Московское детство
Московское детство
Родился я 3 сентября 1914 года в Москве. Здесь и прошли мои детство, отрочество и юность — на фабрике имени М.И.Калинина, что расположена на Варшавском шоссе, в доме № 7. В крохотной комнатушке «на спальне», как именовались дома текстильщиков, построенные задолго до революции, прожил до двадцати лет. Эти «спальни» представляли собой семейные общежития. Коридорная система по пятнадцать комнат на этаже, каждая размером около десяти квадратных метров, но в такой комнате проживали семьи, состоявшие из пяти-восьми человек.
Коридоры были завалены всякой рухлядью: ящиками или сундуками с картошкой, тазами и корытами для стирки белья, мешками со всяким старьем и другими давно потерявшими былое назначение вещами. Короче, от коридора шириной три метра оставался узкий проход, едва позволявший разойтись идущим друг другу навстречу людям.
Наша комната № 11 располагалась в полуподвальном помещении, из окна были видны только ноги прохожих и глухой забор, отделявший корпуса текстильной фабрики имени М.И.Калинина. Семья состояла из пяти человек: отца с матерью, одна сестра старше меня, другая моложе. Родители: отец Михаил Родионович, 1889 года рождения, и мать Васса Карповна, 1887 года рождения, заслуживают большого уважения и о них я обязан сказать несколько благодарных слов.
Оба они начали трудовую жизнь на фабрике; мать с 1905 года, а отец с 1907 года. Там же, в 1908 году, поженились и создали семью. Но судьба не баловала их легкой жизнью. С 1911 года и до 1914-го отец служил в царской армии в Хамовнических казармах. С самого начала первой мировой войны (1914 год) он был направлен на фронт, где и находился вплоть до Великой Октябрьской Социалистической Революции. За боевую доблесть на фронте был награжден двумя Георгиевскими крестами, которые в последующие годы входили в арсенал моих игрушек. Сразу же после революции отец вступил в Красную Армию и прослужил до 1923 года. Таким образом, более двенадцати лет он находился в армии и демобилизовался с серьезным заболеванием легких (туберкулез). Более года находился на излечении в различных лечебных учреждениях, а затем снова вернулся на родную фабрику, где и проработал до ухода на пенсию в 1951 году. Об отце могу сказать, что он по характеру был человеком мягким, добрым и скромным. За всю свою жизнь я не слышал от него ни одного грубого слова. Никогда не видел его в пьяном виде, хотя он любил немного выпить в хорошей компании. Все рабочие на фабрике относились к нему с большим уважением, он никогда ни с кем не вступал в ссору. Как ему это удавалось, трудно объяснить.
Мать была воистину главой семьи. Она отличалась волевым характером, высокой требовательностью к себе и ко всем членам семьи. Но ее строгость тесно сочеталась со справедливостью. Малейшая неправда приводила ее в состояние раздражения и обиды. Мама редко прибегала к излишней ласке, чаще проявляла строгость и, надо отдать ей должное, крепко всех нас держала в руках до самого конца своей жизни. От природы она была умной женщиной, чрезвычайно воспитанной и культурной, поэтому не выносила никакой грубости, серости, от кого бы это ни исходило. На работе она была скоро замечена как человек способный, хотя образование имела не более трех классов сельской школы. Но она постоянно занималась самообразованием, систематически читала газеты и книги. Работала она сортировщицей шерсти, затем долгое время старшей. В 1924 году по ленинскому призыву вступила в члены ВКП(б). В 1932 году была выдвинута на должность заместителя управляющего трестом шерстяных фабрик.
Проработав на этой должности три года, она попросила вернуть ее на фабрику имени М.И.Калинина. Ее просьбу удовлетворили и назначили начальником сортировочного цеха (или участка). На этом посту работала до 1950 года и, имея стаж работы 45 лет, ушла на пенсию.
В моей памяти о родителях осталось много хороших воспоминаний. Во-первых, их личное безупречное поведение в коллективе и дома, нравственная чистота и кристальная честность, доброе отношение к людям. За двадцать лет, прожитых в доме родителей, у нас не было серьезных конфликтов. Они никогда не поучали меня длинными нотациями, хотя я в молодости не отличался спокойным характером. Напротив, в гуще фабричных ребят, моих сверстников, я был в числе заправил и нередко задавал тон хорошим и плохим проделкам. Однако в школе до шестого класса я учился отлично. Гордостью моих родителей было следующее обстоятельство: после окончания пятого класса классная руководительница, Надежда Николаевна, на родительском собрании обо мне сказала: «Толя Гуськов — способный мальчик и ему надо дать дорогу». И вручила маме похвальную грамоту за отличные успехи. Помню, когда пришла мама с собрания, то не могла скрыть слов умиления и не говоря ни слова поцеловала меня и плакала от радости. После этого родители стали относиться ко мне с каким-то особым чувством, гордились мною, в разговорах со знакомыми рассказывали в подробностях о заявлении учительницы. И вскоре все знакомые знали о моих успехах. Поэтому, видимо, многие мои шалости прощались.
В седьмом классе наступил резкий перелом к худшему. Среда заедала. Не хотелось учиться, многократно прогуливал, не появлялся по три-четыре дня, увлекаясь футболом, в который мы играли в тот период времени до полного изнеможения. Так продолжалось до наступления зимы. В середине учебного года все это сказалось на моей успеваемости. В школу были вызваны родители, которым было объявлено, что я растратил все прежние успехи, часто не посещаю уроки, плохо себя веду. И как результат по всем предметам у меня были только удовлетворительные оценки, а по поведению «неудовлетворительно». Далее директор школы Иван Иванович Хаканов заявил: «Если ваш сын не изменит своего поведения, будет поставлен вопрос об исключении его из школы».
Мне не хочется описывать всех проделок, которые я тогда устраивал, как-то стыдно за прошлое, но поведение действительно заслуживало самых решительных мер наказания. В доме назревал скандал с родителями. Больше ругала мама, упрекая в том, что я подрываю авторитет семьи и родителей. Единственный раз за всю жизнь она ударила меня полотенцем по спине, что вызвало у меня только улыбку. Отец однажды позвал меня в магазин и как-то по дороге между прочим сказал: «Были и у меня в твоем возрасте грехи. Но отец однажды позвал меня в поле пахать и там так отлупил вожжами, что вся спина была синяя. Мне тогда это пошло впрок, я был дурным и малограмотным, а ты ведь учишься в седьмом классе. Подумай, может, ты идешь не той дорогой, не хочешь учиться — иди работай».
На следующий день после этого разговора я узнал от ребят, что нужно, чтобы встать на учет на бирже труда, достал необходимые документы. Когда меня поставили на учет и сказали: «Ждите повестку», — я был бесконечно рад и не чувствуя земли под ногами прибежал домой. Радость этого события была для меня так велика, что я с трудом сдерживал себя, чтобы не похвастаться родителям, но все-таки опасался отрицательной реакции с их стороны, особенно мамы.
А между тем учебный год заканчивался, свое положение я значительно поправил, но учителя, зная мои прошлые проступки, выше оценки «хорошо» не ставили, а некоторые твердо придерживались «тройки». И так семь классов я закончил с успеваемостью три с половиной балла.
В летний период как всегда уезжал к бабушке по отцу в Серебрянопрудский район Московской области, деревня Лишняги. Я очень любил бабушку и называл ее мамой. Очевидно, эта любовь была взаимной. Таким образом, у меня было две мамы — одна в деревне, другая в Москве.
О доме бабушки и вообще о пребывании в деревне у меня остались самые прекрасные воспоминания. Великолепная местность, полноводная спокойная и прозрачная река Полосня, заливной «Попов» луг, окаймленный горами с альпийскими травами и изумительным разноцветней. Этот луг перед сенокосом представлял собой сказочный ковер, а на горах — обилие ягод клубники. В двух километрах находился сосновый лес. Все это создавало увлекательные забавы: купанье, рыбалка, походы в лес за ягодами и грибами, всевозможные игры и, конечно, походы по чужим садам, хотя сады были почти у каждого жителя деревни. Эта местность полюбилась мне с детства, и теперь, мне кажется, лучше ее нет ничего на свете. Но к этому я еще вернусь.
Приехав из деревни в Москву в конце августа 1929 года, я получил повестку с биржи труда явиться на улицу Осипенко, 42 в школу ФЗУ завода «Мосэлектрик» для сдачи экзаменов. У меня начиналась новая жизнь.
Экзамены я успешно сдал и вскоре начал учиться в ФЗУ на базе семилетки в группе токарей по металлу. Специальность токаря мне очень нравилась, и в то время она высоко котировалась среди рабочих-металлистов. Учеба в ФЗУ у меня с самого начала пошла хорошо, а к середине первого года по теории я был в числе отличников, а по работе в числе хорошистов. На таком уровне я оставался и до окончания ФЗУ. На выпускных экзаменах преподаватель математики Сергей Васильевич Лебедев, которого обожала вся наша группа за веселый и добрый характер, индивидуальный подход к каждому ученику, имел со мной очень теплый разговор. Когда я, как обычно раньше других, выполнил контрольное задание, он подошел ко мне, проверил решение и сказал:
— Ну, Анатолий Михайлович, ты просто молодец! Тебе надо серьезно подумать о дальнейшей учебе. Зайди ко мне после экзаменов.
Сергей Васильевич каждого ученика называл каким-либо ласкательным именем: Петухова — Петушок, Сибирякова — Сибирячок, и т. п. А меня почему-то первым в моей жизни начал называть по имени и отчеству. Это всегда вызывало у ребят веселый смех.
После экзаменов он посоветовал мне пойти на рабфак при Московском нефтяном институте имени Губкина, где он преподавал математику. Я очень внимательно отнесся к его совету и дал слово обязательно прийти туда учиться. Так и сложилось.