9. Борьба за возвращение "Орла"

9. Борьба за возвращение "Орла"

Возобновление дипломатических отношений с Японией способствовало восстановлению деятельности русского дипломатического представительства о захвате и конфискации "Орла". Однако никаких изменений в методах, коими дипломаты надеялись добиться решения вопроса, не произошло. Обмен дипломатическими нотами, контакт с должностными лицами по-прежнему считались путями, которые могут привести к освобождению "Орла". 13 мая 1906 г. российский посол в Токио Ю.П. Бахметьев обратился с нотой к японскому министру иностранных дел виконту Гаяши. В ноте очень подробно анализировались обстоятельства захвате "Орла".

Логика событий принята та же, что и у министра иностранных дел Ламсдорфа, с которой читатели познакомились в 8-м разделе нашей работы. Посол делает ссылки как на действительные, так и на вымышленные факты (о командире крейсера "Диана", о наличии радиотелеграфа на "Орле"), которыми воспользовались японцы для оправдания захвата госпитального судна "Орел". Вместе с тем, вопрос о неподсудности госпитальных судов призовому разбирательству поставлен в осторожной, предельно краткой форме; об этом говорится лишь следующее: "Императорское правительство находит, что никоим образом дело о захвате госпитальных судов не может быть подсудно призовому суду". О состоявшемся призом суде в Сасебо в ноте не упоминается. Основываясь на приведенных соображениях, посол Бахметьев высказал надежду, что японское правительство не замедлит распорядиться "возвратить "Орел" как неправильно захваченный.

Японцы не отвечали полгода. Только 6 ноября японский министр иностранных дел направил послу ответную ноту. Министр заявил: "Факт передачи дела о захвате "Орла" призовому суду указывает на желание японского правительства с особым вниманием расследовать все обстоятельства дела". Тоже предельно кратко и ни одного слова о требованиях международного права, о нарушениях, допущенных Японией. Хотели как лучше - так и действовали. В основном же министр сослался на доводы, приведенные призовым судом в оправдание конфискации "Орла". Копия определения суда была приложена к ноте, фрагмент документа воспроизводим с сокращением судебных формальностей:

"Как мотивы законности конфискации "Орла" выставлены следующие положения [факты - В.Ц.]:

1) На пути к Дальнему Востоку совместно с русской эскадрой, к которой он был прикомандирован, "Орел" по приказанию командира [командующего - В.Ц.] сей эскадрой нагнал пароход "Малайя", прикомандированный к той же эскадре и передал ему приказание командира [командующего - В.Ц.]: не удаляться за пределы распознавания сигналов.

2) 8/21 мая 1905 г. "Орел" по приказу Главнокомандующего [командующего - В.Ц.] принял на борт для доставки в военный порт неприятеля [то есть во Владивосток - В.Ц.] капитана английского парохода, захваченного военным судном "Олег", Ал. Стюарта и еще трех человек из состава команды, хотя они вовсе не были больны.

3) Находясь в Кейптауне, "Орел" получил от офицеров Главного штаба приказание добыть 10 тысяч английских футов хорошо изолированной проволоки в 2 миллиметра диаметром и 1000 фут такой же проволоки в 1 миллиметр диаметром.

4) Когда вторая и третья эскадры подходили в двух или трех колоннах к Цусимскому проливу, "Орел" и "Кострома" построились по бокам сих эскадр параллельно с первой или второй единицей колонн, таким образом, что составляли треугольник вместе с головным судном - позиция, занимаемая обыкновенно разведочными судами. Судно было остановлено военным кораблем "Садо-Мару" в 10 морских милях к западу от острова Окиносима, вблизи коего неприятельская эскадра вступила в бой. <...>

Принимая в соображение все изложенное, комиссары японского правительства пришли к заключению, что госпитальное судно "Орел" было употребляемо для военных целей и поэтому подлежит конфискации со всеми своими принадлежностями.

Ввиду невозбуждения ходатайства о формальном допросе свидетелей в узаконенный и объявленный срок и соглашаясь с заключением правительственных комиссаров, суд определил такового не производить и постановил резолюцию согласно вышеприведенному заключению.

Определение состоялось 13/26 июля 1906 г. в призовом суде в Сасебо.

Русский ответ по поступившей ноте надолго задержался. Дело в том, что 3 ноября 1906 г. была получена секретная депеша посла Бахметьева, которая по своим подходам к проблеме отличалась определенной новизной, вытекающей из анализа политической обстановки в Японии. Военные власти в стране сохранили доминирующее положение, они считали все захваченное во время войны своей добычей, призом и никакие объяснения не могли убедить их изменить свои взгляды. В частности, в морском министерстве госпитальное судно "Орел" считалось своим законным призом. Какие бы не предъявлялись доказательства русской правоты, японцы могли ответить нескончаемой аргументацией, с которой бороться одними словами не имело смысла. Оставалось только обратиться в международный третейский суд и с его помощью разрешить все спорные вопросы. Бахметев считал вопрос об "Орле" посильным для русских дипломатов, чтобы решить его в пользу России. Необходимо лишь добыть доказательства, способные опровергнуть обвинения, возводимые японцами.

Предположения посла Бахметьева выводили дело захвата и конфискации "Орла" из тупиковой ситуации. 19 января 1907 г. министр иностранных дел граф В.Н. Ламсдорф обратился к морскому министру адмиралу Ивану Михайловичу Дикову с просьбой высказать свое мнение о третейском суде. Тот сообщил, что предложение имеет смыл, если Россия уверена в благоприятном исходе суда. Необходимо вопрос подвергнуть подробному, тщательному изучению и обсуждению. С этой целью образовать межведомственную комиссию из представителей заинтересованных министерств и ведомств.

Важным шагом в организации работы межведомственной комиссии стало избрание ее председателем видного юриста-международника, профессора Федора Федоровича Мартенса, который сформулировал два условия успеха комиссии: достоверность ее материалов и их юридическая доказательность. Расширился состав участников комиссии. Вместе с традиционными для таких органов специалистами международного права членами комиссии бьши назначены непосредственные участники или свидетели происшедших событий, эксперты. Морское министерство представляли: полковник И.А. Огородников, юрист-международник, капитан 1 ранга в отставке В.И. Семенов-историограф 2-й Тихоокеанской эскадры, автор "Расплаты", капитан 2 ранга Я.К. Лахматов - командир "Орла", врач Л.К. Гейман - делопроизводитель госпиталя, генерал-майор А.А. Ковальский - минный офицер, специалист по радио и электротехнике. Своих представителей в межведомственной комиссии имели также министерства иностранных дел и юстиции, Российское общество Красного Креста.

Работа членов комиссии состояла в подготовке докладов по содержанию событий, происшедших при захвате "Орла", оформлении захвата и конфискации. Обязательно анализировались обвинения японской стороны и обосновывались контраргументы по всем положениям, входившим в определение призового суда. Доклады заслушивались и обсуждались на заседаниях комиссии, принималась согласованная точка зрения. При этом важное значение имело выступление профессора Мартенса, который предлагал свое видение обсуждаемого вопроса и давал юридическую оценку доводам сторон.

Перед рассмотрением русских контраргументов по всем положениям призового суда обратим внимание читателей на отсутствие среди них двух моментов. Во-первых, суд не высказался о неподсудности дела "Орла" его компетенции. О позиции японского правительства читатели знают: никаких правовых оснований, хотели как лучше и передали дело призовому суду. Во-вторых, определение призового суда обходит вопрос о захвате "Орла" японскими кораблями, даже слово "захват" отсутствует в документе. Между тем, русская сторона рассматривает оба эти вопроса в качестве главных. Зная об этом, призовой суд в неявном виде пытался опровергнуть русское обвинение, что захват "Орла" лишен правовых оснований.

Первое положение (факт) призового суда о передаче госпитальным судном приказания пароходу "Малайя" не удаляться за пределы распознавания сигналов взят японцами из судового вахтенного журнала "Орла". Данное действие, по свидетельству капитана 1 ранга Семенова, не может рассматриваться как военное, боевое. Это вопрос организации связи на эскадре с транспортами и госпитальными судами, которые не имели свода военных сигналов. На них сигналы передавались, главным образом, флажным семафором, но дальность связи при этом была минимальной. Весьма часто, чтобы не передавать сигнал флажным семафором, его сообщение адресату возлагали на попутные корабли. Именно так исполнил приказание командующего эскадрой госпитальный "Орел", направляясь к мысу Доброй Надежды. Корабль при этом не был посыльным судном. В протоколе заседания комиссии от 20 мая отмечается, что факт попутной передачи "Орлом" пароходу "Малайя" приказания командующего эскадрой "не может иметь ни малейшего юридического значения".

Второе положение (факт) призового суда относится к пребыванию на "Орле" четырех английских моряков. Суд усматривает вину "Орла" в том, что эти люди "вовсе не были больны". Заметим, кстати, о военнопленных тут речь не идет. Суд подает второй факт как нечто весьма важное, оказавшее влияние на роковую судьбу "Орла". Естественно, такая позиция суда встретила справедливые возражения членов комиссии. Профессор Мартенс не нашел вины в приказании адмирала Рожественского разместить англичан на "Орле". Альтернативное решение дать место англичанам на русском боевом корабле означало подставить их под расстрел японцев. Мартенс завершает свои суждения следующим резюме: "Если госпитальное судно имеет своей задачей лечить больных и спасать погибающих, к какой бы они национальности не принадлежали, то тем более, казалось бы, оно может дать временное убежище, ввиду неизбежно надвигавшейся опасности, нейтральным лицам, подданным третьей державы, в войне не находящейся". В упоминавшемся протоколе комиссии от 20 мая говорится, что нахождение англичан на госпитальном судне "никоим образом не нарушало прав другой воюющей стороны и не стесняло ее свободы действий".

Почему же в этом гуманном акте японцы усмотрели что-то противозаконное и лишили "Орел" присущей ему неприкосновенности? Иначе говоря, почему пребывание четырех англичан стало поводом для задержания и захвата "Орла" японскими вспомогательными крейсерами "Манджу-Мару" и "Садо-Мару"? Призовой суд, представив факт нахождения на "Орле" английских граждан как важное событие, стремился прикрыть грубое нарушение японцами Гаагской конвенции о неприкосновенности госпитальных судов.

Третье положение (факт) призового суда о покупке "Орлом" проволоки узкого сечения в Кейптауне в количестве 11000 футов (3355 метров) взято японцами из донесения своей агентуры. Факт покупки подтверждает командир "Орла" капитан 2 ранга Лахматов. Следователи призового суда об этом событии личный состав корабля не спрашивали, опасаясь, по-видимому, "засветить" своих агентов. При конфискации корабля проволока на нем отсутствовала и никто, несомненно, не знал, сколько ее было.

По заключению эксперта помощника главного инспектора минного дела генерал-майора А. А. Ковальского проволока узкого сечения употреблялась на кораблях преимущественно для целей освещения и вентиляции. Возможность применения проволоки с военными целями эксперт не отрицал, хотя и признавал, что "это нужно доказать в каждом отдельном случае".

При плавании в тропиках, особенно в период дождей, электрические проводники подвергались очень быстрому износу. По расчету эксперта запас проводников узкого сечения на "Орле" должен составлять не менее 5000 фут (1524 м). Профессор Мартенс отнес вопрос о проволоке к "вопросам нашего частного распорядка". Нет никаких несомненных указаний, что принятое "Орлом" количество проволоки значительно превышало минимально необходимые 5000 фут. Если бы такое превышение минимального количества проволоки было бы доказано, то корабль имел полное право передать излишек на другое госпитальное судно, например на "Кострому".

В протоколе комиссии от 20 мая сказано, что погрузка некоторого количества проволоки на "Орел" "не может бросить тень на характер его действий". Хотя принятый проводник и мог быть употребляем для военных целей, "но ничем не доказано, что такое употребление имело место в действительности и даже нет ни малейшего указания на это".

Четвертое положение (факт) призового суда определяет позиции "Орла" и "Костромы" на флангах русской эскадры, когда она в двух или трех колоннах подходила к Цусимскому (Корейскому) проливу. Госпитальные суда располагались якобы параллельно с первой или второй единицей колонн. Так, по мнению суда, занимают позиции разведочные корабли. Если три предыдущих факта относятся к действительным событиям, то четвертый является вымышленным. Он порожден стремлением японцев опровергнуть русские доводы, что захват "Орла" произведен, когда он должен был приступить к спасению ослябских тонущих моряков и привел к значительному увеличению жертв Цусимского боя. Японцам нужен был такой факт, который по уровню значимости превзошел бы доводы русских. Дескать, мы захватили "Орел", так как его разведывательная деятельность привела бы к еще большим жертвам, но уже с японской стороны.

Нам грозили серьезные неприятности. В действительности такого факта не существовало. Пришлось призовому суду его придумывать. Однако и на этот раз японцам опять не повезло. Придуманный ими "факт" не подтверждается ни японскими, ни русскими источниками. Итак, согласно версии призового суда, при подходе русской эскадры к Корейскому проливу "Орел" и "Кострома" находились на ее флангах параллельно с первой или второй единицей колонн. Так, по мнению судей, обычно занимают позицию разведочные корабли. Поскольку в голове колонн русской эскадры шли броненосные отряды, задача "Орла" и "Костромы", как разведчиков, якобы состояла в обнаружении японских главных сил, то есть боевых отрядов броненосцев и броненосных крейсеров. Следовательно, "Орел" и "Кострома" должны были удерживать свою позицию, как минимум, до момента визуального контакта с японскими главными силами. Проверим "факт" нахождения названных госпитальных судов в походном порядке русской эскадры по японским и русским источникам.

Первый источник - донесение адмирала Того о Цусимском бое, опубликованное в середине июня 1905 г. за три недели до первого заседания призового суда по делу "Орла". В донесении имеются две схемы походного порядка русской эскадры на 10-11 часов и в 1 час 47 минут 14 мая. "Орел" и "Кострома" на флангах двух колонн эскадры на схемах не показаны. Возможно, что они находились среди транспортов: таковых было шесть плюс два госпитальных судна, а на схеме № 1 показано семь. Опять не в пользу суда. В тексте донесения адмирал перечисляет поименно все русские боевые корабли, которые он видел в бинокль вскоре после обнаружения противника.

Госпитальных судов на флангах колонн адмирал не назвал. В хвосте эскадры он пометил "специальные суда и другие". Второй источник - "Описание военных действий на море в 37-28 гг. Мейдзи (в 1904-1905 гг.), том 4, 1910 г.", составленное японским морским генеральным штабом. Описание почти слово в слово повторяет данные, наблюденные адмиралом Того, о расположении кораблей русской эскадры и другие сведения из его донесения. Однако в описании имеются ценные дополнения к адмиральскому донесению. Там приводятся характеристики походного порядка русской эскадры утром 12 мая. Показано расположение разведчиков, броненосцев, крейсеров, транспортов. В самом хвосте - госпитальные судна "Орел" и "Кострома".

Походный порядок эскадры утром 14 мая на подходе к Корейскому проливу (момент и место совпадают с данными, указанными в определении призового суда) изображен на схеме, где госпитальные суда располагаются в хвосте эскадры.

Таким образом, высшие авторитеты японского военно-морского штаба не поддержали лживый "факт" призового суда о месте госпитальных кораблей в походном порядке русской эскадры, а следовательно, и о задаче, которую они, якобы, выполняли.

В русских источниках сведения в пользу определения призового суда отсутствуют. Члены комиссии капитан 1 ранга Семенов, капитан 2 ранга Лахматов, врач Гейман единодушно свидетельствовали, что "Орел" замыкал строй эскадры. Семенов счел необходимым заметить, что японские утверждения не могут быть доказанными "ни чьими либо показаниями, ни какими бы то ни было документами". Мы присоединяемся к заключению известного писателя и не будем утомлять читателей перечислением русских свидетельств, подтверждающих нахождение госпитальных судов в конце русской эскадры.

Свой вклад в доказательство несостоятельности четвертого положения призового суда внесли и специалисты международного права. Они записали в решение межведомственной комиссии: "Совершенно безразлично с правовой точки зрения место нахождения "Орла" при эскадре во время пути и до вступления в бой. Согласно постановлению Гаагской конвенции, госпитальные суда при эскадре могут занимать любое место по распоряжению начальника отечественной эскадры". Да, такое положение в конвенции имеется. Но судьи японского призового суда понимали, что оно дезавуирует определение суда.

Межведомственная комиссия пришла к выводу, что обвинения, выдвинутые японцами к госпитальному судну "Орел", "частью построены на весьма зыбкой почве, частью совершенно неосновательны".

Комиссия единогласно признала, что:

1. Захват госпитального судна "Орел" не может быть оправдан с юридической точки зрения.

2. Захват госпитального судна ни при каких обстоятельствах не может быть объектом разбирательства в призовом суде.

3. Предложить японскому правительству передать рассмотрение дела о захвате госпитальных судов в минувшую русско-японскую войну Гаагскому международному третейскому трибуналу.

Однако пункты решения межведомственной комиссии не получили дальнейшего продвижения в правительство России, а от него - в предложение японскому правительству о передаче разбирательства о захвате госпитальных судов Г аагскому международному третейскому трибуналу. Дело в том, что после заключения Портсмутского мирного договора между Россией и Японией начались переговоры по многим другим вопросам, имевшим важное значение для обеих стран. Появились государственные и частные претензии за время войны к Японии и к России, которые в силу своей массовости требовали принципиальных совместных решений правительств обоих государств.

Вопрос о возвращении России захваченных госпитальных судов "Ангара", "Казань", "Орел" в минувшей русско-японской войне оказался одной из претензий. Он уже имел свою историю. Обе стороны после продолжительных и безуспешных переговоров продвинулись вперед лишь в понимании изменившихся интересов друг друга, что, однако, не сопровождалось результатами в продвижении дела к взаимоприемлемому окончанию. Русские стремились доказать свою юридическую правоту и добиться возвращения госпитального судна "Орел", Япония - получить пароход, его передовое медицинское оборудование и лекарства. Добиваться возвращения "Орла" предполагалось через Международный третейский трибунал.

В 1907 г. правительство России поручило министерству юстиции установить возможность положительного решения в третейском трибунале вопроса о возвращении захваченных в Порт-Артуре госпитальных судов "Ангара" и "Казань". Заодно министерству поручено проверить состояние вопроса по госпитальному "Орлу".

В своей деятельности министерство юстиции опиралось на расследования обстоятельств захвата русских госпитальных судов японцами, произведенные межведомственной комиссией министерства иностранных дел под председательством тайного советника профессора Мартенса Федора Федоровича. В состав комиссии вошли: представитель Российского общества Красного Креста егермейстер И.П. Балашов, директор 1-го департамента министерства юстиции действительный статский советник Веревкин, штаб-офицер для особых поручений при Главном морском штабе полковник И.А. Овчинников и секретарь комиссии титулярный советник Грюнмане. Перед комиссией были поставлены две задачи:

- выяснить с международно-правовой точки зрения законность или незаконность захватов госпитальных судов "Ангара", "Казань", "Орел";

- оценить ожидаемую вероятность выигрыша или проигрыша каждого дела в Гаагском международном третейском трибунале.

Такие же задачи решала комиссия и участвующие в ее работе специалисты и свидетели, которые ранее работали по изучению и оценке определения японского призового суда по госпитальному судну "Орел". Поэтому объем предстоящей работы был невелик и руководитель комиссии запланировал два заседания. Первое заседание состоялось 27 апреля 1907 г. и было посвящено рассмотрению вопроса о захвате японцами госпитальных судов "Ангара" и "Казань, а второе - 1 мая 1907 г. о захвате госпитального судна "Орел".

В протоколе заседания межведомственной комиссии от 1 мая помещены показания трех свидетелей: капитана 1 ранга в отставке В.И. Семенова, помощника уполномоченного Российского общества Красного Креста на "Орле" барона Вальтера Генриховича фон Остен-Сакена, ординатора и делопроизводителя госпиталя доктора Геймана Лазаря Карловича, переводчика с европейских языков. Все они в своих выступлениях высказали оригинальные мысли, которые могут быть признаны новой информацией по обсуждаемому вопросу. Так, в выступлении капитана 1 ранга В.И. Семенова имеется фрагмент, где речь идет о задержании английского парохода "Ольдгамия" по приказанию командующего эскадрой адмирала Рожественского. Выступление Остен-Сакена содержит важные положения для выработки позиции России о захвате "Орла". Его усилиями из судебного процесса устранен японский защитник, что лишило призовой суд возможности провести свое заседание в виде дуэли сторон - прокурора и защитника. Пришлось роли представителей сторон заменить государственными комиссарами. Моральный и профессиональный авторитет суда от этого сильно упал.

Выступление Геймана повторяет его опубликованные статьи. Новая информация Геймана содержится в фрагменте об оказании помощи комиссии в вопросах электротехники. Ординатор госпиталя рассказал о приобретении "Орлом" электрического проводника в Кейптауне. Такая покупка вполне вероятна, хотя госпитальными средствами Красного Креста и не производилась. Зато покупка осветительных проводников представляется более вероятной в силу того обстоятельства, что расход проводника был очень значительный, этому способствовали частные починки освещения и вентиляции, сильно изнашивавшихся от похода в тропиках, равно как изменениями в них, которые были вызываемы каждодневным опытом.

Оборудовался "Орел" в Тулоне при совершенно иных климатических и атмосферных условиях. Больные стали поступать, начиная с Танжера, и те теоретические соображения, которые действовали при оборудовании с началом фактического ухода за больными, постоянно менялись. По этому поводу можно указать, что первоначальных около 150 ламп накаливания увеличили до 200 с чем-то. В операционной на спардеке пришлось устанавливать две дуговых лампы; работу эту производили уже во время стоянки у о. Мадагаскар, своих проводников не хватало и нам их давали с других кораблей. Тогда же были установлены электрические передачи в госпитальной прачечной, которая при ручном приводе работы, для чего она была создана в Тулоне, оказалась совершенно недостаточной. Вентиляционную проводку с большим электрическим вентилятором типа "Сирокко" в одной из палат, бывшей когда-то угольным трюмом, пришлось переделывать, так как запаса, взятого в Барселоне, не хватало уже в Габуне, когда они впервые задумали перевести прачечную на работу с электрическим приводом.

Наибольшее внимание у свидетелей получил вопрос об электрических проводниках для низкого напряжения. Ординатор Гейман привел данные о значительных потребностях корабля именно в таких проводниках. По- видимому, он адресовал их представителям России, которым предстояло выдержать спор по этому вопросу с японскими специалистами.

Иное направление в своем показании избрал капитан 1 ранга Семенов. Он назвал виновника, затеявшего покупку проводников - капитана 2 ранга П.П. Македонского - флагманского минного офицера эскадры и предмет, для которого они предназначались - минное оружие. Покупка производилась в наполненном японцами Кейптауне через неназванных третьих лиц с доставкой товара непосредственно на "Орел". Затея была бесцельной в силу невозможности реализации купленных проводников в корабельных минах эскадры. Свидетель называет способы приобретения тех же проводников при полном отсутствии риска. Обвинение русских в покупке проволоки не принесло японцам реального результата.

Капитан 1 ранга в отставке В.И. Семенов показал: "Утверждения японцев, что наши госпитальные суда были использованы для целей разведочной службы, я считаю совершенно неосновательными и не могущими быть доказанными ни чьими либо показаниями, ни какими бы то ни было документами. Утверждения эти ни в чем не соответствуют истине. Адмирал Рожественский за все время следования госпитальных судов с эскадрой обращал особенное внимание на то, чтобы они оставались верными своему назначению и старательно избегали бы всего, что могло бы компрометировать характер их деятельности. Так, например, когда к нам присоединился отряд адмирала Небогатова, то я узнал, что на госпитальном судне "Кострома", бывшем в его составе, находится аппарат для беспроволочной передачи депеш. Зная, что генерал Стессель в Порт-Артуре издал приказ, согласно которому всякий пароход, имеющий на борту аппарат для беспроволочного телеграфирования в районе военных действий, будет почитаться разведчиком, я довел об этом факте до сведения адмирала Рожественского, который, согласившись с моими доводами, приказал немедленно убрать упомянутый аппарат с борта "Костромы".

Вообще я могу самым положительным образом утверждать, что никаких нареканий на наши госпитальные суда по поводу несения будто бы ими разведочной службы, совершенно не могло быть. Единственная неправильность, допущенная флагманским минером, на которую я своевременно обратил внимание штаба. Это, по моему мнению, покупка через третьих лид и доставка на "Орел" около 10 000 фут гуперовского проводника для освещения в Кейптауне. Мера эта была совершенно бесцельна и никакой необходимостью не вызывалась. Мы были в 10 000 милях от неприятеля и любое военное или транспортное судно эскадры, не говоря уже о германских угольщиках, могло во всякое время исполнить это поручение, не подвергаясь притом ни малейшему риску (чего легче, за известное вознаграждение найти лиц, готовых купить на свое имя и доставить на борт все, что угодно.) Независимо от сего погрузка госпитальным судном небольшого сравнительно количества проволоки, идущей к тому же преимущественно на удовлетворение собственной его потребности, никоим образом не может быть рассматриваема как вид военной помощи особенно, если принять в соображение, что все это происходило в 10 000 миль от театра военных действий.

На таком большом судне, как "Орел", с его грандиозными устройствами по освещению и вентиляции и при условиях пяти месяцев плавания в тропиках, в период дождей, естественный ремонт электрических проводов, вследствие неизбежного изнашивания их, достигал весьма значительных размеров. И если бы встретилась в течение плавания необходимость капремонта по освещению и вентиляции "Орла", то вышеупомянутого количества проводника вряд ли хватило бы. Ремонтные запасы эскадры могли бы составить не десяток и даже не десятки, а только сотни тысяч этого проводника. К тому же вся погруженная на "Орел" проволока по малому размеру своего диаметра (обыкновенный гуперовский проводник) годилась лишь для тока малого напряжения, а именно для освещения или сигнализации" .

Наши сестры милосердія среди японскихъ на японскомъ пароход? Краснаго Креста, доставившемъ ихъ въ Нагасаки.

В.И. Семенов значительно изменил на заседании комиссии, руководимой профессором Ф.Ф. Мартенсом, данные о походном порядке эскадры. Известно, что согласно русским боевым документам госпитальным судам в походном порядке эскадры отводится свое место. Командующий эскадрой на подходе к островам Г ото приказал "Орлу" и "Костроме" держаться в хвосте эскадры в 60 кабельтовых от концевого корабля, а перед боем госпитальные суда были "далеко позади эскадры". Такое положение госпитальных судов облегчало японцам их обнаружение и захват.

Семенов - единственный свидетель 2-й Тихоокеанской эскадры, который поведал, что наши госпитальные суда несли еще дополнительные гафельные огни - белый, красный, белый, "что было своевременно сообщено японцам, которые однако не ввели у себя подобной сигнализации". Заключительная часть последнего предложения свидетельствует о сожалении Семенова такому решению японцев. По-видимому, более желательно для него было солидарное решение, по которому оба противника держали бы свои огни включенными. Вопросы об изменении места госпитальных судов в походном порядке эскадры и о целесообразном режиме работы сигнальных огней на госпитальных судах получили более полный комментарий в 3 и 4 разделах данной работы. Нам не удалось установить по материалам российских государственных архивов, какую оценку получили выступления В.И. Семенова, барона В.Г. Остен-Сакена и доктора Л.К. Геймана. Не найдены также доклады председателя вневедомственной комиссии профессора Ф.Ф. Мартенса.

Шесть лет длился спор о незаконном захвате и конфискации Японией госпитального судна "Орел". В начале спора успех сопутствовал Японии, а в конце верх взяла Россия. Сущность и эволюцию спора мы рассмотрели, а теперь изложим общие выводы по ним.

1. Русские свято верили в основное положение Гаагской конвенции о неприкосновенности госпитальных судов и предполагали воспользоваться им в Цусимском бою. Вместе с тем, русские не соблюдали строго и полно (в деталях) другие положения конвенции. Вследствие этого Япония предъявила "Орлу" обвинение в трех непринципиальных нарушениях конвенции (передача сигнала флагмана на транспорт, закупка тонкой проволоки, пребывание на судне четырех здоровых англичан). Эти обвинения облегчили японцам захват госпитального суда, а в сочетании с собственным вымыслом о ведении разведки "Орлом" в Цусимском бою, использованы для определения призового суда об употреблении "Орла" в военных целях и его конфискации.

2. Японцы, поставив цель захватить "Орел", нашли нишу в Гаагской конвенции, где не были оговорены условия, при которых госпитальное судно теряет право на неприкосновенность и может быть захвачено противником, условие это - использование судна в военных целях. Русская сторона была совершенно не подготовлена к захвату и конфискации "Орла" на условии, которое избрали японцы. Командующий эскадрой не предусмотрел меры по прикрытию госпитальных судов от захвата их японскими вспомогательными крейсерами, а командиры судов не имели указания и не проявили инициативы в уклонении от встречи с ними, а встретившись, безропотно последовали в плен.

3. Многие недостатки в деятельности командиров, офицеров и врачей госпитальных судов происходили от незнания факта захвата в Порт-Артуре госпитальных судов "Ангара" и "Казань". Об этом факте знали вернувшиеся в Петербург священники, врачи, офицеры, давшие подписки о неучастии в войне (среди них командир порта Артур контр-адмирал И.К. Григорович) и могли проинформировать главный морской штаб, а через него личный состав эскадры. Однако такая работа организована не была.

4. Русским потребовалось несколько месяцев, чтобы разобраться в юридических тонкостях дела и выработать свою позицию. Было доказано, что захват "Орла" совершен с нарушением норм международного права, а разбирательство дела поручено призовому суду, не имеющему на то юридических полномочий. Японцы вынуждены были после длительных переговоров признать правильность русских доводов.

5. Командир корабля, начальник госпиталя, команда и госпитальный состав честно исполнили свой долг, мужественно вели себя под огнем японцев, достойно пережили захват корабля и японский плен. Обвинения в сдаче корабля, лишение премий, отказы в наградах медалями, которые обрушились на них на родине, порождены властью недостойных руководителей морского министерства и непосредственного виновника трагедии вице-адмирала Рожественского.

6. Факты борьбы за возвращение захваченных японцами торговых и военных судов не украшают историю России. Эта эпопея является редким положительным примером в этом деле. Борьба за возвращение "Орла" велась дипломатами-международниками, адмиралами и офицерами флота, офицерами и врачами "Орла" - участниками событий, сотрудниками Российского общества Красного Креста. Это единственная группа патриотов, которая вела столь трудную борьбу и достигла успеха.