Абрам Мильнер. НАПАДЕНИЕ НА ДЕМЯНСК

Абрам Мильнер. НАПАДЕНИЕ НА ДЕМЯНСК

Я не сразу решился писать эти воспоминания.

Память человеческая иногда кажется глубоким колодцем, где нескоро различишь то, что случилось с тобой более сорока лет назад. Посмотришь в темный квадрат воды: гулко капают капли со стен колодца, за каплями срываются песчинки, и вот уже по поверхности воды побежали маленькие волны. Всего одно мгновение— и исчез блестящий квадрат. Замутилась вода в колодце, рябью покрылась ее поверхность.

Так и память. Ясно вижу яркий, солнечный день. Листва деревьев еще не покрыта летней пылью. Новгород. Лето 1922 года. Белое здание на окраине города. Здесь, в просторных хоромах Десятинного монастыря, разместился губернский отдел ГПУ.

Я сижу за своим рабочим столом. Я еще молод. В 1919 году на фронте принят в ряды коммунистов. На мне неизменная гимнастерка. Как и все чекисты, я чувствую себя на переднем крае острейшей классовой битвы, хотя отгремели уже залпы гражданской войны и рядом, на соседней улице, нэпман прибивает вывеску «Чайная „Уют”». Оттуда по вечерам доносятся разухабистые звуки баяна и раздражающие запахи только что испеченных оладий.

В памяти возникают подробности обстановки. Но не все вспоминается в равной степени ярко: почему-то припоминаю старенький телефонный аппарат «Эриксон» с красным вензелем из перекрещенных молний, массивную чернильницу с бронзовой крышкой, часового у дверей.

Какие мы были тогда молодые, энергичные, решительные! Старшие товарищи сдерживали нашу порывистость, называли полушутливо «необъезженными лошадками», и каждый из нас хотел быть похожим на Феликса Эдмундовича, про которого уже тогда, в 1922 году, ходили легенды. Слова Дзержинского о главных качествах чекиста узнали мы из инструкций и служебных предписаний; их передавали из уст в уста: «У чекиста должны быть горячее сердце, холодный ум и чистые руки».

В «Памятке сотрудникам ЧК», разработанной еще в 1918 году, говорилось, что каждый чекист должен быть «всегда корректным, вежливым, скромным, находчивым. Каждый сотрудник должен помнить, что он призван охранять советский революционный порядок и не допускать нарушения его; если он сам это делает, то он никуда не годный человек и должен быть исторгнут из рядов Комиссии.

Быть чистым и неподкупным…

Быть выдержанным, стойким, уметь быстро ориентироваться, принять мудрые меры…»

Быть выдержанным, быть стойким — это понятно. А вот как «уметь принять мудрые меры»? Здесь не иначе нужно самому мудрецом стать. В молодые годы, увы, не каждый на это способен.

Короче говоря, наступил и для меня день экзамена. Июльской ночью 1922 года польско-советскую границу перешла банда террористов.

Сформированная Борисом Савинковым, этим злейшим врагом Советской власти, снабженная оружием и деньгами генеральным штабом панской Польши, банда проникла в глубь советской территории. Десятки конспиративных квартир и явок, разбросанные вдоль границы, облегчили ей скрытное передвижение.

Как ни хитрили бандиты, их передвижение было замечено.

В центр поступили первые тревожные сигналы. Одна из шифрованных телеграмм была адресована Новгородскому губотделу ГПУ. Немногое знал я о Савинкове в ту ночь, когда пришла тревожная шифровка.

На столе передо мной лежит теперь маленькая книжечка: «Борис Савинков перед Военной коллегией Верховного Суда СССР». Листаю страницы обвинительного

заключения, застенографированные ответы подсудимого, читаю приложенные в конце книги фотокопии его писем. С первой страницы смотрит на меня человек с остановившимся взглядом. При внешней обыденности его лица за полузакрытыми веками чувствуется недобрая сила профессионального террориста.

В тот день, когда чекисты напали на след его подручных, сам Борис Савинков беседовал с маршалом Пилсудским в Варшаве, обсуждая проблему отделения Украины и Белоруссии от Советской России, торговался О количестве винтовок и пулеметов, выклянчивал деньги в злотых и в фунтах стерлингов для содержания подпольных организаций, договаривался о цене шпионских материалов, собранных его людьми.

Холодны строчки обвинительного заключения: «…ни один работник Народного Союза не отправлялся через границу в Россию без того, чтобы одновременно не состоять сотрудником разведывательного отдела Генерального штаба Польши или Французской военной миссии. При вступлении в организацию и при отправке в Россию савинковские агенты давали присягу, в которой обещали вести непримиримую борьбу с Советской властью. Агенты снабжались особыми мандатами на полотне за подписью Бориса Савинкова…Возвратившийся из России агент прежде всего должен был являться в разведывательный отдел Польского генерального штаба, где делал письменный доклад о проделанной шпионской работе, и только после этого мог отправиться к начальнику пункта Народного Союза…»

Далее идет перечисление убийств, грабежей, насилий, диверсий, произведенных в разное время на советской земле савинковскими бандитами.

В те далекие дни я знал только о нападениях на военные комиссариаты и советские учреждения, совершенных в Белоруссии в 1921 году.

Знал, что бандами руководит сбежавший от справедливого возмездия эсер Борис Савинков, что в годы гражданской войны был он организатором многих контрреволюционных заговоров, а затем стал представителем Колчака в Париже и Лондоне.

Именно в 1922 году Савинков и известный английский разведчик Сидней Рейли готовили покушение на наркома по иностранным делам Г, Чичерина, возвращавшегося вместе с советской делегацией после конференции в Гааге. Лишь случайная задержка на дипломатическом приеме спасла тогда жизнь Чичерину.

Савинков был представлен Сиднеем Рейли самому Уинстону Черчиллю. Раскройте воспоминания Черчилля и прочтите, что пишет он о Савинкове: «…невысокого роста, с серо-зелеными глазами, выделяющимися на смертельно бледном лице, с тихим голосом, почти беззвучным. Лицо Савинкова изрезано морщинами, непроницаемый взгляд временами зажигается, но в общем кажется каким-то отчужденным…» Черчиллю Савинков показался «странным и зловещим человеком», однако нашел он в нем то главное, что его интересовало: непримиримость в борьбе с Советской властью, личную смелость, редкую выносливость.

Локкарт в своих мемуарах отмечает умение Савинкова «зажигать» слушателей, хотя и рассказывает о его бешеном честолюбии и любви к роскошной жизни.

Кстати, об этих чертах характера Савинкова я узнал недавно, прочтя книгу Льва Никулина «Мертвая зыбь». Один из деятелей савинковского подполья в России Стауниц говорит о нем: «Человек для него спичка: понадобился — взял, потом сломал и бросил…»

Данная Савинкову характеристика достаточно иронична, но полностью соответствует истине. Именно таким был этот авантюрист.

В губотделе ГПУ, несмотря на ранний час, жизнь шла своим чередом: дежурный разговаривал по телефону, сменились на посту часовые, у дверей кабинета встретила меня озабоченная шифровальщица:

— Прочтите… Важное сообщение…

В шифровке было сказано, что с западной границы (Витебский пограничный округ) прорвалась к нам са-винковская вооруженная банда, устремилась внезапно на территорию Псковской губернии, напала на город Холм, но, встретив сопротивление, отступила к Старой Руссе.

В тишине гулко отсчитывали секунды большие часы, стоявшие в углу. Нужно было немедленно действовать, принять какие-то меры. Но какие?

В шифровке предлагалось немедленно принять меры по защите населенных пунктов Старорусского и Демянского уездов, обнаружить бандитов и разгромить. Я должен был связаться с губвоенкомом, разработать общий план, используя местные воинские силы, а если их не хватит, Петроград обещал помочь.

Об исполнении мне было предложено докладывать через каждые шесть часов.

Шифровку подписал полномочный представитель ГПУ в Петроградском военном округе Станислав Адамович Мессинг.

Поднятые по тревоге, в отдел стали прибывать все наши сотрудники. Не велик был штат Новгородского губотдела ГПУ. Однако это были честные, смелые и решительные работники. Каждый понимал исключительную серьезность обстановки. Нельзя было упустить драгоценное время. Банду нужно поскорее обезвредить, иначе прольется много крови.

Из опыта гражданской войны я знал, что излюбленное время для передвижения бандитов ночь. Дороги они выбирают глухие, проселочные, вперед высылают разведчиков, которые путают след, направляя погоню в противоположном направлении, привалы обычно делают в лесу, а в отдельных случаях даже убивают проводников, чтобы те не проболтались о путях движения банды.

В кабинет вошел губвоенком Григорьев.

Тяжело дыша, он вытер пот со лба и молча протянул руку.

Григорьев ни о чем не спрашивал. Решительный и молчаливый, он ждал информации. Я протянул ему шифровку.

Мы подошли к большой карте, висевшей на стене.

— Давай посмотрим, по каким дорогам они могут двигаться, — сказал Григорьев. По нахмуренным бровям можно было догадаться, как сильно обеспокоила военкома шифровка.

У нас был некоторый навык борьбы с бандитами. Наиболее упорной была эта борьба против банды кронштадтского мятежника Финогенова, орудовавшей на территории одного из уездов. Эта банда терроризовала всю округу, дезорганизовав работу советских и партийных органов. Ликвидацию ее возглавил чекист Мельниченко. Опираясь на местное население, он выследил банду и заманил ее в засаду. В завязавшейся перестрелке большинство бандитов было убито. Однако уцелевшие решили отомстить чекисту. Вскоре в центре Новгорода, в городском саду, они напали на Мельниченко. Спасти жизнь отважного чекиста не удалось.

Вспомнив об этом случае, мы с Григорьевым не нашли сходных моментов. Финогенов, беглец из мятежного Кронштадта, был жалким кустарем, грабителем, так сказать, уездного масштаба, а банда савинковцев, с которой нам предстояло иметь дело, располагала пулеметами и скорострельным оружием, причем руководил ею известный мастер провокации полковник Павловский, не раз уже переходивший советскую границу.

Мы связались с уполномоченным ГПУ по Старорусскому уезду, а тот, в свою очередь, предупредил волостные организации.

Был разработан примерный маршрут, по которому должен двигаться новгородский конный отряд милиции во главе с нашим сотрудником Моисеевым.

В основе плана лежали две тактические задачи. Во-первых, защитить Старую Руссу и зажать банду в клещи, а во-вторых, дать бой окруженным бандитам по возможности в поле или в лесу, подальше от жилья, чтобы избежать жертв среди населения.

Опытный чекист Моисеев со своими конниками уже мчался к Старой Руссе, а другой фланг продолжал оставаться открытым. Мы попросили Мессинга направить нам в помощь эскадрон из Петрограда. Разговаривая по телефону со Станиславом Адамовичем, я сказал, что желательно перебросить отряд за сутки, иначе к банде могут присоединиться местные кулаки и дезертиры.

Мессинг обещал быстро перебросить к нам эскадрон.

Однако произошла непредвиденная задержка. Страна в ту пору еще не оправилась от разрухи, железные дороги работали плохо. Не зная об этой задержке, я вместе с губвоенкомом выехал в Старую Руссу для руководства операцией.

В Старой Руссе мы встретились с уполномоченным ГПУ и уездным военкомом. Никаких сведений о передвижении бандитов у них не было. Но слухи о нападении бандитов на Холм вызвали тревогу среди населения.

Невольно возникло сомнение: по правильному ли пути мы идем? Что, если бандиты узнали о наших контрмерах и изменили свой маршрут?

Мы поехали на телеграф, вызвали Демянск и пригласили к прямому проводу уполномоченного ГПУ Граудинга. Выяснилось, что о нападении на Холм он ничего еще не знает. Посоветовали мобилизовать и вооружить коммунистов города, установить круглосуточные дежурства.

Поздно вечером связались с Петроградом. То, что мы узнали, ошеломило нас. Оказалось, что вагоны с подкреплением по вине железнодорожников где-то застряли, так как были прицеплены к балластному составу.

Расстроенные, мы долго не могли заснуть в тесном номере старорусской гостиницы. Григорьев всю ночь ворочался на койке, а на рассвете разбудил меня:

— Идем на телеграф, что-то неспокойно на сердце. Не случилось ли чего в Демянске…

Через несколько минут мы были на телеграфе. Заспанный телеграфист долго возился с аппаратурой, потом растерянно сказал:

— Демянск не отвечает…

— Может, повреждение на линии?

— Пошлем проверить, — сказал телеграфист.

Случилось именно то, чего мы опасались. Бандиты, верные своей тактике, прежде всего перерезали провода. Но, если они нарушили связь близ Демянска… стало быть, именно там их и нужно искать.

Томительно тянулось время. Наконец вернулись монтеры с линии. На старорусской дистанции все было в порядке.

— Где же повреждение?

— Повреждение в самом Демянске…

Лихорадочно заработала мысль. Телефонной связи нет. До Демянска больше пятидесяти километров. Что же делать? Может, изменить маршрут конников Моисеева?

Мы с военкомом и Ильиным — уполномоченным ГПУ по Старорусскому уезду — стали перебирать различные возможные варианты связи с Демянском, но все они тут же отвергались. Оставался только один — просить Петроград направить самолет.

И тут вдруг заработала связь. Узкая полоска бумаги дернулась, и затрещал молоточек самописца.

К аппарату подбежал телеграфист. Быстро отстукав ответ, перешел на прием.

Наши глаза впились в узкую ленточку бумаги, которая бежала и бежала из аппарата, свиваясь на полу в кольца.

Военком взял ленту, начал читать ее, побледнел.

— Беда, товарищи, савинковцы напали на Демянск, — хрипло сказал он. — Город захвачен, имеются жертвы!

* * *

Что же случилось в Демянске?

Оказывается, Граудинг после разговора со мной сразу же выступил в разведку, надеясь обнаружить и ликвидировать банду. Прихватил с собой и отряд ЧОН (часть особого назначения). И военком Демянска, оказывается, присоединился к Граудингу. В результате город на какое-то время был оставлен без военного руководства. Бандиты этим и воспользовались. Обнаружив нашу разведку, они скрытно обошли отряд Грау-< динга и устремились к Демянску.

Было это ранним утром, когда мы томились у молчавшего телеграфного аппарата. Действовали бандиты сноровисто: закинули на столб вожжи и сорвали провода. Затем ворвались в город и захватили ключевые позиции.

Начались бесчинства. Бандиты учинили зверскую расправу над партийными и советскими работниками, разгромили и разграбили финотдел.

Боясь возмездия, савинковцы торопились. Около двенадцати часов дня, открыв беспорядочную стрельбу вдоль улиц, они покинули город.

В это время вернулся Граудинг с военкомом. Связь со Старой Руссой была восстановлена. За бандитами организовали погоню.

Мессинг, которому мы доложили о событиях в Демянске, коротко сказал:

— Сегодня же выезжаю с отрядом в Старую Руссу.

Весь день к нам поступали донесения. Граудинг сообщил, что по сведениям разведки банда повернула в сторону Старорусского уезда, то есть к нам. Я приказал Моисееву и его коннице взять под контроль все дороги.

Затем из Демянска сообщили, что по пути следования савинковцев обнаружены повешенный старик крестьянин и расстрелянный комсомолец. По рассказам очевидцев, старик обругал савинковцев, назвав их убийцами, а комсомолец в ответ на приглашение присоединиться к бандитам плюнул врагам в лицо;

Вечером прибыл Мессинг. Обсудив меры, принятые нами для ликвидации савинковцев, он их одобрил. К этому времени конный отряд Моисеева гнался буквально по пятам бандитов. Другие отряды перекрыли пути их отступления. Поле для маневрирования банды заметно сузилось.

Вскоре удалось захватить отставшего от банды матерого савинковца. Это был высокий кряжистый старик, бежавший в свое время за границу.

На допросе он дал ценные показания. Бандой действительно руководил полковник Павловский, правая рука Бориса Савинкова. В помощниках у него был капитан Тронов. Задача банды — организация террора и диверсий, а также добыча секретных документов, за которые в генштабе Польши и во французском посольстве в Варшаве обещали хорошо заплатить.

Старик сказал между прочим, что крестьяне совсем не поддерживают банду, что еще год назад Павловский бесчинствовал как хотел, а теперь за ним организована погоня.

Вечером ко мне подошел Ильин и сообщил, что крестьяне одной из отдаленных волостей прислали нам подарок.

— Какой подарок? Пусть лучше помогут поймать бандитов.

Ильин улыбнулся.

— Подарок вот… — указал он на крестьянскую подводу, стоявшую во дворе.

Мы вышли во двор. Возле подводы стояли крестьяне, вооруженные охотничьими дробовиками. По-видимому, это был конвой. Подвода была прикрыта рогожей.

— Что там такое?

— Просят лично посмотреть… — уклончиво ответил Ильин.

Мы подошли поближе. Угрюмый старик, стоявший около подводы, низко поклонился и молча поднял рогожу.

То, что мы увидели, заставило нас попятиться назад. На дне телеги, устланной соломой, плотно прижатые друг к другу лежали два трупа.

Старик, сдернувший рогожу, пояснил:

— По-нашему иродов казнили, по-крестьянски…

— Как вы их поймали? — оправившись от волнения, спросил Мессинг.

— Из лесу они вышли. Как волки… Лошадей требовали. Ну, мы их в избу заманили и всем миром кончили…

— Но почему без суда? — возмутился Мессинг.

Вслед за этим происшествием посыльный принес телеграмму.

— Приятная новость, товарищи, — сказал Мессинг, прочитав ее. — Из Пскова сообщают, что во время перестрелки убит помощник главаря банды капитан Тронов…

— Бегут на запад, почуяли близкий конец! — воскликнул Ильин.

— Не все бегут, — холодно возразил Мессинг, — основное ядро еще здесь. Теперь дело за вами, товарищи новгородцы!

Прошло несколько дней. Бандиты метались из стороны в сторону, пытаясь пробиться к границе. Кольцо преследователей все плотнее сжималось вокруг них. Отлично действовали конники Моисеева, они захватывали отставших бандитов, успевали отбить награбленное имущество.

Дело явно близилось к концу, как вдруг получаю телеграмму, что банда исчезла, бросив повозки и лошадей. Брошены были даже тюки с награбленной мануфактурой.

Стали советоваться. Что же произошло?

Григорьев говорит:

— Ничего особенного не произошло. Ездили они на лошадях, теперь будут ходить пешком. Вот так и потопают к польской границе…

Так оно и было. Полковник Павловский, догадавшись, что его окружают, распустил банду, приказав каждому участнику самостоятельно добираться до границы.

Нам удалось выловить почти всех бандитов. Ушел от погони лишь Павловский. Правда, через полтора года и он был задержан на одной из конспиративных квартир, когда прибыл для инспектирования савинковского подполья. Суд приговорил матерого бандита к расстрелу.

Все захваченные бандиты были доставлены в Новгород.

Летом 1923 года их судила выездная сессия Военного трибунала Петроградского военного округа. Активные участники банды были приговорены к расстрелу.

Приговор был приведен в исполнение в Демянске.

Прежде чем поставить точку, хочу сообщить читателю, что Борис Савинков, этот самозванный кандидат в русские Бонапарты, в том же году, что и Павловский, был пойман чекистами на советской территории.

В обвинительном заключении Военной коллегии Верховного Суда СССР об этом говорится весьма лаконично: «…в августе 1924 года, желая лично проверить состояние антисоветских и контрреволюционных организаций на территории Союза ССР, Савинков перешел по фальшивому документу на имя Степанова В. И. русско-польскую границу… был арестован в 10 часов утра 18.VIII—24 в Минске, куда он в ночь на 16.VIII прибыл из Польши…»

На процессе Савинков признал свою вину, подробно рассказав о всех своих преступлениях. Позднее Президиум ВЦИК счел возможным заменить ему расстрел десятью годами тюремного заключения.

В том же обвинительном заключении есть раздел о деятельности савинковских банд в 1921–1923 годах. Вот что говорилось там о Павловском: «…одной из наиболее выдающихся по жестокостям, творимым ею, являлась банда полковника Павловского, состоявшего одновременно и начальником оперативного отдела организации. Банда эта в начале июля 1922 года пыталась занять город Холм, но, встретив достаточное сопротивление, отступила к Старой Руссе, убив продкомиссара. По дороге бандой был разгромлен волостной исполком и совершен ряд убийств, затем был захвачен город Демянск и ограблено там советское казначейство. После ограбления Демянска бандиты двинулись в Порховский уезд. В пути ими был захвачен продработник, член РКП (б) Силин, у которого вырезали на груди звезду, его избили, искололи штыками и повесили. Среди других зверств, совершенных над коммунистами, был случай, когда одного коммуниста после избиения привязали за ноги к подводе и волокли до тех пор, пока он не умер.

Всего в этот приход савинковской банды в Россию ею было совершено 18 вооруженных нападений и ограблений и убито свыше 60 человек».

Таковы были эти матерые враги, которых нам удалось ликвидировать.