Первое спецзадание

Первое спецзадание

Незадолго до начала Второй мировой войны империалисты Германии, Италии и Японии открыто готовились к агрессии, заявляли о своих претензиях на мировое господство. При прямой поддержке реакционных кругов Лондона, Парижа и Вашингтона, стремившихся направить удар стран фашистского блока против Советского Союза, Германия, Италия, Япония лихорадочными темпами создавали гигантскую военную машину, подчинив все сферы жизни общества: экономическую, политическую и идеологическую единственной задаче — подготовке к большой войне.

К 1939 году германский вермахт превратился в самую сильную армию капиталистического мира. Никогда еще империалистическая реакция не располагала такой военной мощью и техническими возможностями для достижения своих человеконенавистнических планов. Фашистские хищники были готовы физически уничтожить десятки миллионов людей, поработить многие народы, надеть ярмо закабаления и превратить в свой придаток народы всего мира. Но, пожалуй, самую большую ненависть фашисты питали к Советской стране, к народу, построившему социалистическое общество. С каждым годом опасность, нависшая над миром, все увеличивалась. Правительства Англии и Франции заняли провокационную позицию, рассчитанную на столкновение Германии с Советским Союзом, чтобы потом продиктовать свои условия ослабевшим в войне государствам.

1 сентября 1939 года Германия напала на Польшу. Англия и Франция поняли, что очередной жертвой окажутся они сами и поэтому в начале сентября 1939 года объявили войну Германии. Захватив всю территорию Польши, гитлеровская армия вторглась в Данию и Норвегию, Бельгию и Голландию, а 22 июня 1940 года капитулировала французская армия. При таком положении назревала опасность, что прибалтийские страны Литва, Латвия и Эстония могут быть втянуты в провокационные авантюры против СССР. Надо было оказать народам прибалтийских государств помощь, чтобы они избавились от антинародных правительств Вот тогда-то и выпало на мою долю попасть в одну из специальных групп чекистов, которая была подготовлена и направлена в Литву для оказания помощи литовскому народу в установлении советской власти в Литве и присоединении к Советскому Союзу.

Итак, ранней весной 1940 года я оказался в буржуазной Литве. Правительство Литвы, возглавляемое президентом Сметоной, проводило враждебную политику в отношении Советского Союза несмотря на то, что с литовским правительством 10 октября 1939 года был заключен договор о взаимной помощи. Литовская буржуазия встала на путь срыва договора, на путь провокационных действий против СССР. В стране почти открыто действовали зарубежные шпионы, кишмя кишели немецкие нацисты под прикрытием Культурфербанка (Союз культуры), но жестоко подавлялись все инакомыслящие либо проявляющие недовольство политикой правительства.

Компартия Литвы находилась в глубоком подполье, а ее руководители: А.Снечкус, В.Кростинис, А.Мильвидас и К.Казлаускас были приговорены к длительным срокам тюремного заключения. Любая забастовка кончалась массовым арестом ее участников.

В своей подрывной деятельности против Советского Союза правительство Литвы полностью опиралось на фашистскую Германию и по существу действовало в ее интересах.

В феврале 1940 года Сметона специально направил в Германию директора Департамента охранного отделения с целью выяснить, согласна ли Германия принять Литву под свой протекторат. Более того, президент Сметона лично обращался к Гитлеру с просьбой незамедлительно ввести свои войска в Литву.

Мое положение в стране осложнилось тем, что ранее я в Литве никогда не бывал, язык, обычаи и нравы народа изучал ускоренным путем, поэтому разговорной практики с населением совсем не имел. И это, как мне казалось, было самым уязвимым местом. Что касается документов, то они, на первый взгляд, были достаточно надежны. Я имел подлинное удостоверение личности сотрудника литовской политической полиции «Совгума» на имя Алексаса Губайтиса с фотографией. Мне предстояло наладить контакты с некоторыми коммунистами Литвы, находившимися на свободе, и получить от них необходимую помощь в работе.

Второй задачей было выявление наиболее реакционных представителей буржуазных партий и карательных органов. Наконец, необходимо было тщательно изучить политические процессы, происходившие в этот период времени в стране, воздействовать на них так, чтобы помочь свержению профашистского строя и установлению Советской власти в Литве. Но для этой цели нужно было обзавестись надежными людьми, через которых можно было бы проникнуть во все государственные органы власти, в руководство буржуазных партий и систематически получать интересующую информацию. Дело это было чрезвычайно сложным и требовало неимоверно больших усилий. А если к этому добавить, что у меня совершенно не было опыта в такой работе, то становится понятным, какие трудности возникали на каждом шагу. Но оказывается, нет непреодолимых препятствий, если чего-либо страстно добиваешься.

Вот так и началась моя деятельность в Литве.

Поздно ночью, перейдя границу Литвы, наша группа чекистов в закрытом автобусе, который нас ждал в обусловленном месте, прибыла в советское посольство в Каунасе. Там нас полностью экипировали под местных жителей, много и долго инструктировали о положении дел в стране пребывания и после небольшого отдыха вечером следующего дня надо было выехать к месту предстоящей работы. Мне, в частности, в Зарасайский уезд, город Зарасай, что расположен в восточной части страны.

Автобус по маршруту Каунас — Укмерге — Утена — Зарасай отходил в 18.00.

Войдя в автобус, я осмотрелся, оценивая, где мне лучше устроиться. При этом старался забиться в уголок и уединиться, но, как часто бывает, возникло препятствие — таких мест не оказалось. Пришлось садиться рядом с человеком интеллигентного вида в возрасте 40–45 лет, любезно предложившего мне место у окна. Конечно же, я сразу заподозрил в нем контрразведчика «Совгума» полиции и стал лихорадочно обдумывать, как мне себя вести. Придумываю — изобразить страдальческую физиономию нездорового человека или обремененного какими-то переживаниями, с тем, чтобы никто не обращался ко мне с разговорами. Но не успели мы отъехать от станции, как мой сосед обращается ко мне с вопросами: «Вы далеко едете, где живете постоянно, где работаете» и т. д. Вот, думаю, попал прямо в пекло. Сначала старался отвечать односложно, боясь показать свое невежество в знании языка, часто переспрашивал вопросы, притворившись, что ко всему прочему я еще и плохо слышу, но затем, осмелев, стал вступать в разговор несколько свободнее. Оказалось, что мой сосед являлся корреспондентом одной из буржуазных газет и направлялся в Зарасай по своим служебным делам. Он вскоре определил по моему акценту, что я уроженец сельской местности Зарасайского уезда. Я охотно подтвердил это и даже улыбнулся от удовольствия. О себе попутчику сказал, что еду к родителям в селение, т. к. отец сильно заболел. К концу пути мы уже «подружились», корреспондент рассказывал мне какие-то забавные истории, сам весело смеялся, а я, не все понимая, делал вид, что мне очень смешно и тоже смеялся с глупым выражением лица.

В Зарасай прибыли часов в И вечера. Кругом темно, безлюдно. Мой попутчик приглашает меня ночевать к своим родственникам, но я упорно отказываюсь, не зная, как от него избавиться. Тогда он, понимающе подмигивая, говорит, что у меня, наверное, есть здесь знакомая девушка. Я от радости, что он нашел удачный выход, киваю головой, подаю ему руку и исчезаю в темноте.

Отойдя немного от автобусной станции, подождал, пока прибывшие со мной пассажиры разойдутся, а затем стал медленно прохаживаться по улицам, читая их названия и запоминая план города, тем более, что спешить было некуда, никто меня не ждал. Спустя час на улицах города не было ни души, только одиночные полицейские с резиновыми дубинками в руках прохаживались вразвалку по освещенным участкам улиц.

Вскоре я нашел улицу, где проживал Ионас Кузма, член буржуазной правительственной партии таутиников, вступивший в нее по заданию Коммунистической партии. Ионас Кузма знал, что я к нему приду по следующему паролю: «Господин Кузма, я Алексас, прибыл из селения по поручению Ваших родителей». На его вопрос, «Что случилось?» я отвечаю: «Ваш отец заболел». Кузма: «Проходите в дом и расскажите подробнее».

Улица, на которой стоял дом Кузмы, находилась на окраине города. Все домики в этом районе были одноэтажными с приусадебными участками и садами. Ночью здесь, кроме лая собаки, ничего не было слышно. Все как бы застыло в глухом оцепенении.

Несколько раз я подходил к дому Кузмы, но каждый раз принимал решение еще раз убедиться, что за мной нет слежки. И вот решаю пойти последний раз мимо длинного забора, ограждавшего лесосклад. Когда возвращался обратно, мои шаги по тротуару так громко стучали, что мне казалось, вот-вот все должны проснуться. Видимо, я находился в высшей стадии напряжения, и окружающая тишина действовала угнетающе.

Вдруг над забором появилась лохматая голова с бородой и хриповатым ото сна голосом спросила: «Понас, кек добар валанда?» (Господин, сколько теперь времени?) Для меня это было такой неожиданностью, что от испуга потерял дар речи, никак не могу сообразить, как нужно ответить, рука невольно скользнула в карман брюк, где лежал пистолет «Вальтер». Потом, взяв себя в руки, посмотрел на часы и ответил: «Теперь три часа». Старик, видимо, принял меня за пьяного и некоторое время наблюдал за мною. А я действительно шел какой-то неверной походкой, покачиваясь из стороны в сторону, и вновь подозрение — не является ли это слежкой за мной. Но, убедившись в абсолютной тишине, направился к заветному дому.

Позвонил в дверь, вскоре послышался мужской голос: «Кто здесь?». Ответил по заученному паролю, и вот я в доме Кузмы. Приветствуем и смотрим друг на друга в упор. Затем короткое объяснение и начались хлопоты гостеприимного Ионаса. Ионас Кузма был человеком среднего роста, плотного телосложения, даже несколько плотноват, возраст 45 лет, лицо открытое, добродушное, держался очень скромно, даже несколько застенчиво.

Пока Ионас Кузма готовил ужин или завтрак, определить трудно, было около 9-ти часов утра, мы непрерывно вели разговор. К моему большому удовольствию оказалось, что Ионас владел, хотя и очень слабо, русским языком. Поэтому в дальнейшем разговоре мы нередко переходили с литовского на русский язык и наоборот. Это очень сильно помогало во взаимопонимании. Кстати, следует заметить, что в дальнейшей совместной работе он очень хорошо помог мне в совершенствовании разговорной литовской речи, а я, в свою очередь, освоить ему русский язык.

Семья Кузмы состояла из четырех человек — жены и двоих детей школьного возраста. Ионас посоветовал на первое время поселиться у него в доме, на чердаке, в небольшой, но удобной комнатке. Так я и поступил.

В первые дни пребывания большую часть времени проводил в городе, внимательно изучая оперативную обстановку, размещение учреждений и административных органов — полиции, прокуратуры, суда, тюрьмы, которая красовалась в самом центре города. Заходил в кафе и рестораны, столовые и даже магазины, хотя и до настоящего времени ходить в них не люблю.

Недалеко от дома облюбовал небольшое кафе, которое было при молочном магазине, и договорился с хозяйкой о ежедневном питании (завтрак, обед, ужин).

Время шло, и люди, с которыми приходилось встречаться, ко мне привыкли. Однако на разговоры я старался быть скупым и чаще пользовался ушами, а не языком. Нередко приходилось слушать чудовищные и обидные разговоры о нашей стране, о советских людях, но делал вид, что это меня не касается. Приведу к примеру один эпизод.

Сижу как-то за обедом и вижу — в магазин входит почтенная дама. Тут же завела оживленный разговор с хозяйкой магазина о разных житейских делах, а затем «по секрету» поведала неприятную новость. Она слышала от одного очень важного господина о том, что скоро могут прийти русские войска и тогда будет ужасная беда. Это ведь совершенно дикие люди, необузданные, которые живут как первобытные. Знакомый встречался с каким-то интеллигентным русским человеком и даже он, показывая на сыр, спрашивал: «Это мыло?». Вот какая отсталость царит в этой стране.

Моя «благодетельница» — хозяйка молочной, пошла еще дальше, заявив, что если русские придут, они нас ограбят и лишат жизни. Какое же кипело во мне зло и негодование к этим недалеким женщинам, но пришлось промолчать.

Несмотря на все усилия буржуазной пропаганды распространять антисоветские измышления и клевету, народ Литвы все активнее и энергичнее выступал против существующих порядков, проходили массовые митинги, но полиция каждый раз грубо вмешивалась и разгоняла их участников.

У меня с Кузмой появилось несколько надежных помощников, которые вводили в курс событий в уезде, а один из них, Иозас Юрайтис, очень способный молодой человек, по рекомендации подпольного уездного комитета компартии Литвы, учитывая сложную обстановку, был назначен моим телохранителем, верно и преданно следуя за мною всюду как тень.

Дела наши шли неплохо, были налажены хорошие контакты со многими влиятельными людьми и в силу своих возможностей я старался помочь уезному комитету компартии в организации политической агитациии и распространении идей о необходимости установления советской власти.

15 июня 1940 года наши войска перешли границы прибалтийских государств и заняли несколько опорных пунктов, но не вмешивались в происходящие события. Это было событием огромного значения и послужило серьезным импульсом для подготовки свержения профашистского режима в стране. Президент Сметона почувствовал недоброе и в тот же день сбежал в Германию (Восточную Пруссию).

Через несколько дней образовалось новое правительство Литвы, которое возглавил Юстас Палецкис, впоследствии председатель Президиума Верховного Совета Литвы.

Несмотря на то, что весь государственный аппарат остался старым, порядки решительно менялись. Народ облегченно вздохнул, почувствовал близкую возможность получить долгожданную свободу. В конце июня компартия вышла из подполья, политические заключенные были освобождены.

Активность народа била ключом, но старая государственная машина продолжала работать в прежнем порядке и ритме. Реакционные элементы не собирались уступать свои позиции без боя. Трудно передать мою радость, которую я испытывал в тот период, и, не теряя времени, установил контакты с командованием ближайшего гарнизона, договорился о способах связи и взаимодействии.

Появившаяся у меня полная уверенность и торжестве нашего дела породила известное ослабление бдительности в отношении с некоторыми людьми, за что чуть было не поплатился головой.