2.1. Разведывательная деятельность органов ВЧК

Партийно-политическое руководство Советской России остро нуждалось в объективной и своевременной разведывательной информации о военном, политическом и экономическом положении в иностранных государствах, планах их правительств в отношении РСФСР, задачах иностранных спецслужб и организаций российской эмиграции по ведению подрывной деятельности против советской власти, планах и намерениях белогвардейских государственных образований и их вооруженных формирований и др.

Попытки вести разведывательную работу за рубежом предпринимались с первых дней создания ВЧК. В начале 1918 г. при посредничестве А.В. Луначарского Ф.Э. Дзержинский познакомился с бывшим издателем газеты «Деньги» А.Ф. Филипповым, и последний дал согласие секретно сотрудничать с ВЧК. Первое время Филиппов («Арский») сообщал Дзержинскому сведения о настроениях в бывших промышленных и банковских кругах, с представителями которых он был знаком еще до 1917 г.

Затем, в январе – марте 1918 г., по заданию Ф.Э. Дзержинского «Арский» неоднократно выезжал в Финляндию с разведывательными заданиями. Советскому правительству были необходимы достоверные сведения о наиболее важных политических и военных событиях, происходивших в Финляндии, о возможной военной коалиции с Германией и Швецией, направленной против России, и о вероятном использовании немецкими военными финской территории для удара по Петрограду. Не менее серьезным фактором, напрямую затрагивавшим безопасность Советского государства, являлось и то, что в портах Финляндии продолжали базироваться корабли Балтийского флота. Необходимо было знать, как поведут себя командиры кораблей и их экипажи в случае немецкого наступления. Остро стояла также проблема и с гарнизоном российских сухопутных войск в Финляндии численностью примерно 20 тыс. человек. Большевистское руководство поставило перед собой задачу: с наступлением весны 1918 г. вывести из Финляндии, по возможности без потерь, российские армию и флот[703].

Имея связи в гельсингфорском аппарате русской военно-морской контрразведки, «Арскому» удалось собрать ценную информацию о политическом положении в стране, деятельности агентов немецкой разведки, планах финских политических кругов и белой гвардии в отношении Советской России, настроениях матросов и солдат, находившихся в то время в Финляндии. Он сумел убедить ряд русских офицеров, в том числе царского контр-адмирала А.В. Развозова, выступить во главе находившегося в финских портах русского флота и перейти с ним на сторону советской власти[704].

С 17 февраля по 2 мая 1918 г. в Кронштадт в сопровождении ледоколов и буксиров прибыло 4 отряда кораблей Балтийского флота. В итоге операции было перебазировано 236 кораблей, в том числе 6 линкоров, 5 крейсеров, 59 эсминцев и миноносцев, 12 подлодок, которые послужили основой боевой мощи Балтийского флота Советской республики и сыграли большую роль в обороне Петрограда и действиях на других театрах Гражданской войны[705].

В 1919 г. органы ВЧК стали использовать направление за границу и заброску в тыл белогвардейских формирований и войск интервентов своих агентов более активно. Так, по указанию председателя ВЧК на Украине, в Белоруссии и Прибалтике, а также в Сибири, Средней Азии и на Кавказе были созданы разведывательные пункты[706].

В декабре 1918 г. по решению коллегии ВЧК военный отдел направил в Одессу, занятую частями Добровольческой армии, интервентов и украинских националистов, чекиста, француза по происхождению Г.Г. Лафара (Жорж де Лафар, оперативный псевдоним «Шарль»). Лафар до марта 1917 г. служил в экспедиционной конторе, которая получала оружие для русской армии от французских союзников, а потом, до октября, – во французской миссии генерала А.А. Нисселя. Эти обстоятельства и должны были помочь резиденту «Шарлю» обосноваться в Одессе. В качестве основной перед ним ставилась задача – внедриться в одно из штабных учреждений, имевших отношение к главному французскому командованию, выявить планы интервентов, белогвардейцев, петлюровцев и др. в отношении Советской России, а также установить возможность невоенного прекращения интервенции.

Получив инструктаж от начальника военного отдела ВЧК М.С. Кедрова, Лафар выехал в Одессу, где в то время уже действовали нелегальные большевистские организации, группы агитаторов-интернационалистов и отдельные агенты ВЧК. Деятельность некоторых из этих агентов и должен был объединить под своим руководством «Шарль»[707].

Установив контакты с исполнявшим обязанности французского консула Г.А. Биллемом, начальником штаба союзных войск полковником Фрейденбергом, начальником французской контрразведки майором Порталем и др., Лафару удалось собрать достаточно важную информацию о расстановке французских, английских, греческих и других войск на одесском плацдарме, взаимоотношениях командования Добровольческой армии и союзного руководства, стратегических планах интервентов и др., которую ему курьерами удалось дважды передать в Москву. Кроме этого, Лафару, по-видимому, удалось через полковника Фрейденберга ускорить эвакуацию французских войск из Одессы в апреле 1919 г.

Активная деятельность «Шарля» не осталась незамеченной контрразведкой Добровольческой армии. Два его донесения были перехвачены и расшифрованы руководимой В.В. Шульгиным разведывательной организацией «Азбука», которая действовала в интересах командования Добровольческой армии. В конце марта 1919 г. деникинской контрразведке под руководством В.Г. Орлова удалось установить личность Г.Г. Лафара и арестовать его. Вскоре он был казнен[708].

Активно действовали сотрудники органов безопасности в тылу германских войск, решая в рамках общей организации повстанческо-партизанского движения на оккупированных территориях свою частную задачу получения разведывательной информации.

Повстанческо-партизанским движением руководил центральный штаб партизанских отрядов при оперативном отделе Наркомвоена (вскоре после создания переименованный в особое разведывательное отделение). При штабе была создана школа подрывников, оперативно решались вопросы подготовки кадров и материально-технического обеспечения партизанских отрядов при «обязательной, самой тесной связи наших товарищей с подпольными большевистскими организациями». Подполье по мере своего укрепления все больше внимания уделяло развертыванию повстанческо-партизанского движения и других форм сопротивления[709].

На Украине боевая работа проводилась преимущественно через военно-революционные комитеты, в Белоруссии соответствующие функции брали на себя непосредственно комитеты РКП(б). Так, под руководством Северо-Западного комитета РКП(б), находившегося в Смоленске, и при помощи ЦК РКП(б), центральных и местных советских и военных органов в марте – июне на оккупированной немцами территории Белоруссии было создано широко разветвленное и активно действующее большевистское подполье, охватившее своим влиянием все формы борьбы. Вся территория делилась на 12 зон – районов дислокации партизанских отрядов. Их главной задачей являлось нарушение вражеских коммуникаций и блокирование гарнизонов в крупных населенных пунктах. Создавалась широко разветвленная разведывательная сеть; полученные данные передавались советскому командованию. В частности, полесским большевикам удалось внедрить своего разведчика в штаб 41-го германского корпуса[710].

Подобным образом ЦК РКП(б) организовывал революционную работу в тылу германских оккупационных войск в Закавказье (Азербайджан, Армения, Грузия) через местные большевистские организации[711].

Разведчики советских органов безопасности проникали в белогвардейский тыл и боевые части, создавали в них информационный аппарат, привлекая на свою сторону чиновников, офицеров, солдат, которым была близка большевистская идеология. Чекисту М. Зенкину удалось проникнуть в деникинскую контрразведку, где он добыл много ценных сведений. Когда к концу лета 1919 г. деникинцы усилили наступление на Украину, в составе Всеукраинской чрезвычайной комиссии (ВУЧК) была создана специальная группа, которая отбирала и направляла на работу в подполье наиболее подходящих для этого чекистов. Этим делом занимались также губернские ЧК. В деникинский тыл были направлены опытные чекисты И. Наумов, Р. Курган, Ф. Зайцев, Ю. Зимин и другие. Всего на оккупированную белогвардейцами территорию было направлено около 800 работников, многие из которых были чекистами, выполнявшими специальные задания[712].

16 декабря 1918 г. состоялась подпольная конференция большевиков Мариуполя, на которой были избраны ревком, оперативный штаб и ЧК. Председателем подпольной ЧК был назначен большевик Е.К. Фокин. Мариупольские чекисты получили от ВУЧК и особых отделов 13-й и 14-й армий задание проникнуть в контрразведку белогвардейцев. Они сумели внедрить в нее под видом фотографа своего разведчика и через него получать важные сведения. Исключительное мужество проявили при этом чекисты Т.А. Какута и П.А. Евдокимов, которые с риском для жизни неоднократно доставляли через линию фронта фотографии белогвардейских агентов, а также другие разведданные. Накануне освобождения Мариуполя частями Красной армии чекисты-разведчики организовали здесь отряды вооруженных рабочих, взорвали белогвардейский бронепоезд. Это значительно облегчило действия 8-го Заднепровского полка и повстанческих отрядов. Как только завязался бой за Мариуполь, группа чекистов ворвалась в помещение, в котором размещалась контрразведка белых. Захваченные ими документы позволили выявить и ликвидировать подпольную офицерскую белогвардейскую организацию.

Чекист М. Ленау под фамилией Любимов, войдя в доверие к белогвардейцам, стал корреспондентом газеты «Южное слово». «Патриотические» обзоры Любимова привлекли внимание командующего группой деникинских войск адмирала М.М. Римского-Корсакова, который и стал его покровителем. Находясь в самой гуще деникинских войск, М. Ленау передавал в ВУЧК секретную информацию. В деникинской контрразведке действовал также чекист И. Кучеренко, благодаря умелой работе которого были выявлены крупные шпионские группы в Москве и Петрограде, а в итоге была захвачена «возглавленная» им большая диверсионно-разведывательная группа[713].

На Восточном фронте чекистские органы направляли разведчиков за линию фронта во взаимодействии с Сиббюро ЦК РКП(б). Работа Сиббюро фактически протекала под руководством Ф.И. Голощекина, значившегося военным комиссаром Уральского военного округа, и И.Н. Смирнова, считавшегося членом Реввоенсовета 5-й армии.

Перед Сиббюро была поставлена задача установить прочную и регулярную связь с партийными организациями Сибири, организационно укрепить их, оказать необходимую помощь и возглавить партийную работу, подчинив ее в условиях Гражданской войны боевым задачам.

По данным исследователя И.И. Белоглазова, боевая работа осуществлялась специально созданными подразделениями и военно-революционными штабами (ВРШ), костяк которых составляли чекисты и разведчики подполья при содействии фронтовых чекистских органов.

В распоряжении этих подразделений были организационно-инструкторский состав, переправы, конспиративные и явочные квартиры, проводники, связники и курьеры, паспортные бюро, специалисты по штемпельно-граверному делу и изготовлению документов. Позднее в их составе были учреждены военные подотделы, ведавшие разведкой и дезорганизацией вражеского тыла. Для выхода в тыл противника и проведения боевых операций существовали два рейдовых отряда, сформированных особотделами ВЧК 3-й и 5-й армий Восточного фронта.

Только за первые четыре месяца 1919 г. через фронт было переправлено около 70, а за год – свыше 200 организаторов и связных партийных центров[714] и более 1 млн 300 тыс. рублей.

Так, например, в ноябре 1918 г. для зафронтовой работы в распоряжение особого отдела 3-й армии был направлен А.Я. Валек. В момент отступления красных на Пермском направлении он остался в тылу белых. В г. Екатеринбурге он создал широкую сеть подпольных «пятерок», внедрил агентов в чешские воинские части и личную охрану генерала Р. Гайды. Однако в марте 1919 г. он провалился и был казнен чехами.

Удачнее сложилась судьба Д.Д. Киселева. Оставленный для подпольной работы в Сибири, он под фамилией Краснощеков выполнял ответственные задания по восстановлению и поддержанию связи между большевистскими организациями на занятой белыми территории.

В сентябре 1918 г. Киселев прибыл в Москву и после доклада о положении в Сибири был зачислен в штат НКВД. Но в центре пробыл недолго, в ноябре 1918 г. его в качестве курьера направили за линию фронта.

Экипированный под купца, Киселев вместе с женой в декабре перешел линию фронта и в первых числах января добрался до Иркутска. Здесь с помощью брата связался с уцелевшими от арестов подпольщиками-большевиками, провел несколько заседаний, связал их с красноярцами и отправился дальше на восток. Д.Д. Киселеву удалось побывать в Верхнеудинске, Чите, Благовещенске, Хабаровске, Владивостоке, наладить связь со многими подпольными организациями, а в Благовещенске встретиться с находившимся в больнице членом коллегии Сибирской ЧК М.А. Трилиссером.

В качестве организаторов большевистского подполья за линию фронта забрасывались чекисты И.И. Антонов, X.В. Валмулдин (Насыров), М.Ф. Левитин, М.А. Медведев, П.А. Петров.

Четырежды переходила линию фронта с заданием Сиббюро разведчица ОО 5-й армии М. Туринь. Последний раз она проникла в Омск, установила связь с офицерами – социалистами из штаба польского легиона, которые должны были следовать на фронт, и договорилась об их негласной встрече для переговоров с представителем командования Красной армии.

По проложенному ею каналу связи в Омск с поручением Сиббюро и Реввоенсовета фронта выехал М.К. Аммосов (Ксенофонтов). Он дважды встречался с поляками и вел переговоры относительно оставления фронта и организованного перехода на сторону Красной армии с последующей отправкой на родину через западную границу Советской России. Однако в итоге эти переговоры ни к чему не привели[715].

Важная роль в организации связи с партийным подпольем прифронтовой полосы и проведении разведывательно-диверсионных операций на ближайших коммуникациях неприятеля, как отмечает исследователь И.И. Белоглазов, отводилась отрядам особого назначения особотделов 3-й и 5-й армий. При возникновении необходимости они пересекали линию фронта, выходили в назначенный район, передавали подпольщикам и партизанам оружие, боеприпасы, литературу, указания, совершали налеты на стратегически важные объекты белых и возвращались обратно.

Особенно часто рейдировал по тылам противника отряд особого назначения, которым командовал чекист П.В. Гузаков. Так, например, переправившись в июне 1919 г. через р. Белую, отряд вышел в Симский горный округ Урала и поднял там население на вооруженную борьбу против Колчака. Из рабочих Аши, Миньяра, Сима и Бианна был создан партизанский отряд, возглавляемый М.Е. Фатеевым, который развернул фронт в тылу противника протяженностью до 30 верст, отрезав ему пути отступления по Сибирскому тракту и линии железной дороги.

Под командованием П.В. Гузакова и К.М. Туманова отряд во взаимодействии с партизанами дважды разбивал белоказачьи части в районе г. Аши, взрывал мосты и переправы на путях отступления противника, полностью уничтожил штаб Селенгинской бригады белых.

После третьей Сибирской партконференции (март 1919 г.), ориентировавшей партийное подполье на «организацию специальных подрывных отрядов для действия на коммуникациях врага… собирание и обработку разведывательных данных о противнике и ближайших его намерениях, наблюдение за политическим и моральным состоянием личного состава в белогвардейских и иностранных воинских частях»[716], разведывательно-диверсионная деятельность ВРШ активизировалась.

Например, в Омске удалось внедрить советского разведчика в штаб Верховного правителя. В результате этого, как вспоминал член ВРШ П.Г. Кринкин, «все секретные и несекретные распоряжения и приказы ставки А.В. Колчака поступали в наш штаб раньше, чем они попадали на место по их прямому назначению»[717].

Этим разведчиком, впоследствии кадровым чекистом, был А.А. Анисимов. Весной 1919 г. он «добровольно» поступил на службу в белую армию и был определен писарем 43-го стрелкового полка. Усердием и добросовестностью он привлек к себе внимание офицеров вышестоящего штаба и вскоре оказался в Ставке Верховного главнокомандующего, а затем, как специалист, в совершенстве владевший машинописью, был назначен писарем-машинистом в секретно-мобилизационный отдел Главного штаба.

Печатая секретные штабные документы, он тщательно запоминал их содержание и регулярно передавал полученные сведения подпольщикам. Так ВРШ становились известными данные о численности и передвижении войск, их вооружении и боеготовности, планировавшихся против сибирских партизан военных операциях.

В конце июля 1919 г. при печатании особо важных материалов А.И. Анисимов отпечатал лишний экземпляр объединенной сводки о численности и дислокации колчаковских армий и войск интервентов в Сибири и на Дальнем Востоке. Эти сведения представляли большую ценность для командования Красной армии. Но их не с кем было переправить, так как белые значительно усилили контроль в прифронтовой полосе.

Анисимов, разыграв перед начальством роль «ура-патриота», попросился на фронт. Замысел удался. Оказавшись в действующей армии, в районе станции Вагай, он перешел линию фронта и доставил вшитую в погоны сводку в особый отдел 3-й армии. Вскоре вышел в полосе наступления 5-й армии с контрольным экземпляром сводки один из руководителей Омского подполья В.Ф. Тиунов.

Значительная разведывательная деятельность ВЧК проводилась за границей через «легальные» резидентуры, хотя уже и в этот период организовывалась разведка и с нелегальных позиций, использовались и другие формы разведывательной работы, например, допросы иностранцев, находившихся в нашей стране, обработка зарубежной прессы, досмотр и дешифровка переписки противника.

Советское правительство приложило максимум усилий, чтобы прорвать «санитарный кордон» вокруг государства. И уже в 1918 г. неофициальное представительство НКИД РСФСР было открыто в Англии. В январе 1919 г. в США начало работать неофициальное диппредставительство, в июле 1919 г. – в Германии. В 1920 – начале 1921 г., после подписания мирных договоров с ближайшими соседями – Финляндией, Эстонией, Латвией, Литвой, Польшей, там начали функционировать советские дипломатические миссии. В 1921 г. РСФСР заключил договоры о дружбе с Афганистаном, Ираном и Турцией. В этом же году советскому правительству удалось подписать торговые соглашения с Великобританией и Италией. Китай в декабре 1921 г. принял представительство СНК РСФСР.

В начале 1920-х гг. разведдеятельность была нацелена на выявление угроз безопасности советской власти, исходивших как от выдворенных за границу белогвардейских формирований и спецслужб приграничных государств в Европе, так и от дальневосточных белогвардейцев и Японии. ВЧК оказывала помощь специальным службам Дальневосточной республики в сборе разведывательной информации.

В дипломатических, консульских, торговых и иных (официальных и неофициальных) представительствах Советской России за рубежом создавались «легальные» резидентуры, которые сразу развернули активную деятельность и вскоре достигли хороших результатов. Причем до 1925 г. указанные резидентуры одновременно решали задачи, как по линии ИНО ВЧК, так и по линии Региструпра ПШ РВСР (с 1921 г. – Разведывательного управления Штаба Рабоче-крестьянской Красной армии) и возглавлялись одним резидентом, подотчетным обоим разведывательным ведомствам. Так, в 1920 г. объединенным резидентом в Польше был М.А. Логановский, в Германии – А.К. Сташевский. В 1922 г. уже существовали объединенные резидентуры в Италии, Австрии, Югославии, Чехословакии, Литве, Финляндии, Турции и Китае[718].

К организации разведывательной работы с нелегальных позиций руководство органов безопасности подходило весьма осторожно. Первоначальные шаги в этом направлении основывались на опыте подпольной работы РКП(б). Чекисты настойчиво изыскивали формы нелегальной работы за границей. В первое время в капиталистические страны посылались лишь отдельные агенты-нелегалы со специальными заданиями, позднее в некоторых странах начали создаваться нелегальные резидентуры ИНО.

По поручению центра резидент в Германии А.К. Сташевский в марте 1921 г. представил начальнику ИНО предложения об изменении принципов организации разведки в капиталистических странах. Он писал: «До сих пор работа эта проводилась через резидентов, занимающих официальные должности в наших заграничных миссиях, и лишь в исключительных случаях им посылались в помощь люди для подпольной и конспиративной работы.

Резиденты, в силу их официального положения, не могут широко развивать работу и, будучи всегда под более или менее усиленным надзором полиции, в конце концов расшифровываются и теряют возможность быть полезными. Это не значит, конечно, что надо в будущем совсем отказаться от “официальной” резидентуры, напротив, она должна быть при каждой миссии и наряду с другой работой должна главным образом служить средством связи с Центром и контроля за зарубежной работой. Последняя же должна быть поручена специальным организациям, существующим совершенно отдельно от миссий, хорошо законспирированным и не возбуждающим никаких подозрений. За границей теперь все торгуют: торговля – одно из излюбленных занятий буржуазии. И вот открытие ряда торговых контор в крупных центрах Европы является делом далеко не сложным и не вызовет ничьих подозрений. Эти конторы должны быть открыты по нашей инициативе людьми из буржуазии, находиться под нашим контролем и служить нашим целям».

Предложения резидента в Берлине и других разведчиков тщательно изучались руководством ИНО и использовались при решении вопросов, связанных с развертыванием нелегальной разведработы за границей. В процессе подготовки разведчиков и агентов для такой работы в капиталистических странах особое внимание обращалось на обеспечение их соответствующими документами и на создание для них надежных прикрытий.

В качестве агентов-нелегалов нередко использовались лица, имевшие связи за границей. После подготовки они перебрасывались в капиталистические страны под видом эмигрантов, что в то время выглядело вполне естественно.

Так, например, летом 1921 г. из Украины после соответствующей подготовки в Европу выехала группа разведчиков ИНО ВЧК под руководством бывшего левого эсера Н.Н. Алексеева, который ехал с супругой Е.Н. Вейцман. В группу входили М. Горб с женой и «дядей» А.М. Уманским, журналистом и бывшим издателем питерских газет (Уманский в качестве известной фигуры, «вырвавшейся» из лап большевиков, должен был обеспечивать конспиративное прикрытие для Горба и Алексеева), Л. Зинченко с Е.Ф. Суховой, которая должна была сыграть роль его жены. Еще в группу входили В. Зеленин, Г. Гуревич-Волков с женой Екатериной, бывший левый эсер Бресслер с женой, а также брат жены Алексеева – анархист Вейцман с женой Розой, врач Литов с женой, отец которой жил в Чехословакии и должен был помочь «эмигрантам» с визой, а также бывшие белые полковник Потоцкий и ротмистр Павлов.

Разведчики, выдавая себя за беженцев из Москвы и Харькова, осели в Праге, Львове, Берлине и Париже, где им удалось внедриться в «Народный союз защиты родины и свободы» Б.В. Савинкова, «Центр действия» Н.В. Чайковского, а также организации П.П. Скоропадского и С.В. Петлюры[719].

В 1921 г. отдельные агенты-нелегалы, нелегальные агентурные группы и даже резидентуры работали во Франции, Турции, США, Германии и в некоторых других странах. Так, в 1921 г. в Болгарии была создана нелегальная резидентура ИНО ВЧК под руководством бывшего офицера врангелевской армии Б.Я. Базарова, в круг задач которой входила также разведка в отношении Румынии и Югославии[720].

С 1921 г. в Вене под руководством Ю.Я. Красного функционировала объединенная нелегальная резидентура ИНО ВЧК и РУ штаба РККА, которая организовывала разведку в странах Восточной Европы и на Балканах[721].

Силами венской резидентуры в ноябре 1921 г. была создана нелегальная резидентура в Софии во главе с бывшим поручиком деникинской армии Медиумовым. К августу 1922 г. эта резидентура имела четыре источника в Софии, по два – в Белграде, Бухаресте и Кишиневе, по одному – в Констанце, Силистре и Добрыче.

Медиумов привлек к сотрудничеству несколько офицеров штабов частей и соединений болгарской, румынской, югославской армий, а также болгарского корреспондента при болгарской миссии в Румынии, бывшего македонского воеводу, который добывал материалы о положении в Бессарабии, оккупированной Румынией, начальника канцелярии врангелевского генерала А.П. Богаевского и некоторых других.

Объединенным резидентом во Франции с начала 1921 г. был Я.М. Рудник[722]. Основные усилия он должен был сосредоточить на добывании сведений по дипломатическим, экономическим, политическим и военным вопросам, которые непосредственно затрагивали интересы Советской республики. Ему предписывалось завербовать агентов, способных получать материалы по французской армии и флоту, причем особое внимание предлагалось уделять сбору информации о новейших достижениях в области авиации, танкостроения и подводного флота.

Руднику удалось организовать добывание интересовавшей центр информации. В течение 1921 г. было создано бюро по изготовлению загранпаспортов для проживающих во Франции советских разведчиков, передаточный пункт на франко-итальянской границе для переправки материалов, была оборудована фотолаборатория для репродукции агентурных документов[723].

Были установлены связи с представителями эсеровских организаций, которые регулярно передавали информацию о деятельности этих организаций в Париже и Москве, а также с представителями «Союза русских офицеров и русских монархистов», «Союза русских студентов» во Франции, редакции газеты В.Л. Бурцева «Общее дело» и с рядом лиц из других подобных структур.

Летом 1921 г. было организовано наблюдение за деятельностью генерала А.Г. Шкуро, который намеревался выехать на Кавказ, чтобы поднять восстание, вскрыты замыслы контрреволюционных монархических союзов.

Особенно значительная работа была проделана по закупке официальных и секретных изданий Министерства обороны и Генштаба Франции по вопросам структуры, организации и боевой подготовки вооруженных сил[724].

В 1921 г. для выяснения возможностей расширения разведдеятельности во Франции из Берлинского центра в Париж был направлен бывший подполковник Генштаба царской армии, который до этого работал на советскую разведку в Румынии. В Париже он находился до октября 1921 г., установил ряд полезных знакомств с русскими офицерами и разработал программу издания военного журнала «Война и мир», к сотрудничеству с которым в последующем была привлечена группа бывших царских генералов и офицеров. Через редакцию журнала советская разведка получала в Париже военно-техническую и научную информацию.

В конце 1921 г. резидентуру возглавил Б.Н. Иванов. Созданная агентурная сеть охватывала основные промышленные центры Франции.

Разведывательные аппараты ВЧК за границей вели большую работу по добыванию секретных сведений о противнике, а также осуществляли важные активные мероприятия, направленные на срыв антисоветских планов, на дезинформирование иностранных спецслужб и белоэмигрантских организаций.

Агентурой внешней разведки было получено большое количество материалов политического характера, представлявших существенный интерес для партийно-политического руководства страны и сыгравших немаловажную роль в решении ряда вопросов внешней политики Советской России. В частности, разведкой были добыты материалы о планах держав Антанты, направленных против РСФСР, документы, освещавшие деятельность финансовых и промышленных групп Германии, Англии и других государств, и, прежде всего, их планы и намерения в отношении Советского государства.

Резидентуры ИНО успешно добывали обширную информацию о планах и мероприятиях разведывательных и контрразведывательных органов Германии и других государств против России, в том числе против советских работников за границей.

Большое количество весьма ценной информации было получено в 1921 г. о подрывной деятельности белоэмигрантских формирований и о планах использования их иностранными разведками. Эти материалы оказывали существенную помощь органам безопасности в выявлении и обезвреживании агентуры на российской территории, а также в пресечении антисоветских акций, исходивших из-за границы. В частности, были вскрыты нелегальные каналы связи лидеров эсеров В.М. Чернова, В.И. Лебедева, А.Ф. Керенского и других с антибольшевистскими организациями внутри страны, выявлена антибольшевистская деятельность зарубежной монархической группы Маркова, состав этой группы и ее связи в Германии, Эстонии, Финляндии, а также с левокадетской милюковской группой.

Исключительно большое внимание уделялось разработке офицерского состава остатков армии П.Н. Врангеля, который не отказался от планов крестового похода против большевиков и считал, что имевшихся у белой эмиграции сил – около 100 тыс. человек – для этого недостаточно. Врангелевские разведывательные структуры, а также спецслужбы Англии, Франции и Польши проводили активную работу по подготовке восстаний и мятежей в Советской России. К этой работе привлекались такие крупные специалисты своего дела, как британский разведчик С. Рейли, бывший начальник разведывательной части отдела Генштаба армии П.Н. Врангеля действительный статский советник В.Г. Орлов, эсер-боевик Борис Савинков и его брат Виктор[725].

В частности, были раскрыты замыслы П.Н. Врангеля и покровительствовавших ему правительственных кругов Франции, Англии, Румынии по подготовке новой интервенции против России. Агентурным путем были получены материалы разведки Врангеля о численности, состоянии и дислокации частей Красной армии. Эти данные помогли органам безопасности и командованию Красной армии принять необходимые меры по пресечению подрывной деятельности П.Н. Врангеля и его агентуры.

Резидентура в Стамбуле, завербовав ценных источников информации из ближайшего окружения Врангеля, получила всю его шифровальную переписку со своими представителями во Франции.

3 ноября 1921 г. ВЦИК объявил амнистию отдельным категориям русских военнослужащих, находившихся за границей и желавших возвратиться на родину. Репатриация бывших русских солдат и офицеров стала принимать массовый характер. Но еще 22 февраля 1921 г. в Новороссийск из Константинополя прибыл турецкий пароход «Решид-паша», на борту которого находились 3600 бывших военнослужащих армии Врангеля[726].

В связи с тем, что главнокомандующий Русской армией противился возвращению беженцев, резидент ИНО Б.Я. Базаров провел ряд оперативных мероприятий, способствовавших возвращению в Россию солдат и офицеров, которые изъявили такое желание[727].

Серьезное внимание уделялось разработке организации Б.В. Савинкова. В результате проведенных мероприятий удалось установить ее личный состав, добыть документы, свидетельствующие о связи Савинкова с польскими правительственными кругами, П.Н. Врангелем и С.В. Петлюрой. Была также вскрыта связь Савинкова с французской миссией генерала А.А. Нисселя в Варшаве, с финансовой группой Путилова в Париже и повстанческими отрядами в северо-западных районах РСФСР.

Были раскрыты террористическая организация Бунакова в Финляндии, белогвардейско-финская организация шуцкоров и их участие в Карельском восстании. С помощью агентов, имевших доступ к архивам генерала Г.М. Семенова в Берлине, были выявлены представители Семенова в Германии, Австрии, а также установлены его связи в Японии и с Б.В. Савинковым.

Важные документы были добыты о деятельности организаций С.В. Петлюры, П.П. Скоропадского и других украинских националистов, которые позволили установить участников этих организаций, их связи в Польше и Франции и причастность к организации повстанческих отрядов на Украине. Добытые разведывательные материалы помогли органам ВЧК провести операции по ликвидации повстанческих комитетов в г. Проскурине и в районе Жмеринки и переправочных пунктов петлюровских агентов из Польши на Украину. По материалам ИНО были выявлены члены националистических украинских организаций, вступивших по заданию своих руководителей в РКП(б) на Украине.

Чекистская разведка получила важную информацию о соглашениях между государствами малой Антанты, деятельности МИД Польши, о переговорах о сотрудничестве германских и английских финансовых групп против Советской России, о положении и деятельности германских концернов АЭГ, Тиссена и других, об их связях с бывшими русскими промышленно-финансовыми группами и по другим вопросам.

Резидентурами ИНО в Латвии, Эстонии и Финляндии были добыты секретные материалы о шпионской деятельности разведок этих государств на территории РСФСР. Эти материалы позволили органам ВЧК выявить агентуру и пресечь ее деятельность.

В 1921 г. агентуре ИНО удалось добыть ряд шифров антисоветских организаций в Лондоне и Париже. Перехваченные и расшифрованные телеграммы оказали помощь в работе органов ВЧК по выявлению и обезвреживанию подрывной деятельности противника. При помощи своего закордонного аппарата ИНО нередко выполнял задания секретного и особого отделов ВЧК. Решая задачи по обеспечению контрразведывательного обеспечения работников советских учреждений за границей, чекисты в 1921 г. агентурным путем установили, что первый секретарь советской миссии в Литве являлся немецким агентом. Это позволило своевременно раскрыть планы немецкой разведки и сорвать их. Информация во многом помогала указанным отделам в работе. Однако в то время еще не был налажен надлежащий учет враждебных советской власти организаций и лиц за границей, поэтому добываемые сведения не всегда использовались эффективно.

Перед ИНО ВЧК была поставлена задача по ведению экономической разведки. Это было крайне важным делом для большевиков, поскольку бывшие русские финансисты и промышленники объединялись за границей в различные торгово-промышленные союзы и принимали все зависящие от них меры, чтобы экономическими санкциями подорвать внешнюю торговлю Советской России.

Наряду с добыванием сведений о подрывных экономических планах против РСФСР ИНО решал задачи по добыванию секретных данных об экономике капиталистических стран. Однако до конца 1925 г. получаемые разведкой сведения экономического характера носили в основном отрывочный характер.

Иностранный отдел совместно с другими подразделениями органов безопасности весьма энергично проводил в 1921 г. и в последующее время различные активные акции, особенно направленные на предупреждение и пресечение подрывной деятельности эмигрантских белогвардейских организаций, а также на разложение белой эмиграции.

Советская разведка ликвидировала большое количество антисоветских организаций, среди которых были «Народный союз защиты Родины и свободы». «Всероссийский комитет» этого союза под руководством Савинкова находился в Париже и, пользуясь поддержкой иностранных государств, готовил вооруженное восстание в России с целью свержения советской власти. Он поддерживал связь с различными антибольшевистскими группировками за границей и на территории РСФСР и давал задания своей агентуре проводить диверсионные и террористические акции против руководителей Советского государства и командования Красной армии.

Разведывательная работа ВЧК проводилась также против США, хотя там и не было резидентур внешней разведки. Разведка в отношении США велась через «легальные» резидентуры в Китае, Германии, Англии и в некоторых других странах. Кроме того, в США были созданы две нелегальные группы под руководством разведчиков-нелегалов, поддерживавших связь с центром через «легальные» резидентуры в указанных странах.

Как правило, в этот период «легальные» резидентуры были немногочисленны – два-четыре сотрудника. По прикрытию разведчики занимали дипломатические должности, чаще всего работали вторыми и третьими секретарями, а также на должностях торговых агентов, комендантов охраны и др.

Наиболее активно и плодотворно работала резидентура в Германии. Первый объединенный резидент А.К. Сташевский прибыл в Германию с заданием создать работоспособную агентурную сеть в Германии и взять под свое руководство агентурные группы и резидентуры в других западноевропейских странах, создать условия для организации агентурной сети в Англии и США, наладить линии нелегальной связи Берлинского центра с европейскими странами и США[728]. Кроме этого впервые предстояло проверить на практике и внедрить радиосвязь между Берлинским центром и Москвой. Усилиями Сташевского берлинская резидентура до 1924 г. являлась основным центром разведывательной деятельности ИНО ВЧК в Европе.

Берлинский центр проделал большую организационную работу, создал разветвленную агентурную сеть в Центральной Европе и координировал агентурно-разведывательную деятельность советской разведки в Англии, Австрии, Польше, Франции, Чехословакии, Венгрии, Югославии, Румынии, Болгарии и прибалтийских государствах, Алжире и Египте.

Для связи с агентурой, находившейся в указанных странах, и руководства ее работой берлинская резидентура приобретала агентов-маршрутников, которые по роду своей работы или общественному положению свободно могли выезжать из Германии в другие страны.

Для зашифровки связи с агентурой и обеспечения безопасности пересылаемых материалов использовались тайнопись и фотографирование материалов на пленку, которая перевозилась в непроявленном виде.

Помимо разведывательных задач Берлинскому центру было поручено обеспечить Москву необходимым количеством иностранных паспортов и других легализационных документов для советских разведчиков-нелегалов.

Резидентам «легальных» резидентур были предоставлены большие права в решении различных оперативных вопросов, в том числе и в вербовочной работе. Решение о вербовке того или иного лица резидент принимал самостоятельно. Пользуясь этими правами, резидент в Берлине широко привлекал к вербовочной работе своих агентов и доверенных лиц из советских граждан, которые нередко проводили вербовки под чужим флагом.

В течение 1921–1922 гг. Берлинский центр сумел завербовать 115 агентов. Конечно, при таких темпах вербовки в агенты иногда зачислялись люди, ценность которых в разведывательном отношении была невысока. Однако это была своего рода агентурная база, просеивая которую, пытались создавать агентурные сети во всех основных странах Западной Европы.

В числе агентов Берлинского центра были такие люди, как один из руководителей немецкой разведывательной организации «Бюро Нунция», который добывал документальную информацию по всем основным вопросам разведзадания; были завербованы также сотрудник японской дипломатической миссии, несколько бывших офицеров германского Генерального штаба, тесно связанных с черным рейхсвером и с военными руководящими кругами в Польше и Румынии и др.

Наличие работоспособной агентурной сети обеспечивало берлинской резидентуре возможность своевременно добывать ценную секретную информацию и проводить мероприятия по дезинформации противника. Так, в декабре 1921 г. агентура резидентуры установила, что в руководящих кругах Англии, Германии и США разработали план превращения Петрограда в так называемый «вольный город» под управлением совета комиссаров, состояшего из представителей Англии, Германии, США, Италии и РСФСР. Осуществить этот план предполагалось с согласия советского правительства, которому за это намечалось предложить экономическую помощь.

Много документальных секретных материалов было добыто агентурой в МИД Франции, а также во французских посольствах в Берлине, Лондоне, Варшаве. В этих документах раскрывалась французская политика в отношении РСФСР. Резидентура пристально наблюдала и за развитием внутриполитической обстановки в Германии, регулярно информируя об этом Москву.

В 1922 г. резидентура сумела получить важные сведения о позиции правительства Франции и отдельных французских промышленников в отношении Советского государства. В одном из документов резидентуры указывалось, что президент Р. Пуанкаре меняет свое отношение к РСФСР в положительную сторону, а видный французский предприниматель Конрад, близко стоящий к Пуанкаре, и его группа заинтересованы в возобновлении дипломатических отношений с Россией, поскольку рассчитывают получить обратно свои предприятия. Ценные данные были получены резидентурой в Германии и о политике США в отношении Советской России. Важная информация поступала о деятельности французской разведки в отношении русского Балтийского флота. Эти данные помогли органам ВЧК пресечь разведдеятельность французских агентов в Кронштадте. Большое количество добытых материалов подробно освещали подрывную работу Монархического союза, организации Б.В. Савинкова и др.

Особое значение в 1922 г. придавалось добыванию информации о деятельности П.Н. Врангеля. В своих письмах резиденту в Берлине центр отмечал: «…Сейчас все наше внимание сосредоточено главным образом на возможности повторения интервенции. В этом отношении почти все ваши последние сообщения крайне ценны… Наиболее существенными моментами для нас являются: истинная боевая сила армии Врангеля; поддержка его Францией; отношение к нему правительств Югославии, Болгарии, Румынии и Польши; отношения с монархистами и сближение между ними».

Москва обязала берлинский центр усилить работу по добыванию сведений об организации и методах работы германской разведки и контрразведки против Советского государства. Прежде всего, предлагалось установить агентуру, засланную из Германии в РСФСР, и выявить каналы, по которым она перебрасывается. При этом обращалось внимание на сбор информации о разведке Врангеля, возглавляемой В.Г. Орловым.

Выполняя указания центра, резидентура в Берлине сумела приобрести агентов и связи в разведывательных и контрразведывательных органах Германии, через которых добывала важную информацию и осуществляла активные мероприятия. Резидентура постоянно была в курсе планов германских спецслужб и имела возможность своевременно принимать меры по обеспечению безопасности своей работы.

Агентура берлинской резидентуры систематически снимала копии с документов германской контрразведки, МИД Германии и других правительственных учреждений, что позволяло ей регулярно информировать центр о подрывных акциях против РСФСР. В частности, резидентура сумела раскрыть деятельность бывшего начальника разведки Врангеля В.Г. Орлова. Было установлено, что Орлов и его группа наряду с засылкой агентуры в Советскую Россию занимались изготовлением различных дезинформационных документов от имени советских учреждений.

С целью пресечения антисоветской деятельности Орлова берлинская резидентура через свою агентуру вела систематическую работу по его компрометации перед германскими властями, в том числе и перед органами разведки, с которыми он был связан. Используя агентуру из белоэмигрантов, резидентуре удалось скомпрометировать Орлова «как предателя дела русской эмиграции» и афериста. В результате многие единомышленники отошли от него, а руководители германской разведки перестали ему доверять.

Берлинский центр имел ценную агентуру в руководящих центрах российской белой эмиграции в Германии, Франции, Чехословакии, Болгарии и в некоторых других странах, а также в правительственных, контрразведывательных и других учреждениях Германии. Например, бывший начальник штаба атамана А.И. Дутова, генерал царской армии И.М. Зайцев сотрудничал с советской разведкой и был восстановлен в правах советского гражданина. Значительную информацию собирали по заданию резидента А.К. Сташевского офицеры и генералы бывшей царской армии, группировавшиеся вокруг генерала Носкова, руководившего издававшимся в Берлине журналом «Война и мир».

В период 1920–1921 гг. придавалось серьезное значение разведке против Польши, поскольку ее правящие круги при поддержке Англии и Франции систематически организовывали вооруженные провокации на советско-польской границе, также не исключалась угроза новой войны.

В своем решении от сентября 1920 г. ЦК РКП(б) обратил внимание ВЧК и Региструпра на необходимость усиления военно-дипломатической разведки против Польши. В апреле 1921 г. ВЧК совместно с РУ ПШ РВСР организовали в Польше совместную резидентуру, работники которой занимали различные должности в советской дипломатической миссии в Варшаве. Первым резидентом ИНО ВЧК и Региструпра в Польше был М.А. Логановский, состоявший в должности второго секретаря миссии. В помощь Логановскому были командированы несколько оперативных работников со строго определенным кругом обязанностей, в том числе и такие, в функции которых входила диверсионная работа.

За сравнительно короткое время М.А. Логановский и его аппарат создали разветвленную агентурную сеть. Однако в силу сложности контрразведывательного режима и некоторой торопливости в решении разведывательных задач в агентурную сеть попали ненадежные лица. В первые годы работы довольно часто случались серьезные провалы.

Польские органы полиции и государственной безопасности старались создать невыносимые условия для жизни и деятельности советских официальных представителей. Однако, несмотря на сложности, резидентура в Варшаве добыла большое количество информационных материалов.

Агентурная сеть варшавской резидентуры охватывала штабы частей и соединений польской армии, органы центрального управления, правительственный аппарат и другие учреждения, что позволило освещать сферы военно-политической и экономической жизни страны.

Основное внимание резидентуры было сосредоточено на добывании секретных данных о польской армии, выяснении агрессивных планов польского правительства и военного командования против РСФСР и изучении политики английского и французского правительств. С этими задачами резидентура справлялась. Агентурным путем было получено немало документальной информации. В частности, документ, раскрывавший позицию польского правительства в отношении «Оборонительного союза» прибалтийских государств, направленного против России. Этот документ представлял для советского правительства большое практическое значение. Не меньшее значение имел и добытый резидентурой меморандум английских экспертов о перспективах германо-польских отношений. Резидентура регулярно получала секретную информацию о польских вооруженных силах, их численности, боеспособности и планах польского командования.

На основании добываемых данных была начата разработка и последующая ликвидация антисоветской организации Савинкова и вскрыты многие подрывные замыслы польской контрразведки.

Партийно-политическое руководство страны не менее серьезное внимание уделяло ведению разведки против Эстонии, Финляндии и Латвии, поскольку в них были сосредоточены «основные силы русской контрреволюции» и эти страны являлись удобным плацдармом для нападения на РСФСР. Решением ЦК РКП(б) от 18 мая 1920 г. в связи с военным положением Петрограда ВЧК предписывалось усилить агентурную разведку в указанных странах, привлекая для этого «наиболее преданных и энергичных товарищей соответствующих национальностей». Петроградская ЧК должна была еженедельно присылать в ЦК доклад о принятых в этом направлении мерах.

Географическое положение прибалтийских стран делало их удобным плацдармом для организации антибольшевистской работы. Руководство ведущих иностранных держав пыталось не только превратить Прибалтику в своеобразный «санитарный кордон» между Западом и Советской Россией, но и использовать их в целях осуществления против РСФСР шпионской, диверсионной и иной подрывной деятельности.

Все это заставляло внешнюю разведку с первых же шагов своей деятельности уделить большое внимание работе в странах Прибалтики. В Ревеле (Таллине), Гельсингфорсе (Хельсинки) и Риге под прикрытием представительств Советской России были созданы резидентуры по 2–3 оперативных сотрудника. Последние широко использовали для выполнения разведывательных заданий привлеченных лиц из советских граждан.

Деятельность советской разведки в прибалтийских государствах осуществлялась в трудных условиях. Руководящие круги этих стран, опасаясь революционных выступлений, создали активно действующие контрразведывательные органы. Основные усилия контрразведки были направлены против национальных компартий и советской разведки.

Резидентура в Ревеле вела большую работу по выявлению подрывных мероприятий английской разведки, проводившихся на территории Эстонии против РСФСР. Резидентура сумела добыть шифр, который использовался английскими разведчиками в Эстонии для связи со своим центром. Это дало возможность точно знать, какими вопросами интересовались английские разведчики и какие они добывали сведения о Советской России.

Резидентура ИНО в Эстонии имела солидную агентуру в национальных разведывательных и контрразведывательных органах, а также белоэмигрантских организациях. Она успешно проводила комбинации по подставе своей агентуры противнику. Например, в начале 1922 г. удалось подставить агента резиденту французской разведки в Эстонии. Наличие квалифицированной агентуры позволяло регулярно добывать и направлять в центр важную информацию о политике правительств прибалтийских государств, о деятельности разведок капиталистических государств и эмигрантских организаций против РСФСР с территории Эстонии и других прибалтийских стран.

В Латвии к началу 1922 г. была создана агентурная сеть, насчитывавшая более 20 человек, которой руководили М. Зелтынь, работавший под видом кассира советского посольства Я. Соирио, и помощник военного атташе А. Виксне. В число агентов резидентуры входили люди, работавшие в организационно-мобилизационном и административном отделах Генерального штаба Латвии, в штабе пограничной дивизии, в главном таможенном управлении, на артиллерийском складе и т. д.[729]

Через агента – офицера Генштаба – в 1922 г. были получены ценнейшие документы мобилизационного плана Генштаба и штаты частей и соединений латвийской армии на военное время.

Первый резидент в Финляндии Р. Венникас, прибывший в страну в сентябре 1921 г., вскоре сообщил в центр данные о численном составе резидентуры. В его распоряжении имелось несколько десятков агентов, а также налаженная система связников, групповодов и содержателей конспиративных квартир[730]. Среди источников были люди, работавшие в военном министерстве, штабах военно-морских сил, частей береговой охраны и пехотной дивизии, в министерстве иностранных дел, русских белогвардейских организациях, шюцкоре, таможенных органах и т. д.

Немаловажное значение в обеспечении руководства страны необходимой информацией сыграла разведывательная деятельность ВЧК на Дальнем Востоке.

Как говорилось ранее, в 1920 г. на территориях РСФСР к востоку от озера Байкал была образована Дальневосточная республика. Создавая буферную республику, партийно-политическое руководство РСФСР решало основополагающую задачу – не допустить прямого военного столкновения с Японией, а также намеревалось при помощи ДВР добиваться международного признания Советского государства.

Как указывалось выше, с образованием ДВР разведывательную работу в отношении Китая, особенно Маньчжурии, Монголии, Кореи и Японии, вели иностранное отделение при полпредстве ВЧК в ДВР и Главное управление ГПО ДВР.

Полпредство ВЧК и ГУ ГПО засылали на территорию Китая и Монголии штатных сотрудников и агентуру по нелегальным каналам, в том числе и агентов-вербовщиков, которые приобретали осведомителей из местных жителей и представителей белой эмиграции, создавали небольшие агентурные группы.

Помимо этого с декабря 1921 г. в Пекине под прикрытием представительства РСФСР во главе с А.К. Пайкесом действовала резидентура ИНО ВЧК. В этом же году ГУ ГПО организовало резидентуры на ст. Маньчжурия и в г. Харбине.

Основное внимание резидентур в Китае было направлено на сбор информации об организациях российской эмиграции и белогвардейских формированиях на территории Китая, выявление и пресечение их подрывной деятельности против ДВР и РСФСР, а также на выяснение военных планов Японии и характера сотрудничества японских военных с военно-политическими группировками Китая.

Кроме этого, как свидетельствуют архивные документы, приоритетной для разведывательных органов являлась задача обеспечения внешнеполитической деятельности ДВР и РСФСР.

Резидентуры внешней разведки проводили весьма активную деятельность. Добывалось много ценной, в том числе документальной, информации, проводились активные мероприятия по разложению эмиграции и ликвидации вожаков белогвардейских отрядов, обезвреживанию перебрасываемой в пределы ДВР агентуры японской и других иностранных разведок.

Резидентура в Харбине имела ценную агентуру как по белогвардейским, так и по китайским и японским объектам. В эти годы резидент И.И. Ангарский привлек к сотрудничеству И.Т. Иванова-Перекреста, сыгравшего позже ключевую роль в добывании особо ценных документальных материалов харбинской японской военной миссии.

С февраля по октябрь 1921 г. резидентом ГПО на ст. Маньчжурия был С.И. Силкин. Он поддерживал связь со всеми местными и региональными организациями, являясь содержателем явочного пункта для приезжавших партийных работников, представителей Коминтерна, секретных сотрудников военной разведки и ГПО, оказывал им разнообразное содействие, в том числе и материальную помощь[731].

Еще в 1920 г. С.И. Силкин участвовал в создании на ст. Маньчжурия партийной и комсомольской организаций, а также был инициатором объединения профессиональных союзов, вел работу по разложению семеновских и каппелевских частей в целях их реэвакуации. При содействии ячейки РКП(б) он организовал помощь партизанским отрядам и регулярным частям НРА, используя личные связи в штабе китайских войск. Для проведения военной работы 26 января 1921 г. командованием 2-й Верхнеудинской дивизии НРА Слинкин был назначен представителем дивизии на ст. Маньчжурия и способствовал началу переговоров представителей министерства транспорта ДВР с китайскими властями об открытии железнодорожного сообщения через российско-маньчжурскую границу, занимался распространением коммунистической литературы, переправлявшейся из Читы[732].

Однако исполнение Силкиным специальных обязанностей вскоре явилось причиной конфликта с представителем ДВР на ст. Маньчжурия П.Ф. Александровским (настоящая фамилия Жуйков. – Авт.).

Суть конфликта представляется целесообразным изложить подробно, поскольку это даст достаточно рельефное представление о деятельности спецслужб ДВР в Маньчжурии. Так, в письме уполномоченному Дальбюро ЦК РКП(б) в полосе отчуждения КВЖД Силкин описывал сложившуюся конфликтную ситуацию следующим образом. При аресте китайскими властями сотрудников «госполитинспекции» (по-видимому, Управления политической инспекции НРА[733]. – Авт.) Степанова и Берестнева, имевших при себе мандаты, исполненные на куске шелковой ткани, П.Ф. Александровский ограничился информированием МИД ДВР. Все необходимые меры по освобождению сотрудников предпринимал Силкин самостоятельно, в том числе информировал особоуполномоченного ДВР в Харбине, взаимодействуя со штабом китайских войск и пр.

Вся направлявшаяся из ДВР коммунистическая литература шла в адрес С.И. Силкина. Не имея средств для аренды помещения под склад и для того, чтобы минимизировать угрозу обыска китайской полицией, он использовал с ведома П.Ф. Александровского кладовую при арендованном под представительство помещении. Однако через некоторое время Александровский потребовал освободить указанное помещение[734].

Далее С.И. Силкин отмечал, что в условиях небольшого количества домов и множества различных белогвардейских организаций на ст. Маньчжурия приобретение явочной квартиры было весьма затруднительно, поэтому он посчитал обоснованным использовать в этих целях помещения представительства ДВР. Поскольку в канцелярии уполномоченного ежедневно бывала масса посетителей, то Силкину представлялось посещение представительства тем или иным сотрудником малозаметным и не создающим угрозы компрометации уполномоченного. Сначала Александровский требовал, чтобы сотрудники являлись преимущественно по вечерам, а затем запретил посещение представительства на том основании, что за канцелярией, по его предположению, постоянно следили белогвардейцы[735].

Силкин также указывал, что Александровский, получая сведения от сотрудников «госполитинспекции» и других лиц, по непонятной причине сообщал их представителям китайских военных и гражданских властей. Более того, через присутствовавшего на встречах переводчика командующего китайскими войсками Гунна, который, по мнению Силкина, являлся агентом атамана Г.М. Семенова, сведения становились известны белогвардейцам[736].

Все лето 1921 г. этот конфликт разбирался в Дальбюро ЦК РКП(б) с участием заинтересованных сторон – МИД, ГПО и штаба НРА[737]. В результате в октябре 1921 г. С.И. Силкин был отозван из Маньчжурии, чуть позже был снят со своей должности и П.Ф. Александровский[738].

В ноябре 1921 г. – начале 1922 г. резидентом на ст. Маньчжурия, по-видимому, был Михайлов, который в качестве прикрытия занимал указанную должность в представительстве ДВР. Неизвестно, как долго он находился в Маньчжурии, но на одном из совещаний в МИД ДВР в начале 1922 г. было признано целесообразным заменить его на более опытного сотрудника ГПО[739].

Придерживаясь политики ликвидации интервенции, прорыва политической и экономической блокады, правительство ДВР стремилось продолжить международные переговоры и использовать не только разногласия великих держав, но и их заинтересованность в экономических отношениях с Россией и ДВР. Международные переговоры стали главным средством решения тех целей, ради которых была создана Дальневосточная республика[740].

Советская разведка с целью решения основных задач внешней политики предпринимала экстраординарные усилия по выяснению намерений Японии и других государств в отношении ДВР и Советской России, в том числе в ходе конференций в Дайрене, Вашингтоне и Чаньчуне.

В августе 1921 г. в китайском г. Дайрене начались инициированные ДВР переговоры с Японией по наиболее важным вопросам двусторонних отношений: прекращение интервенции и вывод японских войск с российского Дальнего Востока, заключение экономического соглашения.

Подготавливая позицию российской стороны, ЦК РКП(б), Дальбюро ЦК, правительство ДВР располагали необходимой информацией, полученной по дипломатическим каналам, и добытой советской разведкой, которая свидетельствовала о том, что Япония пошла на Дайренскую конференцию ввиду финансовых трудностей, связанных с затратами на интервенцию.

В 1921 г. на нее было истрачено 100 млн иен, а на 1922 г. планировалось израсходовать еще 55 млн. 1921 год Япония закончила с бюджетным дефицитом в 400 млн иен, внешняя торговля страны оказалась в значительной степени подорвана, золотой запас уменьшился почти на 100 млн иен. Кроме того, интервенция унесла несколько тысяч жизней японских военнослужащих. В военных кругах наметился раскол: военное министерство стояло за сокращение интервенции, Генеральный штаб – за ее усиление[741].

В Японии развивалось движение против интервенции в России. Оно было частью обширного движения пролетариата, выступавшего в разных странах под лозунгом «Руки прочь от Советской России!» с требованием прекратить войну против молодого государства трудящихся[742]. Кроме этого Японии приходилось также учитывать и укрепление позиций Советской России на международной арене.

В преддверии конференции в Дайрене Дальбюро и правительство ДВР запросили Владивосток о возможности выяснения позиции японцев на предстоящих переговорах. Эти сведения были получены осведомительным отделом подпольного Приморского облревкома. 8 июля 1921 г. его председатель В.П. Шишкин передавал: «Из имеющихся у нас документов, полученных из японских штабов, видно, что японцы считают правительство ДВР коммунистическим, а поэтому нежелательным для них, но все же намерены вести с ним переговоры, поддерживая одновременно антикоммунистические группировки. Если переговоры будут для них неблагоприятны, то они выдадут Приамурскому правительству оружие и дадут большую поддержку антикоммунистическим силам…»[743]

Жесткая позиция японской стороны, занятая на Дайренской конференции, привела в феврале 1922 г. к ее закрытию. Не решив ни одного существенного вопроса, тем не менее конференция дала важный опыт ведения переговоров с государством, реализующим в регионе политику непосредственной военной экспансии.

Еще до окончания дайренских переговоров, в ноябре 1921 г., в Вашингтоне открыла свою работу конференция по ограничению вооружений, тихоокеанскому и дальневосточному вопросам. В ней принимали участие США, Британская империя, Япония, Франция, Италия, Китай и малые европейские страны, имевшие интересы в АТР – Бельгия, Голландия и Португалия. Повестка дня конференции вышла за рамки ограничения вооружений и включала в себя неприкосновенность тихоокеанских владений, а также китайский и русский вопросы[744].

Ни Советская Россия, ни ДВР не получили официального приглашения для участия в конференции. Несмотря на то, что делегация ДВР не была допущена к участию в Вашингтонской конференции, в декабре делегация республики прибыла в Вашингтон и развернула активную антияпонскую пропагандистскую кампанию, используя добытые советской разведкой секретные документы о материально-финансовой поддержке Японией «контрреволюционного» режима в Приморье, а также о внешнеполитических антисоветских планах Японии и Франции.

Так, в январе 1922 г. делегация ДВР опубликовала ряд документов, разоблачавших экспансионистские планы великих держав на Дальнем Востоке. В частности, были преданы гласности материалы, свидетельствовавшие о наличии секретного соглашения между Францией и Японией относительно создания на Дальнем Востоке государства, целиком подчиненного Японии, а также о существовании тайного дипломатического блока между Францией и Японией, направленного против Америки. Представители ДВР заявили также американской делегации, что «русский народ считает и американское правительство ответственным за проливаемую кровь мирного русского населения в результате продолжающейся империалистической интервенции»[745].

Антисоветская политика в том виде, как ее осуществляла Япония при помощи национальных вооруженных сил, не нашла поддержки ни в Вашингтоне, ни в Генуе в силу правильной тактики дипломатии РСФСР и ДВР, а также из-за укрепления международных позиций Советской России, близости окончания Гражданской войны и заинтересованности держав в экономических отношениях с РСФСР и ДВР.

Летом 1922 г. дипломатия ДВР активизировала усилия по решению вопроса о выводе контингента японских войск с территории российского Дальнего Востока. После обращения к японскому правительству конференция была намечена на сентябрь 1922 г. в г. Чаньчуне[746].

В июле 1922 г. резидентуре ГПО в Харбине удалось получить копию переписки МИД Японии с дипломатическими представителями, которая была направлена в МИД ДВР[747]. Таким образом, в преддверии конференции советская сторона была в достаточной мере информирована о положении в Японии и ее приоритетах во внешней политике на Дальнем Востоке.

В августе 1922 г. были перехвачены письма посланника Японии в Польше Каваками, в которых он констатировал, что правительство ДВР обладает необходимыми документальными материалами о зверствах японских войск на российской земле, размере нанесенного России огромного материального ущерба, чтобы противопоставить претензиям Японии по «николаевскому инциденту» свои аргументы. Поэтому японскому правительству предпочтительнее отсрочить обсуждение этого «инцидента» до заключения договора, касавшегося вывода войск и возобновления торговых отношений. Политика Японии по отношению к России, как указывал Каваками, была непродуманной, что и привело к сложившемуся положению[748].

В самой Японии политическая обстановка летом 1922 г. складывалась также неблагоприятно для милитаристских кругов и сторонников интервенции. Экономический кризис, огромные, но безрезультатные затраты средств на интервенцию, достигшие полутора миллиардов иен, большие потери людей, бесславно погибших в Дальневосточном крае, – все это возбуждало недовольство продолжавшейся интервенцией не только со стороны трудящихся, но и со стороны мелкой буржуазии Японии.

Попытки правящих классов переложить бремя кризиса и военных расходов на плечи трудящихся лишь стимулировали рост революционного движения в Японии.

Особенно сильное влияние на пересмотр политики японских империалистов в отношении русского Дальнего Востока оказывало укрепление Советской республики в результате окончания Гражданской войны в европейской части страны и все более увеличивающееся значение Советского государства на мировой арене. 1922 г. ознаменовался переломом в отношениях целого ряда капиталистических стран с Советской Россией. Началась полоса дипломатических и экономических переговоров[749].

Летом 1922 г. ушло в отставку правительство Такахаси. Высший тайный совет и Высший совет при императоре предпочли уступить общественному мнению и сменить кабинет, связанный с интервенцией в Сибири. В результате 23 июня 1922 г. новый кабинет решил вывести войска из ДВР, за исключением Северного Сахалина, до конца октября 1922 г.[750]

Маньчжурская резидентура ГПО установила, что главным козырем в руках партии, настаивавшей на эвакуации японских войск, было возобновление торговых отношений с Советской Россией и ДВР. По этой же причине японскую сторону удалось склонить к проведению конференции в Чаньчуне с участием не только представителей ДВР, но и РСФСР.

В то же время милитаристские круги Японии продолжали противиться выводу японских войск с территории российского Дальнего Востока. Они с тревогой отнеслись к ликвидации военно-политического союза Японии и Англии, заключенного в 1911 г., и сближению последней с США, которое проявилось на Вашингтонской конференции.

Как установила советская разведка, в августе 1922 г. в Мукдене представители японского Генштаба заключили соглашение с китайским маршалом Чжан Цзолином. Главной целью соглашения представлялась реализация японской экспансии менее дорогостоящим способом. Чжан Цзолину было передано оружие, а в сентябре японское правительство выплатило ему 11 млн долларов на перевооружение и реорганизацию армии, а также направило японских военных советников. Кроме того, поддерживая Чжан Цзолина в борьбе с У Пейфу, японцы получили некоторое преимущество в поддержании контактов с пекинским правительством, в том числе для защиты своих экономических интересов в Маньчжурии. Помимо прочего, таким образом предполагалось сделать международный имидж Японии более позитивным[751].

В августе 1922 г. были получены данные о том, что военное командование рассматривало предстоящие переговоры Японии с ДВР как исключительно торговые. Предполагалось, что японские представители во время переговоров будут получать инструкции только от МИД Японии. В отличие от Дайренской конференции военное командование не планировало принимать участие в переговорах.

В сентябре 1922 г. советская разведка получила информацию о том, что на заседании в военном министерстве по вопросу установления отношений с РСФСР Като сформулировал условия, на которых это было бы возможно. В частности, предусматривалось открыть во Владивостоке международный торговый порт и образовать японский сеттльмент, эксплуатировать Уссурийскую железную дорогу только русскими и японскими компаниями, для установления связи проложить между Владивостоком и Токио кабель особого назначения. Кроме того, военное министерство предлагало в целях борьбы с влиянием Америки в Китае возобновить в какой-либо форме ранее расторгнутый по требованию США тайный англо-японский договор.

Советская разведка также установила, что в преддверии конференции японская военная миссия направила в Чаньчунь секретных сотрудников, причем предпочтение было отдано агентам русской национальности[752].

Располагая информацией по ключевым проблемам советско-японских отношений, объединенная советская делегация заняла на конференции достаточно твердую позицию. Однако вследствие сложившейся внутриполитической обстановки позиция Японии на переговорах в Чаньчуне была противоречивой, что в конечном итоге привело к их безрезультатному завершению.

В сентябре 1922 г. после прекращения переговоров советской разведкой была перехвачена телеграмма начальника японского Генерального штаба Уехара главнокомандующему японским экспедиционным корпусом в Приморье генералу Тачибана. В телеграмме Уехара информировал Тачибана о том, что МИД Японии совершенно потерял возможность самостоятельно разрешать дипломатические вопросы. Все проблемы внешней политики обсуждались на заседании кабинета и согласовывались с военным ведомством.

Провал Чаньчуньской конференции произвел удручающее впечатление на торгово-промышленные круги Японии. Для выяснения вопроса о торговле с ДВР японские промышленники и владельцы концессий в Приморье буквально осаждали особоуполномоченного ДВР в Особом районе Восточных провинций Китая Э.К. Озарнина. Кроме того, стала поступать информация о том, что в Японии активно дискутировался вопрос о частичной эвакуации войск, предполагалось часть войск оставить для охраны японских резидентов. Данный вопрос также обсуждался в ходе консультаций японского консульства с японскими торговыми кругами, за чей счет предполагалось содержать эти части[753].

Однако, несмотря на противодействие «военной партии», Япония вывела военный контингент с российского Дальнего Востоке, за исключением Сахалина. 21 октября 1922 г. Э.К. Озарнина посетил японский консул Яманучи. Консул отметил, что теперь Япония осознала цену белогвардейских правительств и эвакуация Приморья является отрадным для японцев событием. Он также отметил, что, очевидно, в ближайшем будущем могут состояться очередные переговоры с ДВР и РСФСР. По мнению Э.К. Озарнина, японцев очень беспокоила возможность бойкота японских товаров, а также затруднения для въезда японцев на советский Дальний Восток.

По данным советской разведки, уже в ноябре 1922 г. позиции «военной партии» в Японии существенно ослабли, в политических и промышленных кругах утверждалась идея установления нормальных торговых отношений. Япония даже была готова вложить в советский Дальний Восток до 50 млрд иен, но под серьезные гарантии[754].

Полученная советской разведкой информация военно-политического и экономического характера в последующем активно использовалась НКИД для формирования позиции СССР в ходе советско-китайских и советско-японских переговоров.

Пристальное внимание резидентуры в Китае уделяли сбору информации о работе белоэмигрантских групп, выявлению и пресечению их подрывной деятельности против Советской России и ДВР, а также на выяснении военных планов Японии и характера сотрудничества японских военных с военно-политическими группировками Китая.

Так, 2 апреля 1920 г. начальник разведывательного отделения Временного Приморского правительства К.А. Харнский обобщил всю собранную разведывательную информацию о планах японских милитаристских кругов на русском Дальнем Востоке в сводке «Ежедневной сводки разведывательного отделения штаба сухопутных и морских сил». Из полученных данных следовало, что Япония стремилась стать хозяйкой всей территории от океана до Байкала. При этом в газете «Кокумин» речь шла «о создании буферного государства в этих пределах, как о средстве соблюсти международное приличие». В это же время в газете «Дзи-Дзи» появляется интервью с атаманом Г.М. Семеновым, в котором он говорил «о своем намерении создать независимое государство к востоку от Байкала» (в воинских частях Семенова и уцелевших частях Каппеля насчитывалось до 20 тыс. штыков и сабель). В этой же сводке говорилось о стремлении Японии распространить свою власть на Монголию и прочно закрепиться во всей Маньчжурии. Причем подчеркивалось, что основным сторонником этой точки зрения являлся начальник японской разведки и контрразведки во Владивостоке генерал Такаянаги. Таким образом, стратегические планы Японии стали известны советской разведке еще задолго до «меморандума Танаки», принятого 7 июля 1927 г.[755]

В агентурных сводках ГПО о военно-политическом положении на Дальнем Востоке за июль – август 1920 г. приводятся сведения о военной технике семеновских частей, положении на монгольской границе и об угрозе вторжения из-за рубежа русских белогвардейских отрядов. О качестве работы внешней разведки ДВР красноречиво свидетельствуют показания генерал-лейтенанта А.С. Бакича и генерал-майора Смольника в представительстве ГПУ по Сибири 5 мая 1922 г. о планах вторжения с китайской стороны в августе – сентябре 1920 г. и об их связях с японцами, относившихся к августу – декабрю.

В середине 1921 г. на территории ДВР начались бои с отрядами выступившего из Монголии барона Р.Ф. фон Унгерна. Советская разведка разработала и реализовала план по его захвату. Разведчики среди бела дня на марше в монгольской степи «вынули» барона из белогвардейской колонны. Унгерн не мог и предполагать, что фон Зоммер, которому он доверял, на самом деле был сотрудником ЧК Б.Н. Алтайским. Операцию по внедрению Алтайского в окружение Унгерна проводил И.П. Павлуновский, полпред ВЧК по Сибири[756].

Осуществляя мероприятия по противодействию подрывной деятельности белогвардейских эмиссаров в Маньчжурии в отношении ДВР, разведывательные органы снабжали внешнеполитическое ведомство необходимой информацией для вынесения официальных протестов китайским властям.

Так, в июле 1922 г. резидент советской разведки на ст. Маньчжурия получил копию белогвардейского воззвания о свержении власти в ДВР и ряд других документов. Указанные материалы были использованы уполномоченным ДВР Б.А. Похвалинским для предъявления китайским властям требования о запрещении деятельности белогвардейских представителей.

Иногда протесты официальных лиц ДВР были результативными. Например, в октябре 1922 г. китайский командующий округа Чжу информировал заместителя уполномоченного ДВР в Харбине В.В. Гагельстрома о задержании Шильникова вместе с некоторыми соратниками, которые планировали партизанские выступления в Забайкалье, о чем неоднократно представитель ДВР ставил в известность китайские власти[757].

В последующем МИД и ГПО ДВР попытались извлечь максимум выгоды из данной ситуации. В соответствии с указаниями директора ГПО Л.Н. Бельского заместитель уполномоченного правительства ДВР на ст. Маньчжурия провел встречу с представителем китайского комиссара по иностранным делам на ст. Маньчжурия Ци Джаоюй. В ходе встречи заместитель уполномоченного предложил выдать подлинные документы, изъятые китайцами у Шильникова. За это он предложил освободить арестованного в Чите в связи с этим делом китайского гражданина Лан Шинбы, а также снять арест с ряда китайских магазинов. Несмотря на то, что с Ци Джаоюй договориться не удалось, заместитель уполномоченного получил доступ к этим документам. Он смог скопировать документы об агентуре организации Шильникова на территории ДВР, о финансировании организации Шильникова японской военной миссией, а также инструкции японского МИД (без реквизитов) генералу Тачибана о разжигании вражды между различными российскими политическими организациями и использовании столкновения между ними как повода для оккупации Приморья[758].

В сентябре 1922 г. советская разведка получила информацию о состоявшемся во Владивостоке совещании, на котором в соответствии с санкцией японского правительства было принято решение после ликвидации белого режима в Приморье перебросить белые части в Маньчжурию, где при участии Чжан Цзолина подготовить военную экспедицию против Красной армии на Дальнем Востоке и в Монголии.

При этом монгольская операция планировалась Чжан Цзолином при участии белых частей на средства купечества Хейлундзянской провинции (10 процентов), монгольских князей (40 процентов), отчислений от соляных пошлин (15 процентов), особого военного налога на торговцев и промышленников трех восточных провинций Китая (5 процентов) и налога с населения Монголии по пути следования экспедиции (30 процентов).

Резидентуры РУ НРА и ГПО ДВР решали в числе других задачи обеспечения безопасности представителей ДВР и РСФСР в Китае. Так, в августе 1922 г. разведупр получил информацию о том, что в связи с приездом в Китай для участия в российско-японской конференции А.А. Иоффе белогвардейцы планировали его убийство, в случае его появления в Харбине.

В сентябре 1922 г. резидентура ГПО перехватила рапорт помощника начальника милиции Петрова в штаб китайских войск, в котором он сообщал, что коммунистическую работу на ст. Маньчжурия организует уполномоченный ДВР Б.А. Похвалинский. Кроме того, Петров указывал, что в доме, занимаемом представительством ДВР, имелось значительное количество огнестрельного оружия, включая гранаты. Петров предлагал провести обыски в представительстве, в конторах профсоюзов и других местах[759].

В тесной взаимосвязи с чекистами работал Дальневосточный секретариат Коминтерна, который направлял интернационалистов разных национальностей в местные органы безопасности для работы, способствовал созданию иностранных коммунистических секций и партийных организаций от Верхнеудинска до Владивостока, направляя агентов в Японию, Китай, Корею, Монголию, способствовал распропагандированию белогвардейских частей. Так, благодаря агитации засланных через Синцзян коммунистов казахов и татар в августе 1920 г. на сторону Народно-революционной армии ДВР перешел 1-й Татарский конный полк Конно-азиатской дивизии барона Р.Ф. Унгерна в количестве около 200 человек. В числе нелегалов на территории Китая по заданию Коминтерна работала и М.М. Сахьянова (будущий секретарь Бурятского обкома РКП(б), которая в Шанхае устанавливала связь с революционными кругами корейской эмиграции[760].

В Китае в 1920–1922 гг. работало значительно число представителей всевозможных ведомств Советской России и ДВР, решавших разнообразные вопросы торговли двух стран. Регулярно резиденты ГПО и разведупра НРА сообщали о полнейшей несогласованности деятельности указанных представителей, а также о фактах злоупотребления ими своими полномочиями[761].

Так, в 1920 г. контора Центросоюза при заготовительной цене сукна 4 рубля 50 копеек продавала его армии ДВР по 9 рублей. Весной 1921 г. на частном совещании во время съезда кооператоров во Владивостоке было признано необходимым провести тщательную ревизию всех операций Харбинской конторы Центросоюза. После проведенной инспекции управляющий Трофимов был уволен.

Имели также место случаи, когда торговые агенты, направленные в Маньчжурию для закупок товаров, отказывались возвращаться. Так, в апреле 1921 г. Дальбюро ЦК направило в Госполитохрану записку о том, что некто Шиловский, командированный в Харбин для организации поставок товаров и имевший при себе 50 тыс. рублей золотом, положил эту сумму в Русско-Азиатский банк на свое имя и отказался возвращаться в ДВР[762].

Кроме того, в указанные годы отмечались случаи, когда представители некоторых организаций ДВР, которые вели секретную работу в Маньчжурии, при вербовке агентов заявляли, что они будут состоять на службе у представителя правительства ДВР и от него же получать жалованье. Подобные действия создавали реальную угрозу компрометации официальных представительств ДВР в Китае. Поэтому такие факты решительно пресекались совместными усилиями МИД и ГПО ДВР.

Однако, как свидетельствуют архивные документы, представители правительства ДВР самостоятельно приобретали конфиденциальных источников информации. Например, особоуполномоченный ДВР Э.К. Озарнин на регулярной основе направлял в ГПО сводки материалов, полученные от своих конфидентов.

В частности, в июне 1922 г. Э.К. Озарнин направил Директору ГПО Л.Н. Бельскому полученные его источниками во Владивостоке материалы переписки МИД Японии с официальными представителями и внешнеполитическими ведомствами Франции, Великобритании и США по поводу проекта «Предварительного протокола реформ, подлежащих введению на территории бывшей Российской империи, ныне именуемой Дальневосточная Республика», подготовленного на основе меморандума послов Японии и Франции в Вашингтоне, протокола Вашингтонской конференции по дальневосточному вопросу и заявлений политических групп и иностранных подданных, проживавших на указанной территории. Указанный проект планировалось вынести на обсуждение международной конференции в Генуе[763].

Оценивая работу внешней разведки ВЧК, в том числе и ГПО, следует отметить, что она довольно широко развернула свою деятельность на территории ряда иностранных государств и начала добиваться некоторых положительных результатов. Резидентуры ИНО ВЧК сумели приобрести немало ценных агентов, через которых получали интересовавшую партийно-государственное руководство политическую и военную информацию, сведения о подрывной деятельности антибольшевистских формирований российской эмиграции, разведывательных и контрразведывательных органов Германии, Англии, Франции, Японии, Китая и других государств, осуществили ряд активных мероприятий по разложению эмигрантских организаций и пресечению подрывных акций противника.

Достаточно значимых успехов внешняя разведка добилась в деле выявления организации, структуры, укомплектованности и планов белогвардейских вооруженных формирований, вскрытия кадрового состава, агентуры и конкретных разведывательных акций белогвардейских спецслужб. Кроме этого, можно констатировать, что советская разведка внесла существенный вклад в реализацию внешней политики РСФСР и ДВР на Дальнем Востоке, по крайней мере, с помощью разведки молодой советской дипломатии при выстраивании отношений с Японией и Китаем удалось избежать ряда наиболее серьезных ошибок.

Белогвардейская контрразведка не выполняла разведывательные функции. Они возлагались на специальные разведывательные органы правительств и армий[764].