Глава 7 Французское общество в годы Первой мировой войны

Партийно-политическая система

Накануне войны Франция управлялась правительством, образованным в результате парламентских выборов 26 апреля — 10 мая 1914 г. В выборах участвовали девять левых, центристских и правых партий. На первое место — как и на предыдущих парламентских выборах 1910 г. — вышли радикалы (Республиканская партия радикалов и радикал-социалистов), которые возглавляли французское правительство с 1906 г.

Радикалы считались левой партией, защитниками «простых людей» и «средних французов», противниками крупного капитала, сторонниками отделения церкви от государства и от школы. На выборах 1914 г. они получили более 1,5 млн голосов избирателей и 136 парламентских мандатов из 592. Этого не хватало для парламентского большинства, необходимого при формировании правительства, и радикалам, как и в прошлые годы, пришлось искать союза, с одной стороны, с республиканцами и демократами из центристских группировок, самой крупной из которых был «Демократический Альянс» (официально — «Республиканско-демократический Альянс»), а с другой стороны, с так называемыми независимыми социалистами.

«Демократический альянс» возглавляли политические деятели, которых во Франции называли «умеренными республиканцами». Они были сторонниками республики и демократических свобод, одобряли закон об отделении церкви от государства и от школы, но осуждали социализм.

«Независимые социалисты» представляли собой группу политиков социалистического толка, готовых — в отличие от официального руководства Французской социалистической партии — участвовать в буржуазных правительствах.

В результате было сформировано коалиционное левоцентристское правительство. Видный деятель «независимых социалистов» Рене Вивиани стал председателем Совета министров (премьер-министром), а президентом республики остался один из самых известных французских политиков, видный деятель «Демократического Альянса» Раймон Пуанкаре, избранный на этот пост еще в 1913 г.

Правую оппозицию правительству Пуанкаре — Вивиани составляли монархисты, главной силой которых являлась организация «Action francaise» («Французское действие») и близкие к ним правые националисты, объединившиеся в «Лигу патриотов». Левую оппозицию представляла Французская социалистическая партия. Она являлась секцией Второго Интернационала, и поэтому ее часто именовали СФИО (по первым буквам французского названия «Французская секция рабочего (то есть Второго) интернационала»).

На выборах 1914 г. СФИО собрала голоса 1,4 млн избирателей (почти на 300 тыс. больше, чем на предыдущих выборах) и завоевала 102 парламентских мандата. Вожди СФИО — Жюль Гед и Жан Жорес — считали себя марксистами и выразителями интересов рабочего класса. Они были уверены, что правительство Пуанкаре — Вивиани служит интересам крупной буржуазии, проводит милитаристскую политику и может вовлечь Францию в войну с Германией. Подобно всем партиям Второго Интернационала, они обещали руководствоваться принятой в 1907 г. на конгрессе Второго Интернационала в Штутгарте резолюцией, которая призывала социалистов бороться против милитаризма, национализма и войны, против капитализма и власти буржуазии.

«В случае возникновения войны социалисты обязаны приложить все усилия к тому, чтобы ее как можно скорее прекратить, и всеми силами стремиться использовать порождаемый войной экономический и политический кризис для того, чтобы пробудить политическое сознание народных масс и ускорить крушение господства класса капиталистов», — говорилось в этой резолюции.

Одним из главных методов борьбы против войны французские социалисты считали всеобщую стачку. На чрезвычайном съезде Французской социалистической партии 14–15 июля 1914 г. (за две недели до войны) большинство делегатов проголосовало за предложенную Жоресом резолюцию, которая рекомендовала ответить на угрозу войны всеобщей стачкой рабочих всех воюющих стран. Правда, в устном выступлении Жорес сделал многозначительную оговорку: если мир не удастся сохранить, «социалисты выполнят свой долг».

Гед не согласился с резолюцией Жореса, утверждая, что войну нельзя предотвратить без свержения капитализма, порождающего войну. Он доказывал, что одновременная всеобщая стачка рабочих всех воюющих стран маловероятна, а попытка ее организовать может помешать мобилизации в той стране, где рабочее движение более развито и, следовательно, всеобщая стачка будет более успешной.

В недели, предшествующие войне, Жорес постоянно выступал с призывами к сотрудничеству с немецкими социалистами, за мирное улаживание разногласий с Германией. Националистические газеты называли его агентом Германии. Начитавшись этих газет, молодой роялист Рауль Виллен решил убить Жореса. 31 июля 1914 г., за день до объявления Германией войны России, он через открытое окно кафе «Круассан» застрелил Жореса, сидевшего там за столиком. Все политические партии выразили возмущение убийством Жореса. Убийца был схвачен и отправлен в тюрьму[92].

Горячими приверженцами всеобщей стачки были французские профсоюзы, объединившиеся в 1895 г. во Всеобщую Конфедерацию труда (ВКТ). Генеральный секретарь ВКТ Леон Жуо и другие лидеры ВКТ руководствовались доктриной анархо-синдикализма, согласно которой профсоюзы являются высшей формой организации рабочего класса, а всеобщая стачка — самым действенным средством борьбы за освобождение рабочих от капиталистической эксплуатации. В программных документах ВКТ, особенно в так называемой Амьенской хартии 1907 г., указывалось, что ВКТ ведет классовую борьбу за «полное освобождение» трудящихся, за ликвидацию системы «наемного труда и предпринимательства», путем «экспроприации капитала». Анархо-синдикалисты отказывались участвовать в политической борьбе и в выборах, считая их только фарсом для обмана трудящихся. Они отдавали предпочтение «прямому действию»: бойкоту, саботажу, забастовкам и, как крайнему средству, — всеобщей стачке. Многие рядовые члены профсоюзов считали себя революционерами, борющимися с властью буржуазии. В ходе различных акций «прямого действия» они нередко вступали в столкновения с полицией и попадали в тюрьму.

Опасаясь, что в случае мобилизации или войны члены профсоюзов и социалисты могут организовать всеобщую стачку и парализовать действия правительства, власти заранее составили список около 3 тыс. активистов профсоюзного и антивоенного движения («Список Б»), подлежащих превентивному аресту в случае войны.

«Священное единение»

28 июля 1914 г., когда Австро-Венгрия объявила войну Сербии, военный министр потребовал немедленно приступить к арестам по «списку Б». Министр внутренних дел радикал Луи Мальви решительно возражал. Зная о настроениях руководства СФИО и ВКТ, он доказывал, что с лидерами профсоюзов и социалистов можно договориться, тогда как их арест чреват очень серьезными последствиями. Правительство согласилось с Мальви, и он тут же послал на места телеграмму с приказом никого не арестовывать по «списку Б».

1 августа 1914 г. Германия объявила войну России, и стало окончательно ясно, что Франция, связанная с Россией договором о взаимной помощи, будет неизбежно втянута в войну. Президент Пуанкаре отдал приказ о всеобщей мобилизации.

Был разгар полевых работ, крестьяне, составлявшие большинство населения Франции, часто не умели читать и не сразу узнали о мобилизации, но вопреки опасениям военных, никаких протестов она не вызвала. На сборные пункты не явились всего лишь 1,5–2 % подлежащих мобилизации. Подавляющему большинству французов казалось совершенно естественным, что в случае войны надо защищать свою страну. Проблемы возникли только у социалистов и профсоюзных деятелей, потому что им приходилось выбирать между прежней антивоенной политикой и национальными чувствами. 1 августа 1914 г. в день объявления мобилизации Мальви встретился с Генеральным секретарем ВКТ Жуо и обещал ему освободить профсоюзных активистов, арестованных в довоенное время. Со своей стороны, Жуо сказал, что профсоюзы не будут создавать трудностей для правительства. 2 августа руководители СФИО собрали в Париже совещание для обсуждения вопроса о позиции социалистов в надвигающейся войне. Жореса уже не было в живых, Гед отсутствовал по болезни, а остальные руководители партии, несмотря на прежние обещания ответить на угрозу войны всеобщей стачкой, говорили, что продолжение антивоенной политики невозможно. «Печальная судьба насильно приводит нас к оборонительной войне», — сказал секретарь СФИО Гиацинт Дюбрейль. Его поддержали все остальные руководители партии, в том числе зять Маркса Жан Лонге, участник Парижской коммуны Эдуард Вайян, лидер парламентской фракции СФИО Марсель Самба. К ним вскоре присоединился и Жюль Гед.

В тот же день, 2 августа, руководители ВКТ опубликовали призыв «К пролетариям Франции», где говорилось, что усилия по спасению мира оказались тщетными и надо считаться с фактом надвигающейся войны. Это означало, что о всеобщей антивоенной стачке не может быть и речи.

Вечером 3 августа Германия, лживо ссылаясь на то, что «французские отряды» будто бы перешли границу Германии, а французские летчики нарушили нейтралитет Бельгии, объявила войну Франции. Немецкие войска вторглись в Бельгию.

Известие об объявлении войны вызвало во Франции взрыв национальных чувств и готовность «защищать отечество». Во Франции, так же как в Германии и других воюющих странах, люди искренне верили, что именно их страна стала жертвой агрессии, именно она ведет справедливую оборонительную войну, борется за правое дело и, несомненно, вскоре победит.

«Эльзас и Лотарингия — французские земли». Французский плакат.

4 августа 1914 г., одновременно с заседанием немецкого рейхстага, в Париже открылась чрезвычайная сессия французского парламента. Депутаты, стоя в полном молчании, выслушали послание президента Пуанкаре, которое зачитал председатель Совета министров. Обвинив Германию и Австро-Венгрию в «грубой и преднамеренной агрессии», Пуанкаре призвал всех французов без различия партий к «священному единению» перед лицом врага. Так же, как депутаты немецкого рейхстага, депутаты французского парламента единогласно и без прений проголосовали за дополнительные военные кредиты и предоставили правительству чрезвычайные полномочия для ведения войны. По воспоминаниям современников, заседание проходило в обстановке небывалого энтузиазма. Все депутаты — от монархистов до социалистов, демонстрировали готовность к «священному единению». Бывший коммунар социалист Вайян обнимался с бывшим версальцем, монархистом де Мэном.

На улицах Парижа толпы людей провожали солдат, отправлявшихся на фронт. Женщины бросали им цветы, кричали: «В бой на Берлин!»

Жуо, выступая 4 августа на похоронах Жореса, заявил, что профсоюзы будут поддерживать правительство в войне, которая для Франции «является войной за право и республиканскую свободу».

Через несколько дней социалисты по предложению Пуанкаре и Вивиани вошли в состав правительства. Марсель Самба стал министром общественных работ, а Жюль Гед, всю жизнь боровшийся против участия социалистов в буржуазных правительствах, — министром без портфеля. В марте 1915 г. еще один видный социалист, бывший ученик Жореса, Альбер Тома, инженер по образованию, был назначен заместителем военного министра по снабжению, а затем министром вооружения. Жуо вошел в правительственную комиссию по экономике.

Отказ социалистической партии от борьбы против войны и ее участие в буржуазном правительстве вызвали такое недоумение и недовольство рядовых социалистов, что руководству СФИО пришлось оправдываться. 28 августа 1914 г. в центральном печатном органе СФИО — газете «Юманите», которую после убийства Жореса возглавил один из самых рьяных сторонников сотрудничества с правительством Пьер Ренодель, был опубликован Манифест руководства Социалистической партии. Там говорилось: «Если бы речь шла об обыкновенном участии в буржуазном правительстве, то ни наши друзья (вступившие в правительство. — Прим. В. С.), ни мы не дали бы своего согласия. Речь идет о будущем нации, о жизни Франции. Партия не знала здесь никаких колебаний».

Во Франции, как и в других воюющих странах, с началом войны произошла перегруппировка политических сил, объединившихся на основе политики «священного единения» и «защиты отечества». Руководство Социалистической партии отреклось от социалистических принципов, провозглашенных в резолюциях Второго Интернационала, а сам интернационал распался на враждующие друг с другом партии.

Большевики во главе с Лениным расценили этот факт как измену лидеров Второго Интернационала и их переход на позиции социал-шовинизма.

Во французских газетах развернулась пропагандистская кампания по созданию «образа врага». Германию обвиняли в развязывании войны, в нападении на Бельгию, в разрушении памятников культуры на захваченных территориях, в зверствах по отношению к мирному населению. Публиковались рисунки, на которых немецкий солдат со зверским выражением лица готовится проткнуть штыком маленькую беззащитную девочку. Немцев представляли в виде диких варваров, кровожадных зверей. Постоянно ссылались на то, что немцы сожгли и разграбили богатейшую библиотеку католического университета города Лувен в оккупированной ими Бельгии, подвергли бомбардировке чудо средневекового искусства Реймский собор во Франции.

Особенное возмущение вызвало потопление немецкой подводной лодкой английского пассажирского парохода «Лузитания», в результате чего погибли все его 1196 пассажиров, включая женщин и детей, в том числе 139 граждан тогда еще нейтральной страны — США.

Деятельное участие в разжигании ненависти к врагу приняли виднейшие представители французской интеллигенции: ученые, писатели, артисты. В ответ на манифест 93 выдающихся немецких ученых, заявивших, что если бы Германия не вступила в войну, немецкая культура «была бы стерта с лица земли», ученые всех 5 французских Академий и 13 университетов тоже опубликовали обращение, в котором утверждали, что именно агрессия со стороны Германии угрожает мировой культуре. Знаменитые французские историки Эрнест Лависс и Альфонс Олар уличали Германию в агрессии, утверждали, что Франция должна вернуть себе утраченные после Франко-прусской войны Эльзас и Лотарингию, а заодно и земли по левому берегу Рейна, население которых в прошлом было связано с Францией.

Все это обеспечивало морально-политическое сплочение французского общества вокруг лозунгов «священного единения», защиты отечества и реванша за проигранную в 1870 г. войну.

Осадное положение

С началом войны во Франции были введены в действие старые законы об осадном положении, принятые еще в 1849 и 1878 гг. Согласно этим законам, поддержание общественного порядка возлагалось на военные власти. Они получили право запрещать собрания, демонстрации, забастовки и публикации, способные, согласно официальной терминологии, «нарушить общественный порядок». Военные трибуналы, заседавшие без участия адвокатов, могли судить не только военных, но и гражданских лиц. Была введена цензура печатных изданий. Газеты выходили с белыми пятнами, указывающими, что на их месте должен был находиться запрещенный цензурой текст.

Все выборы откладывались до окончания войны.

Парламент после заседания 4 августа 1914 г. разошелся, и было неясно, когда он вновь соберется.

Власть осуществляло правительство и военное командование, причем главнокомандующий французской армией генерал Жоффр руководил военными действиями самостоятельно, не слишком считаясь с правительством и тем более с парламентом.

Цензура не пропускала никаких сведений об успешном наступлении немецких войск, приближавшихся к Марне, но 30 августа 1914 г. немецкие самолеты впервые бомбардировали Париж, а 2 сентября ошеломленным французам объявили, что правительство переезжает из Парижа в Бордо — крупный город и порт на крайнем юго-западе Франции. Решение об эвакуации правительства было принято по рекомендации Жоффра, который опасался, что его войска не смогут удержать столицу. В ночь с 2 на 3 сентября в крайней спешке, забрав из банка золотой запас, а из архивов — секретные документы, правительство, президент и парламент перебрались в Бордо. Там они оставались почти 4 месяца, вплоть до 22 декабря, когда битва на Марне закончилась победой французов и фронт стабилизировался.

Вернувшись в Париж, парламент возобновил свои заседания и депутаты постарались вернуть ему основные функции: принятие бюджета, формирование правительства, контроль за действиями исполнительной власти и военного командования.

Постепенно в парламенте и в печати стала появляться сначала очень осторожная, а затем и более резкая критика правительства и военного командования — обычно в связи с неудачами на фронте и в тылу. С мая 1915 г. Палата депутатов и Сенат начали устраивать секретные заседания, где депутаты и сенаторы могли свободно критиковать правительство.

Самым яростным критиком был сенатор Жорж Клемансо, один из основателей радикальной партии, прозванный «тигром» за свою энергию, решительность и беспощадность к противникам. Председатель Совета министров в 1906–1909 гг., неутомимый проповедник реванша за поражение Франции во Франко-прусской войне, Клемансо был убежденным республиканцем и антиклерикалом, но в то же время противником революционного рабочего движения. В основанной им газете «Омм либр» («Свободный человек») Клемансо, не стесняясь в выражениях, поносил правительство за непредусмотрительность и неумелое ведение войны, а когда его газета была закрыта цензурой, переименовал ее в «Омм аншене» («Скованный человек») и продолжал свою критику.

Будучи председателем двух важнейших сенатских комиссий — комиссии по военным делам и комиссии по иностранным делам, Клемансо не упускал случая обрушиться на правительство, требуя ведения войны до победного конца, подавления антивоенной пропаганды, возвращения Франции Эльзаса и Лотарингии и присоединения левого берега Рейна.

Хотя все партии проводили политику «священного единения», правительства были неустойчивыми. За три года — с 1914 по 1917 г. — во Франции сменилось шесть правительств. Дважды их возглавлял Вивиани и дважды его однопартиец, блестящий оратор и ловкий дипломат, «независимый социалист» Аристид Бриан — один из самых опытнейших французских политиков, который до этого уже успел четыре раза побывать премьер-министром[93].

Военно-государственный капитализм

Ход событий опроверг довоенные представления о том, что война будет короткой и ее можно вести за счет довоенных запасов боеприпасов, сырья и продовольствия. Как и другим воюющим странам, Франции пришлось перестраивать свою экономику на военный лад при помощи государства.

Положение осложнялось тем, что уже в августе-сентябре 1914 г. Германия оккупировала 10 наиболее развитых в промышленном отношении северных и восточных департаментов Франции и удерживала их до конца войны. В довоенное время на их долю приходилось более 80 % выплавки чугуна, свыше 60 % выплавки стали, около 50 % добычи каменного угля, 50 % сбора сахарной свеклы, примерно 20 % сбора пшеницы. В оккупированных департаментах находились крупные предприятия металлообрабатывающей, химической и текстильной промышленности.

Чтобы восполнить урон, причиненный немецкой оккупацией северо-восточных департаментов, правительство финансировало строительство новых промышленных предприятий и расширение посевов сельскохозяйственных культур в центральных и юго-западных районах Франции.

Потребности войны вынудили правительство ввести монополию на внешнюю торговлю и операции с иностранной валютой. Обмен бумажных денег на золото запретили. Железные дороги и торговый флот перешли под контроль государства. Оно в невиданных ранее размерах закупало у частных фирм сырье, продовольствие и другие товары по высоким «военным ценам», в массовом порядке импортировало их из США и Великобритании.

Правительство устанавливало цены и заработную плату, распоряжалось рабочей силой. Часть квалифицированных рабочих и техников была отозвана из армии и направлена в военную промышленность. Рабочий день увеличили до 10–12 часов. Ушедших на фронт мужчин заменили женщины, старики, подростки. Были созданы государственные комитеты и комиссии из правительственных чиновников, крупнейших банкиров и предпринимателей, которые распределяли военные заказы, сырье, правительственные кредиты и субсидии. Их руководителями обычно были финансисты и промышленники, имевшие связи в правительственных кругах. Так, собственник знаменитых предприятий по производству вооружения, «пушечный король» Евгений Шнейдер координировал производство вооружения, магнат электротехнической промышленности Эрнест Мерсье занимался заказами на электрооборудование, владелец автомобильных заводов Луи Ситроен ведал производством артиллерийских снарядов и распределением сырья для промышленности. Это в огромной степени усиливало роль и влияние крупнейших монополистических объединений и связанных с ними получателей крайне выгодных военных заказов.

Военная промышленность. Французский плакат.

Потребление продовольственных товаров, угля, бензина постепенно ограничивалось, хотя гораздо медленнее, чем в Германии, и другими методами. Только в январе 1917 г. были введены ограничения на покупку угля, сахара и картофеля. Кондитерские магазины были закрыты два дня в неделю, мясные лавки — два, потом три дня в неделю.

В январе 1918 г. ввели наконец карточки на хлеб — по 300 г в день на человека. Запретили продажу бензина для частных автомобилей.

Огромные государственные расходы покрывались повышением налогов, внутренними и внешними займами и выпуском ничем не обеспеченных бумажных денег. За годы войны количество бумажных денег увеличилось в 6 раз по сравнению с довоенным уровнем, задолженность государства по внутренним займам — в 2,5 раза, по внешним займам — еще больше.

Экономическое положение Франции было лучше, чем положение Германии, блокированной англо-французским флотом, но оно все же стало очень тяжелым. За годы войны цены выросли в 4 раза, далеко обогнав увеличение заработной платы. Снабжение продовольствием было недостаточным. Товары первой необходимости исчезли из продажи. Появились большие очереди. Возник «черный рынок», обогащавший спекулянтов.

Рабочее и антивоенное движение

Война и политика «священного единения» привели к упадку рабочего и антивоенного движения. Из-за мобилизации распались многие организации Социалистической партии и профсоюзов. Забастовки стали крайне редкими и только экономическими. С августа по декабрь 1914 г. произошли лишь 17 небольших стачек, в которых в общей сложности участвовало менее 1 тыс. рабочих.

Антивоенное движение почти прекратилось. Многие его участники считали, что во время войны надо защищать отечество; остальные не решались открыто высказывать антивоенные взгляды, опасаясь прослыть пораженцами.

В первые месяцы войны только писатель Ромен Роллан, поселившийся в Швейцарии, выступал там в печати со статьями (вошедшими в 1915 г. в книгу «Над схваткой»), призывая интеллигенцию Европы объединиться против войны. Однако непредвиденно длительная и тяжелая война с ее огромными потерями и бедствиями, которых раньше никто не ожидал, привела к возрождению антивоенных настроений. В некоторых профсоюзах и отдельных федерациях Социалистической партии постепенно сложилось антивоенное меньшинство, наиболее видными фигурами которого были руководители профсоюзов металлистов и бочаров Альфонс Мергейм и Альбер Бурдерон, а в Социалистической партии — зять Маркса Жан Лонге.

В сентябре 1915 г. Мергейм и Бурдерон вопреки руководству ВКТ отправились в Швейцарию для участия в Циммервальдской конференции, где — впервые за время войны — встретились социалисты и пацифисты из обеих воюющих коалиций. Мергейм и Бурдерон отказались присоединиться к представленной Лениным резолюции «циммервальдского меньшинства», которая называла войну империалистической, призывала к превращению ее в гражданскую и к революционному свержению власти буржуазии. Резолюция «циммервальдского меньшинства» клеймила «измену» лидеров Второго интернационала, обвиняла их в социал-шовинизме, предлагала порвать с ними и основать новый, революционный Третий интернационал.

Вместе с большинством участников Циммервальдской конференции Мергейм и Бурдерон подписали манифест «К пролетариату Европы» с призывом бороться за мир без аннексий и контрибуций, на основе самоопределения наций; не голосовать за военные кредиты и не участвовать в буржуазных правительствах.

Руководство Социалистической партии осудило «двух граждан», которые встретились с социалистами из вражеских государств. Руководимая Реноделем «Юматине» назвала их пораженцами, но Мергейм и Бурдерон продолжали антивоенную пропаганду. Мергейм по преимуществу действовал в профсоюзах, а Бурдерон, являвшийся членом Социалистической партии, еще и среди социалистов. Они написали брошюру «Почему мы поехали в Циммервальд» с изложением решений циммервальдского большинства. Мергейм напомнил их содержание в редактируемой им газете в форме «Письма к подписчикам». Бурдерон выступил на собрании федерации Социалистической партии в столичном департаменте Сены, требуя выхода социалистов из правительства и отказа от голосования за военные кредиты. Представленная им резолюция собрала всего 76 голосов, а резолюция в поддержку руководства СФИО — 2732 голоса, но это показывало, что в Социалистической партии, как и в ВКТ, складывается левое, пацифистское антивоенное меньшинство.

В январе 1916 г. Мергейм и Бурдерон основали «Комитет по восстановлению международных связей», который занялся установлением контактов с социалистами и пацифистами разных стран. Председателем комитета сначала был Мергейм, а потом революционно настроенный левый социалист Фернан Лорио — через несколько лет он стал одним из основателей французской компартии. В комитет входили разные люди, в том числе находившаяся в эмиграции во Франции большевичка Инесса Арманд, которая пропагандировала идеи Ленина.

В 1916 г. тяжелейшие сражения под Верденом и на Сомме привели к усилению антивоенных и антиправительственных настроений. В апреле 1916 г. в Швейцарии в местечке Кинталь собралась вторая Циммервальдская (Кинтальская) международная конференция социалистов, обсуждавшая вопрос об отношении пролетариата к проблеме мира. Мергейм и Бурдерон не смогли туда попасть, потому что правительство отказалось выдать им необходимые для такой поездки заграничные паспорта. Зато на Кинтальскую конференцию в частном порядке, не считаясь с руководством СФИО, приехали три депутата-социалиста: Пьер Бризон, Александр Блан и Раффарен Дюжан. Так же, как раньше Мергейм и Бурдерон, они отказались присоединиться к руководимому Лениным «Циммервальдскому меньшинству», но подписали принятое большинством делегатов обращение «К разоряемым и умерщвляемым народам», призывая социалистов Европы не участвовать в буржуазных правительствах и не голосовать за военные кредиты. Вернувшись во Францию, все трое «кинтальцев» проголосовали против военных кредитов. Это первое за годы войны антивоенное голосование произошло в июне 1916 г. — через полтора года после аналогичного голосования Карла Либкнехта в немецком рейхстаге.

Лонге отмежевался от «кинтальцев», заявив, что он по-прежнему будет голосовать за военные кредиты. В результате наметился разрыв между центристами, которые следовали за Лонге, и более левыми противниками правительства, самым видным деятелем которых был тогда Бризон.

Состоявшийся в августе 1916 г. съезд Социалистической партии осудил «опасный уклон к Кинталю», но резолюция, представленная «кинтальцами» и сторонниками Лонге, собрала 1081 голос против 1850 голосов, поданных за резолюцию руководства СФИО. Это было уже очень значительное меньшинство. По подсчетам русского посла в Париже, более трети делегатов съезда являлось сторонниками созыва международного социалистического конгресса для обсуждения вопроса о мире.

Бризон стал издавать еженедельную газету «Ля Ваг» («Волна»), которая популяризовала идеи кинтальского большинства и получила широкое распространение. Выступая в сентябре 1916 г. в парламенте, Бризон вызвал скандал, когда воскликнул: «Долой войну! Можно и должно начать переговоры!» (о мире с Германией. — Прим. В. С.). Бризону не дали продолжать речь, согнали с трибуны, исключили из парламента на несколько заседаний, но мысль о необходимости кончать войну все глубже проникала в сознание французов.

Большое воздействие на общественное мнение оказал антивоенный роман писателя-фронтовика Анри Барбюса «Огонь» с подзаголовком «Дневник взвода». Барбюс без прикрас показал тяжелую участь солдат в окопах, их ненависть к войне, цели которой им чужды и непонятны. Для них реальность войны — это «целые равнины мертвецов и реки крови».

Бесконечно продолжавшаяся кровопролитная война заставляла задуматься о том, каковы ее цели. Правительство отвечало на этот вопрос неохотно и уклончиво, не желая связывать себе руки на будущее.

Вивиани в декабре 1914 г. говорил, что целью Франции в войне является «восстановление оскорбленного права», возвращение «провинций, которые были вырваны силой» (то есть Эльзаса и Лотарингии. — Прим. В. С.), обезвреживание «прусского милитаризма». Многие правые националисты высказывались более определенно. Глава «Лиги патриотов», известный писатель, академик Морис Баррес с начала 1915 г. развернул кампанию в печати, доказывая, что безопасность Франции требует ее возвращения к «естественной границе» по Рейну, то есть присоединения к Франции не только Эльзаса и Лотарингии, но и всего левого берега Рейна. Генеральный секретарь «Комите де Форж» (объединения французских предпринимателей) Р. Пино предложил дополнительно передать Франции и богатый углем Саар.

Президент Пуанкаре в мае 1916 г. заявил, что нельзя удовлетворяться тем, чтобы добиться от Германии «мира, который оставил бы ей возможность возобновить войну и представлял бы вечную угрозу для Европы». Речь, следовательно, шла не только об аннексии, но и о расправе с побежденной Германией. Это вызвало протесты сторонников мира, прежде всего в Социалистической партии, где быстро росло влияние антивоенного меньшинства. В августе 1916 г. руководство Социалистической партии потребовало от правительства публичных заверений в том, что Франция не стремится к территориальным захватам, и война с ее стороны носит освободительный характер. Парламентская фракция СФИО обратилась с таким требованием лично к премьер-министру Бриану, но тот отделался общими фразами о демократических и гуманистических идеалах Франции.

Национальный съезд Социалистической партии, состоявшийся в декабре 1916 г., ознаменовался значительным усилением меньшинства. Его резолюция собрала 1348 голосов, тогда как резолюция большинства —1602. Меньшинство обзавелось собственным печатным органом — газетой «Попюлер», которая выступала против захватнического мира и против участия социалистов в правительстве.

Часть буржуазных политиков, по преимуществу из левых радикалов, тоже желала закончить войну компромиссным миром — «без победителей и побежденных». Негласным лидером этой группы являлся давний соперник Пуанкаре, председатель радикальной партии, бывший премьер-министр и неоднократный министр финансов, влиятельный парламентарий Жозеф Кайо. Он был убежден, что продолжение войны чревато революцией, которая приведет к краху не только Францию, но и всю Европу, а потому необходим компромиссный мир с Германией и ее союзниками. В частных разговорах Кайо давал понять, что приветствовал бы заключение такого мира с Германией и последующее сотрудничество с ней. В течение 1915–1916 гг. вокруг Кайо сложилась группа единомышленников, в которую, в частности, входил министр внутренних дел Мальви. Ходили слухи, что им симпатизирует сам премьер-министр Бриан.

Антивоенные настроения еще более усилились после того, как Германия и ее союзники, разгромив вступившую в войну на стороне Антанты Румынию, 12 декабря 1916 г. объявили, что готовы приступить к мирным переговорам, а президент США Вудро Вильсон запросил правительства воюющих стран, на каких условиях они были бы согласны закончить войну. Правительства Антанты ответили Вильсону (но не Германии), что не намерены вступать в мирные переговоры с центральными державами. Тем не менее вопрос о мире был официально поставлен на межгосударственном уровне и стал главным вопросом французской и мировой политики. Во французских правящих кругах и во всем французском обществе начали складываться противостоящие друг другу группировки: группировка сторонников ведения войны до полной победы и группировка сторонников скорейшего окончания войны компромиссным миром.

Политический кризис

Подъем антивоенного движения, разногласия относительно ведения войны и условий мира привели к падению правительства Бриана. На секретном заседании Палаты депутатов 7 декабря 1916 г. депутаты разных партий внесли 18 резолюций с критикой правительства. Его упрекали в слабости, медлительности, непредусмотрительности. Против правительства проголосовали 160 депутатов, в том числе 43 социалиста, хотя Социалистическая партия все еще участвовала в правительстве. Правительство поддержали 344 депутата, и Бриан сохранил свой пост, но был вынужден переформировать правительство. Он оставил только 10 министров (вместо прежних 23). Гед и Самба потеряли свои министерства, однако Социалистическая партия осталась в правительственной левоцентристской коалиции. Бриан уволил излишне самостоятельного главнокомандующего французской армией генерала Жоффра (подсластив отставку присвоением маршальского звания). Жоффра сменил ничем особенно не отличившийся, но пользовавшийся поддержкой Пуанкаре генерал Робер Нивелль.

Новое правительство Бриана существовало недолго. Когда на очередном секретном заседании Палаты депутатов 14 марта 1917 г. обсуждался вопрос о состоянии военной авиации, военный министр генерал Лиотэ сказал, что он не будет касаться технических данных французских самолетов, потому что это рискованно. Такой намек на связь некоторых депутатов с немецкими шпионами вызвал бурное негодование парламентариев. Лиотэ сошел с трибуны и через 15 минут подал заявление об отставке. За его отставкой последовала отставка всего правительства. 20 марта 1917 г. председателем Совета министров вместо Бриана стал Александр Рибо — многоопытный политик, видный деятель Демократического альянса, который занимал пост министра финансов в правительстве Бриана, а до этого уже четыре раза был премьер-министром.

«Экономь хлеб!» Французский плакат.

Правительство Рибо оставалось у власти меньше шести месяцев (с 20 марта по 7 сентября 1917 г.), но это были месяцы, насыщенные событиями большого исторического значения. В это время произошла Февральская революция в России, США вступили в войну на стороне Антанты, окончилось провалом наступление англо-французских войск на Западном фронте, во Франции начались стихийные мятежи в армии и забастовки в тылу.

Прежде всего правительству Рибо пришлось столкнуться с проблемами, вызванными Февральской революцией в России. Приходившие во Францию во время переговоров о формировании правительства первые известия о свержении монархии, образовании Временного правительства, которое ввело в России все демократические свободы и объявило о своем стремлении к демократическому миру, а также сведения о создании Советов депутатов трудящихся и «братании» русских и немецких солдат вызвали энтузиазм левых организаций и революционно настроенных рабочих.

1 мая 1917 г. Всеобщая конфедерация труда выпустила воззвание, приветствовавшее русскую революцию. Федерация металлистов заявила: «Мы сумеем, если потребуется, объединиться с нашими русскими и немецкими товарищами, чтобы выступить единым фронтом с трудящимися всего мира против захватнической войны».

Комитет по восстановлению международных связей организовал митинг солидарности с русской революцией, где собралось около 10 тыс. человек. В принятой на митинге резолюции говорилось: «Революция в России — сигнал к мировой революции».

Руководство СФИО, как и внутрипартийное меньшинство, приветствовал Февральскую революцию, правда с разных позиций. Руководство выразило уверенность, что «союз России с западными демократиями стал еще теснее» и вместе они доведут войну «за освободительные идеалы» до победного конца. «Меньшинство» увидело в Февральской революции «стремление к возможно более скорому общему миру».

Учитывая общественные настроения и позицию социалистов, которых оно желало удержать в правительственном большинстве, правительство Рибо тоже приветствовало русскую революцию. Выступая 21 марта 1917 г. с правительственной декларацией, Рибо пожелал, чтобы революция в России послужила «примером для других» (очевидно, имея в виду Германию и Австро-Венгрию). Поскольку Временное правительство России вслед за Советом рабочих и солдатских депутатов заявило, что его цель «не насильственный захват чужих территорий, но утверждение прочного мира на основе самоопределения народов», Рибо счел нужным сказать, что и Франция отвергает «цели господства и захвата»; она намерена «подготовить длительный мир на основе уважения прав и свобод народов». При этом Рибо подчеркнул, что его правительство считает необходимыми «реституции, репарации и гарантии», то есть отказывается от мира «без аннексий и контрибуций». Социалисты потребовали, чтобы правительство присоединилось к тем условиям мира, которые были выдвинуты Временным правительством и Советом рабочих и солдатских депутатов, но Рибо категорически отказался. Он говорил, что присоединение к Франции Эльзаса и Лотарингии не аннексия, а историческая «реституция», а уплату репараций побежденной Германией нельзя считать контрибуцией.

За доверие правительству высказалось 440 депутатов. Против никто не голосовал, но часть депутатов (в основном социалисты) воздержались.

Несмотря на приветствия в адрес русской революции, правительство Рибо было встревожено возникновением советов и фактом «братания» русских и немецких солдат. Оно опасалось, что Россия может заключить сепаратный мир с Германией, и тогда все силы немецкой армии двинутся на Францию. Только получив заверения Временного правительства о том, что оно намерено «довести войну до победного конца», «будет свято хранить связывающие нас с другими державами союзы и неуклонно исполнять заключенные союзниками соглашения», Франция, Великобритания и США признали Временное правительство России.

Не ожидая обещанного Временным правительством наступления на Восточном фронте и прибытия на Западный фронт американских войск, Франция и Великобритания решили предпринять наступление на Западном фронте, чтобы уничтожить главные силы немецкой армии и завершить войну победой. Англо-французское наступление под общим командованием Нивелля началось 7 апреля 1917 г. (на следующий день после объявления войны Германии со стороны США) и, несмотря на большой перевес сил, через несколько дней окончилось неудачей. Понеся огромные потери в людях и технике, англо-французские войска не смогли прорвать немецкую оборону.

Атака французской пехоты во время наступления Нивелля.

Безуспешная «Бойня Нивелля», как ее окрестили солдаты, вызвала бурную реакцию во Франции. Несколько воинских частей взбунтовались. Они отказались идти на передовую линию фронта, потребовали дать им отдых, улучшить снабжение, прекратить придирки офицеров. Солдаты размахивали красными флагами, пели «Интернационал», кричали «Мир! Долой войну!», намеревались захватить поезд и двинуться на Париж, чтобы расправиться с виновниками войны.

Взбунтовались и солдаты находившегося во Франции русского экспедиционного корпуса, которые участвовали в наступлении Нивелля и понесли тяжелые потери, доходившие до 70 % личного состава.

В общей сложности волнения охватили 75 пехотных и 12 артиллерийских полков; в них участвовало примерно 30–40 тыс. человек. В той или иной мере были затронуты до 2/3 дивизий французской армии.

На фронте и в тылу распространялись антивоенные листовки под названием «10 заповедей солдата». Главная, 10-я заповедь гласила: «Кончить войну до зимы. Немедленный мир без аннексий и контрибуций. Отправить на фронт депутатов, сенаторов и журналистов, проповедующих войну до победного конца».

Тираж издаваемой Бризоном пацифистской газеты «Ля Ваг» достиг 300 тыс. экземпляров. В газетах публиковались письма с протестами против «отвратительной бойни». В парламенте усилилось влияние сторонников компромиссного мира «без победителей и побежденных». Пуанкаре считал, что к осени 1917 г. «по крайней мере треть депутатов желала бы мира, хотя и не осмеливалась об этом сказать».

Одновременно с солдатскими мятежами поднялась волна забастовок и демонстраций, которых не было в первые годы войны. В 1917 г. бастовало около 300 тыс. рабочих — в 300 раз больше, чем в 1914 г. В Париже женщины вышли на демонстрацию, требуя вернуть солдат домой и отправить на фронт богачей и спекулянтов, нажившихся на военных поставках. Забастовки охватили многие города, в том числе Руан, Лион, Нант, Тулузу.

В правящих кругах были встревожены подъемом антивоенного и революционного движения, порой его даже преувеличивали. Так, например, видный политический деятель Абель Ферри в июле 1917 г. записал в своем дневнике: «В Париже начались восстания. Во многих крупных городах началось революционное движение. В поездах отпускники из армии поют „Интернационал“. Это стихийно возникшая анархия. Мы придем к миру через революцию».

Военное командование предложило вывести на улицы войска, закрыть помещения профсоюзов, запретить собрания рабочих, но Мальви, остававшийся министром внутренних дел, отказался прибегнуть к таким мерам. Выступая 24 мая 1917 г. в парламенте, он заявил, что будет «оказывать доверие рабочим организациям», то есть руководителям ВКТ, которые пользовались авторитетом у стачечников. «Политике недоверия к миру труда я предпочел политику доверия к его руководителям», — вспоминал Мальви. Парламентская фракция радикалов, в которую входил Мальви, как и фракция социалистов, поддержали его действия.

На секретных заседаниях Палаты депутатов 1–4 июня 1917 г. социалисты заявили, что они не поддерживают политику репрессий против рабочих и их организаций. Зато Демократический альянс — другая часть левоцентристской коалиции — потребовал «сурового наказания» для организаторов забастовок и антивоенной пропаганды.

Таким образом, к разногласиям по проблемам войны и мира прибавились разногласия по отношению к рабочему и антивоенному движению.

Противоречия в левоцентристской коалиции еще более обострились в связи с казалось бы незначительным эпизодом. Некоторые социал-демократы нейтральных стран готовили международную конференцию социалистов в Стокгольме с целью обсуждения путей установления мира. Социалистическая партия хотела принять в ней участие, а правые партии, считавшие Стокгольмскую конференцию «крупной австро-германской пацифистской интригой», категорически возражали против каких-либо встреч с представителями вражеских государств.

Когда социалисты запросили необходимые для поездки в Стокгольм заграничные паспорта, Рибо отказался их выдать, заявив в Палате депутатов, что такая поездка грозит «дезорганизацией общественного мнения и армии». Тогда часть депутатов-социалистов проголосовали против резолюции доверия правительству Рибо. В политике «священного единения» появилась глубокая трещина. Сменивший Нивелля новый главнокомандующий французской армией генерал Филипп Петэн, прославившийся успешной обороной Вердена, сумел справиться с солдатскими мятежами, сочетая репрессии с уступками. Он отказался вести наступление, улучшил снабжение, сместил наиболее ненавистных офицеров, стал предоставлять фронтовикам регулярные отпуска для отдыха в тылу. В то же время Петэн предал суду военных трибуналов около 3,5 тыс. взбунтовавшихся солдат. 554 из них были приговорены к смертной казни, остальные — к разным срокам тюремного заключения.

К концу лета мятежи в армии прекратились, но разногласия в правящих кругах остались. Монархисты из «Аксьон франсэз» и другие правые националисты упрекали правительство Рибо в неумении или нежелании покончить с забастовками и антивоенной пропагандой, которую они считали делом рук немецких агентов. Главной мишенью они избрали Мальви, обвиняя его в потакании забастовщикам и в пораженческих настроениях. К монархистам присоединился «твердый республиканец» и яростный сторонник войны до полной победы Жорж Клемансо. После секретных заседаний Палаты депутатов и Сената в июне-июле 1917 г. Клемансо выступил в Сенате публично, чтобы, как он сказал, «обратиться ко всей стране». Ссылаясь на многочисленные примеры антивоенной агитации, Клемансо заявил, что действия Мальви в качестве министра внутренних дел «совершенно недостаточны с точки зрения терпимости к вылазкам банды антипатриотов, подвергших Францию опасности». Клемансо добавил: «Я обвиняю вас в том, что вы предали интересы Франции». Последняя фраза не вошла в официальную публикацию речи Клемансо, но его выступление приобрело широкую известность и окончательно превратило Клемансо в вождя всех сторонников беспощадной войны до победы. Вскоре полиция обвинила редактора пацифистского журнала «Бонне руж» в получении денег из Германии и арестовала его. Ранее имевший с ним контакты, Мальви 31 августа 1917 г. подал в отставку. Подвергавшееся постоянной критике слева и справа, раздираемое внутренними противоречиями, правительство Рибо 7 сентября 1917 г. ушло в отставку.

12 сентября 1917 г. пост председателя Совета министров занял бывший военный министр в правительстве Рибо, известный ученый-математик, близкий к радикалам, Поль Пен-леве. Он считал, что нужно создать правительство, в котором «были бы представлены все партии — от крайне левых до наиболее передовых правых», но социалисты впервые с сентября 1914 г. отказались участвовать в правительстве. Левоцентристская коалиция распалась. Политике «священного единения» был нанесен серьезный удар.

Не имевшее прочного большинства в парламенте, правительство Пенлеве продержалось всего два месяца (с 19 сентября по 13 ноября 1917 г.). Неудачи на фронтах, особенно разгром армии Италии — союзницы Франции, в сражении при Капоретто, а затем победа Октябрьской революции в России привели к его отставке.

Правительство Клемансо

13 ноября 1917 г. — через неделю после победы Октябрьской революции в России — французское правительство возглавил 76-летний Жорж Клемансо. Представляя парламенту свое правительство, Клемансо сказал: «Я выступаю перед вами с единственным помышлением о ничем не ограниченной войне. Всех пораженцев — к военному суду. Никакой пацифистской кампании! Ни измены, ни полуизмены! Мой девиз: везде я веду войну, во внутренней политике я веду войну, во внешней политике я веду войну. Я продолжаю вести войну и буду продолжать вести ее до последних минут, которые будут принадлежать нам».

Клемансо отказался от обычной для его предшественников практики составлять правительство из самых заслуженных, хотя и не всегда согласных с премьером ведущих политиков. Он предоставил важнейшие министерские посты не очень известным, но безоговорочно принимавшим его руководство людям или просто своим друзьям. Являясь председателем Совета министров, Клемансо был одновременно военным министром. Министерством иностранных дел руководил его друг Стефан Пишон. Министром внутренних дел Клемансо назначил малоизвестного сенатора Жюля Памса, а сам направлял его деятельность через своих сотрудников. Кроме того, парламент предоставил Клемансо чрезвычайные полномочия в деле организации промышленности и торговли. Фактически в руках Клемансо оказались все важнейшие рычаги управления государством.

Социалисты отказались войти в правительство Клемансо, но он договорился с руководством СФИО, что три социалиста займут руководящие посты в министерствах сельского хозяйства, торгового флота и управления по набору колониальных войск в качестве специалистов. Многие депутаты-социалисты продолжали голосовать за правительство Клемансо в парламенте. Таким образом, было отчасти восстановлено «священное единение», которое стали называть «национальным единством».

Получив при формировании правительства прочное большинство — 418 голосов против 65 (в основном социалистов), Клемансо единолично принимал все главные решения. Заседания правительства стали редкими и по большей части формальными. Если в парламенте начинали проявлять недовольство, Клемансо ставил вопрос о доверии правительству, повторяя, что он ведет войну и готов нести полную ответственность за свои действия.

Жорж Клемансо (1841–1929).

Большинство депутатов неизменно голосовало за доверие Клемансо, и его правительство оставалось у власти более двух лет, вплоть до конца войны и в первые послевоенные годы (до 18 января 1920 г.). Современники (а за ними многие историки) писали о «диктатуре Клемансо», но это преувеличение. Клемансо обладал властным характером, часто навязывал свою волю окружающим, но он не пытался ограничить полномочия парламента и деятельность оппозиционных партий. Клемансо руководил страной не как единоличный диктатор, а как авторитетный лидер военного времени, пользовавшийся поддержкой не только парламента, но и большинства населения, которое видело в Клемансо вождя, способного привести Францию к победе.

Одним из первых — в значительной степени демонстративных — действий Клемансо было преследование высокопоставленных «пораженцев», к числу которых он относил в первую очередь Кайо и Мальви. Обвинив их в намерении заключить компромиссный мир с Германией, Клемансо добился от парламента согласия на их арест и предание суду. Обоим предъявили обвинение в сношениях с врагом, в подготовке сепаратного мира и в измене. Особых доказательств не требовали. В 1918 г. Мальви был приговорен к изгнанию из Франции сроком на пять лет. Суд над Кайо затянулся на несколько лет из-за слабости доказательств и желания Клемансо держать в тюрьме ненавидимого им Кайо. Только в апреле 1920 г. суд приговорил Кайо к 3 годам тюрьмы, 10 годам лишения гражданских прав, 5 годам изгнания из Франции[94].

Эти процессы и процессы менее значительных лиц, обвиненных в измене и шпионаже, привели к резкому сокращению антивоенной пропаганды, но пацифистские настроения все же не исчезли, а в профсоюзах и в Социалистической партии даже усилились. На заседании Национального Совета СФИО в июле 1918 г. прежнее руководство оказалось в меньшинстве, а на чрезвычайном съезде Социалистической партии 7 и 8 октября 1918 г. к руководству партией пришло прежнее центристское меньшинство во главе с Лонге. Оно призывало к миру, заявляло о своей солидарности с Советской Россией, но в то же время приветствовало президента Вильсона.

В области внешней политики правительства Клемансо, помимо укрепления связей с Великобританией, уделяло главное внимание отношениям с Советской Россией и Соединенными Штатами Америки.

После победы Октябрьской революции советское правительство обратилось к правительствам и народам воюющих стран с предложением немедленно заключить демократический мир без аннексий и контрибуций. Советские предложения настолько отвечали настроениям измученных войной народов, что вызвали симпатию во всех воюющих странах, в том числе и во Франции. Так, например, на национальной конференции ВКТ в декабре 1917 г. была внесена резолюция, в которой говорилось: «Эти предложения являются для всех стран — участников конфликта базой, на основе которой народы должны проводить политику мира, а в случае необходимости — заставить свои правительства следовать этой политике».

Английское и французское правительства даже не ответили на советское предложение, и тогда советское правительство 15 декабря 1917 г. подписало соглашение о перемирии с Германией и ее союзниками, а 3 марта 1918 г. заключило сепаратный мирный договор с Центральными державами.

С точки зрения Клемансо, это был удар в спину бывшим союзникам России потому, что Восточный фронт перестал существовать и Центральные державы могли сосредоточить свои силы на Западном фронте.

Франция и Англия отказались признать Советскую Россию. Они не признали Брест-Литовский мирный договор, так же как и Бухарестский мирный договор, заключенный 7 мая 1918 г. побежденной Румынией с Германией и ее союзниками. Правительство Клемансо стало одним из главных организаторов антисоветской интервенции.

Весной и летом 1918 г., когда Германия, заключив Брестский мир и перебросив свои главные силы на Запад, предприняла четыре мощных наступления на Западном фронте, Клемансо проявил большую стойкость и силу духа. В марте 1918 г., когда немецкие войска снова вышли к Марне и Петэн предложил правительству опять уехать из столицы, Клемансо решительно отказался. Часть депутатов потребовала сместить командующих французскими войсками генералов Петэна и Фоша, но Клемансо поддержал их и оставил командовать войсками, несмотря на неудачи.

Стремясь упрочить союз с США и обеспечить максимальное участие в войне американских войск, Клемансо тем не менее не разделял официальных американских целей войны, сформулированных президентом Вильсоном в его «14 пунктах».

Ни Франция, ни Англия не присоединились к ним, считая, что «14 пунктов» слишком напоминают советский декрет о мире и могут связать им руки на будущей мирной конференции. Действительно, «14 пунктов», опубликованные Вильсоном в январе 1918 г., содержали ряд пунктов, которые можно было истолковать как отказ от заключенных Англией и Францией тайных договоров и как признание мира без аннексий и контрибуций[95].

Приветствуя прибытие во Францию американских войск, численность которых летом 1918 г. достигла около 1 млн человек, Клемансо добился назначения Фоша главнокомандующим объединенными войсками Франции, Англии и США на Западном фронте. В августе 1918 г. войска союзников под командованием Фоша начали наступление, которое в конечном счете привело к поражению Германии.

4 октября 1918 г. правительство Германии обратилось к Вильсону с просьбой о немедленном перемирии и мире на основе «14 пунктов». Для согласования условий перемирия с союзниками Вильсон направил в Париж своего советника и личного друга полковника Эдварда Хауза.

Во время встречи с Хаузом Клемансо, Ллойд Джордж и премьер-министр Италии В. Орландо заявили, что «14 пунктов» с ними не согласовывались, их содержание неясно и они могут связать союзникам руки во время будущих мирных переговоров. В частности, Клемансо заметил, что дипломатические переговоры немыслимы без сохранения тайны, а один из 14 пунктов предполагает отказ от тайной дипломатии. По свидетельству Хауза, Клемансо, не скрывая иронии, сказал: «Я хочу знать, что это за 14 пунктов», — а министр иностранных дел Италии «не слишком приятным тоном» добавил: «И еще пять, и другие еще».

Даже представленный Хаузом подробный комментарий ко всем «14 пунктам», который переводил велеречивые пропагандистские фразы на язык реальной политики, не удовлетворил его собеседников. Только пригрозив выступить в Конгрессе США с публичным сообщением о разногласиях среди союзников, Вильсон добился их согласия на переговоры о перемирии. Оно было подписано 11 ноября 1918 г. в штабном вагоне маршала Фоша. «Я 47 лет (с момента капитуляции Франции в 1871 году. — Прим. В. С.) ждал этой минуты», — сказал Клемансо, получив от Фоша известие о подписании перемирия.

Когда в Париже узнали о перемирии, означавшем победу и конец войны, огромные толпы хлынули на улицы. Звонили колокола всех парижских церквей, гремели залпы артиллерийских салютов, играла музыка. Незнакомые люди обнимались, целовались, пели, плясали, порой плакали от радости.

Итоги войны оказались очень тяжелыми для Франции. По официальным данным, из 8660 тыс. человек мобилизованных в армию с 1914 по 1918 г. в боях участвовало около 5 млн человек, и 1 357 800 из них (27 %) погибли. Около 3 млн было ранено. Кроме того, погибло более 200 тыс. мирных жителей и примерно 400 тыс. умерло от эпидемии вирусного гриппа («испанки»).

В абсолютных цифрах потери Германии были выше (около 2 млн человек), но поскольку ее население (почти 68 млн человек в 1914 г.) было значительно больше, чем население Франции (39 млн человек), количество погибших на тысячу жителей во Франции гораздо больше, чем в Германии, и больше, чем в любой другой великой державе, за исключением России.