8. Выработка позиции России о захвате госпитального судна "Орел"

8. Выработка позиции России о захвате госпитального судна "Орел"

1 июня 1905 г. на госпитальном судне "Кострома" в Шанхай прибыли медицинский персонал и больные "Орла", а днем позже - офицеры и команда корабля. Командир корабля и главный доктор госпиталя сразу же включились в обмен телеграммами с Петербургом, в которых уточнялись и дополнялись донесения, посланные ими из японского плена. Здесь же, в Шанхае, они через российского генерального консула Клейменова подали протест по поводу захвата "Орла" японцами. Кроме того, капитан 2 ранга Лахматов представил младшему флагману 1-й Тихоокеанской эскадры контр-адмиралу Н.К. Рейценштейну, пришедшему в Шанхай на крейсере "Аскольд" после неудачного боя 28 июля 1904 г., рапорт по тому же вопросу. По содержанию документы оказались очень близкими между собой. В них дано подробное изложение событий с 8 мая, когда на "Орел" доставили четырех англичан с парохода "Ольдгамия" до 30 мая - дня освобождения личного состава корабля и госпиталя из- под ареста в порту Сасебо.

Для руководителей и сотрудников министерств и ведомств, включившихся в борьбу за освобождение "Орла", эти документы давали верную ориентировку в произошедших событиях и служили базой для обоснования позиции России. Рапорт капитана 2 ранга Лахматова был опубликован в газете "Котлин" и стал достоянием широкой общественности. С содержанием событий, связанных с захватом "Орла", мы уже знакомили читателей в предыдущих разделах данной работы. А теперь обратимся к тому, что доложил в рапорте капитан 2 ранга Лахматов о причинах захвата.

За время службы госпитального "Орла" корабль ни разу не нарушил статей Гаагской конвенции и, следовательно, не возникло оснований для его захвата. Присутствие на корабле четырех англичан также не может служить предлогом для подобного действия. Англичане находились на "Орле" не в качестве военнопленных, а как пассажиры и доставлены были "не иначе, как по человеколюбимому побуждению адмирала Рожественского, дабы обезопасить их жизнь от случайностей ожидаемого боя". На всяком другом корабле, кроме госпитального, в бою весьма возможна была гибель и ранения английских моряков. Военная цель в нахождении англичан на "Орле" отсутствовала и японцы не имели правового основания для его захвата. Англичане - граждане нейтрального государства, не участвующего в войне, рассматриваться в качестве военнопленных не могут.

Недостатки аргумента, избранного на "Манджу- Мару" для оправдания захвата госпитального "Орла", учитывала и японская сторона. Это вынудило японцев искать дополнительные факты, подтверждающие использование "Орла" в военных целях. Действительных фактов было слишком мало, и они предназначались в качестве оснований для решения призового суда о конфискации "Орла". Пришлось дополнительные факты придумывать. Пригодился такой способ создания базы доказательств и призовому суду.

В качестве первого дополнительного "факта" было названо пребывание на "Орле" во время боя командира русского крейсера "Диана" (его фамилия не называлась). Крейсер участвовал в бою 28 июля 1904 г., в котором 1-я Тихоокеанская эскадра пыталась прорваться во Владивосток. После боя, закончившегося для русских неудачно, командир крейсера капитан 2 ранга князь А.А. Ливен привел свой корабль в Сайгон (ныне Хошимин), где по приказанию из Петербурга разоружил его и продолжал командирскую службу. Конечно, пребывание боевого офицера на мостике "Орла" могло бы служить усилению обвинений об использовании госпитального судна в военных целях. Неизвестно, кто подсказал японцам сей "факт", но они просчитались. Ливен безвыездно пребывал в Сайгоне и никак не мог находиться на "Орле" и участвовать в Цусимском бою. Поэтому обвинение Ливена легко опровергалось.

На палубе госпитального судна "Орел" во время похода

Второй дополнительный "факт" состоял в утверждении, что "Орел" использовал свою радиотелеграфную станцию в военных целях. Каковы истоки этого "факта", неизвестно. Возможно, опыт широкого использования средств радиосвязи японцами при развертывании сил для боя и в его ходе подсказал им, что русские могли действовать подобным же образом. Представители русской стороны долго не находили аргумента, чтобы начисто отвергнуть это лживое утверждение. В русских документах ставились вопросы о необходимости иметь на госпитальных судах радиотелеграфные станции. Показывалось, как наличие радио обеспечивает своевременную медицинскую помощь своим кораблям.

Между тем, начальники, которые формулировали и защищали русскую позицию, не были информированы на элементарном уровне. Когда в 1907 г. к делу привлекли командира "Орла" капитана 2 ранга Лахматова, от него узнали, что на корабле вообще не было радиотелеграфной станции. Русские оказались в курьезном положении. Можно себе представить, как стыдно себя чувствовали наши дипломаты перед французами, защищавшими интересы России в контактах с японцами. В случившемся видна слабая подготовка русских к борьбе с противником в информационной сфере. Японцы же выглядят "мастерами" информационной борьбы, использовавшими заведомую ложь. Вместе с тем, тут просматривается отсутствие у японцев действительных фактов, которыми можно было бы подкрепить хилое основание, которое они использовали при захвате "Орла".

С получением первых сообщений о захвате госпитальных судов "Орел" и "Кострома" в Петербурге начали следить за ходом событий и вырабатывать позицию России в этом вопросе. Положение значительно прояснилось после освобождения из японского плена "Костромы" и личного состава "Орла". Первым выработало позицию морское министерство. 11 июня 1905 г. управляющий морским министерством адмирал Ф.К Авелан направил министру иностранных дел графу В.Н. Ламздорфу письмо, в котором сообщал: "Захват японцами госпитального судна "Орел" представляет вопиющее нарушение международного права. Пароход "Орел" был снаряжен согласно 2-й, 3-й статьям Г аагской конвенции <... > и приспособлен исключительно для госпитальной службы. На основании вышеупомянутой конвенции пароход "Орел" безусловно изъят от захвата и конфискации и должен пользоваться неприкосновенностью <...>.

Японцы захватили означенный пароход и в настоящее время <... > дело об "Орле" будет рассматриваться в японском призовом суде <...>. С юридической точки зрения, дело о захвате госпитального суда не подлежит призовому разбирательству".

Министр иностранных дел признал дело о захвате "Орла" дипломатическим и взял его под свое попечение. На письме министр наложил резолюцию о составлении телеграммы послу в Париже Нелидову "с указанием изложенных вполне справедливых доводов". По-видимому, при составлении телеграммы возникли противоречия относительно "вполне справедливых доводов", работа затянулась. Была создана особая комиссия с участием представителей МИД, морского министерства и Российского общества Красного Креста. 28 июня комиссия приняла заключение, в котором дала свое толкование положений Гаагской конвенции и признала необходимым протестовать перед японским правительством по поводу передачи дела в призовой суд. Согласно выводам особой комиссии, министр послал российскому послу в Париже телеграмму, выдержку из которой по публикации в газете "Кронштадтский вестник" представляем читателям.

"На основании Гаагской конвенции для госпитальных судов создано совершенно особое юридическое положение <...>. Таковые суда хотя и входят в состав неприятельской эскадры, но признаются, ввиду их гуманитарной цели, неприкосновенными для воюющих, при условии неучастия их в военных действиях. В случае нарушения этого условия, госпитальное судно теряет, конечно, привилегию неприкосновенности и может быть рассматриваемо лишь как вспомогательный по отношению к эскадре крейсер, то есть подвергать себя риску военных действий и военному плену, как всякие другие военные суда, вопрос о захвате коих, конечно, не может подлежать призовому суду, имеющему совершенно особую компетенцию по задержанию частных судов или грузов <... > "Орел" мог бы быть конфискован японским правительством лишь в административном порядке по предъявлению нам ясных доказательств нарушений судном лежащих на нем обязательств согласно Гаагской конвенции 1899 года".

Сравнение двух документов, исходящих от глав министерств морского и иностранных дел, показывает на совпадение их позиций в вопросе о передаче дела о захвате "Орла" в призовой суд. Оба министра считают этот шаг японского правительства принципиально неверным и противоречащим международному праву.

В то же время позиции министров в вопросе о захвате госпитальных судов существенно различаются. Адмирал Авелан исходил из того, что "Орел" безусловно изъят от захвата и не видит условий, при которых японцы могли его осуществить. Граф Ламсдорф принцип неприкосновенности госпитальных судов оговаривает условием неучастия их в военных действиях. В случае нарушения этого условия госпитальное судно теряет неприкосновенность и подвергает себя риску военных действий (обстрелу, торпедной атаке и др.) и военному плену.

Ретроспективный взгляд на вопрос о захвате свидетельсгвует о многочисленных случаях осуществления японцами такового в отношении торговых и военных судов, хотя, однако, не породило у министров, особенно у морского, мысли о возможных способах захвата японцами госпитальных судов и выработке указаний командирам кораблей и флагманам о действиях в подобных ситуациях. Командиры госпитальных судов и флагманы были ориентированы в положениях конвенции о захвате так же, как их министр. В Цусимском бою командир "Орла" не нарушил международное право, но и не противодействовал захвату корабля японцами. Флагманы эскадры не приняли никаких мер по прикрытию госпитальных судов. Японские вспомогательные крейсера, имея задачу захватить госпитальные суда, руководствовались соответствующими положениями Г аагской конвенции с учетом возможных нарушений ее русскими госпитальными судами и потерей ими принципа неприкосновенности. Поскольку таких нарушений не было, японцы, прибегнув к вымышленным обвинениям, задержали и захватили госпитальное судно. В призовом суде Сасебо было возбуждено дело о конфискации "Орла".

Таким образом, недостаточная юридическая подготовка к использованию госпитальных судов стала одной из причин их захвата японцами. Посылая телеграмму российскому послу в Париже, Ламсдорф просил, чтобы формальный протест японцам о неподсудности дела "Орла" призовому суду был заявлен французским посланником в Токио до 7 июля, дня, назначенного для заседания суда. Но уложиться в желаемый срок в Париже не успели. Соответствующая нота была вручена французским посланником министру иностранных дел Японии лишь 17 июля.

В ответной ноте 28 июля японский министр граф Кацура известил, что японское правительство, находясь в войне с Россией, не признает за ней права какого бы то ни было протеста и поэтому не находит возможным даже обсуждение данного вопроса. Так как Япония в течение 1,5 лет последовательно отказывалась признавать за Россией право протеста через посредство представителей третьей державы, то дальнейшие протесты по делу "Орла" потеряли смысл. Решено было возобновить дело путем непосредственных переговоров с японскими дипломатическими представителями после заключения мира.

Между тем, 7 июля 1907 г. в порту Сасебо состоялся призовой суд, заслушавший комиссаров японского правительства. Ввиду невозбуждения ходатайства о формальном допросе свидетелей суд такового не производил, согласившись с заключением правительственных комиссаров. Суд определил, что "госпитальное судно "Орел" было употреблямо для военных целей и потому подлежит конфискации со всеми своими принадлежностями". Основания, которыми руководствовались правительственные комиссары и призовой суд в своих заключениях официально, стали известны русской стороне после возобновления дипломатических отношений с Японией. Они будут рассмотрены нами в следующем разделе.

Захват "Орла" явился грубым нарушением правовых норм, установленных Г аагской конвенцией. Вместе с тем, это акт глубокого варварства. Цусимский бой характеризуется огромными жертвами: 5045 человек с русских кораблей были убиты, утонули или умерли от ран. Российское общество Красного Креста 11 августа 1905 г. направило 50 правительствам и обществам Красного Креста, включая японское, циркулярный протест "по делу о задержании японцами госпитального судна "Орел". Циркулярный протест объясняет значительное количество жертв Цусимского боя тем, что оба госпитальных судна 2-й Тихоокеанской эскадры были захвачены в самом начале боя и потому не могли спасать погибающих в море. Между тем, эти суда находились в готовности прийти туда, где в них нуждались, но им преградили дорогу японские корабли.

Во имя идеи права и смягчения ужасов войны российское общество протестовало против бесчеловечного и неправомерного поступка японских морских властей с русскими госпитальными судами. Циркуляр венчают слова о том, что действия японцев без всякой нужды увеличили количество жертв путем задержания и захвата госпитальных судов "Орел" и "Кострома", лишив их возможности лечить и спасать погибающих людей. Таким образом Япония заблаговременно подготовила юридическое основание для захвата "Орла", дополнив Гаагскую конвенцию положением о том, что госпитальное судно, используемое в военных целях, теряет право на неприкосновенность.

Решение этих вопросов японцы передали призовому суду. Основываясь на собственной юридической разработке, Япония захватила госпитальное судно "Орел" и, ссылаясь на якобы имевшее место использование его в военных целях, решением призового суда конфисковала.

Россия в ограниченные сроки выработала свою позицию, которая содержала аналогичное положение о потере госпитальным судном неприкосновенности, если оно используется в военных целях. Право решать эти вопросы русские передали административным органам (флотским начальникам), а не призовому суду, предметами разбирательства которого являются торговые суда и их товары.

После выработки позиции России в вопросе о захвате японцами госпитального судна "Орел" необходимо было твердо выдерживать линию на непризнание японского призового суда, считая его некомпетентным в этом деле, отказаться от каких-либо контактов с ним. Известное осложнение в выдерживании названной линии внес заведующий госпитальным хозяйством "Орла" барон Вальтер Остен-Сакен, состоявший также помощником уполномоченного Красного Креста госпиталя. Деятельность барона на судебном поприще развивалась следующим образом.

Выше говорилось, что освободившись от японского плена, барон Остен-Сакен и пять сотрудников госпиталя отправились из Сасебо в порт Нагасаки, а оттуда через Америку в Европу и Россию. В действительности такой путь проделали только пять спутников барона, а он собственной персоной остался в Нагасаки, где предполагал найти адвоката, через которого воздействовать на призовой суд с целью изменения его отношения к деятельности госпиталя на "Орле". Свои мысли Остен-Сакен сформулировал такими словами: "В общем японцы как бы преднамеренно игнорировали при допросах представителей Российского общества Красного Креста и за всеми сведениями обращались исключительно к командиру судна. Вопросы, предлагавшиеся в призовом суде в Сасебо, касались преимущественно пути нашего следования, заходов в порты, отношений с командующим эскадрой и т.д.". А между тем, состоящая под руководством Остен- Сакена хозяйственная служба госпиталя по требованию японцев представила выписки из денежных, продовольственных и инвентарных книг госпиталя и главное - деньги в размере приблизительно 55 000 франков, принадлежащие РОКК, японцы опечатали своими печатями, заперли в закрытом помещении <...>, взяв с собою ключи". Так завершает перечисление заслуг хозяйственной службы госпиталя ее руководитель и дает, тем самым, рекомендации о вопросах, которые должны были бы интересовать призовой суд. Почему-то Остен-Сакен не привел данных об огромных запасах продовольствия, о медицинских инструментах и лекарствах, захваченных японцами. Не стал он сообщать и о том, что обчистив основательно госпитальные сейфы, японцы не нашли ни одного сантима в судовой кассе "Орла", где был иной руководитель.

Остен-Сакен вступил в договорные отношения с японским адвокатом Ишибаши. 21 и 29 июня 1905 г. стороны заключили два контракта. Первый контракт уполномочивал адвоката присутствовать на японском призовом суде, а второй - на подачу иска о возвращении 55 000 франков, принадлежащих Красному Кресту и конфискованных на "Орле", а равно и продовольствия, медицинских инструментов и медикаментов там же захваченных. Адвокат Ишибаши подготовил и представил в призовой суд порта Сасебо необходимые документы. Суд разрешил ему присутствовать на заседаниях и участвовать в обсуждении иска о возврате конфискованной собственности на "Орле".

Дальнейшая работа призового суда могла протекать по тому же порядку, который имел место в призовых судах России, а решения суда, построенные на версии об использовании "Орла" в военных целях, получили бы внешне привлекательное юридическое оформление. Появились тревожные подозрения о последствиях, которые могли возникнуть для русской стороны в борьбе за освобождение "Орла".

Во второй половине июня 1909 г. в министерстве иностранных дел заседала особая комиссия с участием представителей от морского министерства, рассматривавшая юридические основания захвата госпитального судна "Орел". В частности обращались к вопросу о целесообразности посылки в японский призовой суд особого представителя русских интересов, японского адвоката для участия в обсуждении дела "Орла". Комиссия единогласно высказалась против такой посылки.

Главное управление Российского общества Красного Креста первым отреагировало на это решение комиссии. Оно потребовало от Остен-Сакена прекращения всякой деятельности в призовом суде. Одновременно министр иностранных дел по дипломатическим каналам обратился к французскому коллеге с просьбой помочь в отзыве иска адвоката Ишибаши из призового суда. Работу поручили французскому вице-консулу в Нагасаки Гударо, который разъяснил адвокату, почему Россия не признает призовой суд компетентным рассматривать дело госпитального парохода "Орел". По-видимому. Ишибаши стало ясно, что за свою работу в призовом суде он не получит от правительства России никакого вознаграждения. Адвокат согласился отозвать из суда свой иск при двух обязательных условиях. Первое условие состояло в уплате ему гонорара в 800 иен, обещанного Остен-Сакеном; второе предусматривало принятие представителем французского правительства ответственности за возможные последствия. Гударо выполнил оба условия японского адвоката, заплатив ему 800 иен, и принял ответственность на себя, а адвокат, в свою очередь, отозвал иск из призового суда.

Правительство России, разумеется, компенсировало французские расходы. Благодаря своевременно принятым мерам, японский призовой суд лишился возможности проводить свои заседания с дуэлью двух сторон - прокурора и адвоката и ограничился заслушиванием правительственных комиссаров. Все другие меры непризнания призового суда были выполнены русскими представителями безукоризненно. Никто из них не давал дополнительных показаний призовому суду и не присутствовал на его заседаниях.

Отказ России от участия в деятельности японского призового суда учитывал также ставшую очевидной неудовлетворительную практику рассмотрения в суде дел о захвате русских коммерческих пароходов. Дело в том, что Япония в войне с Россией ставила перед своим флотом задачу захвата коммерческих пароходов противника и заблаговременно провела подготовку к ее выполнению. Для этого японцы к началу войны развернули призовые суды в двух инстанциях: первая - призовые суды в портах вторая - апелляционный призовой суд. Правительственные и законодательные органы Японии своевременно решили принципиальнее вопросы деятельности призовых судов и провели следующие государственные акты и действия.

24 января 1904 г. японский посланник выполнил указание правительства, и весь состав дипломатического представительства покинул Россию. В этот же день корабли японского флота задержали и захватили два русских коммерческих судна: "Екатеринослав" - в Японском море и "Мукден" - в Корейском порту Фузан (Пусан). На следующий день - 25 января были захвачены еще два парохода: "Россия" - в море и "Аргунь" - в Корейском проливе. Все четыре парохода были захвачены до начала военных действий.

26 января японский флот начал военные действия против России. Япония - молодое агрессивное государство - поставила перед своим флотом задачу до объявления войны атакой миноносцев и в артиллерийском бою разгромить главные силы русской Тихоокеанской эскадры, но достигнуть этого результата не удалось. Параллельно с выполнением главной задачи японский флот атаковал в корейском порту Чемульпо крейсер "Варяг" и канонерскую лодку "Кореец", оба корабля погибли. Кроме того, японцы продолжали захватывать русские коммерческие суда, каковых в начале февраля 1904 г. насчитывалось 14.

28 января японский император издал манифест об объявлении войны России. С этого числа началось пленение русских судов: изъятие судовых документов, денег, грузов, отправка нижних чинов и офицеров в лагеря военнопленных, а тех, кто дал подписку о неучастии в войне и гражданских лиц - на родину, в Россию.

Призовые суды, как первой, так и второй инстанции, признали все захваты коммерческих судов правильными, включая и те из них, которые были произведены до начала военных действий. Основанием для такого решения призовых судов послужило то, что японцы за начало военных действий принимали дату 23 января 1904 г., когда японский посланник в Петербурге получил указание правительства о разрыве дипломатических отношений с Россией, а боевые корабли японского флота начали развертывание для военных действия. Как известно, государство-агрессор всегда находит оправдание своих действий. В данном случае событиями 23 января японцы прикрывали агрессивные действия своего флота против русских кораблей в Порт-Артуре и Чемульпо, а также лишенные юридических оснований захваты коммерческих судов "Екатеринослав", "Мукден", "Россия" и "Аргунь" до начала военных действий.

До русско-японской войны отсутствовало международное правовое регулирование вопроса о том, с какого момента или с какого события следует считать войну начавшейся: с формального объявления войны, начала военных действий, разрыва дипломатических отношений, захвата коммерческих судов, принадлежащих другой стороне. Вместе с тем, существовали международные обычаи, которые соблюдали цивилизованные страны, включая Россию. После разрыва дипломатических отношений Россия ожидала объявления войны Японией. Конечно, обо всем сказанном в Японии хорошо знали, но японский план войны предусматривал проведение внезапных действий и для этого агрессор использовал все возможности, включая призовые суды.

Деятельность японских призовых судов была организована так, чтобы они принимали решения в пользу Японии. Коренным вопросом при рассмотрении в призовом суде дела о конфискации парохода считался не протест русского правительства на захват парохода через посредство французского дипломатического представительства, а телеграмма о том же руководителя русского пароходства в адрес призового суда. В этом случае всегда защита интересов пароходства в портовом суде поручалась японским адвокатам.

Офицеры Главного морского штаба изучили работу адвокатов в шести делах о захвате японцами коммерческих судов. Выяснилось, что японские адвокаты, будучи "патриотами своей страны", выдвигали и защищали на призовых судах самые неубедительные аргументы, которые легко опровергались прокурорами. Кроме того, в японском призовом суде всякий адвокат из истца в сущности превращался в ответчика. Неудивительно, что при такой организации судебного процесса всегда выполнялась поставленная перед судом задача.

В апелляционном призовом суде, рассматривавшем жалобы судовладельцев на решения портовых призовых судов, роль палочки-выручалочки выполняли поверенные судовладельцев или те же адвокаты. В документах апелляционного призового суда отмечалось, что решения "составлялись при участии этих поверенных", хотя предложениям последних в решениях суда не находилось места, там излагалась только японская позиция по рассматриваемому вопросу.

В переговорах о захваченных японцами русских коммерческих пароходах представители России показывали слабые юридические основания в решениях призовых судов о конфискации пароходов поднимали вопросы о пересмотре этих решений и возвращении пароходов русским судовладельцам. Японские представители, ссылаясь на решения призовых судов, начисто отвергали такие возможности. Вот один из примеров ответа японцев: "Что касается захвата русских коммерческих судов <...>, то вопрос о том произошел ли захват этих судов до начала военных действий, в нарушение принципов международного права, был всесторонне рассмотрен и разрешен японскими призовыми судами, в которых эти дела были рассмотрены, и императорское правительство жалеет, что оно не может усмотреть способы для пересмотра вопроса, который был разрешен в законном порядке".

Читатели знают, что начало военных действий японские призовые суды относили к 23 января 1904 г., а захваты коммерческих судов "в законном порядке" производились с 24 января. Японскому произволу назначения фиктивной даты начала военных действий был положен конец Гаагской конвенцией 1907 г., потребовавшей, чтобы военные действия между вступившими в войну государствами не начинались без предварительного предупреждения в форме мотивированного объявления войны или ультиматума.

Принятие услуг японских адвокатов привело не только к неудовлетворительным для России результатам рассмотрения дел в призовых судах, но и к прекращению поступления информации от захваченных японцами русских коммерческих пароходов. Командование японского флота хорошо понимало значение контактов призовых судов и других японских органов с капитанами и офицерами (помощниками капитанов, механиками и др.) захваченных пароходов. 72% таких судов находилось в порту Сасебо, где усилиями портового начальства, призового суда и адвокатуры удалось быстро разобраться в обстановке и добиться от капитанов и офицеров пароходов послушного следования японским советам и рекомендациям, закрыв всякие связи их с представителями России через французских консулов. О результатах работы японцев на захваченных пароходах в России стало известно после окончания русско-японской войны и начала переговоров дипломатических представителей двух стран о претензиях друг к другу.

Представители России не могли представить фактов нарушения Японией международного права при захвате коммерческих пароходов, кроме фактов, возникших до начала военных действий; они не подали через французское дипломатическое представительство в Японии ни одного протеста. Капитаны и офицеры конфискованных пароходов добросовестно выполняли советы и рекомендации японцев даже в тех случаях, когда они носили ущербный характер. В качестве примера сошлемся на случай, имевший место с капитаном парохода "Екатеринослав" капитаном 2 ранга Г.Г. Седлецким и двумя его помощниками. 24 февраля 1904 г., через месяц после задержания и захвата парохода японские власти задержали их в Сасебо, где они в качестве свидетелей должны были участвовать в заседании апелляционного призового суда аж 24 апреля 1904 г. Апелляционный суд должен был рассматривать жалобу судовладельца — пароходства Добровольный флот на решение призового суда первой инстанции о конфискации судна "Екатеринослав".

Центральной фигурой судовладельца, защищавшей его интересы в суде, назначили японского адвоката Масуджима. Привлечение трех судовых офицеров в качестве свидетелей являлось чистой формальностью, так как в суде все было определено заранее и решение принималось только в пользу Японии. Присутствие трех офицеров на заседании суда могло лишь породить у непрофессионалов впечатление о стремлении судей глубоко и всесторонне разобраться в деле.

Командир корабля капитан 2 ранга Г.Г. Седлецкий ознакомил японского адвоката с обстоятельствами захвата "Екатеринослава" японскими кораблями. Опираясь на полученные на службе в Добровольном флоте практические знания международного права, он защитил своих матросов-военнослужащих от намерения призового суда отправить их в лагерь военнопленных, ставил перед судом справедливые вопросы о неправомерности захвата "Екатеринослава" до начала войны. После окончания апелляционного суда командир корабля и два его помощника, как офицеры флота, были отправлены в лагерь военнопленных Мацуяма. Здесь Георгий Гаврилович написал книгу "646 дней в плену у японцев", где рассказал о действительных и мнимых успехах Японии.

Японцы успешно поработали с матросами судовых команд захваченных пароходов, организовав по-своему их пребывание в непродолжительном плену на родных пароходах и наладив на них продовольственное и медицинское обеспечение экипажа. Японцы обращались с пленными тактично, что встречало открытое удовлетворение моряков. Но при возвращении пленных на родину в работе японцев обнаружился провокационный момент. Вместо последовательного отправления экипажей пароходов, японцы организовали одновременный отъезд всех пленных. В первых числах марта 1904 г. экипажи захваченных русских пароходов "Екатеринослав", "Аргунь", "Мукден", "Манчжурия" и других в количестве 300 человек из Сасебо были доставлены в Нагасаки, а оттуда французский рейсовый пароход привез их в нейтральный порт Шанхай.

Японские начальники полагали, что прием при-¹ бывшего контингента русскими представителями будет проходить с недостатками и неувязками. Они не найдут помещений для размещения всех прибывших и организации их питания, не смогут в ограниченные сроки отправить прибывших на родину. Это вызовет недовольство моряков, привыкших к хорошо отлаженным условиям японского плена. Могут возникнуть беспорядки, вина за которые ляжет на русских представителей. Но в Шанхае никаких беспорядков не произошло, русские представители действовали четко, нестандартно.

Получив от французского консула сообщение о японской затее, агенты русских пароходств в Шанхае - Добровольного флота и Китайско-восточной железной дороги действовали оригинально, они отказались от традиционного размещения прибывших на квартирах и нашли им место во французских полковых казармах, построенных в 1900 г. для французских войск, участвовавших в подавлении боксерского восстания в Китае. Там же организовали питание прибывших. Самое трудное мероприятие - отправку моряков на родину - пришлось проводить по-новому, отказавшись от пассажирских пароходов, на которые все места были уже забронированы на несколько рейсов вперед. Агенты пароходств нашли выход во фрахтовании французского парохода "Аннам", где они разместили не только 300 прибывших моряков, но еще 210 военнослужащих и гражданских лиц из других районов Дальнего Востока.

20 марта 1904 г. пароход "Аннам" с возвращающимися в Россию моряками вышел из Шанхая. Пароход следовал по маршруту Шанхай- Сайгон-Сингапур-Порт-Саид. Оттуда на русском пароходе "Россия" пассажиры отправились в Одессу, куда прибыли 9 мая 1904 г. О встрече прибывших с Дальнего Востока писали все местные газеты. Для нас представляет интерес то, что говорили ступившие на родную землю бывшие японские пленники. Газета "Одесские новости" писала: "Прибывшие моряки единодушно подтверждают благоприятные отзывы о хорошем обращении японцев с пленными. Пища, так же, как и вода, всегда предоставлялась им хорошая, ежедневно свежая. Японцы через особых переводчиков каждый раз справлялись о нуждах русских и немедленно их удовлетворяли. На "Екатеринославе" находился большой запас провизии и из него японцы изготовляли для русского экипажа пищу".

Ключевое значение в этой цитате имеет упоминание о способе получения и удовлетворения нужд русских пленных на захваченном судне. У пленных, видимо, выработалась привычка к такому способу удовлетворения своих потребностей, что прослеживается на поведении 11 матросов парохода "Екатеринослав". В Сасебо они дали подписку о неучастии в войне с Японией, на родине их призвали на военную службу и отправили на Черноморский флот, в Севастополь. Там служба молодым матросам не понравилась. Они начали жаловаться ближайшим начальникам и просить о переводе в Одессу на пароходы Добровольного флота, где 50% должностей палубных и машинных команд комплектовалось военнослужащими. Не получив удовлетворения своих просьб, матросы обратились к председателю комитета Добровольного флота, тот ответил отказом, мотивированным полной укомплектованностью одесских пароходов.

Следующее прошение матросы отправили греческой королеве Ольге Константиновне с просьбой о содействии их переводу в Одессу. Королева запросила командование Черноморского флота о существующих вариантах положительного решения вопроса. В ответе командования говорилось не только об отсутствии вакансий на пароходах Добровольного флота в Одессе, но и о реальной возможности назначения матросов на транспорта 2-й Тихоокеанской эскадры. Делу мешало их обязательство не участвовать в войне с Японией.

Санитары госпитального судна "Орел"

То, что случилось с молодыми матросами, порождено борьбой за головы и души русских людей, которую привнесла Япония в войну с Россией. Японцы организовали для моряков парохода "Екатеринослав" привлекательные условия плена, которые обеспечивали пребывание на родном корабле с хорошо отлаженным режимом жизни и немедленным удовлетворением элементарных требований пленных, освобождение моряков с прибытием в Россию, от участия в войне с Японией.

На родине моряки встретились со сложными служебными вопросами, что натолкнуло их на мысль на применение освоенного в плену метода удовлетворения своих элементарных требований. Они начали засыпать всех начальников жалобами о переводе на службу в "тепленькое место" - г. Одессу. Но объективно назначение в Одессу, на стоящие на приколе пароходы Добровольного флота, по причине закрытия рейсов на Дальний Восток, было невозможно ввиду полной укомплектованности этих пароходов. Однако полученная моряками в плену склонность к положительным решениям начальников толкала их на продолжение прошений о назначении в Одессу. Переписка по жалобам моряков затянулась до середины января 1905 г.

События, случившиеся с моряками парохода "Екатеринослав", говорили о новом направлении политической борьбы с Россией, применяемой Японией. Формы этой борьбы в ходе русско-японской войны неуклонно расширялись. Для попавших в плен русских нижних чинов японцы организовывали встречи с иностранными деятелями и русскими политическими эмигрантами, с японскими участниками войны, обеспечивали пленных газетами с прояпонскими материалами. Цель перечисленных мероприятий состояла в том, чтобы склонить русских пленных на борьбу со своей родиной, сделать из них предателей. Государственные органы России хорошо разобрались в намерениях японцев и после заключения Портсмутского мирного договора приняли надлежащие государственные меры.

24 сентября 1905 г. приказом морского министра была образована комиссия по разбору и увольнению пленных чинов флота, возвращающихся из Японии. В состав комиссии входили: ее председатель капитан 1 ранга Ван-дер-Шкруф, семь офицеров, четыре врача и один служащий. Комиссию обслуживала команда из 13 нижних чинов для письменных работ и четырех фельдшеров. Деятельность комиссии проходила в г. Владивостоке, куда прибывали возвращающиеся из плена. Комиссия производила опрос прибывших относительно обстоятельств их службы во время войны, освидетельствование врачами, удовлетворение денежным довольствованием и отправление на родину.

Через комиссию прошло 14 395 человек, из них 2762 раненых. Опрос каждого нижнего чина оформлялся в виде его показания комиссии. Документ содержал отчет о службе во время войны с оправданием негативных действий и проступков. По материалам комиссии морское министерство определило направление своей деятельности и наметило ее основные мероприятия. Морской министр вице-адмирал А.А. Бирилев, представляя Николаю II доклад о деятельности министерства за первое полугодие 1906 г., в разделе "Нравственное воспитание нижних чинов" писал: "для этой цели в портах образованы особые лекционные комитеты, цель которых развивать нравственно и умственно нижних чинов и объяснять в надлежащем смысле современные события". Это было новое направление деятельности морского министерства, цель и содержание которого выходит за пределы нашей темы. Здесь мы лишь познакомим читателей с нашими выводами по данному разделу книги.

1. В военное время государственные органы не должны прекращать выполнение возложенных на них функций, так как противник непременно возьмет ее в свои руки. Уступив японским адвокатам защиту интересов своих судовладельцев в призовых судах, русские лишились связи с капитанами захваченных пароходов через французских дипломатов, не вели переписку и не опротестовывали незаконные действия японских властей.

2. Последствия, к которым привели такие промахи русских властей, оказались очень тяжелыми для России, они выразились в больших потерях пароходов, захваченных японцами, и затруднили борьбу русских дипломатов за возвращение захваченных судов.

3. Решение особой комиссии из представителей основных министерств России, принятое в середине июня 1904 г. об отказе от посылки в японский призовой суд представителя русских интересов в лице японского адвоката для участия в рассмотрении дела о захвате госпитального судна "Орел" было принципиальным и правильным, оно соответствовало позиции России, выработанной по этому делу. Командир корабля и главный доктор госпиталя были избавлены от унизительного и бесполезного участия в работе суда. Личный состав избежал участия в психологической обработке, которой подвергались экипажи захваченных русских пароходов.

4. То, что случилось с молодыми матросами, объясняется запущенностью воспитательной работы на флоте. Никто не разъяснил им, что японцы, безукоризненно выполнявшие их нужды в плену, могли участвовать в захвате парохода "Екатеринослав" за двое суток до начала войны. Полезно было бы ознакомить моряков с внезапной (без объявления войны) атакой Тихоокеанской эскадры японскими миноносцами на внешнем рейде Порт-Артура в ночь с 26 на 27 января 1904 г. и другими агрессивными действиями японцев. Возможно, такие разъяснения возбудили бы патриотические чувства у моряков, породили критическое отношение к японским заботам о нуждах русских в плену и положили конец желанию молодых матросов служить в "теплом местечке".

Отсутствие организованной воспитательной работы с нижними чинами на русском флоте имело и другие проявления. Меры борьбы с этим упущением были намечены лишь после русско-японской войны.

6. Первоочередным органом, начавшим свою деятельность сразу же после окончания русско-японской войны, стала комиссия по разбору и увольнению вернувшихся на Родину чинов флота. Этот орган в последующих войнах получил постоянный статус и выполнил огромную работу по выявлению предателей Родины, воевавших на стороне ее внешних врагов.