2.2. Противодействие разведывательной и иной подрывной деятельности

Поскольку специфика Гражданской войны заключалась «…в столкновении различных вариантов “спасения” российской государственности»[765], то и органы безопасности противоборствующих сторон, прежде всего, защищали национальные интересы России, т. е. противодействовали иностранным спецслужбам, находясь при этом в жестоком противоборстве между собой.

1–3 декабря 1917 г. на конференции стран Антанты обсуждался меморандум о поддержке антибольшевистских сил. 3 декабря 1917 г. Кабинет министров Англии принял решение об оказании финансовой и иной помощи любым антибольшевистским силам, если «последние дадут гарантию следовать в фарватере политики союзников». Послу Великобритании в России Д. Бьюкенену было разрешено истратить около 10 млн руб. на организацию контрреволюционного движения. 10 (23) декабря Англия и Франция подписали соглашение по разграничению России на зоны влияния для организации борьбы против советской власти[766].

В январе 1918 г. в Советскую Россию была направлена специальная дипломатическая миссия во главе с Р.Б. Локкартом, бывшим вице-консулом в Москве. В составе миссии Локкарта были кадровые разведчики, хорошо владевшие русским языком и знакомые с местными условиями.

Разведки западных государств и оппозиционные большевикам политические силы создавали на территории Советской России различные антибольшевистские организации. Руководители стран Антанты, их разведывательные службы в союзе с антибольшевистскими силами России делали все возможное для того, чтобы свергнуть власть большевиков и не дать России выйти из войны с Германией.

О целях, которые перед собой ставили иностранные державы, писал один из основных вдохновителей интервенции У. Черчилль: «Находились ли союзники в войне с Советской Россией? Разумеется, нет, но советских людей они убивали, как только те попадались им на глаза; на русской земле они оставались в качестве завоевателей; они снабжали оружием врагов советского правительства; они блокировали его порты; они топили его военные суда. Они горячо стремились к падению советского правительства и строили планы этого падения»[767]. Естественно, для осуществления этих планов иностранные державы прибегали к различным приемам и методам, среди которых не последнее место занимала и деятельность национальных специальных служб.

Поэтому с первых дней своего существования одной из главных задач ВЧК была борьба с разведывательной, диверсионной и иной подрывной деятельностью спецслужб иностранных государств. Так, 8 декабря 1917 г. она ликвидировала заговор представителей дипломатической миссии США и российских контрреволюционеров. ВЧК вышла на след подпольной группы офицеров, связанных с американским гражданином В.А. Бари. В ходе расследования этого дела выяснилось, что подпольщики пытались переправить из Петрограда в Ростов к атаману А.М. Каледину 17 американских автомобилей. Кроме того, Бари выделил значительную сумму финансовых средств для формирования ударного офицерского батальона на Дону. Чекисты арестовали бывшего полковника Калпашникова, работавшего в румынском отделении американского Красного Креста, который пытался перевезти эти автомобили на Дон, используя документы американского посла Д. Френсиса[768].

Примерно с мая 1918 г. в ВЧК начала поступать информация о том, что английский дипломатический агент Р. Локкарт совместно с французским генеральным консулом Гренаром и американским консулом Пулем установили и поддерживают контакты с подпольными антибольшевистскими организациями, а кроме этого финансируют их[769].

Непосредственную деятельность по организации мятежа для свержения советской власти осуществляли агент английской политической разведки лейтенант королевских ВВС С. Рейли[770] и резидент английской военно-морской разведки капитан 2-го ранга Ф. Кроми.

Заговорщики рассчитывали поднять против советской власти наиболее боеспособные части Красной армии – «красных латышских стрелков», охранявших Кремль и другие правительственные учреждения (среди латышей распространялось мнение, что в результате заключения Брестского договора большевики отказались от планов освобождения Латвии от немецких оккупантов[771], поэтому предполагалось привлечь их на сторону Антанты, обещав помощь в освобождении Латвии от немецких войск), а затем с их помощью, опираясь на контрреволюционные офицерские кадры царской армии, свергнуть советское правительство[772].

Финансовые средства на ведение подрывной деятельности С. Рейли частично получал от Р. Локкарта, частично – через взносы добровольных помощников, как правило, бывших крупных промышленников. Еще одной доходной статьей бюджета агента стали торговые операции на черном рынке. Таким образом он сумел получить миллион царских рублей[773].

С учетом имевшейся информации в ВЧК решили подставить английской разведке легендированную антисоветскую организацию, состоявшую из командиров частей Красной армии, латышей по национальности. Как вспоминал позднее член президиума ВЧК Я. Петерс, конкретного плана операции не существовало. Предпринимались отдельные не очень удачные попытки установления контактов с англичанами через нескольких чекистов, выдававших себя за бывших офицеров латышских полков. В конце июля, когда оперативная группа ВЧК под руководством латыша Энгельгардта вышла на Кроми, операция активизировалась.

Морскому атташе английского посольства Ф. Кроми были представлены как «надежные люди, на которых можно положиться», сотрудники оперативного отдела ВЧК Я.Я. Буйкис (выступал под фамилией Шмидхен) и П. Спрогис[774] (под фамилией Бриедис). Первая их встреча состоялась в гостинице. Здесь же Кроми познакомил чекистов с С. Рейли.

Тот факт, что Кроми и Рейли настоятельно рекомендовали Буйкису немедленно выехать в Москву и представиться Локкарту, свидетельствовал о том, что чекисты действовали правильно и своим поведением не вызывали подозрений у английских разведчиков.

Кроми придавал большое значение встрече Буйкиса с Локкартом. Перед выездом Буйкиса из Петрограда Кроми передал ему закрытый пакет, в котором находилось собственноручно написанное рекомендательное письмо на имя главы английской дипломатической миссии в Москве[775].

В середине августа 1918 г. Шмидхен и Бриедис пришли на московскую квартиру Локкарта, где и встретились с ним. Шмидхен выступал перед Локкартом как подпрапорщик царской армии, имевший связь с влиятельными командирами латышских стрелков, часть которых якобы резко изменила свое отношение к советской власти, разочаровалась в ее идеалах и при первой возможности готова переориентироваться на союзников.

В лице Шмидхена Локкарт увидел человека, который должен был помочь ему подыскать надежного соучастника, занимающего командную должность в одной из латышских частей. Эту мысль он ему и высказал.

Опытный разведчик, Локкарт вел себя конспиративно и раскрыл свои планы не сразу, а после нескольких встреч со Шмидхеном, а время, потребовавшееся на это, использовал для проверки «новых знакомых», их более тщательного изучения.

Об этом в своей книге «Буря над Россией» он пишет: «Шмидхен принес мне письмо от Кроми, которое я тщательно проверил… но убедился, что письмо это, несомненно, писано рукою Кроми». А чуть дальше: «Мы решили свести обоих латышей с Сиднеем Рейли, который сможет наблюдать за ними»[776].

О планах заговорщиков, возглавляемых Локкартом, было доложено Ф.Э. Дзержинскому. У него родился план подставы Локкарту, с помощью Шмидхена, преданного советской власти командира одной из латышских частей, который бы по занимаемому положению мог заинтересовать Локкарта, и при этом справиться с выполнением сложного задания. Ему предстояло сыграть роль недовольного советской властью человека, принять предложения заговорщиков, выведать детали их планов, не только вовремя докладывать о них, но и правильно себя вести в сложных ситуациях, которые могли возникнуть в ходе непосредственного общения с опытными заговорщиками.

Выбор пал на Э.П. Берзина, командира латышского особого легкого артиллерийского дивизиона, которому была в то время поручена охрана Кремля[777]. Шмидхен представил Берзина Локкарту, а в дальнейшем присутствовал на всех их встречах.

Через Бриедиса Берзин был рекомендован Локкарту как представитель якобы существующего Комитета освобождения Латвии, членами которого являлись многие офицеры, в том числе те, чьи подразделения несли охрану Кремля. 14 августа на одной из конспиративных квартир Берзин встретился с Локкартом. На этом свидании Локкарт интересовался настроениями латышских стрелков, охранявших правительственные учреждения и Кремль, спрашивал у Берзина, смогут ли они поддержать союзников при перевороте, рекомендовал подыскивать надежных людей.

15 августа 1918 г. Локкарт познакомил Берзина с французским консулом Гренаром, а также неким «Константином» (как было установлено позже, английским разведчиком С. Рейли). В дальнейшем все переговоры с Берзиным велись через последнего.

На этом свидании Локкарт и Гренар вручили Берзину один миллион двести тысяч рублей для подкупа латышских частей. Эти деньги Берзин сдал в кассу ВЧК.

17 августа вечером Рейли познакомил Берзина с планом мятежа. По замыслу заговорщиков, два латышских полка необходимо было под соответствующим предлогом направить в Вологду, где спровоцировать их на переход к союзникам. Оставшиеся же в Москве латышские части из охраны Кремля и правительственных учреждений должны были по указанию заговорщиков арестовать участников проходившего в то время заседания ВЦИК вместе с Лениным и другими руководителями коммунистической партии и советского правительства.

Одновременно рассчитывали захватить госбанк, центральную телефонную станцию и другие важнейшие пункты и с помощью бывших царских офицеров и других лиц расправиться с ответственными работниками советских учреждений[778].

При последующих встречах с Берзиным заговорщики интересовались дислокацией и вооружением воинских частей Московского гарнизона. 27 августа Рейли дал поручение Берзину отправиться в Петроград по адресу улица Торговая, дом 10, квартира 10, где у «Елены Михайловны» спросить некоего господина Массино и получить от него разведывательные материалы.

С целью выяснения связей заговорщиков в Петрограде ВЧК санкционировала эту поездку. Когда Берзин явился по указанному адресу, Елены Михайловны дома не оказалось, но его пропустили в квартиру. Там он обнаружил в ящике стола письмо от Рейли с обратным московским адресом: Шереметьевский переулок, дом 3, квартира 85.

Полагая, что по этому адресу была еще одна конспиративная квартира заговорщиков, Берзин по возвращению в Москву доложил об этом руководству ВЧК.

Главной целью операции было налаживание через Локкарта контакта с командующим войсками интервентов в Архангельске генералом Ф. Паулем, для того чтобы вывести английские войска под удар частей Красной армии и разгромить интервентов. Однако в связи с событиями 30 августа[779] ВЧК прервала работу по раскрытию заговора и приступила к немедленной его ликвидации.

30 августа сотрудники ВЧК внезапно произвели обыск на выявленной Берзиным явочной квартире С. Рейли, в которой проживала артистка Художественного театра Е.Е. Оттен. Сотрудники ВЧК задержали артистку, а в ее квартире устроили засаду.

При допросе Е.Е. Оттен призналась, что являлась агентом С. Рейли, который использовал ее квартиру для встреч с курьерами, которые доставляяли и забирали пакеты с разведывательными сведениями. В последнее время Рейли стал опасаться ареста, поэтому встречи устраивались не на квартире, а на бульваре возле дома. Оттен также показала, что в момент производства обыска она сумела незаметно избавиться от пакета, полученного для передачи Рейли за несколько дней до этого от М.В. Фриде.

Через некоторое время засадой, оставленной на квартире, была задержана пришедшая к Оттен бывшая надзирательница женской гимназии М.В. Фриде. При обыске у нее обнаружили пакет с подробными донесениями агента № 12, совершившего в период с 18 по 30 августа разведывательную поездку по маршруту Москва – Тула – Орел – Курск – Воронеж – Грязи – Козлов – Москва.

В связи с этим в квартире Фриде также произвели обыск, в результате которого обнаружили подробное донесение одного агента, посетившего 18 августа Петроград и Сестрорецк. Это давало основания полагать, что квартира Фриде является одним из конспиративных адресов заговорщиков.

Как позже установили, разведывательные сведения, найденные у Фриде, подготовил ее брат А.В. Фриде, служащий управления начальника военных сообщений Красной армии. Он также был задержан. На допросе А.В. Фриде признался, что передавал англичанам и французам секретные сведения о передвижении советских войск, за что получал вознаграждение в сумме 600–1000 рублей ежемесячно. Далее он рассказал, что, получая пакеты с разведывательными данными, пересылал их на квартиру Оттен и в дом № 18 по Милютинскому переулку. Он назвал также некоторых лиц, в том числе неких Солюс и Каламатиано, передававших ему разведывательную информацию для Рейли.

На последующих допросах М. Фриде призналась, что и она носила пакеты по тому же адресу, а также в дом на Ваганьковском переулке некоему Смиту и в американское консульство – Пулю[780].

В связи с показаниями Фриде арестовали бывшего генерал-майора Загряжского и бывшего полковника Генерального штаба П.М. Солюса. Кроме того, засадой, устроенной на квартире Фриде, были задержаны А.К. Хвалынский, бывший газетный корреспондент, Потемкин, бывший чиновник московской таможни, и некоторые другие лица.

При обыске в доме № 18 по Милютинскому переулку, где проживала директор французской женской гимназии Моренс, чекисты обнаружили в обивке стульев и дивана, а также под подкладкой костюма жильца Моренс – француза А. Вертамона[781] – шифрованные письма и шифр, большое количество карт российского Генерального штаба, а также ящики со взрывчаткой и гранатами[782].

В трости Вертамона обнаружили деньги в сумме 16 тыс. рублей. Сам Вертамон в момент обыска в квартире не появился и, как потом стало известно, перешел на нелегальное положение. Вскоре засадой, организованной у здания норвежского посольства, был задержан человек, пытавшийся пройти в посольство. Он оказался бывшим помощником американского торгового атташе Каламатиано, имевшим подложный паспорт на имя С. Серповского.

Каламатиано вначале никаких показаний не давал и отрицал какую-либо связь с заговорщиками. Однако в ходе личного обыска заместитель председателя ВЧК Петерс и сотрудник ВЧК Кингисепп обнаружили в трости Каламатиано тайник – контейнер, в котором оказались расписки агентов в получении вознаграждения, донесения о численности и расположении красноармейских частей, шифр и список 32 агентов[783], находившихся у него на связи. Каламатиано[784] показал, что под условными номерами в изъятых у него расписках скрываются следующие агенты: № 8 – А.И. Иванов (Минск), № 9 – Никифераки (Москва, Тальный переулок, 28), № 10 – А.В. Потемкин (Смоленск), № 11 – Хвалынский, № 16 – Казаков (Крым), № 18 Скворцов (Харьков), № 20 – Айгин, № 24 – Загряжский и др.[785]

Заговорщики располагали разветвленной агентурной сетью и занимались сбором разнообразной разведывательной информации. В ходе ликвидации заговора органы ВЧК только в Москве арестовали 60 агентов иностранных разведок. Были найдены также ключи к расшифровке шпионской переписки, которая велась под видом экономической и торговой информации.

Из письма французского журналиста Р. Маршана[786], обнаруженного при обыске в одной из квартир заговорщиков, стало известно, что в конце августа в американском посольстве было созвано совещание, в котором принимали участие генеральный консул Д. Пул, французский генеральный консул Гренар, Р.Б. Локкарт и другие дипломаты[787].

На этом совещании было принято решение об усилении подрывной работы, прежде всего по линии дезорганизации Красной армии путем подкупа, саботажа и срыва поставок продовольствия, нарушения работы транспорта. Выполнение этой задачи было поручено английскому разведчику Рейли. Кроме этого был намечен план организации диверсий в советских учреждениях и на предприятиях, поджогов продовольственных складов и других важных объектов[788]. Эти задачи возлагались на французского разведчика А. Вертамона[789]. Ведение разведывательной работы было возложено на американского резидента Каламатиано[790].

Осуществление разработанного на этом совещании плана по взрыву некоторых мостов через реку Волхов, имевших важное значение для снабжения Петрограда, обрекло бы на голод население города или вынудило капитулировать перед белогвардейскими армиями.

В Петрограде Энгельгардту не удалось организовать очередное собрание белогвардейцев-подпольщиков вне стен английского посольства, в котором уже состоялось несколько совещаний. По приказу Дзержинского чекисты 1 сентября 1918 г. провели обыск в посольстве[791]. В результате было арестовано несколько заговорщиков, а также обнаружена часть их переписки. В ходе перестрелки был убит Кроми.

На одной из конспиративных квартир в Хлебниковом переулке был арестован сам Локкарт. Арест Локкарта произвел по ордеру, выданному руководителем ВЧК, комендант Московского Кремля П.Д. Мальков, который лично знал Локкарта[792].

В ВЧК Локкарт никаких объяснений по поводу своей деятельности не дал, хотя ему и были предъявлены некоторые документы, свидетельствовавшие об участии в заговоре. Через сутки Локкарта освободили, а 4 сентября вновь арестовали и после месячного содержания под стражей (из них 6 дней на Лубянке, остольное время – в Кремле)[793] обменяли на советского представителя в Англии М.М. Литвинова, которого англичане задержали в качестве ответной меры[794].

Поспешные действия чекистов не позволили задержать главного организатора заговора С. Рейли и наиболее активных его участников. Будучи арестован много лет спустя, Рейли на допросе 7 октября 1925 г. показал, что ему удалось в 1918 г. скрыться от ареста и предупредить о провале заговора значительную часть созданной им шпионской сети: «…в то же время у меня находилась обширная осведомительная сеть, которая мной была немедленно распущена после раскрытия дела Локкарта и выбыла на Украину, получив от меня средства на это…»

Избежали ареста и резиденты французской политической разведки П. Лоран и морской разведки А. Вертамон. Некоторым арестованным, в том числе и Е.Е. Оттен, удалось оправдаться, представив свою разведывательную работу как сбор для иностранцев информации только в коммерческих целях.

Дело по обвинению Локкарта, Гренара и других рассматривалось революционным трибуналом при ВЦИК в конце ноября – декабре 1918 г. Собранными ВЧК уликами удалось доказать лишь разведывательную деятельность обвиняемых, а не причастность к заговору против советской власти. Локкарт, Гренар, Рейли и Вертамон были объявлены врагами народа, поставлены вне закона РСФСР и при обнаружении в пределах России подлежали расстрелу.

Таким образом, сотрудники ВЧК, опыт оперативной деятельности которых исчислялся несколькими месяцами, переиграли опытных разведчиков иностранных спецслужб, имевших существенно более продолжительную историю. Например, Локкарт, по-видимому, так и не узнал, что посвящал в свои планы чекистов. В той же книге «Буря над Россией» он пишет о Шмидхене: «Я никогда больше ничего о нем не слыхал. И по сию пору я не знаю, был ли он расстрелян или соответственным образом вознагражден за раскрытие “крупного заговора”».

Интересны замечания Р.Б. Локкарта, приведенные в его мемуарах «История изнутри», о С. Рейли: «Рейли, имя которого главным образом фигурировало в заговоре, исчез… Оказалось, что Пуль, американский генконсул… склонен был считать Рейли провокатором, инсценировавшим заговор для выгоды большевиков. В одном из рассказов о заговоре упоминалось о проекте не убивать Ленина и Троцкого, а провести их по московским улицам в нижнем белье. Такое фантастическое предложение могло зародиться только в изобретательном уме Рейли. Я засмеялся над опасениями Пуля. Позднее я ближе узнал Рейли, чем в то время, но мнение о его характере не изменилось. Ему было тогда сорок шесть лет. Это был человек с громадной энергией, очаровательный, имевший большой успех у женщин, и честолюбивый. Я был не очень большого мнения о его уме. Знания его охватывали большую область от политики до искусства, но были поверхностны. С другой стороны, мужество его и презрение к опасности были выше всяких похвал. Капитан Хилл, его соратник… вряд ли мог бы не обнаружить, если бы со стороны Рейли велась двойная игра… Когда я приехал в Англию, то со всей убежденностью поручился за Рейли перед Министерством иностранных дел».

Далее Локкарт отмечает, что, хотя он никогда не сомневался в верности Рейли, но никогда не был уверен, как далеко тот зашел в своих переговорах с латышами. «Это был человек наполеоновской складки. В жизни его героем был Наполеон… Он видел себя брошенным в Россию, и перспектива свободных действий внушила ему наполеоновские замыслы, – пишет Локкарт. – По его теории, Берзин и другие латыши вначале искренне не хотели сражаться против союзников. Когда они поняли, что интервенция союзников не опасна, они отшатнулись от него и выдали, чтобы спасти свои шкуры»[795].

В ноябре 1918 г. в Петроград из Финляндии нелегально прибыл новый резидент «Сикрет Интеллидженс Сервис» (СИС) П. Дюкс. В целях маскировки он вначале выдавал себя за английского социалиста, в последующем несколько раз менял прикрытие, выступая то в роли сотрудника ВЧК, то в роли красноармейца одной из воинских частей[796]. За 10 месяцев пребывания в России Дюкс восстановил связи с остатками агентурных сетей его предшественника С. Рейли и военно-морского атташе Ф. Кроми. А также наладил сотрудничество с тайной разведывательной организацией под названием «ОК» (название происходит от первых двух букв фамилии ее создателя старшего лейтенанта царской морской разведки Р. Оккерлунда). Эта довольно разветвленная организация обслуживала разведывательные интересы штабов адмирала А.В. Колчака и генерала Н.Н. Юденича, а также англичан, на средства которых содержалась. Главный центр «ОК» находился в Лондоне[797]. Руководитель подпольной разведслужбы Оккерлунд еще летом 1918 г. был разоблачен ВЧК и расстрелян. Однако большинство его агентов остались неустановленными, а часть из них принимала участие в работе различных антибольшевистских организаций, в том числе и «Национального центра».

В конце августа 1919 г. П. Дюкс, опасаясь разоблачения, бежал за границу[798], оттуда продолжал руководить заговором через Н.В. Петровскую[799]. Под псевдонимом «Мисс» она состояла в агентурной сети СИС с ноября 1918 г. Являясь членом партии эсеров еще до революции, Петровская контактировала с представителями различных политических сил, от кадетов до большевиков. Через своего мужа – преподавателя военно-морской академии, а также через контр-адмирала М.М. Веселкина (ее дальнего родственника) вошла в круг офицеров флота, включая и некоторых сотрудников морской разведки и контрразведки. В 1918 г. с ней установил связь глава «ОК» Р. Оккерлунд и привлек к работе в качестве содержателя явочной квартиры, связника и информатора по политическим вопросам. Петровская также была в контакте с агентом «ОК» доктором В. Ковалевским, практиковавшим в военно-морском госпитале и являвшимся членом отделения «Национального центра» в Петрограде[800].

Наиболее активными агентами, завербованными П. Дюксом, являлись: резидент разведки Н.Н. Юденича в Петрограде И.Р. Кюрц, организатор заговорщической группы в штабе армии, оборонявшей Петроград, бывший полковник Генерального штаба Люндеквист, начальник Ораниенбаумского воздушного дивизиона, бывший офицер царской армии Берг, эсерка Петровская, начальник морской военной радиостанции Рейтер и др.

Финансирование разведывательной деятельности Дюкса и его агентурной сети осуществлял созданный в Петрограде с задекларированными благотворительными целями так называемый Английский комитет помощи британским гражданам, проживавшим в России, который значительную часть своих средств расходовал на организацию разведки против Советской России[801].

Английские спецслужбы интересовали не только данные об обороне Петрограда, но и, как показала на следствии арестованная Петровская, экономические (состояние производства, настроение рабочих, их отношение к советской власти, снабжение Петрограда и других городов России, продовольственные запасы и т. д.), аграрные (настроение крестьян, их отношение к советской власти), религиозные (деятельность духовенства, церкви) и другие сведения.

Эта деятельность проводилась с целью ослабления частей Северо-Западного фронта, чтобы тем самым ускорить поражение советских войск под Петроградом. Так, агент Люндеквист, используя свое служебное положение в штабе армии, сумел передать в штаб генерала Юденича секретную информацию о состоянии обороны Петрограда.

Участники заговора не ограничивались только разведывательной деятельностью. Был реализован ряд диверсионных актов: взрыв на Охтинском пороховом заводе, поджог склада взрывчатых веществ на ст. Псков, неоднократно взрывались железнодорожные пути на линии Петроград – Псков[802]. Агентура, действовавшая в управлении военного транспорта 7-й армии, по указанию Люндеквиста выводила из строя грузовые машины, доставлявшие продовольствие. Железнодорожные вагоны с продовольствием направлялись не по адресу. В результате войска иногда оставались по 3–4 суток без хлеба.

Под руководством Люндквиста и Кюрца был разработан план вооруженного мятежа, который заговорщики должны были начать в момент наступления Юденича и подхода его к Обводному каналу. Планировалось вначале спровоцировать беспорядки в Петрограде, а затем с помощью подготовленных военных групп из числа белогвардейцев напасть на штаб армии, разгромить узел связи и дезорганизовать управление всем фронтом.

На одном из совещаний на квартире Кюрца участники заговора окончательно распределили обязанности на случай мятежа. Они наметили подрыв мостов на бывшей Николаевской железной дороге, рассчитывали сразу после начала мятежа захватить телефонную и телеграфную станции и арестовать ответственных партийных и советских работников, руководителей Петроградской ЧК[803].

К началу наступления войск Н.Н. Юденича на Петроград заговорщики намеревались приурочить выступление в Кронштадте и спровоцировать беспорядки в Петрограде. Заговорщики, находившиеся в военно-морской крепости, планировали захват линкора «Севастополь».

Основную ставку на флоте они делали на бывших офицеров царской армии, оставшихся на кораблях. Участники заговора из числа военных моряков, руководимые Бергом, обеспечивали им связь с филиалами английской разведки в Швеции и Финляндии через начальника военно-морской радиостанции Рейтера.

Кроме того, заговорщики с помощью Берга на морских катерах нелегально перебрасывали белогвардейцев из Финляндии в Петроград.

Значительную роль в заговоре П. Дюкса играла агентурная группа французского разведчика полковника Э.В. Бажо в Петрограде. Помимо разведывательной информации, она обеспечивала участников заговора оружием и в начале мятежа должна была взорвать железнодорожный мост, прервав тем самым сообщение между Москвой и Петроградом[804].

Раскрытие заговора произошло при следующих обстоятельствах. В первых числах ноября 1919 г. в Ораниенбаумский особый отдел ВЧК при Реввоенсовете Балтфлота явился военный моряк Д.Ф. Солоницын. В своем сообщении он указал, что командир Ораниенбаумского морского воздушного дивизиона Б.П. Берг поручил ему провести через линию фронта в штаб белых войск одного неизвестного ему человека, назвавшегося Шидловским.

Солоницын при этом высказал подозрение о контрреволюционной деятельности Берга и просил принять необходимые меры, так как, по его мнению, Шидловский направлялся в штаб Юденича с какими-то важными сведениями.

Сотрудники особого отдела, убедившись в искренности заявления Солоницына, предложили ему согласиться на сопровождение Шидловского через линию фронта в расположение противника и тщательно проинструктировали, что ему нужно делать[805].

Переодевшись в белогвардейскую форму, чекисты организовали ложный штаб белогвардейской части недалеко от линии фронта. В качестве начальника штаба этой «части» выступил экипированный в форму поручика заместитель начальника Ораниенбаумского особотдела Григорьев. К нему-то Солоницын, выполняя данное ему поручение, и привел Шидловского[806].

Последний, полагая, что оказался за линией фронта, в штабе белых, принял чекистов за своих единомышленников. Вначале он откровенно рассказал «поручику» Григорьеву о том, что он, Шидловский, сын генерала царской армии, является участником контрреволюционного заговора в Петрограде, назвал как участника заговора Берга, а также ряд других известных ему лиц в Петрограде. Затем Шидловский сел на стул, снял сапог, оторвал подошву и извлек оттуда важные разведывательные сведения о расположении оборонявших Петроград частей 7-й армии. Получение этих данных штабом Н.Н. Юденича значительно облегчило бы второе наступление белогвардейских войск на Петроград, так как в них указывалось точное расположение советских войск и свободные проходы в стыках частей.

Разоблачение Шидловского в результате проведенного мероприятия позволило получить доказательства существования контрреволюционного заговора. 6 ноября 1919 г. был арестован Берг, который на следствии сознался в своей преступной деятельности и сообщил, что является участником контрреволюционного заговора, агентом английской разведки, и что по шпионской работе поддерживал связь непосредственно с П. Дюксом.

К этому времени чекистам стало известно, что заговорщики использовали магазин «Новое время» в Петрограде в качестве конспиративной квартиры для организации собраний, хранения оружия и денежных средств. Располагая этими данными, сотрудники Петроградской ЧК установили наблюдение за магазином. Через несколько дней после ареста Берга, когда стали более ясны планы заговорщиков, основные руководители заговора были захвачены с поличным в магазине «Новое время»[807].

В результате последующих арестов других участников заговора сотрудниками Петроградской ЧК было изъято оружие, боеприпасы, а также документы, подтверждающие непосредственную связь заговорщиков со штабом Н.Н. Юденича, П. Дюксом и некоторыми сотрудниками иностранных диппредставительств.

Заговорщики рассчитывали овладеть Петроградом и тем самым создать условия для разгрома Красной армии на Восточном фронте войсками А.В. Колчака и для падения советской власти в России. В процессе следствия стало известно, что заговор П. Дюкса финансировался не только английским правительством, но и российскими капиталистами, эмигрировавшими за границу.

Как показало следствие, параллельно со сбором военной и экономической информации Дюкс стремился к контактам с подпольными организациями политического характера. Вот что по этому поводу сообщила в собственноручно написанных показаниях Петровская: «Дюкс всегда видел большой дефект в своей работе в том, что у него нет связи ни с московским центром, ни с петроградским отделением («Национального центра». – Авт.). Он тщетно искал возможности войти с кем-либо в контакт, но это ему не удавалось… В Москве он рассчитывал узнать тех лиц, которые входят в состав петроградского центра».

Связь на Москву Дюкс получил в августе 1919 г. от прибывшего из Омска агента – организатора «ОК» морского офицера Серебренникова, но организовать встречи в столице должна была непосредственно Н.В. Петровская, которая вывела английского резидента на члена военной комиссии, ближайшего сотрудника главы московского отдела «Национального центра» С.М. Леонтьева, а через него – и на Н.Н. Щепкина. Как показала «Мисс» на следствии, Дюкс был вполне удовлетворен состоявшейся беседой. «Главные вопросы, которые они выясняли, – сообщила Петровская, – касались московских планов в случае переворота».

Дюкс просил дать явки к петроградской организации, но Щепкин заявил, что там подпольщики арестованы чекистами и всякая работа по линии «Национального центра» прекратилась. Английский резидент был очень удивлен тем фактом, что один из его наиболее крупных агентов бывший генерал М.М. Махов являлся одновременно и членом отделения «Национального центра», но своему куратору об этом не сказал.

Таким образом, как указывает доктор исторических наук А.А. Зданович, можно утверждать о связи английской разведки с некоторыми членами «Национального центра» в Москве и Петрограде посредством резидента английской разведки Дюкса. Другой вопрос, что эта связь не получила развития по объективным обстоятельствам – провал отделения «Национального центра» в Петрограде и поспешное бегство самого резидента в Финляндию после ареста генерала Махова[808].

При ликвидации заговора П. Дюкса было арестовано более 700 человек, половину из них вскоре после проверки освободили, так как они оказались рядовыми участниками, втянутыми в организацию заговора из-за политической несознательности, под влиянием популистских лозунгов контрреволюционеров, часть приговорили к небольшим срокам заключения, несколько руководителей заговора расстреляли.

Мероприятия Петроградской ЧК по очистке тыла Северо-Западного фронта от иностранных разведчиков и заговорщиков значительно облегчили действия Красной армии по разгрому войск генерала Н.Н. Юденича.

Довольно результативно противодействовали органы безопасности Советской России и Дальневосточной Республики подрывной деятельности иностранных спецслужб в Сибири и на Дальнем Востоке.

Интерес иностранных государств к Сибири сопровождался интенсивным сбором разведывательной информации политического, экономического и военного характера. Особенно активную шпионскую деятельность здесь развернули японская и английская разведки. Причем в сборе развединформации как та, так и другая спеслужбы полагались главным образом не на подпольные контрреволюционные организации, достаточно успешно раскрывавшиеся чекистами, а на специально созданные резидентуры, деятельность которых направлялась либо специально оставленными в Сибири иностранными представителями, либо сотрудниками военных миссий этих государств с сопредельных территорий.

По данным исследователя И.И. Белоглазова, отступая с остатками армии А.В. Колчака, японская военная миссия оставила в Иркутске своего резидента доктора Хана, женившегося для прикрытия на местной жительнице Е.Н. Юрченко. За короткий промежуток времени Хан привлек к шпионской деятельности ряд лиц корейской и японской национальности и некоторых российских граждан. С их помощью он собирал военно-политическую информацию и переправлял ее в Маньчжурию.

Благодаря плотному наблюдению за иностранцами и их связями резидентура Хана в середине 1920 г. оказалась в поле зрения чекистских органов. Серьезную помощь в работе по ней чекистам оказали корейцы-интернационалисты. Совместными усилиями чекистов и интернационалистов большая часть агентуры была выявлена и арестована. Что касается самого Хана, то ему удалось бежать.

Вслед за разгромом резидентуры Хана ОО ВЧК 5-й армии в контакте с Прибайкальским облотделом ГПО ДВР при попытке незаконного выезда за границу в поезде японской военной миссии была задержана группа корейцев, выдававших себя за японских подданных. В ходе следствия по делу задержанных было установлено, что, выдавая себя за сапожных мастеров, они разъезжали по Сибири и по заданию японской разведки собирали сведения о военном, политическом и экономическом положении региона. Один из участников группы – Сан Дян Сик – даже вступил кандидатом в члены РКП(б) и учился на курсах красных командиров в Омске.

В апреле 1920 г. в районе Троицкосавска (ныне г. Кяхта) был задержан монголами и передан представителям командования НРА японский подданный Н. Ясторо. Выдавая себя за торговца аптечными товарами, Ясторо занимался шпионажем в пользу Японии.

В марте 1921 г. был арестован и разоблачен как агент японской разведки сотрудник разведывательного отдела Восточносибирского военного округа А.В. Айсбренер («Курский»). Еще в августе 1920 г. под видом польского легионера «Курский» вместе с женой был командирован резидентом советской военной разведки в Корею. Чтобы создать необходимые условия для деятельности резидентуры, разведотдел задействовал имевшиеся у Дальбюро ЦК РКП(б) явки и связи с подпольной партийной организацией в районе Сеула[809]. Однако организовать резидентуру в Корее не удалось, и в январе 1921 г. супруги Айсбренер возвратились в Новониколаевск[810]. Как было установлено, Айсбренер своими авантюрными действиями затруднил работу по установлению РСФСР и ДВР дипломатических отношений с соседними государствами.

Серьезную работу чекистские органы Сибири вели против английской разведки. Отступая на восток, английские интервенты оставляли в городах Сибири свою агентуру. Для руководства ею в Красноярске, как указывает исследователь И.И. Белоглазов, был оставлен старший агент британской военной миссии по Сибири В.В. Даль (Г. Сессил), дважды побывавший перед тем в России под прикрытием сотрудника английского посольства в Петрограде. В помощь Далю были выделены два помощника – Мориссон (по Иркутску и прифронтовой полосе) и Фрайберг (по Омску и Киргизскому (Казахскому) краю). Перед этими разведчиками была поставлена задача создать разветвленную агентурную сеть в Сибири и через нее организовать активную подрывную деятельность, для чего было отпущено 100 тыс. фунтов стерлингов (около 100 млн руб.).

Основные усилия в подрывной работе наряду со сбором разведывательной информации предлагалось направить на снижение боеспособности частей Красной армии, оказание материальной поддержки контрреволюционным организациям. Через агентуру из военных предполагалось в момент выступления Семенова – Унгерна – Бакича спровоцировать переход отдельных частей 5-й армии на сторону белых, а при неудаче – разложить их; через руководителей подпольных белогвардейских организаций поднять восстание крестьян и тем облегчить наступление белых войск.

Далю и Мориссону удалось завербовать ряд ответственных работников 5-й армии, в том числе начальника секретного отдела объединения, начальника штаба территориального полка, а также связаться с руководителями повстанческих отрядов Донским, Черновым и другими. Но полностью реализовать намеченные планы англичанам не удалось. В июне 1921 г. Даль со своими помощниками были арестованы.

Английская разведка прилагала немало усилий к тому, чтобы сорвать торговые связи Советской Республики с Монголией – единственной страной мира, торговавшей тогда с Россией[811].

Пыталась укрепить свои агентурные позиции в Сибири и французская разведка. Ею, например, из военнопленных русской армии, возвращавшихся на Родину через Францию, был завербован и направлен в Сибирь на оседание некто П.Ф. Меркулов, разоблаченный в 1921 г. омскими чекистами.

Как известно, Великобритания, Франция, США, Япония[812] и другие интервенты отнюдь не стремились спасать Россию от большевиков, идей которых справедливо опасались. Они преследовали исключительно свои геополитические и экономические интересы. В основе «помощи» белым правительствам лежало не только стремление предотвратить расползание революции по всему миру и не допустить национализации имущества, но и, по возможности, ослабить страну как экономического и политического конкурента. Курс союзников, прежде всего Великобритании, свелся к отсечению от России молодых государств в Прибалтике и Закавказье под флагом образования так называемого санитарного кордона вокруг РСФСР. Как только эта задача была выполнена, тут же финансовая и материальная поддержка белых армий совершенно прекратилась. Следуя в русле своей прагматической политики, союзники пошли на соглашение с правительством В.И. Ленина.

Когда генерал М.В. Алексеев формировал на Дону Добровольческую армию для борьбы с большевиками «за единую и неделимую Россию», 23 декабря 1917 г. между Англией и Францией было заключено тайное соглашение о разделе сфер влияния в России. В нем предусматривалась зона английского влияния – Дон, Армения, Грузия, Курдистан; французская – Бессарабия, Украина, Крым. В тот же день британское руководство постановило оказать помощь в формировании Добровольческой армии, «так как генерал Алексеев предложил в Новочеркасске программу, которая предполагает организацию армии для осуществления враждебных действий против врага, и просил о предоставлении кредита в миллион ф. ст. с одновременным предложением организации международного контроля…». 2 января 1918 г. Франция генералу М.В. Алексееву выделила 100 млн франков[813].

Разведорганы интервентов, с одной стороны, оказывали поддержку спецслужбам Белого движения в борьбе с большевиками, а с другой – осуществляли сбор информации, поддерживали сепаратистские течения, эсеровские выступления и т. д.

Особую активность проявляла американская разведка. После высадки войск на Дальнем Востоке в Россию прибыли кадровые офицеры военной разведки, которых распределили по городам, расположенным по Транссибирской железной дороге, где они должны были собирать сведения о военном, политическом и экономическом положении Сибири.

При штабе деникинской армии для связи с американским правительством находился специальный представитель США адмирал М. Келли. Благодаря этому американская военная разведка, важнейшими центрами которой являлись военные миссии США, распространила свои действия на Юг России. Одна миссия находилась при штабе генерала А.И. Деникина, а вторая обосновалась в Одессе. Разведывательная деятельность последней распространилась на всю Украину, Крым, Дон и Северный Кавказ[814].

По белогвардейским фондам федеральных государственных архивов судить о масштабах разведывательной работы западных спецслужб очень сложно, т. к. по данной проблеме встречаются лишь единичные документы. В частности, известно, что деникинским органам безопасности удалось выявить центр французской контрразведки в Константинополе, а также английскую разведывательную организацию, действовавшую под флагом Красного Креста. Представитель главкома Русской армии в Швейцарии Ефремов 1 июля 1920 г. не исключал возможности передачи большевикам сведений военного характера, добываемых этой миссией для сообщения в Лондон[815]. Напомним, что именно в то время англичане требовали от белых правительств капитулировать перед ленинской «амнистией».

Военно-морскому агенту в Турции стало известно, что младший офицер британского разведывательного отделения в Константинополе подал на имя командующего средиземноморским флотом рапорт, в котором изложил причины разложения армии Одесского района и быстрого оставления ею Одессы. Агент проинформировал об этом морское управление[816].

В ноябре 1919 г. внешняя контрразведка сообщала, что правительства Великих держав, не довольствуясь деятельностью своих дипломатических, военных и иных представителей, вынуждены пользоваться в целях пропаганды и разведки частными организациями, вроде международного Красного Креста, торговых обществ и др. К числу таких организаций спецслужбы отнесли Христианский союз молодых людей (ХСМЛ). Из Польши и Константинополя контрразведкой получены сведения о намерении представителей ХСМЛ прибыть в расположение ВСЮР. Принимая во внимание вредительскую деятельность союза, полковник С.Н. Ряснянский считал нежелательным допущение этих лиц на территорию, контролируемую ВСЮР, и в случае появления предлагал установить контроль за их деятельностью[817].

На Севере России шпионажем занимались сотрудники МИ-1к (с 1930-х годов – МИ-6), офицеры секции D военной разведки и Департамента военно-морской разведки (Naval Intelligence Department – NIP). В августе 1918 г. после высадки интервентов в Архангельске им в помощь прибыли офицеры секции Н (особые операции).

Экономическую и политическую ситуацию на Севере отслеживали сотрудники Мурманского отдела британского министерства информации, функции и решаемые задачи которого практически не нашли отражения в литературе.

Американские спецслужбы представляли чины управления военно-морской разведки и отдела военной информации. В составе экспедиционного корпуса имелась армейская сыскная полиция, именуемая Полис Интеллидженс[818].

Военно-регистрационное отделение находилось в полной зависимости от интервентов, в первую очередь, англичан. По этой причине оно не могло проводить каких-либо контрразведывательных мероприятий против союзников, чувствовавших себя хозяевами в регионе. Тем не менее по мере возможности контрразведка фиксировала враждебные России действия «своих партнеров». Так, она вскрыла проводимую англичанами операцию по выкачиванию при помощи военнослужащих валюты у местного населения. Агент Журун 26 ноября 1918 г. доложил начальнику военно-регистрационного бюро в Мурманске, что им при негласной проверке установлен факт сотрудничества железнодорожного мастера станции Сорока К.П. Бриже с французской спецслужбой. Но русские контрразведчики были лишены возможности противодействовать акциям своих «союзников».

В Сибири и на Дальнем Востоке весьма активно вели разведку американцы. К этой работе привлекались консульства во Владивостоке, Харбине, Чите, Иркутске, Красноярске, Томске, Омске, Екатеринбурге, а также военные представители и общественные организации – Красный Крест и Христианский союз молодых людей.

На Транссибирской магистрали сосредоточила большую часть своих кадров американская техническая комиссия, посланная в Россию еще при Временном правительстве. Активную деятельность во Владивостоке развил консул Колдуэл. В своих сообщениях в Вашингтон он настойчиво советовал добиться максимального расширения союзной агентуры.

«Вскоре после высадки войск на Дальнем Востоке в распоряжение Гревса (командующий американскими войсками в Сибири, генерал-майор. – Авт.) из Вашингтона было прислано 15 кадровых офицеров военной разведки, – пишут А.И. Колпакиди и О.И. Лемехов. – Их определили в города, расположенные по Транссибирской железной дороге, где они должны были собирать сведения о военном, политическом и экономическом положении Сибири»[819].

Отметим, что американская разведка прилагала усилия к тому, чтобы представить своему правительству реальную ситуацию в Сибири, предостеречь его от авантюрных действий. А обстановка была отнюдь не благоприятной для колчаковского режима и интервентов.

Удручающей выглядит картина в секретном донесении офицера военной разведки подполковника Р.Л. Эйчелбергера. «Самая значительная слабость Омского правительства состоит в том, что подавляющее большинство находится в оппозиции к нему. Грубо говоря, примерно 97 % населения Сибири сегодня враждебно относится к Колчаку», – пишет разведчик[820].

Сибиряки негативно относилось не только к своему правительству, но и к интервентам, о чем не сказал Р.Л. Эйчелбергер. Однако в то время в Америке реалистичный взгляд на вещи был непопулярен. Подавляющее большинство членов правительства США и дипломатического корпуса продолжали верить в то, что адмирал А.В. Колчак при поддержке интервентов в итоге одолеет большевиков. Одновременно Соединенные Штаты, следуя политике двойных стандартов, оказывали поддержку силам, находящимся в оппозиции Белому движению.

Цели и задачи так называемых экономических миссий и общественных организаций не являлись секретом для белогвардейских органов безопасности. Контрразведка фиксировала их плановую и систематическую работу по разведке и пропаганде американских интересов, контакты «с теми элементами, которые наиболее желательны для проведения американского влияния». Например, ХСМЛ через свою банковско-комиссионную контору «Юроверт» субсидировал русские кооперативы и через них поддерживал связь с большевиками западной России. Начальник штаба Западной армии генерал-майор С.А. Щепихин в своих мемуарах утверждал, что деятельность Христианского союза молодых людей способствовала усилению пацифистских настроений в некоторых частях и тем самым подрывала их боевой дух[821].

С весны 1919 г. колчаковская контрразведка стала регулярно получать данные о том, что американские военные передают партизанам оружие, снаряжение и боеприпасы. В ходе нападений повстанцев американские гарнизоны почти никогда не оказывали им сопротивления, в свою очередь, красные предпочитали их не трогать. По данным белых контрразведчиков, между ними существовало тайное соглашение «о содействии».

Осенью 1919 г. американцы вошли в контакт с чехами и решили поддержать правых эсеров, ограничив свою роль ассигнованиями крупных денежных сумм чехам. Прежде всего, они намеревались поставить на широких началах контрразведку, ассигновав на нее 3000 долларов в месяц, которая должна была работать главным образом против японцев и вместе с тем выяснять монархически настроенных или приверженных колчаковскому правительству русских должностных лиц.

В сентябре 1919 г. владивостокские контрразведчики, ссылаясь на достоверные источники, сообщали в Омск об усиленной политической и военной разведке, начатой местным штабом американских войск. Для того, чтобы себя не компрометировать, американцы пригласили на руководство спецслужбой чеха поручика Муравца, ранее служившего в немецкой контрразведке[822].

Американцев очень беспокоило поведение японцев. Для этого имелись основания. Значительно увеличив свою группировку в Сибири, Япония стала игнорировать претензии США на руководящую политическую роль в регионе.

Действуя в русле своих военно-политических устремлений, Страна восходящего солнца вела широкомасштабную разведку на территории Сибири и Дальнего Востока, опираясь на китайскую, корейскую и японскую диаспоры, а также отдельных российских граждан. Еще до высадки десанта во Владивосток в апреле 1918 г. местное японское консульство усилило разведку. Пользуясь разрухой в крае во время правления большевиков, японцы начали вербовать агентов для скупки разного рода карт Дальнего Востока. Причем ни средствами, ни деньгами для этой цели не стеснялись. Одним из японских тайных агентов во Владивостоке был кореец Эм. Благодаря приложенным усилиям японцы смогли составить подробные карты края: Владивостока с окрестностями до Океанской с нанесенными на них фортами, дорогами, маяками, подробными очертаниями береговой линии[823].

Разведданные в Токио поступали из штаба 5-й эскадры, корабли которой базировались во Владивостоке, из штаба командования японской армии, расквартированной здесь же. Также необходимые сведения поступали и из министерства иностранных дел, имевшего свои консульства в Петропавловске-Камчатском, Александровске-на-Сахалине, Хабаровске, Владивостоке, Благовещенске, Чите, Одессе и в Маньчжурии. Немалую роль сыграли и представители рыбных концессий на Камчатке, угольных и нефтяных – на Сахалине и лесных – в Приморье[824].

4 апреля 1918 г. японские агенты совершили убийство двух граждан японской национальности, что послужило формальным поводом для того, чтобы командующий флотом адмирал Като на следующий день отдал приказ о высадке десанта во Владивостоке.

После ввода японских войск на Дальний Восток в Амурскую область был направлен опытный военный разведчик майор И. Макие. По версии историка А.Д. Показаньева, перед резидентом стояла задача не только тактической, но и стратегической разведки в интересах Генштаба. Не являясь сторонником военного вмешательства Японии во внутренние дела России, майор И. Макие в сообщениях главнокомандующему японскими войсками генералу Оой предлагал отказаться от военного вмешательства во внутренние дела России[825].

В период оккупации в Благовещенске, Владивостоке, Иркутске, Омске, Харбине и Чите были созданы структуры так называемой «специальной (особой) службы (Токуму-Кикан). Во главе их «стояли представители военной администрации, выполнявшие функции военных атташе Японии при правительстве А.В. Колчака и военной администрации на той или иной оккупированной территории», которые в переводе на русский язык стали именоваться японскими военными миссиями[826].

Вербовку агентуры влияния среди местного населения японские спецслужбы осуществляли как самостоятельно, так и совместно с белогвардейской контрразведкой[827].

Осуществляя контроль над белогвардейскими спецслужбами, ЯВМ вели разведывательную и иную подрывную деятельность в Сибири и на Дальнем Востоке, о чем свидетельствуют документы колчаковской контрразведки. В Красноярске ей удалось задержать нескольких японцев, занимавшихся шпионажем среди белогвардейских войск. Генерал-квартирмейстер распорядился поступать с ними по закону, уведомив начальство привлекаемых к ответственности лиц через главный штаб и МИД[828].

Япония пыталась укрепить влияние на континенте, привлекая к сотрудничеству представителей различных общественных групп и прессы. Например, чины военной миссии в Омске, по данным КРЧ, приглашали журналистов, охотно делились с ними всякого рода информацией, предлагали угощения и подарки[829].

В поле зрения военно-статистического (разведывательного. – Авт.) отделения штаба ПриВО, по собственной инициативе занимавшегося сбором информации контрразведывательного характера, неоднократно отмечали, что японцами проводится детальное обследование бухт, заливов и всего побережья в районе Владивостока и на Сахалине. «По-видимому, одной их главных целей является исследование минеральных богатств побережья, столь необходимых для их экономической самостоятельности», – высказывается предположение в докладе резидента[830].

Случаи разоблачения и привлечения к ответственности японских агентов являлись скорее исключением, нежели правилом. По документам белогвардейских спецслужб сложно судить о размахе и результативности японского шпионажа в тылу белогвардейских войск, поэтому сошлемся на оценку генерал-майора Такиуки. Подводя итоги японской интервенции на Дальнем Востоке, он откровенно заявил: «О сибирской экспедиции 1918–1919 гг. говорят, что это не что иное, как попусту выброшенные 700 миллионов иен. Но это не совсем так. В то время в Сибири работали офицеры из всех полков Японии, которые занимались изучением края. В результате те местности, о которых мы ничего не знали, были изучены, и в этом отношении у нас не может быть почти никаких беспокойств…»[831]

Таким образом, находившиеся в Сибири и на Дальнем Востоке интервенты, поддерживая колчаковский режим, в первую очередь преследовали свои собственные геополитические цели, поэтому занимались разведдеятельностью не только против Советской России, но и против белогвардейских режимов. Контрразведывательные органы Верховного правителя по мере возможности вели наблюдение за иностранными спецслужбами, но активного противодействия им не оказывали, руководствуясь, по мнению авторов, в первую очередь политическими соображениями.

Первым документом совершивших переворот большевиков был принятый 26 октября (8 ноября) 1917 г. на II Всероссийском съезде советов рабочих и солдатских депутатов Декрет о мире, в котором декларировалась, что «Советская власть предложит немедленный демократический мир всем народам и немедленное перемирие на всех фронтах».

2 декабря 1917 г. Советская Россия заключила с центральными державами перемирие и начала мирные переговоры. 3 марта 1918 г. советское правительство подписало с Германией мирный договор, в соответствии с которым под немецкий контроль передавались Белоруссия, Украина, Прибалтика и Польша, кроме того, большевики должны были выплатить большие денежные суммы в виде контрибуции. Немцам было важно контролировать большевистскую власть, чтобы против них не восстановился восточный фронт, поддерживать сепаратистки настроенные национальные окраины с целью воспрепятствования объединению России и выкачивания материальных ресурсов. Глава германского МИД Р. фон Кюльман инструктировал посла в Москве: «Используйте, пожалуйста, крупные суммы, поскольку мы чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы большевики выжили… Мы не заинтересованы в поддержке монархической идеи, которая воссоединит Россию. Наоборот, мы должны пытаться предотвратить консолидацию России насколько это возможно, и с этой точки зрения мы должны поддерживать крайне левые партии»[832].

Внешнеполитическая деятельность Германии в Советской России осуществлялась при активном участии национальных спецслужб, что, естественно, вызывало серьезную озабоченность у руководителей ВЧК. 9 апреля 1918 г. на заседании президиума ВЧК начальник отдела по борьбе с контрреволюцией И.Н. Полукаров выступил с докладом о широких масштабах германского шпионажа и отсутствии реального противодействия ему со стороны соответствующих военных органов. В разведывательных и диверсионных целях германское командование широко использовало на Украине и в Закавказье местных националистов, а также германских военнопленных, освобожденных после Октября от жесткого лагерного режима. 15 (28) января 1918 г. управление Северного фронта докладывало главковерху: «Наблюдаются все учащающиеся случаи прибытия на фронт из внутренних губерний, даже из Сибири, пленных германцев, иногда целыми партиями, без всяких документов, желающих пройти через линию окопов. Просим принять меры»[833].

В первой половине 1918 г. ВЧК и лично Ф.Э. Дзержинский определяли как наиболее опасную для Советской республики именно немецкую разведку, поскольку она опиралась на монархические круги и поддерживала их подпольную контрреволюционную деятельность.

28 апреля на экстренном заседании президиума ВЧК И.Н. Полукаров заявил, что концентрация монархических сил происходит при активном участии германского посольства, но соответствующего аппарата для квалифицированного наблюдения за иностранными дипломатическими и иными представителями нет. Ф.Э. Дзержинский предложил «сосредоточить борьбу с контрреволюцией, главным образом идущей со стороны Германии, а во вторую очередь союзнической». Члены президиума дали указание отделу по борьбе с контрреволюцией подготовить детальный проект организации борьбы со шпионажем и другими видами подрывной деятельности, проводимой иностранными государствами. Предполагалось рассмотреть данный документ в ближайшее время[834].

Но требование председателя ВЧК осталось нереализованным. В этих условиях Дзержинский предпринял попытку лично наладить работу по немецкой линии сначала в Петрограде, где размещалось германское консульство, а затем в Москве.

С момента образования Петроградской ЧК (ПЧК) в новой столице пристально следили за деятельностью германского консульства. Подбор, зачисление и расстановку сотрудников по немецкой линии взял лично на себя председатель ПЧК М.С. Урицкий. Однако вскоре сложилось такое положение, когда стиль работы комиссии стала определять группа людей с сомнительной репутацией. Доверить им контрразведывательную работу Дзержинский не мог и пытался организовать борьбу с немецким шпионажем на базе центральной уголовно-следственной комиссии при Совнаркоме Союза северных коммун. Председатель комиссии Б. Орлинский (В.Г. Орлов. – Авт.) был известен как следователь по особо важным шпионским делам при Ставке Верховного главнокомандующего, зарекомендовавший себя активным борцом с разведкой военных противников России.

В июне 1918 г. Орлинский докладывал в ВЧК, что создал агентурную сеть в среде германских военнопленных, в германофильских кругах аристократии и финансистов, а также немецкой дипломатической миссии. В это же время он неоднократно выезжал в Москву для чтения лекций на курсах по подготовке руководителей разведки при местных ЧК.

Председатель ВЧК предполагал использовать опыт Орлинского и назначить его начальником контрразведки ВЧК, но встретил сопротивление в этом вопросе со стороны наркома юстиции Союза северных коммун Н.Н. Крестинского, не желавшего отпускать опытного следователя и организатора уголовного розыска[835].

Одновременно с возложением на Орлинского задач по контрразведке Дзержинский лично организовал агентурную группу, известную как «организация Штегельмана». Группа первоначально также предназначалась для работы против немцев. И только в июне 1918 г. в ВЧК принимается решение о формировании в отделе по борьбе с контрреволюцией отделения по противодействию германскому шпионажу. Начальником отделения был назначен командированный в ВЧК Центральным комитетом партии левых эсеров Я.Г. Блюмкин. Его назначение явилось, как считает доктор исторических наук А.А. Зданович, уступкой большевиков своим политическим оппонентам, чтобы снять подозрение в негласных контактах с германским посольством и кайзеровским правительством. Начальник отдела по борьбе с контрреволюцией и член президиума ВЧК М.Я. Лацис констатировал, что «Блюмкин обнаружил большое стремление к расширению отделения в центр всероссийской контрразведки и не раз подавал в комиссию свои проекты»[836].

Но, несмотря на это, вся работа отделения за июнь 1918 г. позволила возбудить лишь одно уголовное дело. Это было дело на австрийского военнопленного Р. Мирбаха – племянника немецкого посла в России В. Мирбаха. Родственник дипломата был заподозрен в контрреволюционной деятельности и после ареста подписал обязательство сообщать чекистам «секретные сведения о Германии и германском посольстве в России». Однако этим успехи Блюмкина и ограничились[837]. В конце июня 1918 г. «отделение контрразведки» было ликвидировано по постановлению ВЧК, а сам Блюмкин оставался до начала левоэсеровского мятежа в штабе ВЧК, но без определенных занятий[838].

Даже после военного поражения Германии ее разведка пыталась контролировать развитие ситуации в стратегически важных регионах России. Так, в Сибири для сбора разведывательной информации использовались осевшие там военнопленные австро-германской армии. По данным исследователя И.И. Белоглазова, в 1921 г. в Омске был арестован член немецкой секции РКП(б) при Сиббюро ЦК, занимавшийся шпионажем.

Следует отметить неоднозначное отношение правящих кругов Германии и командования оккупационных войск к Добровольческой армии. С одной стороны, она стремилась к разделу России с целью удержания контроля над ее экономикой, использовала оккупированные территории в качестве источников сырья для потребностей промышленности и нужд армии, поддерживала возникшие на окраинах империи самостоятельные государства, что шло вразрез с политикой белых правительств.

Но, с другой стороны, Германия принимала активное участие в формировании белогвардейских армий на северо-западе России и на своей территории, немецкое командование предпринимало попытки установить союзнические отношения с Добровольческой армией.

Следует обратить внимание еще на один исторический парадокс. Германия, которую А.И. Деникин и А.В. Колчак считали врагом России, ведя боевые действия с большевиками и поставляя оружие Всевеликому войску Донскому, тем самым отвлекла значительные силы красных от слабой в военном отношении Добровольческой армии, что позволило последней нарастить свою мощь и продолжить борьбу с Советской Россией. Германское оккупационное командование, как говорится, сквозь пальцы смотрело на то, как казачьи атаманы вооружали Добровольческую армию немецкими боеприпасами. П.Н. Краснов писал: «Добровольческая армия чиста и непогрешима»[839].

Наиболее дальновидные руководители белогвардейских спецслужб высказывали обоснованное предположение, что Германия не сможет примириться с потерей былого экономического могущества, поэтому слабая Россия ей необходима для возрождения и развития. 13 февраля 1919 г. обер-квартирмейстер штаба войск Юго-Западного края докладывал начальнику особого отделения отдела Генштаба: «Германский капитал и банки, руководимые агентами из евреев, остались в России и в частности сосредоточились в Одессе, есть основания полагать, что направление к разрушению русского государства продолжается. Поэтому борьба с банками, зависящими от германского капитала, проникновение в их тайны – есть один из видов борьбы»[840].

Поставленная задача по расчленению России и укреплению влияния на окраинах проводилось посредством немецких банков и еврейской организации из крупных местных финансистов во главе с А.Р. Хари, Гепнером и Бабушкиным. Как было установлено секретным наблюдением, они задались целью поддерживать Украину через различные политические направления, стремились препятствовать проведению идей Добровольческой армии по воссозданию единой России[841].

На Юге России немцы ориентировались на политические силы, не разделявшие союзных отношений со странами Антанты и стоявшие за союз с Германией. В скрытой оппозиции к командованию Добровольческой армии и ВСЮР находилась монархическая партия, представлявшая собой значительную, хотя ничем реально не проявившую себя силу. В ее состав кроме аристократии входило значительное число офицеров и даже солдаты. С помощью монархистов немцы рассчитывали организовать заговор с целью смещения высшего командного состава ВСЮР и замены его лицами германской ориентации, чтобы потом заключить союз с Россией[842].

Помимо этого немецкая разведка возлагала надежды на возвращавшихся из Германии на Родину русских офицеров, снабжала их явками к своим агентам в России и Константинополе для обеспечения деньгами и проведения инструктажа.

Несмотря на бессистемный характер противодействия германскому шпионажу, белогвардейская контрразведка выявила немецкие разведцентры в Константинополе, Новороссийске, Ростове, Харькове, Николаеве, Симферополе и Севастополе, а также их агентуру[843]. По проверенным данным, в Ростове, Таганроге и Новочеркасске находилось около 100 германских офицеров, оставленных разведкой после оккупации в качестве резидентов. Однако из-за отсутствия кредитов на содержание агентуры и оплаты услуг случайных осведомителей контрразведывательная часть лишилась всякой возможности уделять внимание немецкой шпионской организации. Дальнейшее наблюдение в указанном направлении носило эпизодический характер[844].

Некоторые ориентировавшиеся на Германию организации белогвардейцами все же были ликвидированы. Однако германская разведка так и не смогла реализовать политические цели своего правительства – привести к власти в России прогермански настроенных политиков и заключить с ними выгодный для Германии договор.

Белогвардейские режимы в Сибири основную угрозу своей безопасности также видели в Германии, поэтому усилия своих контрразведывательных органов направляли на противодействие немецкой разведке.

Военный контроль Сибирской армии выявил немецкую организацию «Всероссийский союз граждан немецкой национальности», занимавшуюся отправкой военнопленных в Германию, и арестовал ее членов во главе с Герцбергом. Контрразведчики считали ее центральным органом шпионажа в Сибири и предлагали властям закрыть ее омское отделение, чтобы прервать связь с Германией[845].

По данным контрразведки, находящиеся в сибирских лагерях австро-венгеро-германские военнопленные, будучи недовольными и озлобленными нежеланием антисоветских правительств возвращать их на родину до заключения мирного договора со странами бывшего Германского блока, выполняли задание большевиков по агитации среди рядового состава Сибирской армии. Места пребывания военнопленных были взяты под усиленный контроль, в результате которого была пресечена деятельность целой сети[846].

В одном из документов белогвардейской контрразведки говорится, что в марте 1918 г. разведотделение германского Генштаба с согласия большевистского правительства вооружило 12800 австрийских и немецких военнопленных, принявших российское подданство, и направило в Сибирь для поддержки советской власти, а также с целью захвата Транссибирской магистрали и объявления Сибири своей колонией.

Однако эти грандиозные замыслы, если таковые и были на самом деле, так и остались нереализованными. Воспрепятствовала им активная деятельность чехов, которые вовремя раскрыли планы германской разведки, и при содействии белогвардейских властей произвели в Томске обыски у членов шведской миссии и других лиц[847]. Военный контроль штаба Сибирской армии арестовал членов немецкой делегации по отправке военнопленных в Германию, поместил их лагерь военнопленных и начал против них следственные действия[848].

В дальнейшем белогвардейская контрразведка немецкую агентуру в тылу белых армий, по всей видимости, не выявляла. В 1919 г. Германия не имела того могущества, чтобы попытаться негласными методами влиять на ситуацию в далекой Сибири или осуществлять сбор сведений о вооруженных силах адмирала А.В. Колчака.

Составной частью Гражданской войны была вооруженная борьба национальных окраин бывшей Российской империи за свою независимость, против которой были как красные, так и белые. Историк Ю.Н. Жуков считает, что Гражданская война началась осенью 1917 г. на национальных окраинах России, и рассматривает ее как широкомасштабный межнациональный конфликт[849].

Так или иначе, но попытки провозглашения независимости национальными окраинами вызывали отпор как со стороны красных, увидевших в росте национализма угрозу завоеваниям революции, так и белых, сражавшихся за «единую и неделимую Россию». Лозунг единства и неделимости воспринимался на окраинах как противоречащий любым проявлениям национальной самодеятельности.

Как известно, 10 декабря 1917 г. декретом Совнаркома была признана независимость Польши. После поражения Германии в войне Польша была восстановлена как независимое государство и встал вопрос о ее новых границах. Польские политики выступили за возврат восточных территорий бывшей Речи Посполитой в состав нового государства. Советское правительство, напротив, предполагало установить контроль над всей территорией бывшей Российской империи, превратив ее в плацдарм мировой революции. Поэтому с началом Гражданской войны на западных границах России активизировала свою подрывную деятельность разведка Польши. В частности, «Польска организация войскова» (ПОВ), действовавшая по заданию польского главного штаба, занялась созданием широкой агентурной сети на Украине.

Эта деятельность попала в поле зрения органов ЧК. Так, в 1919 г. Всеукраинская чрезвычайная комиссия арестовала в Харькове 11 участников разведывательной группы ПОВ. Из следственных материалов по делу этой группы установлено, что она готовила покушения на жизнь видных деятелей Украинского Советского государства. Покушения не удались благодаря профессионализму сотрудников особого отдела Юго-Западного фронта, работавших в тесном контакте с органами ВУЧК.

В Волынской губернии в ПОВ входило 69 человек, которые имели оружие и достаточное количество боеприпасов. В Одессе ячейка ПОВ в кульминационный момент своей деятельности насчитывала свыше 100 человек, она поддерживала связи с деникинскими офицерами, частями Врангеля и разведывательными центрами ряда зарубежных государств. Собирая шпионские данные, группы ПОВ особое внимание уделяли сведениям о военных объектах, деятельности комитетов РКП(б).

Летом 1919 г. украинские чекисты раскрыли крупную шпионскую организацию в Подольской губернии. Здесь было создано польское «Бюро контрразведки», которое собирало сведения о частях Красной армии, политическом положении на Украине. Имевшее достаточные денежные средства «бюро» формировало боевые «пятерки» для организации восстания против советской власти. Через курьеров «бюро» поддерживало связь с польским главштабом.

Организация, разбросанная по Подолии и части Галиции, имела в своем составе представителей буржуазии, бывших легионеров, ксендзов и т. п. Местом собраний заговорщиков были польское и нидерландское консульства. У одного из руководителей организации – Гнатковского – чекисты при обыске обнаружили склад оружия. В антибольшевистской деятельности организации непосредственно участвовали официальные лица консульских служб в Виннице Я. Остроменский, Т. Кумановский, К. Нельковский, Э. Бричаньке и Л. Длугоменский. Они, в частности, снабжали членов организации паспортами[850].

Интересное свидетельство о деятельности ПОВ в эти годы оставил министр иностранных дел Польши в 1930-е гг. Ю. Бек, который рассказывал своему отцу Ю. Беку, вице-министру внутренних дел в правительстве И.Я. Падеревского, как в конце 1918 г. после разведывательного задания в Румынии, Москве и Киеве он с товарищами по организации (ПОВ. – Авт.) пробирался через «большевизированную Украину»: «В деревнях мы убивали всех поголовно и все сжигали при малейшем подозрении в неискренности. Я собственноручно работал прикладом»[851].

В апреле 1920 г. началась советско-польская война, которая всячески инспирировалась странами Антанты. С началом военных действий активизировала свою деятельность агентура второго отдела польского главного штаба и «Польска организация войскова». ПОВ располагала на территории Советской России, Украины и Белоруссии глубоко законспирированным, хорошо организованным, снабженным необходимыми техническими средствами разведывательно-диверсионным аппаратом. Филиалы ПОВ находились в Москве, Петрограде, Киеве и других городах.

С самого начала войны агенты ПОВ стали взрывать в тылу Красной армии мосты, военные склады, разрушать железнодорожные пути. Кроме диверсий агенты вели разведку, готовили террористические акты, создавали в тылу Красной армии повстанческие отряды из крестьян.

Все это проходило на фоне совершения польскими войсками массовых преступлений против мирного населения. В оккупированных районах Украины польские войска грабили население, сжигали целые деревни, расстреливали и вешали мирных граждан. Пленных красноармейцев подвергали пыткам и издевательствам. В городе Ровно оккупанты расстреляли более 3 тыс. мирных жителей. Грабеж Украины, прикрывавшийся ссылками на договор с С.В. Петлюрой о снабжении польских войск, сопровождался террором и насилием: телесные наказания крестьян при реквизициях, аресты и расстрелы советских служащих в городах, конфискации имущества и еврейские погромы. За отказ населения дать оккупантам продовольствие были полностью сожжены деревни Ивановцы, Куча, Собачи, Яблуновка, Новая Гребля, Мельничи, Кирилловка и др. Их жителей расстреляли из пулеметов. В местечке Тетиево во время еврейского погрома было вырезано 4 тыс. человек.

Правительства РСФСР и Советской Украины 29 мая 1920 г. обратились к правительствам Англии, Франции, США и Италии со специальной нотой, в которой выражали протест против бесчинств польских военнослужащих. В ноте приводился ряд фактов, свидетельствовавших о варварском поведении польских оккупантов на Украине. Протестуя против насилий польских войск, правительства России и Украины отмечали, что правительства стран Антанты ответственны за нападение Польши на Советскую республику[852].

26 мая 1920 г. председатель ВЧК и наркомвнудел РСФСР Ф.Э. Дзержинский[853], заместитель начальника Центрального управления чрезвычайных комиссий Украины и начальник Харьковского сектора войск внутренней охраны издали совместный приказ, в котором обращали внимание личного состава на то, что «польские шпионы сообщают врагу расположение наших войск, портят дороги, разрушают мосты, телеграфные и телефонные сооружения» и т. д.; приказ требовал от всех чекистов и бойцов ВОХР решительно и беспощадно вести борьбу с контрреволюционными заговорами и шпионами[854].

На Западный фронт были дополнительно направлены войска ВЧК, а также для усиления чекистских органов – кадры контрразведчиков. Особый отдел ВЧК для пресечения подрывной и разведывательной деятельности польской разведки создал ряд оперативных групп во главе с особоуполномоченными ВЧК А.Х. Артузовым, Р.А. Пиляром, Я.С. Аграновым и другими[855].

Оперативные группы ОО ВЧК успешно работали на Западном фронте. Чекисты арестовали большое количество польской агентуры и членов ПОВ. Прифронтовая полоса была почти полностью очищена. Выявили чекисты резидентуру польской разведки и в управлении Западного фронта. Польские агенты занимались шпионажем, они информировали свой центр о планах советского командования, путали директивы подчиненным фронту частям, задерживали продвижение эшелонов, организовывали бандитские формирования в тылу Красной армии, незаконными конфискациями провоцировали население прифронтовой полосы на выступления. Польским разведчикам удалось организовать несколько диверсионных актов на военных складах и затруднить этим планомерное снабжение некоторых частей Западного фронта продовольствием и боеприпасами.

В результате проведенных оперативных мероприятий чекистам удалось ликвидировать резидентуру, арестовать ряд агентов из числа военнослужащих и значительно сковать подрывную деятельность польской разведки.

Показания ряда арестованных агентов польской разведки свидетельствовали о том, что в Москве действует крупная резидентура второго отдела Генштаба Польши и возглавляет ее поручик И.И. Добржинский[856]. Предпринятые ВЧК разыскные мероприятия первоначально результатов не дали. Но в Орше оперативная группа, руководимая особоуполномоченным особого отдела ВЧК А.X. Артузовым, установила курьера московской резидентуры М. Пеотух, через которую чекисты и вышли на явочную квартиру польской разведки в Москве.

Однако Добржинский почувствовал опасность и скрылся, сумев предупредить некоторых своих агентов. Лишь в июне он был установлен и арестован на квартире одной из своих связей[857].

Длительные допросы его опытными чекистами А.Х. Артузовым и В.Р. Менжинским не принесли ожидаемых результатов. К работе с ним был привлечен член ЦК коммунистической партии Польши Ю.Ю. Мархлевский.

Вот как о встречах с Ю.Ю. Мархлевским позднее вспоминал сам И.И. Добржинский: «Больше допросов не было, меня начали воспитывать, повезли в Кремль к Мархлевскому. В Кремль меня повез на машине один Артузов… Мархлевский на меня произвел хорошее впечатление… говорили о Польше, о Ю. Пилсудском. Я в тот момент считал его коммунистом без 5 минут. Мархлевский разъяснил мне, что это не так… и правильно разъяснил мне с точки зрения коммунистической разницу между ППСовцами и большевиками…»

А.X. Артузов так вспоминал об этом: «Мы обнаружили трещину в его (Добржинского. – Авт.) взаимоотношениях с Пилсудским и решили ее углубить, тем более, что Добжинский много читал и слушал В.И. Ленина и считал его великим политиком. После длительной работы с помощью Ю. Мархлевского нам удалось склонить Добжинского к переходу на нашу сторону».

В итоге И.И. Добржинский принял непростое решение – назвать чекистам всех агентов своей резидентуры, которые еще оставались на свободе. Лишь одно условие выставил он при этом – ограничиться высылкой их в Польшу. По делу ПОВ 1385 человек были освобождены под подписку, а под поручительство и т. п. – 852 человека. Более десятка из них стали кадровыми сотрудниками ВЧК и работали по линии контрразведки[858].

Ф.Э. Дзержинский принял эти условия. По названным Добржинским адресам выехали группы чекистов. Сам же он в сопровождении А.X. Артузова и его помощников направился в Петроград, где предстояла встреча с заместителем резидента В.С. Стецкевичем, внедрившимся на центральную военную радиостанцию. Чекисты уже знали от Добржинского, что Стецкевич давно тяготился связью с польской разведкой, не раз в беседах со своим руководителем высказывал сомнения в правильности политической линии Пилсудского и даже заявлял о сочувствии большевикам, в рядах которых сражался с белогвардейцами и геройски погиб его старший брат.

Убеждать Стецкевича долго не пришлось. Уже на следующий день после встречи с Добржинским он добровольно явился в номер гостиницы, где расположился А.X. Артузов, рассказал все, что ему было известно о работе польской разведки в Петрограде, выразил готовность выполнять поручения чекистов[859].

В общей сложности к концу июля ОО ВЧК арестовал более десятка негласных помощников Добржинского, но, как и обещали ему чекисты, все польские офицеры после окончания следствия были через особый отдел Западного фронта переданы представителям пилсудских войск.

Что же касается самого И.И. Добржинского, а также В.С. Стецкевича, то они решили остаться в Советской России и помогать органам ВЧК в раскрытии диверсионных и террористических ячеек польской разведки.

Артузов включил их в оперативную группу, выезжавшую на Западный фронт для оказания содействия местным чекистам в ликвидации подпольных групп ПОВ, проводивших разведку частей Красной армии, совершавших взрывы и поджоги в тыловых районах.

В списках группы И.И. Добржинский значился уже как сотрудник для особых поручений под фамилией Сосновский. Этот псевдоним, избранный по соображениям конспирации, закрепился за ним на все последующие годы.

Прибыв на Западный фронт, Сосновский по поручению А.X. Артузова отобрал из числа военнопленных поляков небольшую группу людей, способных выполнять задания чекистов.

За короткий срок удалось выявить и разоблачить несколько агентов и диверсантов противника. Как и полагали чекисты, большинство из них состояли в ячейках ПОВ.

Видимо, тогда и родился замысел пропагандистской акции, преследовавшей цель породить у руководителей польской разведки недоверие к членам ПОВ, действовавшим в советском тылу, и таким образом сбить их активность. План действий чекистов одобрил Дзержинский.

Главным исполнителем был намечен Сосновский. Чекисты исходили при этом из результатов проверки его на конкретных боевых поручениях. Немаловажную роль сыграли и биографические данные Сосновского: с 1912 г., еще будучи гимназистом в Вильно, он принимал активное участие в деятельности различных польских военизированных кружков и союзов, затем установил связи с националистами, с 1918 г. служил вольноопределяющимся в корпусе генерала И.Р. Довбор-Мусницкого, где вступил в ПОВ и по ее заданию руководил восстанием рабочих в Сувалках и Гродно против немцев. В тот период Сосновский близко сошелся с капитаном Матушевским, возглавившим в конце 1919 г. польскую военную разведку. Именно по его настоянию Сосновский перешел туда на работу и после подготовки под кличкой «Сверщ» был направлен резидентом в Москву.

Все подготовительные мероприятия по операции завершились в конце сентября. А в один из первых дней октября линию фронта пересек самолет «форман», и пилоты разбросали над позициями польских войск листовки с текстом, озаглавленным «Открытое письмо к товарищам по работе в ПОВ – офицерам и солдатам польской армии, а также студентам – товарищам по университету от Игнатия Добржинского». В тексте указывалось: «Еще минуту тому назад я находился на вашей стороне, вместе с вами я был обманут словами “Родина”, “независимость”, “свобода и счастье народа”, лозунгами, содержанием которых было и есть “капиталистические прибыли за счет трудящихся масс”, “ложь”, “темнота и нищета”. Я имею право и обязанность немедленно после свободного и решительного перехода на сторону революционной борьбы сообщить вам и широким кругам, позорно обманутому и проданному собственной буржуазией нашему народу о своем поступке… Вместе со мной открыто и добровольно отказались от работы против Революции все мои идейные сотрудники, присланные в Россию из Польши. Большинство из них уже крепко стоит вместе со мной в рядах Революции».

Вскоре разведка ВЧК сообщила, что в штабах и частях противника поднялся невероятный переполох. Как позднее писал А.X. Артузов, «поляки вопили об измене польской центральной разведки в Москве». Один из депутатов сейма даже опубликовал статью, где остро ставил вопрос о ликвидации ПОВ как вредной для польского государства организации, члены которой предают Польшу.

Руководители польского Генштаба требовали срочно принять «санкции» к Сосновскому, и чекистами действительно был вскоре арестован бывший резидент поляков в Смоленске, некий Берейко, направленный в Москву с целью ликвидировать Сосновского.

Чтобы усилить эффект, достигнутый при проведении первой акции, 15 октября 1920 г. чекисты приняли меры для распространения на польской стороне фронта еще одной листовки – «“Измена” ПОВ в Советской России». Ее подписали входившие в группу Сосновского Стецкевич, Пшепилинская, Заторская, Роллер, Гурский и другие. Заявив о добровольном переходе в «лагерь пролетарской революции», они призвали к этому своих бывших товарищей по ПОВ.

Как свидетельствовали оперативные данные, активность ячеек ПОВ в октябре – ноябре резко снизилась, отмечались факты отказа их членов выполнять разведзадания. Многие задержанные чекистами агенты на первых же допросах давали развернутые показания, заявляя, что к этому их побуждает обращение И.И. Добржинского и других бывших членов ПОВ.

На завершающем этапе пребывания А.X. Артузова и его сотрудников на Западном фронте Сосновский выполнил еще одно ответственное задание. Вместе с входившей в группу Ю. Пшепилинской (ставшей впоследствии его женой) он проник в состоявшую из поляков террористическую организацию, главной целью которой в тот период было уничтожение командующего фронтом М.Н. Тухачевского. Сосновский благодаря своим волевым качествам сумел стать во главе террористов и подставил их в конце концов под удар чекистов[860].

После успешной ликвидации опасной организации А.X. Артузов обратился с рапортом на имя председателя ВЧК, где, отмечая заслуги Сосновского, просил представить его к награждению орденом Красного Знамени. Ф.Э. Дзержинский поддержал ходатайство, и в начале 1921 г. награждение состоялось. К этому времени Сосновский и несколько членов его группы были уже официально зачислены в штат особого отдела ВЧК.

А.X. Артузов, а также члены ЦК Польской компартии Ф. Кон и Ю. Мархлевский рекомендовали Сосновского в 1921 г. в члены РКП(б). Поддержал их рекомендации и Ф.Э. Дзержинский.

Впоследствии Сосновский и другие польские разведчики плодотворно работали в органах ВЧК. В 1920-е гг. они принимали активное участие в оперативных разработках «Синдикат-2», «Трест» и других.

В сентябре 1920 г. правительство РСФСР обратилось к правительству Польши с мирными предложениями. 12 октября в Риге между РСФСР и УССР, с одной стороны, и Польшей – с другой, был подписан договор о перемирии. Для практического решения вопроса о прекращении военных действий в Советскую Россию прибыл ряд делегаций военного командования Польши. Одна из них приехала в Могилев, где получила аккредитацию при РВС 16-й армии Западного фронта. Вскоре входившие в состав делегации майор Равич-Мысловский, подхорунжий Езерский и другие кадровые сотрудники второго отдела польского Генштаба стали активно заниматься шпионажем.

В целях выявления и пресечения подрывной деятельности польских разведчиков ОО ВЧК 16-й армии начал агентурную разработку. Совместно с сотрудниками Могилевской ЧК особисты составили план оперативных мероприятий, которым предусматривались, в частности, подстава польским разведчикам агентов органов безопасности, а также возможная вербовка чекистами членов делегации.

Разработка делегации началась с подставы Равич-Мысловскому агента особого отдела ВЧК 16-й армии «Белинского». В недалеком прошлом он являлся офицером польской армии, участвовал в боевых операциях против Красной армии на Западном фронте. В июле 1920 г. в знак протеста против политики буржуазной Польши сдался в плен и был завербован. «Белинскому» разработали легенду, согласно которой он вместе с двумя польскими солдатами (агенты органов безопасности из числа военнопленных) якобы бежал из советского плена и теперь пробирается на родину; случайно узнав о нахождении в Могилеве представителей командования польской армии, «Белинский» хотел бы установить с ними негласную связь, чтобы получить помощь в возвращении в Польшу.

К тому времени в результате оперативных мероприятий была установлена женщина, с которой Равич-Мысловский поддерживал близкую связь. По рекомендации чекистов к ней и обратился агент «Белинский» с просьбой оказать содействие в установлении контакта с польской делегацией. Однако женщина не стала знакомить агента с иностранцами, а рекомендовала «Белинскому» обратиться с этим вопросом к ксендзу Белоголову. Ксендз при встрече с агентом подробно расспросил «Белинского» о его прошлой и настоящей жизни, но знакомить с делегацией не пожелал, мотивируя это тем, что якобы «сан священнослужителя не позволяет заниматься такими вещами». Вместе с тем Белоголов предложил секретному сотруднику обратиться от его имени к жителю Могилева учителю Плихте. Вскоре состоялось знакомство «Белинского» с Плихтой. Как отмечал ОО 16-й армии, «наш сотрудник скоро приобрел у Плихты доверие». Стало известно, что Плихта является резидентом польской разведки, поддерживает связь с Равич-Мысловским и по его заданию вербует агентов, через которых собирает сведения, представляющие интерес для спецслужб Польши. Попытки агента установить действующих под руководством Плихты шпионов положительных результатов не дали. Плихта предложил «Белинскому» оказывать помощь Польше в сборе разведывательных данных политического и военного характера. В частности, он поручил «Белинскому» добыть секретный план окопов возле Могилева, для чего вручил агенту 15 тыс. рублей, полученных от польской делегации.

На этой стадии разработки чекисты, опасаясь провала «Белинского» при общении его с кадровыми иностранными разведчиками, рекомендовали агенту не настаивать на скорейшем свидании с поляками, а попытаться при содействии Плихты снять вместе с «солдатами» какую-либо квартиру в городе. Не без подсказки польских разведчиков Плихта пообещал «Белинскому» помочь подыскать надежное жилье, добыть соответствующие советские документы и деньги.

Изменение в поведении агента, который теперь не настаивал на встрече с поляками, вызвало, как потом оказалось, подозрение у иностранных разведчиков, изучавших его через Плихту.

Вскоре Плихта передал агенту предложение Равич-Мысловского увидеться с ним на окраине Могилева в 12 часов дня. По рекомендации особого отдела предложение польского разведчика «Белинский» отклонил, мотивируя это тем, что встречаться с польским делегатом днем небезопасно. Тогда поляки перенесли свидание на вечер. В обусловленном месте агента встретил один из рядовых представителей польской делегации и с предосторожностями провел в здание, где находились Равич-Мысловский и Езерский. На их многочисленные вопросы агент отвечал в соответствии с выработанной легендой, однако иностранцы не проявили к нему особого интереса. В конце разговора они заявили агенту: «Нам кажется, что вы шпион, но не польский, а русский». В ответ «Белинский» выразил обиду и заявил, что в таком случае он больше не желает встречаться со своими земляками и самостоятельно предпримет попытку нелегально уйти в Польшу, а если с ним случится беда, то в этом будут повинны они.

Стало ясно, что подстава «Белинского» польской разведке не получит развития, и агент из разработки был выведен.

Оставался второй вариант, предусмотренный на случай, если не удастся ввести в разработку делегации своего агента. Теперь органы безопасности сосредоточили основное внимание на изучении членов делегации с целью привлечения кого-либо из них к негласному сотрудничеству. Для этого были использованы агенты из числа советских граждан, осуществлявших техническое обслуживание иностранцев. Кроме того, под соответствующим прикрытием в число представителей командования Красной армии, поддерживавших связь с делегацией, включили опытного чекиста Глинского, помощника начальника агентуры ОО 16-й армии. Вскоре от них стали поступать данные о лояльном отношении к советской власти сотрудника второго отдела польского Генштаба вахмистра «Завадского». В дальнейшем выяснилось, что семья этого офицера живет в РСФСР и что он имеет большое желание соединиться с ней. С учетом этих данных чекисты установили с «Завадским» оперативный контакт, а затем начальник ОО 16-й армии Я.К. Ольский завербовал его. Вскоре от агента были получены ценные сведения о действовавшей на советской территории шпионской организации во главе с резидентом Плихтой. При помощи «Завадского» удалось выявить польских агентов, завербованных Равич-Мысловским и Езерским в ряде военных и гражданских учреждений, в штабах воинских частей и даже в особом отделе армии.

В конце декабря 1920 г. «Завадский» сообщил, что Равич-Мысловский подготовил отчет во второй отдел польского Генштаба, в котором содержались сведения о действующих на советской территории агентах и полученных от них шпионских материалах. Отчет должен был доставить в Варшаву специальный курьер делегации. Проанализировав материалы разработки, чекисты в целях легализации агентурных данных и зашифровки «Завадского» решили изъять у курьера секретный пакет. В начале января 1921 г. при помощи негласного помощника из числа железнодорожников эта операция была успешно проведена. В пакете действительно находились данные о польской агентуре, сведения о дислокации советских войск на Западном фронте, о перевозке воинских и иных грузов через железнодорожную станцию Могилев и другие материалы, составляющие государственную и военную тайну. Изъятый у курьера пакет был легализован и передан в милицию, откуда он и попал к чекистам.

3 января контрразведчики 16-й армии совместно с Могилевской ЧК произвели аресты известных им агентов польских спецслужб и взяли под стражу 58 человек, большинство из которых в прошлом являлись офицерами царской армии, служащими различных учреждений. Удар по польской агентуре был неожиданным. Информируя второй отдел польского Генштаба о провале агентуры, Равич-Мысловский указывал: «Большевики поймали всю нашу разведывательную организацию, арестовали около 60 человек». Второй отдел польского Генштаба выразил большое неудовольствие по поводу работы делегации и отметил, что «дело разведки официальным миссиям необходимо вести очень разумно и осторожно».

Будучи таким образом скомпрометированными, кадровые польские разведчики по требованию Реввоенсовета 16-й армии были выдворены за пределы РСФСР. Польские власти провели расследование разведработы Равич-Мысловского, Езерского и других разведчиков. Все они были признаны виновными и преданы суду.

24 февраля 1921 г. РВС 16-й армии издал приказ с объявлением решения судебных органов по делу польских шпионов. За измену Родине 14 человек были приговорены к высшей мере наказания, а остальные – к различным срокам лишения свободы. 27 февраля в могилевской газете «Соха и молот» Особый отдел 16-й армии опубликовал подробное сообщение о ликвидации шпионской организации.

В годы Гражданской войны ПОВ попала в поле зрения КРЧ особого отделения отдела Генштаба Военного управления ВСЮР. По данным контрразведки, на территории России ПОВ набирала агентуру из числа газетных сотрудников, поэтому, по их мнению, польские газеты на территории России могли безошибочно рассматриваться как разведывательные ячейки. Таковой в Киеве являлась газета «Киевский дневник». Здесь же находился центр польской организации на Украине, во главе которой стоял Беневский. Между Киевом и Варшавой поддерживалась связь курьерами (преимущественно женщинами), донесения передавались на фотопленке. Сведения от ПОВ поступали в информационный отдел польского Генштаба.

Во время пребывания в Киеве большевиков ПОВ находилась в тесном контакте с киевским центром Добровольческой армии. Сотрудники деникинских спецслужб не исключали нахождение польской агентуры во ВСЮР, т. к. «поляки в курсе того, что делается у нас»[861]. Однако КРЧ особого отделения отдела Генштаба, по всей видимости, так и не удалось выявить в штабах и учреждениях польскую агентуру, т. к. в докладе руководству, датированном 30 ноября 1919 г., начальник контрразведывательной части об этом ничего не сообщал.

Во время похода деникинских войск на Москву поляки заняли выжидательную позицию, поскольку победа белых, не признававших за Польшей прав на западноукраинские и западнобелорусские земли, создала бы для Варшавы ряд проблем.

С правительствами остальных государств, образовавшихся на окраинах бывшей Российской империи, у лидеров Белого движения складывались непростые взаимоотношения. С одной стороны, серьезным препятствием в национальной политике являлся принцип воссоздания страны в территориальных рамках прежней империи. С другой – стремление национальных элит дистанцироваться от России, их ориентация на западные страны, в которых они видели гарант своей независимости. Поэтому «самостийные» государства, несмотря на враждебное отношение к большевикам, предпочли уклониться от военной помощи белым, имея все основания опасаться, что в случае победы над Советской Россией А.И. Деникин и А.В. Колчак попытаются силой отнять у них независимость.

Генерал А.И. Деникин, отстаивавший идею «единой и неделимой», например, не хотел слышать о какой-либо автономии Украины и рассматривал ее земли как «исконно русские». Он даже не признавал понятия «Украина», заменяя его понятиями «Малороссия», «Галичина», «Новороссия». В 1920 г. генерал П.Н. Врангель, выдвинув идею «тактического федерализма», признал суверенитет Украины, но было уже слишком поздно, т. к. исход войны уже был предрешен в пользу Советской России.

Своей непродуманной национальной политикой главнокомандующий ВСЮР настроил против себя часть украинского народа, что создало Белому движению на Юге России немало проблем.

В 1918 г. только что сформированные спецслужбы «самостийной» Украинской народной республики (УНР) – разведывательный и заграничный (руководил работой военного атташе) отделы 1-го генерал-квартирмейстера Генштаба – начали активную разведывательно-подрывную деятельность против Белого движения на Юге России. Гетманские спецслужбы собирали разведывательную информацию о военном потенциале Добровольческой армии и «агрессивных» планах ее командования относительно УНР, а также о политических организациях, ведших подрывную работу на Украине в интересах белогвардейцев. Работа украинской разведки не ограничивалась лишь добыванием важной секретной информации. Она начала осуществлять специальные операции, в частности, конспиративно оказывать поддержку Краевому правительству Кубани в его борьбе за независимость и сохранение статуса тесного союзника Украины, вела работу по углублению антагонизма между местными политиками и командованием Добровольческой армии, поскольку гетман П.П. Скоропадский планировал присоединение Кубани к Украине в качестве отдельной административной единицы.

С целью «присоединения» Кубани готовилась десантная операция на Тамань силами Отдельной Запорожской дивизии, дислоцированной на юго-восточных границах Украины[862]. При тесном участии разведки из Киева на Кубань тайно переправлялось тяжелое и стрелковое вооружение (21 тысяча винтовок, 8 орудий и пулеметы), а также боеприпасы[863].

Пользуясь благоприятным контрразведывательным режимом, сотрудники разведки УНР, действовавшие под прикрытием дипломатических учреждений, во второй половине 1918 г. проделали большую работу по сближению Украины с Кубанью с целью последующего возможного входа края в ее состав «на условиях федерации». В декабре 1918 г. разведчики представили предложения относительно распространения присутствия украинских спецслужб и подготовки на Кубани вооруженного восстания против Добровольческой армии, но к их доводам не всегда прислушивались руководители, а после падения гетманата дело «было затеряно»[864].

Под прикрытием должности первого секретаря посольства УНР в Екатеринодаре действовал резидент украинской разведки уже упоминавшийся выше К. Поливан. Согласно представленному в декабре 1918 г. отчету, руководимая им резидентура собрала материал о ситуации в крае, о расстановке политических сил. Хорошее знание обстановки позволило ей осуществлять политические и пропагандистские акции, направленные на углубление противоречий между Добровольческой армией и кубанским казачеством[865]. Деникинская контрразведка раскрыла и арестовала К. Поливана. Однако ему, судя по отчету, удалось вернуться домой. Меньше повезло послу полковнику Ф. Боржинскому, которого белые арестовали, а затем расстреляли[866] «за измену России».

В Одессе контрразведка выявила центр, в котором группировались офицеры, поддерживавшие связь с петлюровцами и выполнявшие их разведывательные задания. Белогвардейские спецслужбы располагали сведениями о местонахождении и деятельности других разведывательных пунктов Директории[867].

Несмотря на неудачи, Украина и далее продолжала через своих эмиссаров поддерживать негласные контакты с правящими кругами кубанского казачества. Так, по заданию верховной власти УНР Ю. Скугар-Скварский неоднократно переходил линию фронта с фальшивыми документами, собирал информацию о силах и планах действий Добровольческой армии, а также пытался склонить власти Кубани к открытому вооруженному выступлению против А.И. Деникина. В Екатеринодаре украинский разведчик получил от члена Особого совещания И. Макаренко информацию о передислокации воинских частей белых. 15 сентября 1919 г. он принял участие в секретном совещании Совета Кубани, где призывал к общей борьбе за независимость против сил российской реакции. В конце месяца эмиссар предоставил С.В. Петлюре подробный доклад о своем путешествии. Однако последующего развития это дело не получило[868]. Заметим, что нелегальные контакты верхушки кубанского казачества с Украиной не являлись секретом для командования ВСЮР.

Генерал А.И. Деникин также не признал Горское правительство, разогнал татарское краевое правительство Крыма, оттеснил грузинские войска, пытавшихся захватить Сочинский округ, т. к. социал-демократическое правительство Грузии в лице министра иностранных дел Е.П. Гегечкори отказывалось признать за командованием Добровольческой армии право выступать от имени России. Поэтому против белогвардейцев и работала грузинская разведка. Например, ей удалось получить секретные сведения штаба главкома ВСЮР, подписанные начальником разведывательного отделения полковником С.Н. Ряснянским и полковником Мельницким; секретные доклады начальника штаба главнокомандующего ВСЮР генерала И.П. Романовского, затем опубликованные в тифлисской газете «Борьба»; телеграмму начальника Военного управления генерал-лейтенанта В.Е. Вязьмитинова относительно Грузии[869]. Белогвардейскому командованию об этом стало известно только летом 1919 г. А в сентябре от агентуры поступили сведения о вербовке грузинскими спецслужбами уволенных из армии офицеров и направлении их в качестве агентов в белогвардейский тыл. Генерал-квартирмейстер штаба главнокомандующего ВСЮР генерал-майор Ю.Н. Плющевский-Плющик просил начальника отдела Генштаба Военного управления дать распоряжение пропускным пунктам Черноморского побережья сообщать о проезде таких лиц из Грузии начальнику КРП с указанием фамилий, имен, отчеств[870].

Участник Белого движения Д.В. Лехович справедливо отметил: «Разногласия с Грузией, ссора с Петлюрой принуждали Добровольческое командование держать заслоном войска на второстепенных участках вместо посылки их на главный фронт – против большевиков»[871].

Активно боролись чекисты с белогвардейскими спецслужбами. Так, в 1919 г. ОО 12-й армии (г. Коростень) переправил через линию фронта агентов «Вергу» и «Добренко» с заданием внедриться в разведывательный орган белогвардейцев, находившийся в то время в г. Харькове.

После прибытия в Харьков агенты разыскали штаб белой армии, встретились с представителями белогвардейской контрразведки и заявили, что они дезертировали из Красной армии, в которой служили якобы по принуждению.

Поскольку «Верг» ранее работал в царской контрразведке, он рассказал об этом белым и получил работу в канцелярии их разведывательного органа. Проработав в разведоргане определенное время, он порекомендовал официальным сотрудникам разведки принять на службу своего хорошего знакомого «Добренко», охарактеризовав его как надежного человека и идейного врага советской власти. «Добренко» был завербован в агентурную сеть белой разведки в качестве связника с агентурой, находившейся на территории Советской России.

Агенты особого отдела выяснили и передали органам ВЧК информацию о численном составе разведывательных отделений белых, пунктах, в которых имелись их агенты на территории, контролировавшейся частями Красной армии, способах связи с ними.

Чекисты раскрыли немало белогвардейских подпольных организаций в Харькове, Севастополе и других городах. Так, в начале 1919 г. Харьковской губчека была раскрыта группа белогвардейцев-заговорщиков, в которую входили также сотрудник английского консульства Т. Джеквуд и начальник уголовного розыска местной милиции Кикнадзе. Через последнего Джеквуд получал секретную информацию и переправлял ее в Англию. Дипломат-разведчик был выслан из страны, а Кикнадзе предан суду ревтрибунала. Вскоре харьковские чекисты предотвратили попытку взрыва электростанции. В июне 1919 г., уже при подходе деникинцев к Харькову, чекисты предотвратили крупную диверсию на артиллерийских складах, арестовав при этом изменника, бывшего полковника Троицкого, и руководителя диверсионного подразделения генерала Скилина. Были ликвидированы также опорные пункты на Украине «Союза двуглавого белого орла» и «Союза Михаила Архангела»[872].

В 1920 г. органам ВУЧК удалось разгромить разведывательную организацию, созданную еще в период активной деятельности Добровольческой армии, «Азбука», с центром в Одессе. Эта организация готовилась поднять восстание в Одессе к моменту высадки врангелевского десанта. Филиал «Азбуки», который возглавлял полковник Генштаба Барчевич (Сказков), был раскрыт чекистами в Киеве. При аресте белогвардейцев были выявлены их явки в Киеве, Харькове и других городах, установлены места перехода врангелевских связных через линию фронта, что позволило задержать и арестовать ряд белогвардейских агентов.

«Азбука» была раскрыта при следующих обстоятельствах. В середине октября 1920 г. Одесская губчека арестовала прибывшего в город офицера Добрармии Н. Андриади. По его показаниям, в Одессе существовала подпольная белогвардейская организация во главе с официальным представителем Добрармии С. Макаревичем, которая имела тесные связи с одесским филиалом ПОВ. «Азбука» действовала уже длительное время, постоянно ускользая от органов ЧК, поскольку один из ее агентов А. Таланова (кличка – «Гниппе») внедрилась в одесскую ЧК и всякий раз предупреждала заговорщиков о грозящей им опасности. Арест Н. Андриади позволил тщательно разработать операцию по разоблачению этой белогвардейской организации, которая в результате была полностью ликвидирована[873].

Во время начала польской интервенции и наступления врангелевских войск были предприняты попытки объединить силы белогвардейцев и украинских националистов. В этом отношении особую активность проявлял известный монархист В.В. Шульгин. Он и его организация готовили Одессу к сдаче белым. Была установлена связь с Врангелем, а также с действовавшей в тылу 14-й армии петлюровской «Украинской повстанческой организацией» (УПО).

Летом 1920 г. одесские чекисты арестовали двух врангелевских офицеров, прибывших в Одессу из Севастополя с заданием установить связь с УПО, которая, в свою очередь, была связана с подпольной монархической организацией В.В. Шульгина. Получив от арестованных необходимые данные, чекисты взяли под контроль подпольные организации.

При непосредственном участии Ф.Э. Дзержинского одесские чекисты в июне 1920 г. разработали и реализовали план разгрома готовившегося заговора. Его центр во главе с петлюровским полковником, врангелевским агентом Евстафьевым, полковником царской армии Мамаевым и правым эсером Дубовицким находился в Одессе. Здесь было сосредоточено много подпольных боевых «пятерок» и «десяток», заговорщики скрывались и в катакомбах. Тем временем банды Заболотного, Кошевого и Лыхо оперировали в окрестностях Одессы, Николаевской и Подольской губерниях, поддерживали связь с Петлюрой и поляками. Из перехваченной одесскими чекистами информации Евстафьева Врангелю следовало, что выступление заговорщиков намечалось на 1 июня 1920 г. Предполагалось захватить губком РКП(б), губчека и продержаться до подхода отрядов Заболотного, Кошевого, конницы Петлюры, а затем уже и основного десанта Врангеля. Одесские чекисты внедрили своих людей в организацию заговорщиков, сумели задержать их выступление, чтобы лучше подготовиться к ликвидации всей организации. Им удалось также раскрыть связь заговорщиков с некоторыми представителями советского командования.

Активно включился в подготовку восстания через своих эмиссаров Б. Савинков, который готовил здесь создание «Черноморского областного союза защиты родины и свободы». Петлюровцы через своего представителя Дубовицкого собирали под командованием атамана Заболотного мелкие петлюровские отряды на севере Одесской губернии. Эта ветвь заговора направлялась петлюровским центрповстанкомом. Готовившееся заговорщиками восстание было лишь фрагментом общего плана Врангеля, Савинкова, Петлюры, разработанного при участии военных миссий Англии, Франции, Италии и Польши, поднять «всеукраинское народное восстание», которое должно было явиться началом общего похода против советской власти. Петлюра готовил для этой цели на территории Польши и Румынии 10 тыс. «народных повстанцев». Чекисты-разведчики сообщали о планах заговорщиков руководству ВЧК и ВУЧК. После утверждения плана ликвидации заговора Ф.Э. Дзержинским одесские чекисты приступили к его реализации.

11 июня 1920 г. Одесская губернская ЧК захватила подпольную ударную группу «повстанцев» под командованием генерала Уокке, а к 23 июня 1920 г. полностью разгромила всю сеть заговора[874].

В апреле 1920 г. начальник ОО Кавказского фронта К.И. Ландер в беседе с В.И. Лениным сообщил о том, что сгруппировавшиеся на Дону белогвардейцы летом готовят ряд восстаний. Получив указание подавлять их «в зародыше», военные контрразведчики приступили к разработке подпольных организаций[875].

Агентуре ОО Кавказского фронта удалось проникнуть в штаб Русской армии, выявить планы белогвардейского командования, раскрыть организацию и планы врангелевской разведки. По сообщению бывшего морского офицера Кондратюка, ранее служившего в деникинской разведке, был арестован полковник В.Д. Халтулари. Чекисты вскрыли агентурные сети на Кубани, в Ростове, Новочеркасске. «Имея контрреволюционные организации по всей России и на Украине, которые работают в определенном направлении, Врангель подготавливает себе подходящую почву», – доносил в центр начальник оперативной части ОО Кавказского фронта Р. Хаскин 20 июля 1920 г.[876] Особый отдел 9-й Кубанской армии арестовал почти всех разведчиков, направленных на побережье Черного моря, помимо того, изъял из пределов Кубани всех офицеров и чиновников прежнего режима[877]. «…Если бы до высадки крымского десанта не было произведено упомянутое изъятие белого офицерства и чиновничества, – докладывал особоуполномоченный ВЧК и ОО ВЧК Л.М. Брагинский председателю Реввоенсовета Л.Д. Троцкому, – нам было бы несравненно труднее справиться с десантом»[878].

Источниковая база не позволяет нам комплексно исследовать борьбу ВЧК с белогвардейской разведкой на Юге России. Находящиеся в распоряжении авторов сведения позволяют судить о том, что велась она с переменным успехом и продолжалась вплоть до разгрома Русской армии в Крыму в ноябре 1920 г. Несмотря на проведенные чекистами операции по выявлению агентуры спецслужб противника, разведка предупредила генерала П.Н. Врангеля о том, что советское командование планирует начать наступление 28 октября, и главком приступил к отводу своих сил к Крымскому перешейку[879].

На Восточном фронте в июне 1919 г. ОО 5-й армии были получены сведения о том, что одна из резидентур белогвардейской разведки обосновалась в городе Бугульме, где дислоцировался штаб 5-й армии. Сведения эти были получены при допросах двух перебежчиков, задержанных на передовых позициях. В одном из них начальник особого отдела Сухачев опознал эсера Семенова, с которым встречался ранее в Петрограде. Семенов показал, что он вместе с Кондаковым, также эсером, добровольно перешел на сторону Красной армии с целью оказать ей помощь в борьбе с колчаковщиной. Оба они являются агентами разведывательного отдела 3-й колчаковской армии, имеют шпионские задания и должны по имеющемуся у них адресу установить связь с действующим в Бугульме резидентом Григорьевым. Перебежчики сообщили пароль для связи, предъявили спрятанный в одежде шифр и код. Оба заявили, что давно решили перейти к красным и лишь ждали удобного случая для этого. Они сообщили также сведения об известных им колчаковских агентах, готовящихся к переброске в Бугульму к Григорьеву.

О результатах допросов Семенова и Кондакова было доложено в РВС Восточного фронта и Сиббюро ЦК РКП(б), осуществлявшему руководство деятельностью большевистского подполья. В бюро знали о существовании в колчаковской армии эсеровской оппозиции, вынашивавшей заговорщические планы, а также и то, что в деятельности отдельных групп партии эсеров в это время наблюдалась тенденция к сближению с большевиками. С учетом этого было решено использовать эсеров в мероприятиях по дезинформированию командования 3-й колчаковской армии.

Семенову и Кондакову дали возможность под наружным наблюдением вступить в контакт с Григорьевым. Наблюдение показало, что эсеры вели себя в соответствии с определенной им линией поведения, Григорьев их не заподозрил в неискренности. Вскоре к резиденту стали прибывать и другие агенты колчаковской разведки. С приходом последнего, седьмого, агента особым отделом была проведена операция по задержанию Григорьева и всех переданных ему на связь агентов. Все арестованные признались в сотрудничестве с разведотделом 3-й колчаковской армии и выразили готовность искупить свою вину перед советской властью.

Спустя месяц после соответствующей индивидуальной работы с каждым перевербованным агентом в стан противника был переброшен внушавший наибольшее доверие сотрудникам особого отдела бывший офицер Перепелкин. Он был снабжен дезинформационными материалами, подготовленными в штабе Восточного фронта. Судя по поведению Перепелкина после его возвращения от колчаковцев, а также по характеру задания, полученного им в разведотделе, противник продолжал верить своим агентам. Тем не менее, чтобы окончательно убедиться в успешном развитии оперативной игры, по тому же каналу к белым был заброшен агент особого отдела «Богданов». Анализ поведения колчаковских разведчиков, проведенный после возвращения агента, показал, что поверили ему не сразу. Его многократно допрашивали, тщательно перепроверяли легенду и даже с целью выяснения его причастности к агентуре особого отдела провели оперативный эксперимент. Оставив агента одного в комнате, где находились «секретные документы», проследили, не проявит ли он к ним интереса. Убедившись, что поведение «Богданова» соответствует легенде, начальник разведотдела полковник М.М. Шохов проинструктировал его, дал задание и связь в Бугульме (инструктаж и задание почти не отличались от тех, что были даны Перепелкину). Агент был переброшен за линию фронта.

Результаты использования «Богданова» позволили чекистам пойти на расширение оперативной игры. К тому же стали поступать данные о некоторой передислокации колчаковских войск. Это свидетельствовало о том, что противник поверил дезинформационным материалам штаба Восточного фронта.

Оперативная игра велась в течение лета и осени 1919 г. Ни один из перевербованных колчаковцев не был заподозрен разведкой противника в связи с ОО 5-й армии. Позже это подтвердил сам начальник разведотдела 3-й колчаковской армии полковник М.М. Шохов, арестованный весной 1920 г. в Красноярске при отступлении колчаковских войск. Он показал, что у него не зародилось и тени сомнения в своих агентах. Вот что показал он на допросе: «Была налажена, как мне казалось, надежная работа. Вся работа велась через Кондакова. От него вначале пришел ко мне Перепелкин, его информация перекрывалась нашими данными, затем ко мне в разведотдел нелегально поступали разведсводки через переходивших линию фронта моих агентов Смирнова (“Богданов”), Кутасова и многих других… Все поступавшее к нам после перепроверки докладывалось командованию… За это я им щедро платил… Выдавал по 50 тысяч рублей и с новыми заданиями направлял в расположение ваших частей… Посылалась мною одна женщина с заданием поступить в штаб 5-й армии, помнится, что такие же задания имели землемер Пименов, еще один учитель, кажется, по фамилии Иванов… Потом в зафронтовую полосу посылал еще двух поляков, четырех женщин, одного артиллериста…» Полковник признал, что такое могло случиться только от неопытности его подчиненных, и заявил, что «никто из нас не был как следует знаком с искусством разведки, все мы были направлены в нее со штабной работы»[880].

Деятельность особого отдела высоко ценил командующий 5-й армиии М.Н. Тухачевский. Информация, поступавшая от чекистов, давала возможность командованию упреждать противника, наносить ему удары в местах, где он меньше всего ожидал появления боевых частей красных. Дезинформация, подготовленная в штабе фронта и продвигавшаяся к противнику силами особого отдела, толкала колчаковцев на частые передислокации и распыление сил, что эффективно использовалось командованием 5-й армии.

Оперативная игра способствовала не только успешному проведению боевых операций на фронте, но также работе по выявлению и обезвреживанию колчаковской агентуры, забрасывавшейся в войска Восточного фронта. По свидетельству одного из членов Сиббюро ЦК РКП(б), за период оперативной игры было обезврежено 80 агентов колчаковской разведки.

В ходе игры особый отдел 5-й армии не смог избежать отдельных ошибок и просчетов. Например, действовавший самостоятельно, не связанный с эсеровской группой перевербованный колчаковский агент Мерешковский оказался предателем. Пользуясь доверием оперативных работников, он добывал секретные сведения и передавал их противнику. Об этом стало известно только в 1920 г., после ареста Шохова и его заместителя Дьяконова и др.

В Дальневосточной республике органы Госполитохраны также проводили активные контрразведывательные мероприятия. Так, в Хабаровске органы ГПО ликвидировали шпионскую группу, сформированную разведкой атамана Г.М. Семенова. Белогвардейцы поддерживали связь с Харбином через владелицу мастерской по пошиву дамских шляп. Была раскрыта и другая группа во главе с владельцем ресторана Феофановым[881].

В апреле 1921 г. Госполитохрана раскрыла крупный заговор в Верхнеудинске. Его готовила подпольная белогвардейская организация, возникшая в начале 1921 г. Организация преследовала цель отделить от ДВР Прибайкалье одновременно с выступлением белогвардейцев во Владивостоке. Руководил ею сын пристава Ионин, командир рабочей роты Верхнеудинского запасного батальона Боровиков и помощник начальника Верхнеудинского отдела милиции Данилов. Называлась организация «Лесной отряд Прибайкальской группы белых». Она имела связь с другими подпольными организациями, оперировавшими в Забайкалье, и с белой армией, действующей в Монголии. В начале 1921 г. в «Лесном отряде» насчитывалось уже более 70 человек. Собирались заговорщики в семи верстах от Верхнеудинска в нескольких землянках глухой лесной местности.

Для решительных действий они сформировали боевой отряд. Начать свою деятельность организация решила с захвата города, для чего по подложным документам заговорщики из местного казначейства сумели получить 37 млн 800 тыс. рублей. Из арсенала они пытались взять 6 пулеметов, 200 винтовок, гранаты, 100 тыс. патронов. Получив это вооружение, белогвардейский отряд должен был захватить город. Однако их планы не осуществились, так как при получении оружия они были задержаны. Госполитохрана арестовала часть заговорщиков, но оставшиеся на свободе организовали наступление на город. После неудачи отряд отступил, ограбив Курбинский лесопильный завод, лавку потребительского общества, разрушив Брянский мост и разоружив во многих местах милицию.

Ликвидацию бандитов по решению начальника облотдела ГПО Ю.М. Букау и начальника гарнизона Лукьянова осуществил сводный отряд из сотрудников ГПО и бойцов гарнизона. Отряд захватил около 100 заговорщиков[882].

В то же время сотрудники Госполитохраны расконспирировали подпольную организацию в городе. Среди ее участников оказались ответственные работники госучреждений, что позволило организации в течение длительного времени избегать разгрома. Так, активными членами белогвардейского подполья были начальник городской милиции Будревич, его помощник Данилов, начальник 2-го участка милиции Крикус, его помощники Торопов-Пудовкин и Игумнов, милиционеры Молчанов и Софронов, исполняющий обязанности хошунной милиции Милашевич, сотрудник уголовного розыска Неволин, сотрудник ГПО Мохнатов, служащие Березовского гарнизона Богданов, Муртазов, работник автопарка Сергиенко и др.

Сведения о подготовке заговора Госполитохрана получила до выступления организации, сотрудники ГПО взяли ее под наблюдение для того, чтобы потом раскрыть ее и получить достаточно улик для предания заговорщиков суду. ГПО арестовала 82 участника подполья, большинство из которых проходило по делу Верхнеудинской контрреволюционной организации, рассмотренному Народным политическим судом в мае 1922 г.[883]

В январе 1921 г. отделом ГПО были получены данные о существовании в Благовещенске нелегальной белогвардейской организации, ставящей своей целью побудить амурчан к вооруженному восстанию и свержению легитимной власти. В процессе ее разработки было установлено, что она является филиалом созданной в г. Сахаляне семеновским генералом Е.Г. Сычевым Амурской военной организации (АВО), штаб которой возглавлял также семеновский генерал К.И. Сербинович. Через него заговорщики имели связь с атаманом Г.М. Семеновым и так называемым «Правительством» во Владивостоке. Нити заговора тянулись через японские военные миссии в Китае к японскому командованию. При штабе Сербиновича находилась его контрразведка, которая обеспечивала безопасность и конспиративность проводимых заговорщиками «съездов», различных сборищ в китайском прикордоне. Под их контролем и с непосредственным участием изготавливалась и распространялась антисоветская литература, распускались слухи, преследующие цели дестабилизировать обстановку на Амуре, спровоцировать часть населения и армии к выступлению против органов государственной власти.

Амурским отделом ГПО выявленные антисоветские группы брались под контроль, пресекалась деятельность вооруженных отрядов из-за рубежа. Чекистами было установлено, что «Штаб военной организации» в Сахаляне наметил начало мятежа на 20–28 апреля. С приближением этой даты наблюдалось общее оживление среди контрреволюционеров. Генералом Сербиновичем через белогвардейскую контрразведку предпринимались меры по подставе чекистам своего лазутчика Старченко. Оперативная игра отделом ГПО была принята. Чекисты в этой операции захватили инициативу в свои руки. В результате были вскрыты намерения амурских заговорщиков. При аресте их руководителя князя Маевского были изъяты дела и переписка, свидетельствовавшие об их замыслах. Для предупреждения выступления из-за рубежа чекистами и военным командованием были приняты меры по усилению охраны границы[884].

В июле 1922 г. ГПО ликвидировала крупнейшую белогвардейскую организацию, сеть которой охватывала всю Дальневосточную республику. Руководил ею читинский монархист, заведующий хозяйством Читинского городского управления, член Народного собрания З.И. Гордеев, который, судя по захваченной ГПО переписке, должен был стать главой будущего правительства. Штаб организации, находившийся в Чите, получал руководящие указания и средства от представителя атамана Г.М. Семенова в Маньчжурии генерала И.Ф. Шильникова.

Из шифрованной переписки между Гордеевым и Шильниковым и материалов, изъятых ГПО при разгроме организации в разных районах, была обнаружена ее цель – поднять восстание в ДВР с одновременным выступлением из полосы отчуждения КВЖД белогвардейских отрядов. Во всех городах и многих крупных селах белогвардейцы организовали ячейки, которые с течением времени должны были развернуться в крупные боевые единицы.

Гордееву подчинялись организаторы, которых Шильников направил в Забайкалье и Прибайкалье для создания новых подпольных групп. Среди них Богатырев – в Сретенском районе, Вальдемаров – в Верхнеудинском, Тарунов – в Акшинском, Марков – в Чикойском и т. д.

Члены белогвардейской организации за время своего существования дважды крали боеприпасы и оружие из артиллерийского склада в Чите, неоднократно портили полотно железных дорог, совершили нападение на санитарный поезд и захватили медикаменты, спустили под откос экспресс, шедший из Верхнеудинска в Читу.

Тщательная организация и законспирированность позволили штабу З.И. Гордеева выполнять ряд заданий маньчжурского центра. Во всех городах и селах Забайкалья и Прибайкалья его агенты успели завербовать достаточное количество помощников. В районе Нерчинского завода, Сретенска, Нерчинска, Акши и Троицкосавска активно действовали боевые группы. члены организации проникли в госучреждения, армию и военные ведомства.

Госполитохране долго не удавалось выявить центр этой организации. Проваливались лишь отдельные ее звенья. Наконец в июле 1922 г. белогвардейский центр был обнаружен. 14 июля органы ГПО приступили к ликвидации гордеевской организации. Все руководители подполья, за исключением самого Гордеева[885] и полковника Васильева, находившихся в это время в районе Мокзона, были арестованы. В результате дальнейшей работы ГПО выявила большинство участников подполья, окончательно разгромив его[886].

Пик противоборства между советской разведкой и белогвардейской контрразведкой на Юге России пришелся на 1919 г., на период развертывания интенсивных боевых действий.

Анализ документов позволяет судить, что спецслужбы красных действовали двумя методами: с одной стороны – засылали в белогвардейские штабы разведчиков-одиночек для сбора информации военного характера, а с другой – проводили массовую заброску агентуры для проведения подрывных мероприятий в тылу войск противника, нередко во взаимодействии с коммунистическими подпольными организациями. Как раз последние в большинстве своем становились объектами разработок деникинской контрразведки.

Белогвардейскими органами безопасности было установлено, что на Северном Кавказе против ВСЮР разведку вели особый отдел и разведвательное отделение штаба 11-й армии под руководством и контролем реввоенсовета армии. Советское командование, намереваясь отрезать нефтяной район от белой армии, начало наступление на Кизляр. Для ведения оперативной разведки, совершения диверсионных актов и агитации среди горского населения и рабочих большевики направили на Северный Кавказ около 600 малоопытных агентов. Главная масса разведчиков, по данным белогвардейской контрразведки, шла на Кизляр, Петровск, Баку, Грозный, остальные – на Ставрополь, Ростов-на-Дону, Великокняжескую, Царицын, Оренбург, Гурьев. Белым удалось захватить часть агентов и выяснить планы красного командования[887].

12 октября 1919 г. начальник КРО при штабе главноначальствующего и командующего войсками Терско-Дагестанского края ротмистр Новицкий докладывал о раскрытии всей организации советской разведки в тылу ВСЮР.

Деникинские спецслужбы установили цели, задачи, районы действий некоторых руководителей Кавказского коммунистического комитета (ККК), занимавшегося разведывательной и иной подрывной деятельностью в тылу ВСЮР. Документально подтверждалась его связь с английской Рабочей партией в Москве, Закавказским крестьянским и рабочим съездом в Тифлисе[888].

Органам безопасности ВСЮР удалось узнать о плане потопления судов Каспийской флотилии, который был выработан ККК совместно с командованием РККА. В октябре 1919 г. контрразведка арестовала основного исполнителя предстоящего диверсионного акта, и вместо него внедрила в организацию своего агента, благодаря чему обладала достоверной информацией о готовящихся взрывах. Вскоре участники подполья были арестованы и преданы военно-морскому суду[889].

В ноябре 1919 г. контрразведка штаба командующего войсками Северного Кавказа отметила, что большевики тратят на разведку и агитацию огромные денежные средства. Более того, для понижения курса рубля и прожиточного минимума советские эмиссары наводнили рынки денежными знаками, чем вызывали недовольство населения белогвардейской властью. Вышеупомянутый Кавказский коммунистический комитет не жалел денежных средств для привлечения к негласному сотрудничеству чинов Добровольческой армии, организации повстанческих движений в тылу ВСЮР, подкупа контрабандистов и администрации. Руководители деникинских спецслужб предлагали властям изымать из оборота те денежные знаки, которые в неограниченном количестве распространяли Советская Россия и Германия[890].

С момента появления в Новороссийском морском порту английских транспортов со снаряжением и вооружением контрразведчики зафиксировали активизацию советской агентуры, сопровождавшуюся уничтожением военных запасов, систематическим торможением подачи артиллерийских снарядов на фронт, хищением обмундирования и т. д.

Портовые рабочие, подверженные большевистской агитации, по данным секретных источников, намеревались саботировать работы по снабжению армии проведением забастовок[891].

Если в разоблачении советских разведывательных организаций белые спецслужбы достигли определенных результатов, то выявление агентов-одиночек, охотившихся за секретами в штабах, для контрразведки оказалось трудновыполнимой задачей. Проникшие в учреждения большевистские агенты зачастую оставались ею нераскрытыми.

Контрразведка не смогла скрыть от разведки противника сосредоточение деникинских армий в районе Донецкого бассейна в феврале 1919 г., что позволило командованию Южного фронта перебросить главные силы на донбасское направление[892].

В июле 1919 г. разведорганы Южного фронта узнали о готовящемся наступлении А.И. Деникина на Курск – Орел – Тулу.

Во время осады Харькова Добровольческой армией штаб большевиков располагал совершенно точными сведениями о численности и расположении белогвардейских частей. При расследовании выяснилось, что агенты под видом сестер милосердия, представителей Красного Креста или перебежчиков вели разведку среди офицеров и солдат, получая необходимые сведения[893].

Не являлся тайной для командующего Юго-Восточным фронтом В.И. Шорина план белогвардейского командования прорваться к Балашову в ноябре 1919 г. Белые тогда смогли взломать оборону на правом фланге 9-й армии, овладеть Новохоперском и ст. Поворино. Но успех они тогда закрепить не смогли – в ходе боев красные перешли в общее контрнаступление[894].

Б.И. Павликовский и А.И. Холодов установили количество кораблей и подводных лодок в Севастополе, численный состав команд и их настроение[895].

Когда Кавказский фронт стоял на реке Маныч, готовясь нанести удар по войскам А.И. Деникина, красная разведка узнала о разногласиях кубанского казачества с белогвардейцами, что во многом способствовало успехам советских войск[896].

Нераскрытой оказалась группа разведчиков киевского подпольного ревкома во главе с Д.А. Учителем (Крамовым), проникшая в штаб генерал-лейтенанта Н.Э. Бредова и поставлявшая важнейшую информацию о планах белогвардейцев командованию Красной армии и партизанско-повстанческих отрядов[897].

В Севастополе, в Морском управлении, также успешно действовала резидентура разведотделения 13-й армии Южного фронта РККА, которая передавала квалифицированные разведывательные данные о составе и передвижении белого флота, артиллерии, запасах топлива на судах, составе команд. По данным крымского исследователя В.В. Крестьянникова, белой «контрразведке не удалось раскрыть эту резидентуру, успешно работавшую до прихода в Севастополь Красной Армии»[898].

Выявление красных агентов-ходоков иногда носило случайный характер. Так, 4 декабря 1919 г. начальник КРО отдела генерал-квартирмейстера Кавказской армии полковник Чурпалев докладывал рапортом начальнику КРЧ, что некто Н. Чистяков был задержан во время переправы на правый берег Волги, у него при обыске обнаружили удостоверение сотрудника разведки большевиков[899].

К исходу войны интенсивность работы фронтовых подразделений военной разведки Красной армии нарастала, о чем свидетельствуют регулярно поступавшие командованию красных агентурные сводки сведений[900].

В мае 1920 г. работавшая в советских штабах белогвардейская агентура обращала внимание руководителей контрразведки на осведомленность красных об оперативных планах командования Русской армии. В частности, она сообщала о том, что большевикам стало заранее известно о намечавшейся переброске корпуса генерала Я.А. Слащева на Керченский полуостров[901]. Но выявление красных «кротов» в собственных штабах для контрразведки оказалось делом трудным. Только после отъезда помощника 2-го генерал-квартирмейстера полковника Симинского в Грузию обнаружилось исчезновение шифра и ряда секретных документов. Проведенное по данному факту расследование выявило принадлежность полковника к советской разведке[902].

Осенью 1920 г. контрразведчики выявили и арестовали двух красных разведчиков – полковника Скворцова и капитана Деконского, которые находились на связи с военным представителем Советской России в Грузии и передавали ему сведения о Русской армии и планах ее командования. После этого случая штабные офицеры обоснованно связывали неудачу кубанской десантной операции главным образом с деятельностью этих лиц[903].

Врангелевская контрразведка больше преуспела в обезвреживании агентов-ходоков. «Руководимая опытной рукой генерала Климовича работа нашей контрразведки в корне пресекала попытки противника, – писал генерал П.Н. Врангель. – Неприятельские агенты неизменно попадали в наши руки, передавались военно-полевому суду и решительно карались»[904].

Позволим себе заметить, что П.Н. Врангель несколько преувеличил роль особого отдела своего штаба в обеспечении безопасности армии и ее тыла. Советские источники опровергают слова главкома. В частности, в сентябре 1920 г. разведка красных точно сообщала о количестве белогвардейских сухопутных войск в Северной Таврии и морских сил, взаимодействующих с английскими, американскими, французскими и итальянскими военными кораблями[905].

На заключительном этапе войны кадровым сотрудникам контрразведки и их агентуре из числа местных жителей ставилась задача по внедрению в органы советской власти. Особой целью для проникновения в большевистские структуры были военно-революционные комитеты, комиссариаты, штабы Красной армии, трибуналы и ЧК. Развитие такой работы и план ее в деталях были доложены начальником штаба главнокомандующего генерал-лейтенантом П.С. Махровым генералу П.Н. Врангелю и были им утверждены[906].

Таким образом, кроме решения задач по оказанию помощи своим войсковым частям непосредственно во фронтовой полосе, органы контрразведки стали решать стратегические задачи по созданию базы для длительной борьбы, рассчитанной на долгие годы.

На северо-западе России белогвардейские спецслужбы тоже вели борьбу с разведкой большевиков, но поскольку документы контрразведки армии генерала от инфантерии Н.Н. Юденича оказались уничтоженными, не представляется возможным отразить данный вопрос в настоящем исследовании. Известно немного. Например, о том, что заведующего гаражом главного начальника снабжения Северо-Западного фронта А. Садыкера предали военному суду по обвинению в передаче красным сведений о деятельности белогвардейских организаций в Финляндии и пропаганде большевизма[907].

В сентябре 1919 г. был сожжен белыми в паровозной топке на ст. Ямбург военный чекист Н.С. Микулин, передававший красным ценную информацию из штаба генерала Н.Н. Юденича[908]. Существуют и другие версии гибели девятнадцатилетнего разведчика, однако причастность к ней белогвардейской контрразведки не просматривается[909].

На Севере России отмечались случаи взаимодействия ВРО – ВРС со спецслужбами интервентов в борьбе с разведкой противника. Например, 2 октября 1918 г. союзный военно-контрольный отдел, получив сведения от английского Адмиралтейства, сообщил военно-регистрационному отделению о следовании в Архангельск известного немецкого террориста барона Раутерфельса и группы его помощников с целью уничтожения военных складов. Среди указанных Адмиралтейством фамилий значился некто П.Э. Персон. Контрразведчики обнаружили последнего при проверке парохода «Михаил Сидоров» и заключили в тюрьму для выяснения личности. Однако следственными мерами не удалось установить причастность Персона к немецкой разведке и выяснить его задачи. В связи с заключением перемирия с Германией его освободили под поручительство шведского вице-консула в Архангельске[910].

Первый опыт борьбы ВРО с советской агентурой оказался неудачным. Контрразведчики не смогли выявить красного разведчика Ф.А. Миллера в Олонецкой губернии, предотвратить утечку сведений о численности прибывающих на Север войск интервентов в штаб северо-восточного участка завесы[911].

Для улучшения противодействия советской разведке белые предприняли ряд мер. В частности, на большинстве дорог были установлены кордоны численностью до шести человек на каждом для воспрепятствования перехода агентуры через линию фронта[912]. Однако таким образом белым не удалось полностью поставить заслон проникновению агентуры красных. Некоторых красных разведчиков ВРС удалось выявить как с помощью секретной агентуры, так и благодаря поддержке правоохранительных органов и представителей общественных организаций.

ВРС перехватила инструкцию особого отдела разведчикам, работавшим на фронте и в тылу, в которой был приведен перечень сведений, интересовавших советскую разведку. В мае – июне 1919 г. ВРС смогла скрыть от командования 6-й армии прибытие в Архангельск двух британских бригад[913].

С помощью военной цензуры удалось вскрыть разведывательную деятельность коменданта 5-го Северного стрелкового полка А. Бровкова и солдата П.К. Телова[914]. По мнению А.А. Иванова, успехи военной цензуры на поприще борьбы с советским шпионажем были эпизодическими, «суммарная эффективность цензорской службы оставляла желать лучшего»[915].

В Сибири красная разведка делала ставку на массовость. Для сбора сведений в тылу белых вербовались возвращавшиеся домой из австрийского и германского плена офицеры и солдаты. Со временем колчаковская контрразведка научилась отличать настоящих военнопленных от мнимых. Советских разведчиков, как правило, выдавало наличие с собой больших денежных сумм[916]. По полученным контрразведывательным отделением при штабе ВГК сведениям, каждая партия военнопленных, переходившая фронт, насчитывала в себе от 5 до 10 % большевистских пропагандистов, снабженных соответствующими документами. Среди советских агентов также были пленные сербы, карлики, женщины и дети, которым рекомендовалось поступать рассыльными в военные учреждения. Например, при штабе 1-й армии находился 13-летний советский разведчик В.В. Вейверов[917].

Красные спецслужбы применяли и другие приемы для заброски своей агентуры: отправляли вплавь на бревне, под видом перебежчиков, при отступлении подвергали порке и оставляли. Контрразведка узнавала о таких приемах, кстати, от перебежчиков. Они также сообщали о проникнувших в штабы белогвардейских воинских формирований большевистских агентах, главным образом офицерах и «интеллигентных женщинах»[918].

Иногда сведения об агентуре, направленной в тыл белой армии, поступали в штабы из разведывательных органов вышестоящих штабов. Например, начальник разведки штаба Западной армии капитан Горецкий 26 января 1919 г. направил начальникам штабов 1-го Волжского, 2-го Уфимского, 3-го и 6-го Уральских корпусов телеграммы о заброске 3-х советских агентов в расположение белых войск, с указанием возраста и примет[919]. Как удалось контрразведке реализовать полученную информацию, осталось неизвестным.

Колчаковская контрразведка не смогла поставить надежный заслон массовой заброске советской агентуры, хотя и пыталась ей противодействовать. Так, возвращавшихся из плена офицеров, намеревавшихся занять высокие посты в армейских структурах, зачисляли в резерв при Ставке, подозрительных подвергали проверке. Для выявления красных разведчиков белогвардейские спецслужбы в каждую партию военнопленных стремились внедрить своих негласных сотрудников[920].

Несмотря на принятые меры, разоблачать разведчиков и агентов противника колчаковским спецслужбам удавалось редко. Так, с ноября 1918 г. по август 1919 г. КРЧ при штабе ВГК возбудила лишь 5 дел по обвинению в шпионаже, притом 2 из них было прекращено[921].

После разгрома армии адмирала А.В. Колчака контрразведывательные органы правительств и армий, образованных в Приморье, вели борьбу в основном с разведдеятельностью красных спецслужб: управления политической инспекции и разведупра НРА ДВР, главного управления Госполитохраны ДВР, осведомительного отдела (осведотдел) военно-технического отдела (ВТО) Приморского областного комитета РКП (б) («партийной разведки»), а также военно-технического центра (ВТЦ) межпартийного социалистического бюро (МСБ).

Военная и партийная разведки старались внедрить свою агентуру в различные учреждения и воинские части белых. Например, осведомительному отделу удалось завербовать агентов в Судебной палате (А.Л. Слонова-Трубецкая), милицейско-инспекторском отделе МВД (И. Берг), в штабе Дальневосточной армии (подполковник К.П. Новиков) и т. д.[922]

В середине июня 1921 г. ВТО Межпартийного социалистического бюро, в состав которого входили большевики, развернули агентурную сеть в белых штабах, добывали и фотографировали документы. Контрразведка выявила и арестовала некоторых членов ВТО. Устроив им побег, контрразведчики убили П.Г. Пынько, И. Портных, В. Пашкова, В.В. Иванова, И.В. Рукосуева-Ордынского. Последний, будучи полковником русской армии, вступил в РКП(б) весной 1919 г., когда служил в штабе колчаковского наместника во Владивостоке генерала С.Н. Розанова. Уже тогда он вел пропагандистскую и разведывательную работу в белой армии, но так и остался не раскрытым контрразведкой[923].

Осенью 1921 г. стала прорабатываться возможность двух параллельных антимеркуловских заговоров: большевистского и эсеровского. Нелегально работавший во Владивостоке уполномоченный правительства ДВР Р.Л. Цейтлин получил инструкции придерживаться позиции возможного компромисса с белогвардейцами и перехода их на сторону ДВР, с условием роспуска всех воинских частей. Военный совет Народно-революционной армии отдал приказ командующему войсками НРА и партизанскими отрядами Приморской области А.П. Лепехину ускорить подготовку переворота во Владивостоке. В октябре 1921 г. Военсовет партизанских отрядов Приморья вновь направил во Владивосток в распоряжение Приморского облревкома Л.Я. Бурлакова, который должен был активизировать деятельность «партийной» разведки.

Большевики считали, что их поддерживает треть Ижевского полка, а четверть всех каппелевцев сочувствует идее переворота. Подпольные ячейки установили связь с партизанами, отправляли им оружие и медикаменты. Партизаны принимали также перебежчиков из белой армии.

Однако контрразведка Временного Приамурского правительства с помощью японских спецслужб раскрыла заговор благодаря внедренной в ряд государственных учреждений ДВР агентуре. В частности, Н. Антонова (она же Виноградская, она же Бутенко) сумела завоевать доверие и получила поручение осуществлять связь из Хабаровска с коммунистическим подпольем во Владивостоке. Таким образом были провалены ряд подпольных партийных и комсомольских организаций. Другой агент – Черненко – была шифровальщицей и выдала подпольщиков-комсомольцев.

10 октября 1921 г. во Владивостоке начались аресты. 15 октября на квартире доктора Моисеева неизвестными в военной форме был убит скрывавшийся там Р.Л. Цейтлин. В результате провала в тюрьму попали более 200 подпольщиков, в т. ч. 120 офицеров – членов подпольных ячеек в каппелевских частях[924].

Серьезные потери понес и осведомительный отдел ВТО. Начальнику разведпункта штабс-капитану Попову удалось внедрить своего агента А.И. Иваненко в коммунистическую организацию, которая в течение 12 дней выявила несколько конспиративных квартир, в том числе квартиру сотрудницы осведотдела Н.С. Буториной.

В последующем были арестованы руководители и ряд сотрудников отдела П.К. Евтушенко и А.В. Одинцов, Н.С. Буторина, П.С. Думбровский, Н.А. Чукашева, М.К. Шмидт, Т.С. Юркевич, А.Л. Слонова-Трубецкая и К.П. Новиков. Дознание по этому делу 17 октября – 22 ноября 1921 г. велось информационным отделением административного отдела МВД Временного Приамурского правительства. В ходе проведенных у подпольщиков обысков были обнаружены материалы разведывательного характера[925].

С помощью своей агентуры белогвардейским спецслужбам удавалось периодически выявлять большевистских разведчиков. Например, 22 апреля 1922 г. начальник КРО управления 1-го генерал-квартирмейстера военно-морского ведомства сообщал о прибытии из Дальневосточной республики в Харбин красного агента И. Муравейчика[926].

Несмотря на нанесенные удары по разведке красных, белая контрразведка не смогла предотвратить утечку секретных сведений из своих штабов. Приведем лишь несколько примеров. В июле 1922 г. резидентурой красных была получена подробная информация о политическом положении в Приморье, дислокации каппелевских, семеновских и японских частей, другие секретные документы. В августе резидентурой военной разведки был получен обширный хорошо детализированный информационный материал о политическом и военном положении в Приморье, составе, дислокации и передвижении частей Земской рати и военных грузов. В конце июля – начале августа осведотдел добыл первые сведения о планах генерала М.К. Дитерихса начать новое наступление[927].

Несмотря на то, что Советская Россия и белогвардейские государственные образования являлись непримиримыми противниками и воевали друг с другом, используя имевшийся у них арсенал сил и средств, однако в сфере тайной войны они боролись против общего противника – спецслужб интервентов.