6. Цусимский бой. Вероломный захват госпитальных судов "Орел" и "Кострома"

6. Цусимский бой. Вероломный захват госпитальных судов "Орел" и "Кострома"

Ранним утром 14 мая 1905 г. те, кто уже поднялся на верхнюю палубу и начал наблюдение за обстановкой, не увидели постоянного походного порядка эскадры, к которому они привыкли на долгом пути на Дальний Восток, когда белый "Орел" находился на траверзе грозного "Императора Александра III". По приказу командующего эскадрой походный порядок кораблей был изменен: боевые корабли ушли вперед, а "Орел" перешел в хвост эскадры и оказался один, далеко позади их. Среди наблюдателей оказалась сестра милосердия Ольга Петровна Юрьева.

Флотский историк лейтенант Н.В. Новиков в 1912г. составил схему походного порядка 2-й Тихоокеанской эскадры на 6 часов утра 14 мая 1905 г. Схема подтверждает заключение О. Юрьевой: "Идем одни согласно последней диспозиции".

Если воспользоваться масштабом схемы, то можно определить расстояние между концевым кораблем эскадры - крейсером "Нахимов" и госпитальным судном "Орел". Масштаб рассчитывается по расстоянию между кораблями в кильватерной колонне - 2 каб (на схеме - 4 см), масштаб: в 1 см - 0,5 каб. На схеме расстояние между "Нахимовым" и ГС "Орел" -17 см, на море 17-0,5 = 8,5 каб. В Санитарном отчете по флоту за русско-японскую войну дистанция от "Орла" до концевых судов эскадры принята 30-40 каб. В труде исторической комиссии "Тсусимская операция" говорится, что около 2-х часов дня наши госпитальные суда "Орел" и "Кострома" держались в хвосте эскадры в 2-х милях от нее.

Историограф эскадры капитан 1 ранга в отставке В.И. Семенов также высказал свои сведения о расположении госпитальных судов, о чем было сказано в пятом разделе данной работы. Повторим сказанное им: "В момент подхода эскадры к островам Г ото госпитальным судам было приказано держаться позади эскадры в расстоянии 6 миль (60 каб) от концевого корабля". Свои свидетельские показания он заканчивает так: "Не берусь утверждать, в каком именно расстоянии держались от эскадры наши госпитальные суда перед боем, но во всяком случае, они были далеко позади ее. С точки зрения офицера русской эскадры, они вели себя даже чересчур корректно".

Свидетельство историографа эскадры порождает три момента. Первый момент состоит в том, что он называет точную величину удаления госпитальных судов от хвоста эскадры, в то время как другие свидетели пользуются гадательными величинами. Скорее всего, команда о шестимильном расстоянии между концевым кораблем эскадры и госпитальными судами исходила от старшего флагмана. Только гибель всех штабных документов лишает нас возможности найти те обстоятельства, которые породили эту команду.

Второй момент относится к тому, как историограф передает членам комиссии сведения об огнях госпитальных судов. Он внушает им мысль, что "Орел" и "Кострома" включили свои огни самостоятельно (по решениям командиров кораблей), якобы не имея права на выключение этих огней, командующий эскадрой в интересах соблюдения ее скрытности был вынужден увеличить до 60 каб удаление госпитальных судов от концевого корабля эскадры.

Схема походного порядка 2-й Тихоокеанской эскадры на 6 часов утра 14 мая 1905 г.

Третий момент. В.И. Семенов, сообщая членам комиссии обстановку перед боем, фиксирует их внимание на положении госпитальных судов "далеко позади" эскадры. Вместе с тем, он ничего не говорит о возможности их захвата японцами. Ссылка на чересчур корректные действия госпитальных судов не помогла им избежать захвата. Перед боем днем госпитальные суда не демаскировали эскадру, и чтобы избежать захвата кораблями противника, их следовало вернуть к эскадре и прикрыть от захватных действий японских кораблей.

Значительное удаление "Орла" от хвоста эскадры порождало на госпитальном судне мысль об опасности захвата его противником. Об этом рассказывает сестра милосердия Ольга Петровна Юрьева. В 5 часов 30 минут она увидела первые японские корабли. "Что-то вдруг тяжелое ударило в сердце", - пишет она. Потом она стала различать корабль под японским флагом, находившийся на большом удалении. Но вскоре ее отвлек другой, проходивший в непосредственной близости под кормой "Орла". Это был вспомогательный крейсер "Манджу- Мару" (бывшее русское судно "Манчжурия"). "Обрезав нам корму, он так же, как и первый, скрылся", - такими словами она завершает изложение обстановки. Будучи в плену, она узнала от японцев, что за неделю до боя "Манджу-Мару" получил приказ "захватить нас в плен".

Свидетельство Ольги Петровны дает основание для вывода, что действия японских вспомогательных крейсеров ранним утром 14 мая не имели своей целью немедленный захват госпитального судна "Орел". Они лишь ознакомились с обстановкой и сделали заключение о предполагаемых действиях русских крейсеров, будут ли они защищать "Орел". По-видимому, они признали возможность захвата ценного судна без боя. Относительно госпитального судна "Кострома" сведений о такой же захватной деятельности японских кораблей не имеется. О них ничего не говорится ни в донесении о Цусимском бое командира корабля Н.В. Смельского, ни в очерке о медицинской деятельности госпиталя ординатора П.Л. Гурвича. Между тем, утренний распорядок дня 14 мая на "Орле" выполнялся своевременно и четко, хотя его дополнили торжественными мероприятиями по празднованию дня коронования государя императора Николая II и государыни императрицы Александры Федоровны.

Несмотря на возросший объем работ по госпитальному камбузу, Ольга Петровна пользовалась всякой возможностью, чтобы осмотреть море. В 10 ч 15 мин она обнаружила японский крейсер, шедший параллельным курсом. Вскоре она увидела еще два крейсера в одной колонне с первым. Это был третий японский боевой отряд, в составе крейсеров "Касаги", "Читосе", "Отова", "Нийтака". Правда, четвертого мателота в отряде не усмотрела.

Японские крейсера перешли на левый борт эскадры и приблизились к нашим крейсерам. Но те почему-то не открывали огонь, возможно, не видели врага. Ольга Петровна начала сокрушаться по поводу невозможности сообщить своим о японцах. Для этого на "Орле" можно было воспользоваться только международным сводом сигналов, который хорошо знают на японских кораблях. "Да попытайся мы поднять сигнал и нас потопят раньше, чем сигнал будет принят", - заключает она. Не нашли как доложить о японских крейсерах адмиралу и на мостике "Орла". По-иному действовали на госпитальном судне "Кострома". Командир корабля полковник корпуса флотских штурманов Н.В. Смельский выждал несколько минут и когда японские крейсера скрылись во мгле, поднял сигнал о противнике, но сигнал никто не принял. Тогда Смельский прибавил ходу и подошел к вспомогательному крейсеру "Урал", тот немедленно принял и отрепетовал сигнал "Костромы" о четырех японских крейсерах, а затем полным ходом пошел к "Суворову" для доклада обстановки адмиралу.

На "Суворове" сигнал "Урала" приняли и разобрали. Крейсеру было приказано вступить в строй, на прежнее место. Целеуказания флагмана на корабли об открытии огня по отряду японских крейсеров не последовало, а его так ждали! Положение исправил слепой случай. В 11 ч 15 мин произошел нечаянный выстрел из левой средней 6-дюймовой башни броненосца "Орел". Выстрел был принят на эскадре за боевой и поддержан броненосцами 2-го и 3-го отрядов. Противник отвечал, но вскоре отвернул в сторону и ведение огня прекратил. На русской эскадре стрельба была окончена по сигналу адмирала "Не бросать снарядов". Он мотивировал свое решение быстрым увеличением расстояния до закрытой мглою цели и невозможностью наблюдать падения своих снарядов.

Ольга Петровна и ее собеседники искали ответ на вопрос: почему адмирал не стреляет? Они обсуждали перспективу: будет ли настоящий бой или только минные атаки? Постановкой таких вопросов они не одобряют отказ командующего эскадрой от ввода в бой главных сил для разгрома зарвавшегося японского крейсерского отряда. Почему командующий японским флотом послал лучший свой крейсерский отряд на пушки русской эскадры? Очевидно, перед отрядом командующий флотом поставил задачу выявить сведения, необходимые для ведения боя главных сил.

Командующий 3-м боевым отрядом и его подчиненные, прежде всего, увидели сумбурную организацию открытия огня на русской эскадре, в которой не видна была решающая роль командующего эскадрой.

По хаотическому следованию выстрелов русских кораблей и по отсутствию логики в распределении точек падений снарядов можно было прогнозировать отсутствие на русских кораблях разработок по сосредоточению огня кораблей отряда по одной (избранной флагманом) цели. Примером положительного решения подобной задачи является наблюдение за стрельбой 1-го японского боевого отряда по броненосцу "Ослябя", выполненное мичманом О. А. Щербачевым - командиром кормовой 12- дюймовой башни броненосца "Орел". Он фиксировал моменты корабельных и отрядных залпов и по падениям снарядов относительно цели получал ценные сведения о правилах стрельбы японского отряда броненосцев.

Добытые японским крейсерским отрядом сведения могли стать основанием для уменьшения дистанции открытия огня главными силами японцев. Такое изменение в действительности имело место. Профессор Военно-морской академии контр-адмирал Н.Б. Павлович исследовал и установил, что при одинаковых типах кораблей противников дистанция открытия огня в Цусимском сражении значительно уступала соответствующим показателям боя в Желтом море 28 июля 1904 г. Так, в бою 28 июля японский броненосный крейсер "Ниссин" начал стрелять с дистанции около 80 каб, а за ним вскоре последовали остальные японские броненосцы. Русские броненосцы открыли огонь с 65-70 каб. В Цусимском сражении русские броненосцы первыми открыли огонь с дистанции 38- 55 каб, а японские - с 38-43 каб. Причину уменьшения дистанции открытия огня профессор Н.Б. Павлович объясняет повышением меткости японской корабельной артиллерии в Цусимском сражении. По нашему мнению, определенное влияние на выбор дистанции открытия огня противников оказал и способ его сосредоточения по цели, избранной флагманом: централизованный - у японцев, децентрализованный - у русских.

Таким образом, роль японского 3-го боевого отряда в Цусимском сражении значительно выше, чем это принято считать. Крейсера отряда выполняли важную задачу разведки в интересах главных сил японского флота.

Ольга Петровна упоминает о пути "Орла" в виду "неприятельских крейсеров", намекая на его беззащитность и возможность захвата. Но такая задача перед японскими крейсерами, видимо, еще не стояла.

В официальном труде японского морского генерального штаба "Описание военных действий в 37-38 гг. Мейдзи (в 1904-1905 гг.)" мы нашли материал, в котором приводятся важные данные о действиях японского 3-го боевого отряда, входившего в состав 1-й эскадры японского флота. Начальник эскадры - командующий соединенным флотом адмирал Того, командир отряда младший флагман эскадры вице-адмирал Дева. Отряд имел в своем составе четыре бронепалубных крейсера: "Касаги", "Читосе", "Отова" и "Нийтака".

На рассвете 14 мая 1905 г. 3-й боевой отряд находился в районе островов Гото, на него возлагалась поддержка кораблей японской сторожевой цепи между островами Гото-Кельпарт, в которую, между прочим, входил вспомогательный крейсер "Синано-Мару". Перехватив телеграмму этого корабля командующему флотом о появлении русской эскадры, вице-адмирал Дева сразу же начал поиск противника. По невыясненным причинам поиск велся по юго-восточному направлению, на котором русской эскадры не было. Около 7 часов утра адмирал Дева из телеграммы крейсера "Идзуми" узнал, что русская эскадра находится на севере. Направление движения отряда было изменено на NO и в 10:42 адмирал Дева и сигнальщики флагманского крейсера "Касаги" увидели русскую эскадру в 15 милях южнее о. Цусима. Через час расстояние между противниками уменьшилось до 8000 м (43,2 каб), русские открыли огонь, японцы немедленно ответили. Дальнейшее изложение боя содержало два очень важных факта.

Первый факт вытекал из японского признания: "Ввиду того, что снаряды неприятеля ложились хорошо, 3-й отряд вышел из сферы падения снарядов и, меняя скорость, держался от неприятеля в 9000 м (48,6 каб) впереди его курса". В этом признании виден факт успеха русских в ведении артиллерийского огня, вынудившего японский 3-й боевой отряд выйти из боя. В дальнейшем движении отряд применял маневр скоростью, чем достигалось изменение положения обстреливаемого корабля относительно точки прицеливания, в которую выстреливались снаряды. Учитывая превосходство японцев в силах, меры, направленные на уничтожение японского 3-го отряда, были остро необходимы.

Второй факт подтверждает важность разведки противника, выполненной 3-м боевым отрядом, это видно из следующего текста японского Описания: "Около 1:20, увидав на NO выходящих из тумана наши 1-й и 2-й боевые отряды [3-й отряд - В.Ц.] предоставил им неприятеля и, пройдя у последнего с кормы, направился к северу". В Описании отсутствуют указания о действиях главных сил в случае отсутствия (например, уничтожения) 3-го боевого отряда. Но факт обязательности проведения разведки противника японским 3-м боевым отрядом в интересах главных сил видится отчетливо. По-видимому, государственное и морское руководство страны понимало, что в случае гибели в этом бою даже двух броненосцев, итоги войны для Японии становятся плачевными.

Таким образом, скоропалительное прекращение Рожествинским успешной стрельбы лишило русскую эскадру первого успеха, который мог положительно повлиять на итоги и результаты Цусимского сражения.

Оставшийся в строю 3-й боевой отряд представил командующему японским флотом важные данные о слабости русской эскадры и целесообразности проведения Цусимского сражения.

В 1 час 50 минут пополудни русские броненосцы начали бой главных сил. Из-за тумана на "Орле" трудно было различить кто и по кому стреляет. По заключению следственной комиссии по Цусимскому бою огонь открыли флагманские броненосцы "Суворов" и "Ослябя" по японскому флагману "Миказа". Вслед за ними в бой вступили другие русские броненосцы. В 1 час 55 минут пополудни ординатор госпиталя Л.К. Гейман зафиксировал канонаду в северном направлении. В действительности это означало, что японский 1-й боевой отряд (броненосцев) начал пристрелку по головному левой колонны русской эскадры "Ослябя".

В 2 часа пополудни Ольга Петровна, возможно единственный наблюдатель на русской эскадре, записавший момент производства японцами массы звуков "беспорядочных, глухих и зловещих", то есть первого централизованного залпа по броненосцу "Ослябя". Оговоримся, одиночные выстрелы или залпы производились японскими броненосцами и до 2-х часов, но первый централизованный залп зафиксировала в 2 часа Ольга Петровна. Как видно, на белом "Орле", несмотря на большое расстояние и ограниченную видимость, в общем, верно ориентировались в обстановке и могли по мере продвижения эскадры на север подбирать людей с погибших кораблей, но делу мешали японцы.

Около 2 часов 30 минут "Орел" пришел на траверз крейсеров и транспортов русской эскадры, стоявших с застопоренным машинами. Во мгле отчетливо просматривались: "крейсера "Урал" (с большим дифферентом на нос от полученной пробоины) — "Алмаз","Светлана", "Владимир Мономах", транспорты и миноносцы. Было видно, как миноносцы, обстреливаемые японцами, подбирают из воды тонущих людей. Наиболее вероятно, что это происходило там, где потонул "Ослябя". На "Орле" было отдано приказание приготовиться к приему раненых. Команды катеров и барказов заняли места по расписанию боевой тревоги. "Орел" переложил руль на свои корабли и несколько прибавил ходу. Катера и шлюпки вывалили за борт для последующего спуска на воду.

Японцы обстреливали русские корабли. Перелетные падения снарядов начали ложиться около "Орла", сначала саженях в 30-40 от корабля, а затем ближе к его бортам. Один из снарядов упал настолько близко от левого борта, что от поднятого им всплеска вода через иллюминатор попала в каюту, где лежал больной доктор Д.Т. Вержбицкий. Обстрел белого "Орла" японским крейсером видела Ольга Петровна, она эмоционально описала виденную жестокость. В ней вспыхнуло "чувство животной ненависти" к стрелявшим, возникло желание "сделать какое-либо странное зло им, этим убийцам, отомстить за задыхающихся и корчащихся в ужасных предсмертных судорогах людей". Она, сестра милосердия, была готова встать в ряды тех, кто сражался с врагом.

Падения снарядов непосредственно у борта "Орла" воспринимались на мостике корабля как весьма опасные и вынуждали изменять направление движения и скорость сближения с местом гибели "Осляби". "Орел" подчинился требованиям японцев. Он сначала уменьшил ход, а затем временно застопорил машины, переложил руль, повернул обратно и пошел самым малым ходом, удаляясь от места трагедии. В итоге стрельба японских кораблей вынудила госпитальное судно отказаться от намерения оказать помощь погибающим в море людям.

Вскоре из тумана с правой стороны показался небольшой японский крейсер "Идзуми" и начал быстро сближаться с "Орлом", открыв по нему огонь из носового орудия. Было произведено 5 выстрелов, снаряды ложились в 20-30 саженях перед носом. Затем крейсер пошел на соединение к своим кораблям.

Стрельба крейсера оказалась более наглядной. Выстрелы под нос корабля требовали немедленного изменения его курса на обратный или близкий к нему, отказа от выполнения задачи спасения. Обстрел "Орла" японскими боевыми кораблями-грубое нарушение Гаагской конвенции о неприкосновенности госпитальных судов. Врач Л.К. Гейман рассказывает, как он, беседуя с японскими офицерами, производившими осмотр "Орла", высказал осуждение в адрес командиров стрелявших кораблей. Но его собеседники, знавшие положения Гаагской конвенции, встали на сторону стрелявших. Они ссылались на приказ адмирала Того, отданный за шесть дней до боя, который разрешал стрельбу по госпитальным судам, "как скрытым разведчикам". Впоследствии русские офицеры, побывавшие в японском плену, рассказывали Гейману то же самое. Командиру корабля капитану 2 ранга Лахматову японцы сообщили аналогичные сведения.

Обе стрельбы японцев по "Орлу" происходили не сами по себе. Они служили созданию благоприятных условий для захвата госпитального судна. Если бы захват

"Орла" происходил в районе спасения тонущих людей, то он ярко высветил бы антигуманные, варварские действия японцев, которые препятствовали спасению жертв трагедии или вовсе исключали таковое. Недопущение "Орла" в район спасения тонущих людей позволило придать видимость законности действиям по его захвату. Инспекция (осмотр) госпитального судна, дознание и следствие по делу, призовой суд, конфисковавший госпитальное судно, японцы пытаются представить правомерными и правильно проведенными действиями. То, что при этом госпитальное судно лишили возможности спасти многие сотни жизней, бесстыдно замалчивается.

Не успел "Орел" выполнить маневр, продиктованный ему стрельбой японского крейсера, как появились два вспомогательных японских крейсера, задача которых, как выяснилось позже, состояла в захвате госпитальных судов. Момент появления этих крейсеров не является случайным. Он обусловлен ходом боя, его результатами. В донесении о Цусимском бое адмирал Того указывает, что в 2 часа 45 минут (2 часа 27 минут по русским часам) пополудни "уже можно было предвидеть исход боя". К этому времени вышли из боя русские флагманские броненосцы "Суворов" и "Ослябя". Такой результат вполне удовлетворял командующего японским флотом. Было очевидно, что решительного перелома в пользу русских уже не будет. Можно было подумать и о богатых трофеях и о захвате госпитальных судов. На прохождение сигнала и маневр вспомогательных крейсеров в район нахождения "Орла" и "Костромы" потребовалось немногим больше часа.

Относительно госпитального судна "Кострома" сведений о дозахватной деятельности японских кораблей не имеется. О них ничего не говорится ни в донесении командира корабля Н.В. Смельского о Цусимском бое, ни в очерке ординатора П.Л. Гурвича о медицинской деятельности госпиталя. Поскольку в других русских источниках тоже отсутствуют подобные сведения, мы решили восполнить недостающую информацию из японского "Описания военных действий на море", разработанного морским генеральным штабом и изданном на русском языке в 1910 г. Изучение японского Описания показало, что действия по задержанию и захвату русских госпитальный судов "Орел" и "Кострома" были основательно подготовлены и успешно проведены. Руководство всеми действиями возлагалось на командующего японским флотом адмирала Хэйхатиро Того. Он должен был подготовить флот к выполнению всех действий по указанной задаче, принять решения на их проведение, назначить сроки выполнения, контролировать их ход.

Непосредственное руководство задержанием и захватом госпитальных судов было поручено младшему флагману 3-й эскадры, командиру 6-го боевого отряда контр-адмиралу Того. В его распоряжении находились четыре крейсера отряда, которым он командовал, и два прикомандированных вспомогательных крейсера "Манджу-Мару" и "Садо-Мару". Перед отрядом стояла задача пресечения усилий крейсеров русской эскадры по освобождению захваченных госпитальных судов и выполнения обеспечивающих действий в интересах вспомогательных крейсеров "Манджу-Мару" и "Садо-Мару" (обстрелы госпитальных судов с провокационной целью, выполнение опасных маневров, подъем провокационных сигналов и др.). На вспомогательных крейсерах находились специальные офицеры, получившие подготовку по задержанию и захвату госпитальных судов, их осмотру и конвоированию в японский порт. Они вели поиск фактов, свидетельствующих об использовании русскими захваченных судов в военных целях.

При выполнении задач по задержанию и захвату кораблями контр-адмирала Того русских госпитальных судов последние имели 4 разовых встречи с противником и одну постоянную. При этом мы не учитываем ту встречу, которая произошла между японским разведчиком "Синано-Мару" и русским госпитальным судном "Орел". Тогда первый из них выполнял задачу обнаружения русской эскадры, а не захвата "Орла". По каждой встрече мы представляем читателям ее изложение из японского Описания и наш комментарий.

1. "12 мая в 8 часов утра <...> адмирал отделил от эскадры крейсера "Рион" и "Днепр" для конвоирования транспортов "Метеор", "Владимир", <...>, до Шанхая. Эскадра снова изменила походный строй - впереди вне строя треугольником шли разведчики <...>, а в самом хвосте госпитальные суда "Орел" и "Кострома" (с. 71,72).

2. "Адмирал Дева, чтобы встретить неприятеля, немедленно пошел на SO <...>. В 5 ч 50 мин отряд заметил неприятельское госпитальное судно и, продолжая идти на юг, в 7 ч из телеграммы с "Идзуми" узнал, что неприятель находится к северу" (с. 779).

3. "Около 4 ч 20 мин 4-й боевой отряд ["Нанива", "Такачихо", "Акаси", "Тсусима"]потопили <...> транспорт [буксир - В.Ц.] "Русь" <...> При этом подошли 5-й ["Ицукусима", "Чин-Иень", "Мацусима", "Хасидате"] и 6-й ["Сума", "Чиода", "Акицусима", "Идзуми"] боевые отряды <.. .> 6-й боевой отряд перед этим увидел два неприятельских госпитальных судна и приказал "Манджи- Мару" и "Садо-Мару" задержать их)" (с. 85).

4. "Главные силы обеих сторон открыли огонь, а 5-й и 6-й боевые отряды пошли атаковать арьергард неприятеля. 6-й боевой отряд, получив приказание адмирала Катаока атаковать находящиеся к югу неприятельские транспорты, немедленно направился туда, но узнав, что это наши же вспомогательные крейсера, повернул <...>. Получив вторичное приказание действовать по способности и заметив на юге неприятеля, 6-й боевой отряд увеличил скорость и пошел туда; по сближении оказалось, что это госпитальные суда неприятеля. Случайно встретив подходящие "Садо-Мару" и "Манджи-Мару", контр-адмирал Того поручил распорядиться с ними этим судам" (с. 110).

5. "Госпитальные суда "Орел" и "Кострома" с начала боя шли <...> позади отряда транспортов, но в 3 часа 30 мин дня были задержаны нашими вспомогательными крейсерами "Садо-Мару" и "Манджи-Мару" и отправлены в Миура-ван" (с. 127).

Крейсер "Манджу-Мару" направился к "Костроме", а крейсер "Садо-Мару" - к "Орлу", сделав без предупреждения два боевых выстрела. На "Орле" в 3 часа 40 минут пополудни подняли сигналы: "Я госпитальное судно" и "Что вам угодно?" Крейсер ответил сигналом "Следуйте за мной", а несколько позже - "Можете понять".

Затем последовало назначение хода 12 узлов и приказание следовать под его конвоем. "Манджу-Мару" аналогичным образом распорядился с "Костромой". К наступлению темноты все четыре корабля встали на якорь в бухте Миура островов Цусима. Только здесь с "Манджу- Мару" сообщили на "Орел" о намерении инспектора осуществить право осмотра госпитального судна. То, что осмотр лишает жизни многих раненых и терпящих бедствие на воде, для инспектора не имело значения. Он стремился лишь поскорее увести "Орел" и "Кострому" подальше от русских боевых кораблей.

Русские крейсера не пытались защитить госпитальные суда, поскольку такую задачу им никто не поставил, а сами они не решились помешать японцам увести госпитальные суда в плен. Командиры госпитальных судов, имея приказание держаться во время боя вне выстрелов, не стремились форсированием хода (особенно "Орел") уйти от противника к своей эскадре, хотя и видели его приближение.

Командир "Орла" капитан 2 ранга Лахматов так объясняет свои действия: "Я не сомневался, что пароход-госпиталь неприкосновенен, как во время боя, так и после него, и ему будет предоставлена свобода исполнять свое прямое назначение". Видимо, уважаемый командир судна не знал, что в Порт-Артуре японцы захватили находившиеся там госпитальные суда "Казань" и "Ангару".

В бухте Миура на "Орел" прибыли для осмотра японский лейтенант, два мичмана и врач, а также несколько сигнальщиков, они осмотрели корабль. Внимательно ознакомились с вахтенным журналом, выискивая в нем данные о походах "Орла", его заходах в попутные порты, сигналах командующего эскадрой. Перечисленные действия были наиболее удобны для усмотрения в них следов ведения военной разведки. Именно этот путь использовали японцы для задержания "Костромы", ссылаясь при этом на донесения японских агентов в портах. К тому же избранный путь оказался в русле указаний приказа адмирала Того относительно госпитальных судов - "скрытых разведчиков". Тщательный осмотр корабля, длительное пребывание инспекторов в штурманской рубке, их работа с картами и документами не дали ничего существенного. Дело клонилось к тому, что "Орел", как и "Кострома", будут обвинен в ведении разведки.

Положение в корне изменилось, когда инспекторы встретились с англичанами на верхней палубе. Произошла длительная беседа об обстоятельствах пребывания английских моряков на госпитальном судне. Беседа породила идею обвинение "Орла" в ведении разведки заменить фактом нарушения конвенции, состоящим в пребывании на корабле небольных иностранных моряков. В этом виделось использование госпитального судна в военных целях. Старший инспектор с новой идеей отправился на крейсер "Манджу-Мару" и вернулся обратно около полуночи. Он привез ответ командира крейсера, который признал в нахождении англичан на "Орле" нарушением Гаагской конвенции. Предоставить "Орлу" свободное плавание японцы отказались, передав решение вопроса на усмотрение высших военно-морских властей порта Сасебо. Перед выходом в море на "Орел" и "Кострому" прибыли караулы под командованием офицеров. Корабли были фактически арестованы.

15 мая утром госпитальные суда "Орел" и "Кострома" под конвоем "Манджу-Мару" вышли из бухты Миура в море и взяли курс на Сасебо. В походе экипажи кораблей стали очевидцами гибели торпедированного ночью крейсера "Адмирал Нахимов". Командиры госпитальных судов просили у конвоира разрешения оказать помощь терпящему бедствие кораблю и получили добро. Когда на "Орле" все было приготовлено к приему раненых и тонувших людей, начался спуск катеров и шлюпок на воду, от конвоира поступило приказание об отмене разрешения. "Орел" во второй раз был лишен возможности выполнять свою милосердную функцию.

По прибытии "Орла" в военный порт "Сасебо" вечером 15 мая на корабль явилась комиссия японских морских офицеров, которая немедленно приступила к производству дознания. Председательствовал в комиссии капитан-лейтенант К. Нази, владевший русским языком. Отличие дознания от инспекции (осмотра) госпитальных судов заключалось в их различной ведомственной принадлежности и решаемых задачах. Инспекция проводилась представителями флота и имела целью установление факта нарушения (улики) положений Гаагской конвенции. Дознание же являлось составной частью призового судопроизводства. Оно тоже выявляло факты нарушения конвенции, осуществляло документальное оформление факта нарушения и устанавливало его виновника. Допрашивали только командира корабля. Возможно, его одного считали виновным в "нарушении" Конвенции. Перечень вопросов, которые интересовали дознавателей, остался тем же, что и у инспекторов. Обстоятельное обследование было произведено по эпизоду размещения на "Орле" четырех английских подданных. По-видимому, у капитан-лейтенанта К. Нази появились сомнения в правомерности утверждения о нарушении "Орлом" Конвенции в связи с размещением на нем англичан. Он предпринял попытку найти улики ведения кораблем разведки, но его поиски оказались безрезультатными.

В ходе дознания капитан-лейтенанту К. Нази был вручен протест Российского общества Красного Креста, подписанный уполномоченным Я.Я. Мультановским, его помощником В.Г. Остен-Сакеном и делегатом Французского общества Красного Креста А.П. Парисом. В протесте был сделан акцент на лишение госпиталя возможности выполнить свою миссию, ставились вопросы обстрела "Орла" японцами и захвата ими корабля.

18 мая главный доктор госпиталя получил от главного командира порта Сасебо официальное уведомление об аресте госпитального судна по подозрению в нарушении положений Гаагской конвенции. В чем именно состояли эти нарушения, главный командир не указал. Так получил официальное оформление захват "Орла", хотя фактически он был совершен тремя днями раньше. На корабль получил назначение в качестве комиссара лейтенант Кимура, на которого возлагалось: информирование личного состава о распоряжениях японских властей, контроль за порядком и дисциплиной, подача заявок в довольствующие органы. Однако положение экипажей госпитальных судов никак не изменилось. Они по-прежнему содержались как пленные и не могли ничего сообщить о себе на родину.

А между тем, Гаагская конвенция не давала Японии права на пленение их. Нарушение конвенции быстро определили в Петербурге.

Российское общество Красного Креста обратилось к японским коллегам с запросом о состоянии здоровья персонала госпитальных пароходов.

21 мая командир "Костромы" Смельский сообщил телеграммой, что пароход находится в плену и все его служащие здоровы, а через четыре дня о хорошем состоянии здоровья экипажей обоих пароходов телеграфировало японское общество Красного Креста. Личному составу разрешили посылать в Россию письма и телеграммы на французском и английском языках. Цензура контролировала корреспонденцию, вычеркивала слова "плен","захват".

Например, в телеграмме главного врача Мультановского в Российское общество Красного Креста упоминание о захвате "Орла" была заменено на "15 числа благополучно прибыли в Сасебо".

Сняв запрет на переписку, японцы ввели ограничения на медицинскую деятельность. Применение этой меры связано с поступлением в сасебский морской госпиталь раненого адмирала Рожественского. Узнав об этом, сестра Павловская обратилась к японским властям с просьбой разрешить ей ухаживать за дядей. Японцы разрешили ей встретиться с адмиралом, а уход за ним поручили японской сестре милосердия. Затем желание помочь раненым соотечественникам, опираясь на богатые возможности своего госпиталя, высказали врачи "Орла". К ним присоединились коллеги с "Костромы". Запрет на подобную деятельность последовал немедленно. Русские заявили протест. Они исходили из невиновности "Орла" и "Костромы" и ожидали в борьбе положительного исхода. В медицинской помощи раненым они видели свой профессиональный долг. Японцы же заявили, что они принципиально не могут допустить русских врачей лечить раненых, находящихся в отечественных лечебных заведениях. Это прямой долг японских врачей.

20 мая 1905 г. началось следствие, которое проводилось одним из судей Сасебского призового суда и следователем, их обслуживали секретари, чиновники и переводчик, безукоризненно владевший русским языком. На них возлагалось производство следственных действий в целях полного и всестороннего исследования обстоятельств дела и составление обвинительного заключения.

В сущности своей следствие мало чем отличалось от дознания; велось оно более формально и с охватом большего круга должностных лиц. В течение двух дней на корабле были допрошены доктор Мультановский и капитан 2 ранга Лахматов. Потом их допрашивали еще раз в здании призового суда, там же допросили помощника уполномоченного Красного Креста барона Остен-Сакена и старшего офицера лейтенанта Бейермана. Новые мысли на допросах не возникли, повторялись вопросы, которые ставились на дознании. Только один раз при допросе доктора Мультановского судья заметил, что в госпитале получали помощь больные с зафрахтованных иностранных пароходов. Следствием была затребована у госпиталя точная поименная справка о таких больных. Однако в дальнейшем японцы не развивали этот вопрос, опасаясь негативной реакции правительств государств, граждане которых обращались за помощью.

Офицеры госпитального судна "Орел". 

Первый ряд слева направо: 2-й помощник капитана Л. Н. Алексеев, 1 -й помощник капитана А.Л. Бейерман, капитан Я.К. Лахматов, старший механик В.М, Вейцель, 2-й механик П.К. Персия нов; второй ряд слева направо: помощник капитана А.Р. Газелихр, 3-й помощник капитана С.М. Костромитинов, 3-й механик И.П. Черепанцев, судовой врач Д.Ю. Морозов, 4-й механик С. И. Скоропад.

28 мая судьи в сопровождении комиссии японских морских врачей произвели подробный осмотр и проверку всего госпитального оборудования и имущества, а также бухгалтерии и кассы, после чего все было опечатано. Жалкая расписка о содеянном, полученная доктором Мультановским, явилась единственным документом, засвидетельствовавшим факт прекращения деятельности эскадренного госпиталя. Параллельно было покончено с существованием госпитального судна. Для этого японцы забрали все пароходные документы: мерительное свидетельство, официальное удостоверение на ведение милосердной деятельности, выданное российским послом в Париже, свидетельство о том, что пароход "Орел" приспособлен исключительно под госпиталь и под наблюдением французского правительства, выданное главным морским начальником Тулонского порта, и, наконец, вахтенный журнал парохода с мая 1904 г. по май 1905 г.

По традициям морских архивов все эти документы хранятся вечно. Они никогда не были в России даже в виде фотографий или ксерокопий и продолжают оставаться недоступными для отечественной военно-морской истории, ее исследователей. Тогда, в 1905 г., захватчики парохода не выдали никаких документов об их изъятии. В наши дни японцы утверждают, что документов "Орла" в архивах нет.

29 мая доктор Мультановский получил извещение от Сасебского призового суда о том, что из-за окончания следственных действий, относящихся к "Орлу", суд не усматривает надобности оставаться на пароходе всем лицам, принадлежащим к обществу Красного Креста. В тот же день в вахтенный журнал госпитального судна "Кострома" было записано на японском и английском языках приказание командира порта Сасебо вице-адмирала Самесима. Говорилось, что "Кострома" была задержана на основании многих подозрений, но указаны только три нарушения Гаагской конвенции: назначение госпитальных ординаторов на боевые корабли, установка на судне беспроволочного телеграфа (снятого впоследствии), окраска полосы по борту судна в красный, а не в зеленый цвет. На удивление, обвинение в ведении разведки кораблем, послужившее основанием для его задержания в начале Цусимского боя, оказалось снятым. Незначительные по существу нарушения использованы японцами для заявления о праве конфисковать "Кострому", но по милости японского императора в ознаменование победы флота в боях 14-го и 15-го мая, судну разрешено свободное плавание в любой порт, кроме Владивостока.

В приказании вице-адмирала Самесима имеются указания относительно "Орла", корабль назван нарушителем конвенции и объявлен захваченным. "Костроме" предписывалось 30 мая вывезти из пределов Японии медицинский персонал и 37 больных "Орла". Офицеры и команда в тот же день вывозились отдельно. Военнослужащие давали подписку о неучастии в войне.

Убывающим на "Костроме" медицинским работникам и больным предписывалось взять с собой только личные вещи, которые будут тщательно проверяться. Нарушителей ждали суровые наказания. В основном личный состав выполнил все требования вице-адмирала Самесима, и тому не пришлось принимать дисциплинарных мер. Ослушники нашлись лишь среди поклонников "зеленого змия". Зная о превосходных винах, подаренных французами, алкаши не согласились задаром отдавать все вино японцам. По свидетельству корабельного священника отца Зиновия, "команда почти вся перепилась". Но влияния перепоя на расставание с кораблем он не заметил. В 9 часов прибыли японцы, офицер начал осмотр вещей. "После осмотра нас стали живо выпроваживать <...>, ровно в 12 часов мы покинули наш дорогой "Орел", - завершает свой рассказ священник.

Офицеры и команда покидали корабль к вечеру, они переходили на баржу с буксиром. Обстановку расставания с кораблем описал боцман Е.П. Суковатых. Вот его фрагменты: <...> "Многие <...> без всякой боязни разбили ящики с шампанским и разными ликерами <.. .> Все наши были рады, что оставляем судно и будем отправлены в Россию <...> Последним сошел командир <...> Японцы в это время на шкентеле краном в канатной сетке спускали смертельно пьяных несколько человек <...> Смешно и обидно было смотреть, как в баржу спускают живые трупы <...> Их уложили на дне баржи и укрыли одеялом <... > Здесь все смешалось в кучу <...>, некоторые были трезвы, но большинство навеселе".

За происходящим наблюдали 40 японских матросов при одном офицере. Они "не заметили" каких-либо нарушений порядка и не предприняли мер, предписанных вице-адмиралом Самесима.

Пьяного не берет даже чужеземный закон!

Сделаем некоторые выводы.

1. Проведенные японцами осмотр "Орла", дознание и следствие имели целью подготовить юридическое оправдание захвата и последующей конфискации госпитального суда. Для этого нужно было выявить факты военной деятельности "Орла". Таковых найти не удалось. Позже японцы вынуждены будут прибегнуть даже к вымышленным фактам. Но зато всю совокупность следственных действий они выдадут за стремление основательно разобраться в сути дела.

2. Японский флот значительно превосходил русскую эскадру в силах. Непродуманные действия адмирала Рожественского, такие как направление транспортов в Шанхай, заблаговременное включение огней госпитальных судов, отказ от радиоподавления системы связи противника и разгрома 3-го боевого отряда японцев, значительно облегчили японскому флоту решение боевых задач. Размещение на госпитальном судне "Орел" английских моряков ускорило и упростило задержание и захват его японцами.

3. Важное значение для военно-морской истории будут иметь поднятые Ольгой Петровной Юрьевой вопрос о разведке, предпринятой японскими вспомогательными крейсерами с целью изучения обороны и новый взгляд на задачу, которую решал японский 3-й боевой отряд в интересах обеспечения боя главных сил.

4. Захват белого "Орла" японцами происходил в условиях, когда обе стороны не приняли должных мер к обеспечению главной деятельности госпитального судна. Русские корабли, находившиеся в хвосте эскадры, могли не допустить захват "Орла" японцами. Вот что об этом говорится в заключении следственной комиссии по Цусимскому бою: "Наши крейсера не пытались защитить госпитальные пароходы, а эти последние, имея приказание держаться во время боя вне выстрелов, не пытались уйти от неприятеля к своей эскадре, хотя и видели его приближение".

5. Главный морской штаб и командующий эскадрой располагали сведениями о возможности захвата госпитальных судов японцами. Но не предупредили об этом госпитальные суда и не обучили их способам уклонения от захвата боевыми кораблями противника.

6. Японские корабли, захватившие "Орел", начали активные действия только по сигналу командующего флотом, когда тот пришел к выводу, что в Цусимском бою победа будет на стороне Японии. При выполнении задачи по захвату "Орла" японцы дважды отменяли его подготовку к спасению погибающих моряков броненосца "Ослябя" и крейсера "Адмирал Нахимов". Японцы не хотели учитывать последствия захвата "Орла", выразившееся в значительном увеличении количества погибших русских моряков в Цусимском бою.