Глава 15. ОБОРОНИТЕЛЬНОЕ СРАЖЕНИЕ ЮГО-ЗАПАДНЕЕ ЧЕРКАСС (с 23.01.1944 по 4.03.1944)

Глава 15.

ОБОРОНИТЕЛЬНОЕ СРАЖЕНИЕ ЮГО-ЗАПАДНЕЕ ЧЕРКАСС

(с 23.01.1944 по 4.03.1944)

Еще в ночь на 23 января, передав свои позиции частям 376-й пехотной дивизии и панцер-гренадерской дивизии «Гроссдойчланд», 14-я танковая дивизия выдвинулась в указанный район сосредоточения и дислокации севернее села Ново-Злынки.

Квартиры, которые она там обнаружила, были, как всегда, тесными и грязными и, кроме того, большей частью заняты обозами и тыловыми службами других соединений, так что большую часть боевых частей пришлось разместить во временных помещениях. Но, поскольку мы и без того не рассчитывали на долгую передышку и дивизию могли в любой момент снова поднять по тревоге, мы удовлетворились тем, что занялись устранением самых существенных неисправностей и начали готовиться к предстоящим боевым действиям.

Была проведена разведка мостовых переправ и дорог. В дивизии, занимавшие позиции на передовой, были высланы группы связи. Одновременно представилась возможность провести перегруппировку и персональные изменения, которые до сих пор приходилось все время откладывать.

Панцер-гренадерские полки расформировали отдельные наиболее слабые подразделения и распределили освободившийся личный состав вместе с прибывшим из Германии пополнением по остальным ротам. Теперь все их батальоны состояли только из одной стрелковой роты, одной тяжелой роты и штабной роты. В дополнение к ним были сформированы временные дежурные роты и тому подобные другие сводные подразделения.

Из еще боеспособных остатков танкового полка (семи танков Pz. IV, четырех штурмовых орудий и четырех огнеметных танков), насчитывавшего не более роты 1-го батальона 103-го панцер-гренадерского полка, а также значительно сократившегося 1-го дивизиона 4-го танкового артиллерийского полка была вновь сформирована бронетанковая группа. Ее возглавил полковник Лангкайт, который только несколько дней тому назад вернулся из командировки в рейх. Капитан Шванер, прикомандированный тем временем к 500-му отдельному танковому батальону, но задержанный до прибытия командира полка, передал командование 3-м батальоном 36-го танкового полка майору Бернау.

Произошло изменение и в командовании 103-го панцер-гренадерского полка. Полковник Хансен, перевод которого в один из вышестоящих штабов намечался уже давно, покинул дивизию, а его место занял подполковник Муммерт. Майора фон Фихте, прежнего командира 276-го зенитно-артиллерийского дивизиона, сменил капитан Витцель.

24 января, перемещения командного и личного состава подошли тем временем к концу, поступил приказ о выступлении на север. Проведенный 3-й танковой дивизией разведывательный поиск, который наткнулся на советскую исходную позицию, подтвердил предположение германского командования, что на следующее утро противник, вероятно, перейдет в наступление на этом участке фронта. Благодаря этой разведывательной операции у корпуса и армии появилась возможность своевременно подтянуть в этот район свои резервы.

Двигаясь через Гапсино и Малую Виску, а также расположенную западнее Юрьевку, отдельные маршевые группы уже рано утром 25 января достигли района Новомиргорода, где командование дивизии уже успело оборудовать свой командный пункт. Затем были выдвинуты посты охранения до северной окраины села Златополь и Разлива. Справа к нам примыкала 11-я танковая дивизия, занявшая исходные позиции в селе Мартоноша и в Панчево.

Остававшееся неизменным направление ураганного огня русской артиллерии, который начался еще во время подхода дивизии и на который немецкая артиллерия отвечала своим не менее интенсивным огнем, давало повод предположить, что, несмотря на все усилия, противнику пока еще не удалось добиться значительного успеха. Первые донесения, поступившие с передовой, подтвердили это впечатление.

3-я танковая дивизия несгибаемо противостояла натиску русских, и казалось, что положение у соседей, примыкавших к ней с севера, тоже не давало повода для серьезных опасений.

Однако уже к полудню картина резко изменилась.

Стрелковые дивизии 4-й советской гвардейской армии перешли реку между Красносилкой и Баландино и, несмотря на ожесточенное сопротивление, оттеснили занимавшую там позицию 389-ю пехотную дивизию на рубеж Бурты — Кохановка, но потом были вынуждены залечь под массированным огнем немецкой артиллерии. Тогда русские танки попытались развить атаку и продвинулись до восточной окраины Оситняжки и дальше севернее до поселка Олянино. Однако из-за потери почти всей первой волны атакующих войск — около тридцати танков типа Т-34 и пехоты сопровождения численностью более полка — они были вынуждены в конце концов остановиться, чтобы подождать, пока к ним присоединятся остальные силы.

Пока перемещения советских войск находились под контролем нашей артиллерии, они не представляли большой опасности. Но с наступлением темноты положение могло стать критическим, так как русские наверняка попытаются проникнуть в брешь, которая образовалась из-за того, что левый фланг 3-й танковой дивизии, как и прежде, продолжал удерживать свои позиции, в то время как правый фланг 11-го армейского корпуса 389-я пехотная дивизия отступала все дальше на запад и в конце концов потеряла контакт с соседом.

Поэтому волей-неволей командование армии должно было уже теперь ввести в бой часть своих резервов и контратакой 14-й танковой дивизии закрыть образовавшуюся брешь.

Несмотря на густой туман, который даже в такое позднее время все никак не хотел рассеиваться и сильно затруднял движение, первой выступила бронетанковая группа. Миновав Каменоватку, она заняла деревню Россоховатку и высоту, расположенную с северо-восточной стороны от деревни. Вскоре после этого 103-й панцер-гренадерский полк установил контакт с 3-й танковой дивизией, занимавшей позиции справа, а боевая группа фон Брезе, в которую входили 108-й панцер-гренадерский полк, 14-й танковый разведывательный батальон, 2-й дивизион 4-го танкового артиллерийского полка и зенитное подразделение, установила связь с 389-й пехотной дивизией.

Противник опять оказался перед сомкнутым фронтом. Незначительное продвижение на местности стоило русским очень больших потерь. Тем не менее это их не смущало, и они не собирались отказываться от осуществления своих планов.

Пользуясь пасмурной погодой и плохой видимостью и не обращая внимания на плотный оборонительный огонь немецкой артиллерии, противник подтягивал к линии фронта новые силы, а с наступлением темноты атаковал позиции группы фон Брезе. Получив здесь отпор, русские повернули на юго-восток и неожиданно появились перед Россоховаткой. После ожесточенного боя деревню пришлось оставить, но еще той же ночью, примерно в 2.00, 3-й батальон 36-го танкового полка и 1-й батальон 103-го панцер-гренадерского полка совместными усилиями снова отбили деревню у русских.

Весь следующий день в районе Россоховатки и на прилегающих высотах продолжались бои с переменным успехом, однако Советам так и не удалось добиться здесь решающего успеха. И только когда после потери нескольких опорных пунктов была временно утеряна связь с 3-й танковой дивизией, противник прорвался через эту брешь на юго-запад и попытался окружить боевую группу. Группа была вынуждена оставить деревню и отойти на юг. Новые атаки русских, поддержанные большим количеством танков, привели в конце концов к тому, что была потеряна связь с 108-м панцер-гренадерским полком, сражавшимся северо-западнее Писаревки, что серьезно осложнило положение. И только отвлекающая атака «Пантер» 11-й танковой дивизии позволила устранить угрозу. Однако потребовалось ввести в бой и последние подразделения 11-й танковой дивизии, направив их одновременно на Рейментаровку, Тишковку и Капитановку, прежде чем удалось создать новый редкий оборонительный рубеж, состоящий из отдельных опорных пунктов. Но он был занят такими слабыми силами, что наверняка не выдержал бы еще одной атаки противника, проведенной более крупными силами.

Панцер-гренадерские полки со своей боевой численностью всего лишь в 250–300 бойцов просто были не в состоянии продолжительное время удерживать свои многокилометровые участки. К тому же последние четыре танка дивизии уже давно не могли поддерживать их в той степени, в какой это было необходимо при их ужасающей малочисленности.

Поскольку и артиллерия действовала на пределе своих возможностей, командование 8-й армии видело единственную возможность предотвратить в последнюю минуту прорыв русских в том, чтобы в ночь на 27 января отвести назад фронт 11-го армейского корпуса и направить на юг форсированным маршем для усиления района Капитановки 57-ю пехотную дивизию, освободившуюся под Смелой.

Однако когда полки этой дивизии подошли к Екатериновке и к селу Пастырскому, то столкнулись там с отступающими частями 389-й пехотной дивизии, за которыми по пятам следовали русские танковые соединения с пехотой на броне. В ходе кровопролитных контратак им удалось снова завладеть центром и северной частью переднего края обороны и остановить противника на дороге Екатериновка — Капитановка. Однако их южный фланг, который не смог развернуться достаточно быстро и установить контакт с 14-й танковой дивизией, был смят и вместе с остатками гарнизонов нескольких опорных пунктов 389-й пехотной дивизии, которые до сих пор блокировали участок реки западнее Оситняжки, оттеснен в непросматриваемую и сильно изрезанную лесистую местность по обе стороны от железнодорожной линии у Буда-Макеевки. Прежде чем южный фланг смог снова организоваться и перейти в контратаку, передовые танковые группы противника миновали Журовку и приблизились к первым домам на окраине Лебедина.

И хотя Россоховатка снова была захвачена бронетанковой группой Лангкайта, и хотя 108-й панцер-гренадерский полк по-прежнему удерживал свои позиции западнее Писаревки и постоянно пытался атаками во фланг и огнем своего тяжелого оружия локализовать прорыв, и хотя 11-я танковая дивизия еще раз перешла в последнюю, отчаянную атаку на Капитановку — все это уже не могло помочь спасти положение. Брешь уже стала слишком большой, чтобы ее в тот же самый день можно было бы закрыть одним только ударом с юга — без поддержки с севера.

Итак, русский прорыв удался.

Сквозь заградительный огонь из всех видов оружия противник неудержимо устремился на запад. Какое имело для него значение, что при этом цепи его пехоты падали, скошенные пулеметным огнем, что его танки вспыхивали один за другим как спички? К передовой вперемешку с бронетехникой подходили все новые бесконечные колонны красноармейцев, сомкнув ряды, галопом проносились кавалерийские соединения, сметая на своем пути малочисленные островки обороняющихся.

Напрасные контратаки 3, 11 и 14-й танковых дивизий, поскольку они были проведены слишком малыми силами, не позволили даже приблизиться к группе фон Брезе, которая, оказавшись в полной изоляции, 28 января была вынуждена оставить свои позиции и отойти на запад. Эти тщетные атаки немецких танковых дивизий привели лишь к тому, что крупные танковые соединения противника повернули на юг и еще больше расширили брешь прорыва.

В конце концов, надо было радоваться тому, что противник, после того как его решающий прорыв удался, вскоре перешел к обороне на участке своего вновь образованного южного фронта в районе Капитановки.

Постепенно русские вывели из этого района свои последние танки и перебросили те из них, которые не присоединились к общему наступлению, дальше западнее, направив их на Липянку и Водяное. Вместо них прикрытие глубоких открытых флангов взяли на себя крупные артиллерийские соединения, эффективность огня которых дополнялась частыми бомбардировками вражеской авиации.

То обстоятельство, что для этой же цели противник направил сюда несколько своих стрелковых дивизий, могло быть расценено как свидетельство того, что упорство, с каким здесь сражались три немецкие танковые дивизии, вызвало у него определенное уважение. А возможно, что достигнутый за относительно короткий срок такой большой успех насторожил русских и они посчитали, что здесь что-то неладно, и поэтому решили перестраховаться и принять все мыслимые меры безопасности. Хотя они не могли не знать, что противная сторона уже давно израсходовала все свои резервы.

Трудно найти другое объяснение этому, так как, после того как брешь под Капитановкой была пробита, дальнейшие операции противника развивались планомерно и почти без помех с нашей стороны.

Танки советского 20-го танкового корпуса смогли без остановки прорваться через Лебедин и Шполу к Звенигородке и в ночь на 29 января соединиться там с острием наступающего клина 5-го гвардейского танкового корпуса. В свою очередь, этому корпусу удалось очень быстро отбросить к Боярке и Медвину обе наши пехотные дивизии, занимавшие отсечную позицию южнее Таращи, а затем окончательно оттеснить их на север и на юг.

На последнем отрезке своего пути советские танки нигде больше не встретили существенного сопротивления. Все те боевые группы, которые еще дислоцировались где-то в глубоком тылу, уже давно были переброшены для подкрепления на фронт. Немногочисленные штабы тыловых служб, подразделения снабжения и дежурные роты, которые могли бы оказать хоть какое-то сопротивление, были смяты, уничтожены или рассеяны на все четыре стороны.

И последовавшая вслед за первой вторая фаза наступления принесла русским некоторые успехи. С востока в район Звенигородки подтянулись и другие части их 5-й гвардейской танковой армии и вместе с соединениями 27-й армии и 6-й танковой армии окончательно отрезали немецкие 11-й и 42-й армейские корпуса от их коммуникаций. Одновременно крупные соединения прочих советских армий атаковали восточный и западный фронт обоих корпусов и не позволили им снять с этих фронтов целые соединения большой численности, чтобы использовать их для создания своего южного фронта.

Таким образом, были созданы все предпосылки для вторжения внутрь еще не готового котла. Его уничтожение было лишь вопросом времени.

По здравому смыслу уже ничто не могло помешать противнику повернуть все имевшиеся в его распоряжении силы на юг и ударить в спину немецких фронтов, ориентированных на восток. И первые атаки, проведенные уже 28 января, действительно говорили о таких намерениях.

Вслед за взятием уже упомянутых отсечных позиций между Красносилкой и Капитановкой советский 29-й танковый корпус двинулся сначала от Лебедина на юго-запад, а из района южнее Боярки на юг выступил широким фронтом 5-й механизированный корпус, который сопровождали несколько крупных стрелковых соединений.

Однако, ко всеобщему удивлению, уже вечером 29 января генерал Конев снова остановил их продвижение и отвел свои дивизии назад на рубеж, который начинался на востоке под Капитановкой, проходил через Шполу и Звенигородку и заканчивался у села Новая Гребля на западе.

Таким же непонятным, как его промедление, позволившее нам три недели назад создать новый фронт западнее села Грузского, было и это его решение перейти к обороне и удовлетвориться окружением двух немецких корпусов, особенно ввиду наличия в линии фронта бреши шириной почти 100 километров, в которой, за исключением нескольких баз службы снабжения, не было ни одного немецкого солдата.

Во всяком случае, тем самым противник не только снял с плеч немецкого командования огромную заботу, но и, кроме того, дал в его руки важный козырь. Теперь оно могло надеяться на быстрый прорыв обоих корпусов через еще слабо укрепленное Советами внешнее кольцо окружения на юг и на закрытие фронта, что позволило бы еще раз отвести грозящую ему опасность. Даже с учетом возможных больших потерь это позволяло более или менее удачно выйти из трудного положения. Ведь и русские армии понесли такие значительные потери — прежде всего в танках и артиллерии, — что хотя соотношение сил окончательно и не выравнялось, но находилось уже в более приемлемых границах, чем это было до сих пор.

Однако опять Верховное главнокомандование вермахта перечеркнуло все эти многообещающие планы и разрушило базирующиеся на них надежды. Оно противопоставило ошибкам Конева в управлении войсками свою собственную твердолобость и недостаточную гибкость и тем самым восстановило первоначальное положение вещей.

8-я армия и 1-я танковая армия получили задание уничтожить прорвавшиеся силы противника и установить связь с окруженными корпусами, которые, впрочем, сами должны были оставаться на месте в своей широкой дуге фронта. Для этого было приказано снять с фронта все имевшиеся в наличии танковые дивизии и перебросить их на исходные позиции для атаки с целью деблокирования окруженных корпусов. Для их усиления было приказано перебросить из района Апостолово 24-ю танковую дивизию. В этом приказе было даже подробно расписано, какие передислокации должны были выполнять отдельные боевые группы.

В общем и целом из этого плана вытекало, что речь могла идти только о том, чтобы блокировать некоторые, пусть даже и крупные советские соединения, сумевшие проникнуть через линию фронта и создававшие теперь беспокойство и сумятицу в глубоком тылу, и устранить тем самым помехи, ставшие заметными при осуществлении собственного замысла. Как обычно, этот план было очень трудно привести в соответствие с имевшимися фактами.

Танковые дивизии, если они еще могли называться таковыми, вели тяжелые оборонительные бои, и их невозможно было мгновенно снять с фронта. Если бы тем не менее попытались сделать это, то это привело бы к такому ослаблению других участков фронта, что их дальнейшее существование целиком и полностью зависело бы от доброй воли русских.

Поэтому единственно верным было решение перебросить сюда 24-ю танковую дивизию, которой, правда, еще предстояло преодолеть путь длиной почти 300 километров, и ее прибытия нельзя было ожидать раньше чем 2 или 3 февраля.

Сами же окруженные корпуса, которые тем временем подвергались непрерывным атакам со всех сторон, были в состоянии хотя бы в течение нескольких дней держать оборону в значительно меньшем котле, в особенности если бы смогли закрыть разрыв фронта вклинения на юге, однако для этого им было необходимо снять войска с других участков. Кроме того, оставался открытым вопрос, удастся ли 8-му авиационному корпусу генерала Зайдемана в течение продолжительного времени обеспечивать снабжение котла. Ведь его истребительные и транспортные эскадрильи и без того были перегружены.

Несмотря на все сомнения, какими бы серьезными они ни были, надо было хотя бы попробовать установить связь с окруженными корпусами.

Само собой, напрашивалась параллель с котлом у Лелековки, когда Гитлер в конце концов разрешил трем дивизиям пойти на прорыв и отступить. Единственная разница заключалась в том, что теперь на карту было поставлено не пять тысяч жизней, а 50 тысяч, от спасения которых в значительной мере зависела судьба группы армий «Юг», если не всего Восточного фронта. В этой связи росла вероятность того, что в высшей командной инстанции возобладает наконец разум.

Важнейшие меры, которые нужно было предпринять незамедлительно, заключались в том, чтобы как можно сильнее сузить брешь в месте прорыва, направив сюда пехотные дивизии, которые еще предстояло снять с других участков фронта.

Но поскольку не было известно, будет ли противник и в дальнейшем вести себя так же пассивно на южном участке фронта, приходилось, хотя бы временно, оставлять танковые дивизии на своих теперешних позициях. Не считая того, что они должны были сковывать противостоящие им силы противника, им предстояло еще до прибытия пехоты оттянуть свои силы как можно дальше на запад.

Тем самым 14-я танковая дивизия была поставлена перед почти неразрешимой проблемой. Хотя в последних боях ей и удавалось в какой-то степени компенсировать численную слабость своего личного состава мобильностью и самоотверженностью каждого отдельного бойца, хотя военнослужащими дивизии было подбито около 30 танков, уничтожено более 20 противотанковых пушек и пехотных орудий, а также разгромлено около двух полков пехоты, все бойцы были измотаны до крайности и подошли к границе своих возможностей. Из-за потери группы фон Врезе, из-за временной передачи 103-го панцер-гренадерского полка 3-й танковой дивизии и, не в последнюю очередь, из-за постоянной перегрузки бронетехники дивизия была настолько ослаблена, что была уже не в состоянии своими силами удерживать оборонительный рубеж из опорных пунктов, протянувшийся от высот севернее Каменоватки через Юзефовку на запад, не говоря уж о том, чтобы одновременно продлить его еще дальше на север через Листопадово. Пришлось даже позвать на помощь 110-й панцер-гренадерский полк 11-й танковой дивизии, чтобы можно было провести запланированную на 30 января атаку на деревню Турин при поддержке нашей танковой группы.

Эта атака, за которой последовали несколько одновременно проведенных операций на западе, а также несколько атак в районе Листопадово и севернее Златополя способствовали тому, что прибывшая тем временем 320-я пехотная дивизия смогла без помех и, по-видимому, сначала незаметно для противника занять участок фронта у Капитановки.

В результате 11-я танковая дивизия была снята с фронта и отправлена маршем в район южнее Шполы, чтобы сузить брешь со стороны 1-й танковой армии. Уже 31 января совместной атакой с 13-й танковой дивизией, которая тем временем подошла через Надлак с юго-востока, она захватила небольшой плацдарм на северном берегу реки Шполки недалеко от села Искренного. Вскоре этот плацдарм приковал к себе крупные вражеские силы. Благодаря тому что в боях за плацдарм было подбито 62 вражеских танка, удалось отвлечь значительные силы противника от других участков фронта, которые только еще формировались.

Группе фон Брезе, которая с большими потерями была оттеснена в район Шполы, так и не удалось пробиться к этому плацдарму. Как не удалась и попытка дивизии с помощью двух штурмовых орудий и разведывательной роты на бронетранспортерах сопроводить через русские позиции до группы фон Брезе конвой с боеприпасами, горючим и питанием. Поэтому из-за нехватки боеприпасов и горючего, но не в последнюю очередь также и из-за понесенных больших потерь группа была вынуждена отказаться от своего намерения пробиться к Мокрой Калигорке и решила искать связь с большим котлом.

После нескольких наших беспокоящих атак малыми силами на южном фронте русские наконец активизировались и перешли в контрнаступление. Соединения 18-го и 29-го танковых корпусов Советов двинулись от Лебедина на юг. Уже 4 февраля их передовые отряды пересекли дорогу Листопадово — Липянка и грозили прервать связь с 11-й и 13-й танковыми дивизиями.

В ответ на это 320-я пехотная дивизия сменила. 14-ю танковую дивизию на ее позициях в восточном секторе. Выполнив необходимую перегруппировку, 14-я танковая дивизия атаковала в направлении Межигорки и Липянки.

Разведчики и саперы под командованием майора Рема выдвинули свои опорные пункты на северную окраину Листопадово и на цепь холмов западнее села. На левом фланге бронетанковая группа под командованием полковника Лангкайта заняла с боем юго-восточную часть Липянки и захватила заминированные подходы к обоим автодорожным мостам в центре села. Правда, сами мосты были взорваны русскими саперами, прежде чем наши танки и гренадеры успели подобраться к ним достаточно близко.

После того как наконец 103-й панцер-гренадерский полк под командованием подполковника Муммерта занял вытянутую высотку между обеими группами и на другой стороне речки под Липянкой установил связь с 3-й танковой дивизией, на этом участке опять образовалась сплошная линия фронта. И дальше к западу, в полосе обороны 3-й и 11-й танковых дивизий, повсюду удалось локализовать вклинения противника. В некоторых местах наши линии охранения были передвинуты даже еще дальше на север. Но как бы высоко ни оценивались эти достижения обескровленных танковых соединений, их успешная оборона не привела к улучшению общего положения.

По-прежнему они были прикованы к своим участкам фронта. Предусмотренную атаку с целью установить связь с окруженными корпусами и облегчить их прорыв из котла пришлось снова отложить на неопределенное время.

Вдобавок ко всем бедам погода резко изменилась, и намного раньше, чем ожидалось, начался период весенней распутицы.

До сих пор сопутствующими явлениями, затруднявшими ведение боевых действий, были снег и сильные морозы. Но все эти трудности, как и внезапное потепление с дождем и грязью посреди зимы, еще можно было преодолеть. Но то, что теперь обрушилось на измотанные войска, превзошло все, что мы пережили до сих пор. Дожди и оттепель в один миг превратили поле битвы в одно сплошное топкое болото, которое в более холодные ночные часы только немного подмерзало сверху. Пулеметные гнезда и артиллерийские позиции очень быстро до самых краев заплыли липкой грязью, проселочные дороги и тропы превратились в непроходимое болото, и только благодаря глубокой колее они отличались от окружающей местности.

Бойцы, занимавшие позиции на передовой, вскоре стали похожи на ходячие глыбы глины. Их прохудившаяся обувь, изношенное обмундирование и плащ-палатки были не в состоянии днем защитить их от всепроникающей сырости, а ночью они буквально примерзали к телу. Неудивительно, что вскоре потери от простудных заболеваний приобрели пугающие размеры. Применявшаяся ранее система частых смен, позволявшая давать подразделениям хотя бы небольшую передышку, отпала сама по себе, так как для ее осуществления не осталось свободных воинских частей. С момента кровопролитных боев под Кировоградом дивизия ни разу не получала пополнения, а те немногие бойцы, которых удавалось собрать при прочесывании тыловых служб, не могли закрыть все бреши. В подавляющем большинстве они не справлялись с нагрузками и уже через несколько дней выбывали из строя. Маршевые батальоны и полки, которые запасные воинские части подготовили для нашей дивизии в Дрездене и Ляйсниге, были или перехвачены по пути на фронт и направлены в другие дивизии, или оставлены на месте в своих казармах до прояснения ситуации.

Если личный состав был перегружен сверх всякой меры, то и техника подвергалась постоянным и не меньшим нагрузкам. Оружие и механизмы часто не выдерживали и выходили из строя. Все моторизованные колесные транспортные средства пришлось временно поставить, как говорится, «на прикол». В конце концов по такому бездорожью смогли передвигаться только танки, тягачи и так называемые «мулы» — тяжелые полугусеничные грузовики «Маультир» фирмы «Мерседес-Бенц». Вязкая грязь срывала слишком узкие гусеницы даже с бронетранспортеров.

Возникли большие трудности со снабжением, что еще больше обострило и без того тяжелое положение. Маршевые возможности транспортных колонн на конной тяге были сильно ограниченны, а частенько они вообще надолго застревали в грязи. Во всяком случае, они были в состоянии доставлять на передовую только боеприпасы и продовольствие. Доставка горючего по воздуху не могла покрыть растущие потребности.

Казалось, что при сложившихся обстоятельствах 47-й танковый корпус никогда не соберет достаточно сил, чтобы провести хотя бы одну атаку с ограниченной целью — как это имело место во время операции у села Искренного, О «великой развязке», о наступлении всех танковых дивизий, входивших в корпус, уже нечего было и думать, особенно после того, как главная ударная сила всей операции, единственная полностью оснащенная и боеспособная 24-я танковая дивизия, была выведена из его состава. После того как она с большим трудом добралась по непролазной грязи до Ямполя, 3 февраля из вышестоящих командных инстанций пришел приказ, в исполнение которого она должна была вернуться в Апостолово, где тем временем 3-й и 4-й Украинские фронты перешли в наступление. Поэтому все надежды пришлось поневоле возлагать на наступление с целью вызволения из котла четырех танковых дивизий 3-го танкового корпуса под командованием генерала танковых войск Брайта. И действительно, сначала этому наступлению на северо-западе, в полосе 1-й танковой армии, сопутствовал некоторый успех. Хотя первая атака в направлении на Медвин оказалась неудачной, вторая попытка, нацеленная прямо на котел вдоль реки Гнилой Тикич, казалось, родилась под более счастливой звездой. Но поскольку с полной уверенностью можно было предположить, что эта ударная группа не сможет длительное время противостоять трем советским армиям, значительно превосходившим ее во всех отношениях, 47-й танковый корпус должен был попытаться отвлечь на себя хотя бы часть этих сил.

Этой цели невозможно было добиться простым удержанием нынешних позиций. Только в том случае, если удалось бы растянуть собственный фронт дальше на запад и с его левого фланга направить на север крупную танковую группировку, возможно, это заставило бы противника ответить на действия немецкой стороны.

В своем стремлении хоть чем-то помочь попавшим в постоянно сжимавшийся котел войскам командование корпуса решилось на такой шаг, который очень походил на игру ва-банк. Оно сняло с южного фланга своего фронта, который не подвергался в данный момент атакам русских, одну за другой 376-ю и 106-ю пехотные дивизии, а затем и 2-ю парашютно-десантную дивизию. 376-ю пехотную дивизию командование направило в район Капитановки и приказало еще раз сдвинуть все участки фронта на запад.

10 февраля части 106-й пехотной дивизии прибыли на позиции 14-й танковой дивизии, чтобы сменить ее, а 14-я дивизия отправилась по грязи под дождем и снегом через Мокрую Калигорку, где находился штаб дивизии, в Киселевку и Капустино.

Уже вечером дивизия заняла оборонительный рубеж, состоявший из отдельных опорных пунктов, который справа примыкал к позициям 3-й танковой дивизии, а слева имел слабую связь с 13-й танковой дивизией. Новая оборонительная линия начиналась у села Скотарева, проходила севернее Капустино через железнодорожную линию, затем шла в сторону Киселевки до лесного массива южнее Стецовки. Еще остававшиеся в наличии семь танков и штурмовых орудий обеспечивали охранение на стратегических высотах 197 и 207,7 северо-восточнее и северо-западнее Капустино. Немногие орудия артиллерийского полка были размещены на позициях таким образом, чтобы своим массированным огнем перекрывать важнейшие пути подхода противника — дорогу Скотарево — Шпола, глубокую балку северо-восточнее Капустино, дорогу из села Искренного и железнодорожную линию. Этот новый участок фронта шириной около 16 километров был так растянут, что дивизия могла обеспечить здесь только охранение, но была не в состоянии полноценно оборонять его. Тем не менее занятие этого участка позволило отвести 11-ю и 13-ю танковые дивизии с их позиций вокруг села Искренного.

Получив от корпуса с трудом выделенное незначительное подкрепление артиллерией и несколькими штурмовыми орудиями, эти две дивизии начали запланированную атаку в западном направлении и, сломив сильное сопротивление противника, пробились к высотам юго-западнее Звенигородки.

Вечером 12 февраля их отделяло от южного края котла еще около 30 километров. Примерно на таком же расстоянии они находились и от 3-го танкового корпуса, который хотя и подошел вплотную к линии Лысянка — Октябрь — Хижинцы, но уже не мог собственными силами преодолеть последние 12 километров, остававшиеся до котла.

В борьбе со значительно более сильным и уверенным в своей победе противником, но в не меньшей степени — и с непогодой, и с постоянно растущими трудностями со снабжением обе ударные группировки израсходовали свои последние силы.

И только теперь, когда стало абсолютно ясно, что никакая помощь извне уже не придет, окруженные корпуса получили разрешение на прорыв.

После напряженных часов подготовки и ожидания в ночь с 16 на 17 февраля они неожиданным ударом опрокинули совершенно ошеломленного противника, прорвали внутреннее кольцо окружения и начали изо всех сил теснить противника на юго-запад. Однако, вопреки ожиданиям, они наткнулись не на немецкий 3-й танковый корпус, который, несмотря на все усилия, так и не смог продвинуться за линию Лысянка — южная окраина Октября, а на сильного, готового к обороне противника, губительный огонь которого заставил залечь плотные колонны пехоты. Воспользовавшись темнотой и продолжавшейся метелью, только отдельные мелкие группы сумели пробиться к передовым танковым отрядам 3-го танкового корпуса, стоявшим у села Октябрь. Главные силы прорывавшихся корпусов сначала не могли найти никакого выхода, они лишь понапрасну тратили силы в частых несогласованных контратаках и потеряли при этом почти все свое тяжелое вооружение.

И только утром 17 февраля в ходе новой отчаянной атаки удалось прорвать оборону русских у села Почапинцы. Сражаясь из последних сил и неся огромные потери от огня русской артиллерии, пехоты и танков, сбившиеся в одну кучу и охваченные паникой части прорвались к речке Гнилой Тикич. Поскольку поблизости не было ни одного моста, люди пытались преодолеть вплавь разлившуюся из-за ледяных заторов и ставшую глубокой речку. Здесь, у Лысянки, они наконец встретились с частями 1-й танковой дивизии.

В конце концов к приготовленному месту сбора под Уманью добралось менее 25 тысяч человек. Все остальные погибли, утонули в Гнилом Тикиче или ранеными попали в плен к русским. Почти не осталось ни одного более или менее крупного соединения. Часто не сохранились даже штабы и командный состав отдельных подразделений. Кроме того, голод, холод и отчаяние так измучили людей, что об их дальнейшем боевом использовании пока не могло быть и речи.

Однако, когда читаешь официальную сводку вермахта от 20 февраля 1944 года, в которой сообщается о встрече дивизий, «пробившихся с боем» из Корсунь-Шевченковского котла и подбивших при этом 728 вражеских танков, захвативших или уничтоживших 800 орудий и взявших в плен несколько тысяч красноармейцев, может создаться впечатление, что речь идет о крупной победе германских вооруженных сил. Даже если приведенные выше данные и соответствовали действительности, то объективная картина могла сложиться только в том случае, если бы при этом не забывали упомянуть о том, что как 11-й, так и 42-й армейские корпуса практически прекратили свое существование. Вместе с ними умерла и надежда укрепить с их помощью чрезмерно растянутый фронт 8-й армии.

Но и русские не скромничали в пропагандистской оценке этого сражения. Хотя нельзя не признать, что они добились тактического успеха, однако не подлежит сомнению и то, что они не смогли им воспользоваться. В тот же самый день, 20 февраля, Сталин издал приказ, в котором сообщалось об уничтожении 10 немецких дивизий численностью 90 тысяч человек в битве под городами Канев и Корсунь-Шевченковский. По утверждению советской стороны, на поле боя осталось лежать 55 тысяч убитых, а 18,2 тысячи солдат и офицеров вермахта попали в плен. В связи с этим успехом генерал Конев, главнокомандующий 2-м Украинским фронтом, был произведен в Маршалы Советского Союза, а генералу Ротмистрову, командующему 5-й гвардейской танковой армией, было присвоено звание Маршала бронетанковых войск.

В этой связи интересно отметить, что в ходе этого сражения русские в гораздо большей мере, чем когда-либо прежде, использовали созданный ими инструмент пропаганды — национальный комитет «Свободная Германия». Пропаганда с помощью листовок и громкоговорителей, установленных на передовой, была уже хорошо известна и раньше. Своей примитивностью и топорностью она не могла вызвать ничего, кроме смеха. Новыми и далеко не такими безобидными были радиограммы с открытым текстом, в которых попавшие в советский плен генералы фон Зейдлиц и Латтман и бывший летчик-истребитель граф фон Айнзидель лично обращались к командирам окруженных соединений и деблокирующих воинских частей и призывали их прекратить борьбу и сдаться. Той же цели служили и сбрасываемые русскими летчиками письма генерала фон Зейдлица, адресованные командирам подразделений, с которыми он был лично знаком. Однако все эти усилия так и не привели к какому-нибудь заметному успеху. Это мало беспокоило боевые части, и, несмотря на внешние и внутренние трудности, они продолжали упорно сражаться. Бойцы, видимо, считали, что пусть позже военные историки ломают голову над тем, что же двигало ими в тот момент — верность присяге, моральная устойчивость или сложившееся у них к тому времени плохое мнение о русских и их обещаниях.

Все эти события коснулись 14-й танковой дивизии в известной степени лишь краем. В полосе ее обороны обстановка, за исключением проведенного русскими 15 февраля разведывательного поиска слабыми силами, оставалась спокойной. Очевидно, русские уделяли главное внимание котлу и попытке немецких корпусов вырваться из окружения.

Но числа 20 февраля противник снова начал повсеместно активизироваться. Обнаруженные перемещения войск и показания пленных указывали на то, что русские готовили атаку крупными силами на Капустино. Ввиду чрезмерной протяженности полосы обороны дивизии поиск выхода из сложившегося положения с целью организации эффективной обороны казался бессмысленной затеей. Тем не менее нужно было искать пути и средства, которые позволили хотя бы удержать важнейшие высоты. Напрашивающееся само собой решение направить все имеющиеся силы на передовую, временно отказавшись от сменяемости подразделений, не годилось уже потому, что даже в этом случае не удалось бы достаточно хорошо укрепить все опорные пункты, которым угрожала опасность. Кроме того, в этом случае бойцы лишились бы последней возможности хотя бы немного передохнуть в ближайшем тылу, а это неминуемо привело бы к снижению их боеспособности, на что мы ни при каких обстоятельствах не могли пойти.

Пришлось отказаться и от намерения заблаговременно получить точную информацию о планах противника, чтобы с большой долей вероятности определить место нанесения главного удара. У нас не было сил для проведения связанных с этим разведывательных поисков и операций.

Выход, который был в конце концов найден, может показаться сегодня, когда оглядываешься назад, крайне необычным. Но он идеально подходил к тогдашней ситуации.

Чтобы, с одной стороны, обеспечить необходимую повышенную бдительность, а с другой стороны, избежать увеличения числа постов, командование дивизии приказало провести в ближайших деревнях и селах акцию по отлову собак, которая прошла довольно успешно. Собаки, привязанные на позициях к колышкам, должны были своим лаем своевременно сигнализировать о любом приближении противника, чтобы у часовых была возможность вовремя поднять тревогу. Конечно, на эту идею нас натолкнуло воспоминание о прочитанном когда-то в детстве рассказе о «капитолийских гусях» и о том отличном тактическом успехе, которого они добились своим громким гоготаньем[27].

Однако или эти деревенские дворняжки не были знакомы с историей Древнего Рима и ничего не знали о славном примере, которому должны были последовать, или они решили присоединиться к партизанскому движению и вот таким образом пытались вредить злым «немецким оккупантам». Во всяком случае, собачонки повели себя совсем не так, как от них ожидалось.

Правда, они гавкали — в этом им не откажешь. Но гавкали они не тогда, когда для этого был повод, а почти непрерывно, и днем и ночью. Если наш противник обладал хорошим слухом, то по этому лаю он мог легко определить точное прохождение немецкой линии охранения.

Сначала это нас сильно рассердило. Но потом все лишь смеялись и отпускали шуточки по поводу провала этой операции, тем более когда выяснилось, что прогнать собак оказалось не так уж и просто. Несмотря на приказ, согласно которому вся операция через два дня была свернута, многие из этих симпатичных дворняжек постоянно возвращались на позиции. Главным образом, конечно, потому, что успели привыкнуть к кормежке. Кроме того, и многие бойцы не хотели прогонять «свою» собачонку, так что последствия этого благого намерения еще долго давали о себе знать.

К нашему счастью, противник так и не собрался с силами, чтобы перейти в наступление на нашем участке. Правда, не оставался он и совсем бездеятельным. Пользуясь темнотой и слабостью нашей линии охранения, он шаг за шагом передвигал свои позиции на юг и лишь изредка беспокоил нас своими разведывательными вылазками малыми силами. Правда, артиллерия русских регулярно совершала огневые налеты на наши позиции на всем протяжении нашего участка.

Во время одной из таких вылазок противнику даже удалось разгромить несколько наших опорных пунктов и, продвинувшись до перелеска в двух километрах севернее Капустине, устроить там пост подслушивания.

Против этой уже известной всем тактики просачивания дивизия была почти бессильна. Ей оставалось лишь наблюдать за тем, как с каждым днем сокращается расстояние между позициями противостоящих сторон, и ограничиваться огневыми ударами по обнаруженным или предполагаемым исходным позициям, чтобы помешать сосредоточению более крупных сил противника. Правда, благодаря вводу в бой танковой группы обеспечения удалось отразить атаку советского стрелкового батальона на высоту 207,7. При этом противник понес значительные потери. Поэтому можно было понять, с каким нетерпением ожидалось назначенное на 23 февраля прибытие 376-й пехотной дивизии, которая должна была взять под охрану участок фронта у села Капустина. С помощью этой дивизии планировалось отбросить по крайней мере те вражеские части, которые подобрались слишком близко к нашим позициям, и очистить предполье.

Уже в ночь на 24 февраля два батальона этой дивизии заняли исходные позиции в Капустино и на рассвете вместе с 103-м панцер-гренадерским полком атаковали русские опорные пункты в перелеске севернее села, усиленные к тому времени противотанковыми пушками и станковыми пулеметами. Атаку возглавили танки группы обеспечения лейтенанта Бетца.

Очевидно, ошеломленные внезапной атакой, красноармейцы оказали лишь незначительное сопротивление. После короткой перестрелки они оставили свои позиции и оборудованные блиндажи и попытались воспользоваться многочисленными балками и оврагами, чтобы скрыться в направлении села Искренного и деревни Установки. При этом они увлекли за собой и подразделения, примыкавшие к ним справа и слева.

Не понеся потерь и не обращая внимания на беспокоящий огонь нескольких русских полевых орудий, ударная группа смогла продвинуться до северного склона высоты и взяла в плен несколько красноармейцев — совсем молодых парней в возрасте шестнадцати — семнадцати лет, которых недавно забрали в армию из их родных деревень, расположенных на берегах Днепра. Трофеи оказались не очень богатыми: две противотанковые пушки, несколько ручных пулеметов и большое число ручного огнестрельного оружия.

Введение в бой ударной группы на левом фланге участка, где крупный штурмовой отряд русских захватил наши позиции, оказалось излишним. Ответной контратакой местным силам удалось ликвидировать вклинение и отбросить противника на исходные позиции, нанеся ему значительные потери. Казалось, что, находясь под впечатлением от этих боев, русские совсем утратили желание проводить какие-либо операции. Они до минимума сократили свои разведывательные вылазки и временами даже забывали об огневых налетах, проводившихся ранее с упрямой регулярностью. По всей видимости, их войска были так же измотаны в боях, как и наши.

Поэтому после того, как вскоре прибыли и другие части 376-й пехотной дивизии, 14-я танковая дивизия могла со спокойной совестью снять с позиций свои соединения и 25 и 26 февраля отвести их в район сел Сухая Калигорка и Надлак.

То, что бойцы дивизии были прямо-таки удивлены, когда узнали, что предстоит не введение в бой на новом участке, а небольшая передышка, имело свое основание. Они по собственному опыту знали, какое хрупкое и ненадежное образование представлял собой так называемый фронт и на какой риск шло командование, когда отводило с фронта то или иное соединение.

Тем больше они радовались возможности после грязи и крови, после тяжелых боев последних дней хотя бы на короткое время снова получить настоящую крышу над головой и более или менее привести себя в порядок как снаружи, так и внутри.

А командование дивизии надеялось, что при этом удастся пополнить поредевшие ряды полков и батальонов и получить хотя бы часть недостающей техники. Из приказов по армии и корпусу можно было сделать вывод, что и Верховное главнокомандование было озабочено тем же.

Первый шаг в этом направлении заключался в том, что вырвавшаяся из Черкасского котла боевая группа фон Брезе (после торжественной встречи с командиром дивизии) была вновь включена в состав дивизии и получила необходимое вооружение и технику. Наконец поступило еще и кое-какое пополнение.

Положение в дивизии с транспортными средствами улучшилось благодаря напряженной работе ремонтной роты и прочих ремонтно-восстановительных служб, а также благодаря выделению штабом 8-й армии некоторого числа грузовиков.

Однако из предусмотренной передачи автомобилей и оставшихся танков 11-й танковой дивизии, которая переводилась на запад, ничего не вышло. Уже образованный штаб приемки техники под командованием полковника Лангкайта пришлось снова распустить.

Тем самым танковый полк, состояние которого уже давно вызывало у нас серьезную озабоченность, снова оказался в центре внимания.

С октября 1943 года из строя безвозвратно выбыли 44 танка типа Pz. IV, 37 штурмовых орудий, три огнеметных танка и одна командирская бронемашина. Это составляло более трех четвертей первоначального материального фонда полка.

То, что осталось, несмотря на нехватку запчастей, снова и снова ремонтировалось, однако без труда можно было подсчитать, насколько хватит этого скромного запаса.