеров связи своего ведомства с резидентурой ЦРУ в Москве.

Настроение у него было мрачное. Мне пришлось напрячься, чтобы расслышать его слова. Генерал спокойным тоном сказал мне: “Рольф, я должен тебя немедленно видеть. Приезжай один, но не заходи на Лубянку. Езжай на метро. Встретимся на углу остановки метро на площади Дзержинского”. Сказав это, Клименко вздохнул и добавил: “И, пожалуйста, приезжай один ”.

Прежде чем отправиться на встречу, я предпринял необычные меры предосторожности — сообщил нашему послу Томасу Пикерингу о моем предстоящем рандеву с ФСБ на тот случай, если я не вернусь. А про себя я подумал: “На чей же стороне КГБ?”

Я вышел из метро на Лубянке. При этом наружка следовала за мной по пятам. “Какой поворот судьбы ”, — хмыкнул я, подумав о том, что сотрудники службы наружного наблюдения были, по всей видимости, даже больше озабочены и озадачены, чем я.

Валентин и его коллега поравнялись со мной еще до того, как я дошел до места встречи. Рукопожатие генерала было твердым. “У нас проблема, — начал Валентин. — Когда президент выслушал сегодня утренний доклад, то он спросил нас (ФСБ), почему офицеры ЦРУ встречаются с путчистами в (российском) Белом доме”. Посмотрев мне в глаза, Клименко продолжил: “Мы ответили, что не знаем. В ответ на это президент поинтересовался: ‘А на чьей стороне ЦРУ? Соединенные Штаты за меня или против?’” Сказав это, ветеран контрразведки сделал паузу для пущего эффекта, прежде чем спросил меня: “Что же нам сказать ему? Нам нужен ваш ответ на этот вопрос прямо сейчас”.

Я вздохнул с облегчением. Ответить на вопрос Клименко было просто. Для этого не надо было истребовать ответ из посольства или Вашингтона.

“Пожалуйста, заверьте президента Ельцина в том, что США в его углу ринга. Соединенные Штаты твердо поддерживают правительство России ”.

Я разъяснил Клименко, что встреча между сотрудниками посольства США и сторонниками жесткого курса была организована в рамках действий ЦРУ, направленных на информирование Вашингтона о быстро развивающихся событиях в Москве.

“Хорошо! — воскликнул явно удовлетворенный моим ответом Валентин. — А теперь передай в Вашингтон следующее: российские военные в самом скором времени примут меры, необходимые для разрешения кризиса. Убирайте своих офицеров из Белого дома в течение двух следующих часов или же они попадут под перекрестный огонь или будут взяты в заложники путчистами”.

Поездка обратно в посольство на метро, казалось, длилась вечность. Те, кто вели за мной слежку, как испарились. Я доложил послу, и мы сообщили в Вашингтон о решении Ельцина предпринять военные действия. Были приняты меры для защиты тех, кто проживал на территории посольства, в связи с ожидавшимися действиями правительства по противодействию путчистам.

Как и говорил Валентин, танки въехали в город и стали занимать позиции спустя два часа. Вскоре посольство США оказалось перед перекрестным огнем российских военных и путчистов, которые заняли позиции в зданиях по периметру американского дипломатического комплекса.

Когда перестрелка стала интенсивной, персонал и члены семей сотрудников посольства укрылись в подвале. Малочисленное подразделение морских пехотинцев, облаченных в боевое снаряжение, заняло позиции перед импровизированной баррикадой, сооруженной из мебели. Эти молодые ребята были единственной преградой между беззащитным персоналом посольства и внешним миром.

Я хорошо запомнил их мрачные лица, их решимость биться до последнего человека, в случае если путчисты, которые уже вовсю сновали по территории дипломатического комплекса, предпримут атаку на наше подземное убежище.

Позднее той ночью резидентура ЦРУ получила указание отправить офицеров в резиденцию посла в Спасо-Хаусе с целью оборудовать там альтернативный командный пункт, из которого можно было поддерживать по спутнику связь с Вашингтоном. Посольство было отрезано от внешнего мира, и его сотрудники не могли сообщать с его территории о развитии путча.

Я возглавил команду из трех офицеров ЦРУ, которая вырвалась из гаража посольства на одной машине под покровом ночи. На улицах нас ожидал хаос. Только чудом нам удалось кружными путями, ведшими через едкий дым и мимо толп людей на улицах, добраться до Спасо-Хауса без приключений. Тотчас же мы отправили свою первую телеграмму в Вашингтон, описывающую ситуацию в Москве.

Ситуация в центре Москвы продолжала ухудшаться по мере того, как приближался рассвет. Постепенно Спасо-Хаус стал местом сбора для сотрудников посольства, готовивших отчеты, а также для персонала из числа российских граждан, которые пришли на работу, как если бы это был обычный рабочий день.

Но обычным в этот день на самом деле не было ничего. Элита российских войск вела бои со снайперами, от дома к дому, в высотных строениях, что нависали над резиденцией посла. Шальные пули стучали дождем по крыше резиденции во время внезапно вспыхивавших перестрелок. Вооруженные путчисты зашли на территорию посольства, разбив несколько стекол.

Я отправил весь российский персонал по домам, где они могли бы быть в безопасности. Я также позвонил послу, чтобы сообщить ему о возможности того, что путчисты захватят командный пункт в Спасо-Хаусе и возьмут сотрудников посольства в заложники.

Невозмутимый посол предложил мне сделать нечто удивительное: позвонить связному офицеру ФСБ и попросить о помощи. Казалось, что сделать подобный первый шаг можно было разве что из отчаяния, но мы прислушались к совету посла за неимением лучших идей.

Вскоре у нас зазвонил телефон. Офицер ФСБ сообщил, что его ведомство получило нашу просьбу и что он должен нам сообщить кое-что по поручению генерала Степашина.

Офицер сообщил нам, что группа хорошо вооруженных сотрудников ФСБ в штатском уже выдвинулась к Спасо-Хаусу с заданием обеспечить нашу безопасность. “Однако, — продолжил он, — им поручено выполнять свое задание, а вы выполняйте ваши. Вас разделяет черта. Не пересекайте ее. Установите зрительный контакт, чтобы подтвердить добросовестность намерений. Но не более. Понятно?”

“Понятно, — ответил я. — И спасибо”. — “Пожалуйста”. И так группа сотрудников ФСБ стала нашими молчаливыми партнерами на все время кризиса.

Мы все стали свидетелями того, как делается на самом деле история. Я тогда понял, что ничего в судьбе той или иной нации не предопределено. Я понял, что не история делает личностей, а личности делают историю.

Российские политические деятели, военнослужащие и офицеры разведки, а также простые граждане предопределили будущее России посредством тех решений, которые они приняли во время того кризиса. Если бы они приняли другие решения, то события стали бы развиваться по совершенно иному пути. В тот момент истины американские и российские интересы совпали».

В девяностые годы американские и российские спецслужбы, как видно из этого конкретного примера, находились в контакте и напрямую обменивались информацией по ряду вопросов, представлявших чрезвычайное значение для национальной безопасности обеих стран. В руководстве спецслужб было понимание того, что подобные отношения надо строить на основе неукоснительного соблюдения собственных интересов, просчитывая выгоды и риски, сопровождающие конкретные действия.

А вот другой пример, когда канал партнерских контактов между ФСБ и ЦРУ был использован американцами для решения уже конкретного оперативного вопроса…

Летом 1981 года в Москве впервые в новейшей истории КГБ СССР был захвачен с поличным во время выхода на личную встречу с источником ЦРУ сотрудник московской резидентуры Питер Богатыр.

После задержания американского разведчика доставили в приемную КГБ, где официальное разбирательство с ним, в котором и я принимал участие, проводил Рэм Сергеевич Красильников.

До прибытия в приемную представителя МИД СССР, который затем вызвал сотрудника консульского отдела посольства США, Красильников и я пытались разговорить американца, делая упор на то, что его предки — выходцы из России, он сам прекрасно говорит по-русски и жаль, что нам пришлось встретиться в такой обстановке.

Американец хмуро отмалчивался, но затем бросил такую фразу: «Да, обстановка не самая подходящая, да и времени у нас с вами нет для обстоятельного разговора, так как сейчас приедет представитель посольства США».

Эту фразу можно было расценить по-разному — и как просто ничего не значащий ответ, и как действительно сожаление, что не удалось поговорить, но в любом случае эта его фраза мне запомнилась.

Первая делегация российских спецслужб, посетившая для переговоров ЦРУ и ФБР США. На первом плане ее руководитель Ф. Мясников, слева направо: В. Каширских, В. Зайченко, А. Громов, Л. Рябченя и В. Клименко

Делегация в штаб-квартире ФБР. Вашингтон, США

Делегация в штаб-квартире ЦРУ, Вашингтон, США

Исполняющий обязанности директора ЦРУ Ричард Керр (справа) и руководитель российской делегации генерал-майор Ф.А. Мясников

На приеме в китайском ресторане рядом с супругой Керра

В Лэнгли, США, с резидентом ЦРУ в Москве Майклом Клайном

В Белом доме, Вашингтон, в зале для брифингов

В приемной директора ЦРУ, справа резидент ЦРУ в Москве Дэвид Рольф

В Сан-Франциско, второй слева — резидент ЦРУ в Москве Дэвид Рольф, второй справа — руководитель контрразведки оперативного директората ЦРУ Пол Рэдмонд

В самолете: Пол Рэдмонд и руководитель Евразийского отдела ЦРУ (ранее Советский отдел) Милтон Бирден при написании сообщения в СМИ о переговорах между американскими и российскими спецслужбами

Руководитель Евразийского отдела ЦРУ Милтон Бирден и назначенный резидентом в Москве Джон Макгафен на переговорах в здании КГБ в Москве

Джон Макгафени генерал Р. Красильников в Москве. 1992 год

В Сергиевом Посаде, Троице-Сергиева лавра. Слева направо: В. Клименко, Дэвид Рольф, Джон Макгафен, Милтон Бирден и генерал Р. Красильников

Переговоры в Москве в 1982 году с делегацией ЦРУ во главе с Милтоном Бирденом. Российскую часть переговорщиков возглавлял генерал-майор Ф. Мясников

Сотрудник ЦРУ Дэвид Рольф после переговоров

Подведение итогов переговоров между ФСБ и ЦРУ, Подмосковье

С резидентом ЦРУ в Москве Стивеном Каппесом

Официальное разбирательств в тот день закончилось составлением соответствующего протокола. Богатыр был отпущен и отвезен консулом в американское диппредставительство, и затем, через несколько дней, Министерством иностранных дел он был объявлен персоной нон грата и покинул нашу страну.

Работая по американцам, мы со временем многому научились, в том числе и отслеживать передвижение по миру известных нам сотрудников ЦРУ, и знать, в посольствах каких стран и на каких должностях они работают.

И вот однажды нам стало известно, что Богатыр прибыл в столицу Болгарии Софию для работы в посольстве США в качестве резидента ЦРУ.

Тогда возникла идея, а не попробовать ли нам дотянуться до Питера Богатыра из Москвы в Софию с завуалированным вербовочным предложением — мы же контрразведка. А так как американцы активно занимаются за рубежом вербовкой наших граждан, так и нам не пристало упускать открывающиеся возможности.

Нам было известно, что ЦРУ, особо не церемонясь (даже без предварительного знакомства с гражданами России), осуществляло прямые вербовочные подходы к ним, особенно к работникам ПГУ (СВР), предлагая за сотрудничество с разведкой до одного миллиона долларов США, поэтому вербовочный подход к Питеру мы расценивали еще и как ответную меру.

В любом случае мы посчитали, что ничего не теряем. Если американец из личных или карьерных соображений пойдет на контакт с нами, мы сможем приобрести ценный источник информации, если не пойдет на контакт и сообщит своим руководителям о письме, то мы его скомпрометируем хотя бы тем, что он в свое время дал повод контрразведке заинтересоваться им в вербовочном плане.

Подготовили на имя Питера и доставили прямо в его квартиру в Софии письмо, в котором американцу напомнили о встрече в Москве и о его сожалении в связи с тем, что тогда не удалось откровенно поговорить.

Сообщили в письме Питеру, что если у него есть потребность профессиональная или личная с нами связаться, то мы обеспечим секретность контакта.

Чтобы у него не было сомнений в том, что письмо исходит из российской контрразведки, в конверт мы вложили фотографию Питера Богатыра в приемной КГБ. На этом же снимке был изображен и я.

Для связи ему специально был дан известный в ЦРУ номер моего рабочего телефона в Москве.

Время шло, и мы ждали реакции американца на наше предложение, хотя, если честно, не очень-то рассчитывая на положительный результат.

И вот однажды Майкл Сулик, резидент ЦРУ в Москве, пригласил меня на ланч в ресторан гостиницы «Славянская».

Мы сделали заказ официанту и в ожидании, когда нам принесут заказанное, американец достал из кармана фотографию, на которой изображены Питер Богатыр и я, и с хитрецой в голосе спросил, не знаю ли я, каким образом эта фотография и написанный на ней моим почерком номер телефона попали в московскую резидентуру.

Я ответил, что изображенная на фото ситуация — это дела давно минувших дней. И что если у ЦРУ не было более десяти лет назад в приемной КГБ своего фотографа, то тогда фотография — это привет мне от Питера из Софии, который он передает не лично, как я надеялся и просил его, а через руководство ЦРУ, а здесь, в Москве, через Майкла Сулика.

Заявил Сулику, что эта незатейливая, легкая агентурная комбинация — часть нашей работы и что они, американцы, на нашем месте поступили бы точно так же, не упуская ни малейшего шанса добиться успеха.

В глубине души я ожидал официального протеста со стороны ЦРУ за организацию нами такого вербовочного подхода к Питеру Богатыру, однако протеста не последовало.

Обсудили с Майклом Суликом вопросы профессиональной этики и пришли к заключению, что случившееся — это нормальная честная игра спецслужб, сегодня побеждает один, завтра — другой. Это наша работа.

Как пишут в таких случаях корреспонденты, ланч прошел в теплой, дружеской обстановке, а это действительно так и было, потому что мы и без долгих объяснений, без криков и угроз, протестов и пререканий прекрасно понимали друг друга.

Ситуация с Питером Богатыром была последней комбинацией, проведенной с моим участием против ЦРУ в качестве начальника Управления контрразведывательных операций ФСБ России, которое я возглавлял с 1997 по 2000 год.

В эти три года была уже совсем иная работа. Другой уровень ответственности.

Так как в поле зрения контрразведки находятся спецслужбы практически всех стран, имеющих свои резидентуры или отдельных представителей в посольствах в Москве, то мне в короткий срок пришлось ознакомиться с особенностями деятельности и почерком работы уже не только американской, но и английской, немецкой, французской разведок, стран Центральной Европы и Балтии, Азиатско-Тихоокеанского региона, Латинской Америки, с тем чтобы можно было принимать компетентные решения по всем направлениям деятельности контрразведки.

Ежедневное принятие ответственных управленческих решений в области оперативной практики, кадровой политики, административной деятельности — вот не полный перечень того груза, который лежит на плечах начальника управления.

Решения вырабатывались в ходе ежедневного общения с моими заместителями, начальниками отделов и входивших в управление служб, еженедельных разного рода совещаний с привлечением к ним в необходимых случаях и оперативного состава.

Помимо этого приходилось на постоянной основе взаимодействовать с руководителями других оперативных управлений центрального аппарата ФСБ, начальниками территориальных органов ФСБ, Службы внешней разведки, ФАПСИ, Оперативно-поискового управления, МИДа, пограничниками, администрацией органов власти и управления различных уровней.

В итоге многочисленных переговоров и встреч вырабатывались выверенные и согласованные решения по отдельным вопросам, готовились и согласовывались совместные планы по различным линиям работы и как итог — проводились совместные оперативные мероприятия.

Кроме работы в качестве начальника управления КРО ФСБ РФ, мне приходилось готовить и принимать участие в региональных совещаниях по американской и иным линиям работы, возглавлять делегации ФСБ в поездках за рубеж, неоднократно выступать на многочисленных совещаниях руководства ФСБ и заседаниях коллегий ФСБ, участвовать в переговорах с зарубежными партнерами в Москве.

В те годы моими заместителями были генералы Евгений Тарасов, Николай Волобуев, Борис Мирошников, Владимир Скорик, Виктор Лугинин, Сергей Беседа и Александр Ильяков, которые вели работу каждый по закрепленному за ним участку оперативной деятельности, курируя несколько закрепленных за ними отделов контрразведки.

Я с большой теплотой вспоминаю те годы совместной с ними работы, годы, наполненные взаимоуважением и взаимопониманием, профессиональным отношением со стороны всех к своим обязанностям, стремлением каждого добиться поставленных целей и удовлетворением и от самого процесса работы, и от ее результатов.

Я благодарен им за поддержку и за тот вклад, который они внесли каждый на своем участке в дело обеспечения безопасности России.

Не мне судить, каким я был руководителем Управления контрразведывательных операций ФСБ России, но, по крайней мере, в те три года управление не стояло на месте. Было проведено множество мероприятий по иностранным спецслужбам, разоблачены агенты из числа граждан России и иностранные разведчики.