Выстоять — это не просто…

Выстоять — это не просто…

Бригада немного пополнилась командными кадрами, и мы произвели некоторые перестановки с учетом подготовки людей и личных качеств. В третий батальон пришел новый командир — майор Бутаков. Он носил громкую «морскую» фамилию, но ходил в армейской шинели. Пришел в этот батальон и новый комиссар — старший политрук Кривун, кадровый моряк.

16 декабря я провел весь день у них в батальоне, помогая обоим войти в курс дел. Вернулся на КП поздно, и, как обычно, мы с Вильшанским еще долго делились впечатлениями дня. Легли уже в третьем часу, но сон не шел, и мы лежали с открытыми глазами, думая, должно быть, об одном и том же: что еще надо сделать, чтобы успешнее отразить готовящееся наступление врага? И не знали, не предчувствовали, что истекают последние часы передышки.

Нас разбудил грохот орудий. Новый комбат майор Бутаков первым доложил по телефону, что на его участке противник перешел в наступление.

В землянку вошел начальник штаба В. П. Сахаров, успевший выяснить некоторые данные обстановки. Захватив окопы боевого охранения на склонах горы Азиз-Оба, подразделения немцев подошли к нашему переднему краю и пока прижаты там к земле ружейно–пулеметным и минометным огнем. Вражеская артиллерия и минометы обстреливают весь фронт бригады, а также участок соседа справа…

Так начался для нас декабрьский штурм Севастополя. Но конечно, в тот предрассветный час хмурого зимнего утра мы еще не представляли масштаба событий.

Своих средств для подавления обстреливавшей нас немецкой артиллерии бригада не имела. С вызовом огня береговых батарей через командование четвертого сектора произошла задержка. Нужны были срочные меры, чтобы сократить потери и по возможности уберечь наши оборонительные сооружения. С согласия Вильшанского я связался непосредственно с командармом И. Е. Петровым, которому и доложил об обстановке на участке бригады. После этого 10–я и 30–я береговые батареи быстро открыли огонь по наступающему противнику и его батареям.

Однако враг уже успел нанести существенный ущерб нашей обороне. Разрушения и потери увеличились в результате налетов немецкой авиации. Она бомбила главным образом боевые порядки второго и третьего батальонов. На стыке их у горы Азиз–Оба, на ключевом участке обороны бригады, разгорелся в последующие часы наиболее напряженный бой.

Мы увидели, как впереди немецкой пехоты появилось несколько танков. Они приближаются к нашим окопам, но краснофлотцы не отходят. Вот один танк вздрогнул и завертелся на месте. Задымил и второй — он тоже подбит. Третий, вспыхнув, начал было разворачиваться, но внутри его произошел взрыв… Однако танков гораздо больше. Три других повернули на нашу противотанковую батарею. Она успела подбить еще два танка, а третий навалился гусеницами на орудия…

Около 10 часов утра немцы овладели горой Азиз–Оба.

— Первая рота почти вся погибла, но своих позиций не оставила, — доложил майор Бутаков.

Такой же доклад поступил из второго батальона: там полегла, не оставив своего рубежа, третья рота, оборонявшаяся на восточных скатах Азиз–Оба.

Через час положение на участках двух батальонов стало еще более тяжелым. Враг медленно продвигался в глубь нашей обороны.

— Что будем делать, Владимир Львович? — спрашиваю комбрига.

— Резервов у нас нет. Надо просить помощи у генерала Воробьева, — решает Вильшанский и связывается с комендантом сектора. Но мы понимаем: прислать подкрепление могут не так?то скоро.

Нам уже известно, что одновременно с 22–й немецкой дивизией, атакующей нас, против наших соседей справа перешла в наступление 132–я дивизия противника. Значит, фронт наступления — не меньше 10 километров.

Исключительно стойко держится четвертый батальон. Одна за другой захлебываются у его окопов вражеские атаки. Комбатом там Федор Линник, кадровый майор. Не помогли немцам и двинутые сюда десять танков. А когда дело дошло до штыковой контратаки, секретарь комсомольского бюро батальона Семин первым выскочил из окопа. Он один заколол трех гитлеровцев.

Все политработники подразделений — в гуще боя. Трижды за несколько часов водил краснофлотцев в контратаку политрук Загальский, находившийся в третьем батальоне как представитель политотдела. Несколько раз увлекал свою роту в штыковой бой политрук Кудин. Потом он был убит, ряды роты поредели, но даже когда в строю осталась лишь горстка бойцов с раненым лейтенантом Гагиевым во главе, они продолжали сражаться так же упорно.

Вечером подводим итоги этого тяжелого дня. Три из пяти батальонов удержали свои позиции. Но два — второй и третий — понесли большие потери и отошли. В самом центре участка бригады враг вклинился в нашу оборону на 700 метров.

К ночи усилился мороз. Задул порывистый холодный ветер, и началась настоящая пурга — явление чрезвычайно редкое в этих местах. Не предпринимая ночью новых атак, враг не прекращал, однако, обстрела наших позиций.

Утром наступление возобновилось на всем фронте бригады. Но скоро стало ясно, что теперь немцы стремятся прорвать оборону четвертого и пятого батальонов.

Между тем высланный в помощь бригаде резервный полк 388–й дивизии задержался — должно быть, из?за непогоды — на марше и в 9 часов утра, когда стало уже совсем светло, только подходил к нашим тылам. Обнаруженный немецким самолетом–разведчиком, полк попал под артиллерийский обстрел, а затем под штурмовку с воздуха. В результате он не только не смог немедленно пойти в контратаку, но лишь к концу дня был приведен в порядок.

Чувствуя, что командир полка капитан Ашуров и комиссар Алимов не в состоянии быстро собрать своих людей, рассеявшихся по незнакомой местности, мы послали им в помощь майора Текучева, который и вывел часть подразделений к назначенному рубежу. Затем отправился туда и я, чтобы выяснить общее состояние полка. По пути наткнулся на группу встревоженных красноармейцев–азербайджанцев. Они объяснили, что недалеко отсюда убит немецким снарядом «большой начальник».

На снегу лежал Тимофей Наумович Текучев. Я наклонился и назвал его по имени. На какой?то миг он открыл глаза и тотчас же снова закрыл. Но я понял: он меня узнал. Губы умирающего зашевелились. Прильнув к ним ухом, я услышал слова, врезавшиеся в память на всю жизнь:

— Прошу Севастополь не сдавать… Вере…

На этом он умолк. Я принял предсмертный наказ майора Текучева боевым товарищам. Но так и не узнал, что хотел он передать своей жене — Вере Николаевне. Она вместе с мужем пошла на фронт и служила в санчасти нашей бригады.

18 декабря прошло в отражении фашистских атак, следовавших одна за другой. На нашем правом фланге была введена в бой 40–я кавдивизия. Дивизией ода называлась, в сущности, условно, потому что имела очень мало бойцов, и еще более условно — кавалерийской дивизией, ибо сражалась в пешем строю. Отбить у немцев гору Азиз–Оба ей не удалось. Но командир дивизии полковник Ф. Ф. Кудюров, краснознаменец еще с гражданской войны, все?таки помог нам своей контратакой. С этого дня кавдивизия стала нашим соседом справа.

Особенно упорны бои на участке четвертого батальона. В трудный момент его комиссар старший политрук В. Г. Омельченко, вооружившись связками гранат, возглавил отчаянно дерзкую контратаку против фашистской пехоты и танков. Бросок был настолько стремителен, что немцы открыли огонь лишь после того, как два их танка запылали. И тут же завязалась рукопашная схватка.

Комиссар и десять краснофлотцев были отрезаны от своих и окружены взводом немецкой пехоты. Пробив гранатами брешь во вражеском кольце, комиссар приказал краснофлотцам отходить, а сам стал их прикрывать. Тогда десятка два гитлеровцев окружили Омельченко. Последними гранатами он уничтожил еще нескольких врагов и, фактически уже безоружный, бросился на появившегося перед ним немецкого офицера и богатырским ударом сбил его с ног. На выручку комиссару подоспели краснофлотцы. Группа смельчаков благополучно вернулась к своим.

Слушая потом рассказы о подробностях этой схватки, я думал о том, как много значит в таких вот условиях, при численном перевесе врага, поведение в бою буквально каждого человека.

В окружение, но уже гораздо более длительное, попала в тот день и рота лейтенанта В. Н. Гаврилина. Организовав круговую оборону, рота почти двое суток отбивалась от наседавших гитлеровцев и в конце концов соединилась со своими.

Вечером обстановка заставила командира бригады самого отправиться в расположение приданного нам полка 388–й дивизии, чтобы попытаться организовать контратаку. Но, отойдя метров на шестьсот, Вильшанский оказался отрезанным от КП продвинувшимся здесь противником. Пришлось развернуть новый командный пункт. С него мы уже ночью связались со штабом четвертого сектора и выяснили, что наш штаб и некоторые подразделения бригады находятся в полу- окружении, отрезанные от соседей.

Однако связь между прежним нашим КП и штабом сектора действовала. Майор Сахаров докладывал туда:

— Немцы в ста — ста пятидесяти метрах перед нами. Слышим также стрельбу справа и слева. Организуем круговую оборону.

Начштаба сектора посоветовал Сахарову поскорее выбираться на новый КП бригады.

— Не могу сейчас этого сделать, — ответил Василий Павлович, — У нас тут человек тридцать раненых. Нужны санитарные машины… .

— Их уже пытались к вам послать, но на дорогах стоят немецкие танки.

— Понял вас. Что?нибудь придумаем, — закончил Сахаров разговор.

В течение ночи раненые были вынесены на руках под носом у немцев. Майор В. П. Сахаров и заместитель начальника политотдела батальонный комиссар Д. С. Озеркин последними оставили наш старый КП.