Александр Альтшиллер

Александр Альтшиллер

Александр Альтшиллер, австрийский еврей по рождению, перешедший в лютеранство, перебрался в Киев из империи Габсбургов в 1870 году. Начав службу в должности агента различных немецких и австрийских концернов, он скопил достаточно средств, чтобы открыть собственную брокерскую контору и транспортную компанию. Компания, имевшая отделения, помимо Киева, в Тамбове и Козлове, специализировалась на поставках товаров, необходимых для украинских сахарозаводчиков и, помимо этого, ввозила в Россию сельскохозяйственную технику — одну из немногих категорий товаров, которые Россия, известная своими крайне высокими таможенными пошлинами, пропускала бесплатно⁴⁴. К 1890-м годам бизнес Альтшиллера расширился настолько, что каждый год приносил по 90 тыс. рублей дохода⁴⁵. И это был не единственный источник его доходов. Благодаря дружбе с кланом Бродских, еврейских заводчиков, контролировавших 25 % сахарного производства Российской империи, он входил в Совет директоров самой крупной киевской рафинировочной фабрики⁴⁶.

В начале 1900-х годов киевский Южно-русский машиностроительный завод, занимавшийся производством чугунных паровых котлов и железнодорожных товарных вагонов, был признан несостоятельным должником — кредиторы фирмы затеяли ее реорганизацию. Крупнейшим из кредиторов был не кто иной, как Альтшиллер, транспортная контора которого поставляла на завод листовое железо. В качестве компенсации за понесенные убытки Альтшиллер стал основным акционером реформированного предприятия. Кроме того, он получил пост исполнительного директора⁴⁷.

Следует признать, что ни остальным акционерам, ни российской экономике в целом эти перемещения пользы не принесли, поскольку Альтшиллер продолжал вести компанию к краху. Он был скорее делец, чем промышленник, и собирался выжать из Южно-русского машиностроительного завода всю прибыль до последней копейки. Став одновременно единственным поставщиком сырья для завод а и единственным агентом по продаже его продукции, он брал себе проценты с каждой операции. Коммерсант поддерживал компанию в состоянии минимальной капитализации и вынуждал выполнять заказы по таким ценам, которые едва-едва позволяли ей держаться на плаву. Именно поэтому в 1905 году 759 рабочих Южно-русского машиностроительного завода оказались среди самых воинственно и радикально настроенных на всей Украине. На протяжении года они бастовали чаще и начинали свои забастовки раньше всех остальных местных предприятий. Рабочие Южно-русского машиностроительного требовали того же, что и все, — сокращения рабочего дня и значительного повышения зарплаты, однако из-за финансовой слабости компании компромисс был невозможен: просто не было денег, чтобы удовлетворить требования рабочих⁴⁸. Поэтому Южно-русский машиностроительный избрал тактику жестокого подавления. Во время забастовки февраля — марта 1905 года руководство компании уволило поголовно всех рабочих, закрыло завод, а когда он открылся через несколько дней, предложило работу только тем, кто согласился на дозабастовочные зарплаты⁴⁹.

Все это, впрочем, нимало не беспокоило Альтшиллера — благодаря своим договоренностям с Южно-русским машиностроительным заводом он теперь получал больше доходов, чем когда-либо прежде. В дополнение к 35 тыс. рублей, ежегодно изымаемым им из доходов транспортной компании, и 10 тыс., которые он получал как директор сахарного завода Бродских, еще 15 тыс. составляла его зарплата на Южно-русском машиностроительном и 60 тыс. — комиссионные с его деятельности⁵⁰.

Несмотря на скромное начало, Альтшиллер-коммерсант стал человеком важным и влиятельным. Правительство кайзера Франца-Иосифа назначило его почетным консулом Австро-Венгрии. Он разъезжал по всем европейским столицам и был частым гостем фешенебельных курортов. Наезжая в Россию, он легко входил в высшие круги киевского общества, где служил неистощимой темой для разговоров — все охотно обсуждали его способности к иностранным языкам, неизменно модное платье и новые шутки⁵¹. Один из его сотрудников позже вспоминал, что, будучи скуп, когда дело касалось мелких расходов, Альтшиллер «не жалел выбросить большую сумму на устройство обеда, на цветы и т. п., где надо было себя показать»⁵². Среди его гостей были не только личные друзья, но и «люди, полезные в деловом отношении, занимавшие общественное положение»⁵³. Все ему удавалось. «Нигде никто так хорошо не накормит, как Альтшиллер», — заметил один киевлянин⁵⁴.

Сухомлинов познакомился с Альтшиллером через свою вторую жену, Елизавету Николаевну, вскоре после того, как в 1899 году был переведен в Киев. Светский и любезный австриец с давних пор был другом ее семьи⁵⁵. Несмотря на различия в происхождении, мужчины скоро подружились. Возможно, именно то обстоятельство, что Альтшиллер был иностранцем и человеком сторонним, позволило Сухомлинову сделать его своим конфидентом. Альтшиллер был частым гостем в особняке командующего округом и отвечал на оказываемое ему гостеприимство еще более роскошными приемами. Когда в 1904 году умерла Елизавета Николаевна, именно Альтшиллер помог Сухомлинову пережить скорбные дни. А когда в 1908 году Сухомлинов объявил о том, что намерен вступить в брак с Екатериной Викторовной, Альтшиллер один из немногих остался на его стороне, когда большинство таких старых друзей, как Березовские, отвернулись с неодобрением⁵⁶.

Сочувствие Альтшиллера новому увлечению Сухомлинова, а также его готовность помочь устроить развод еще более укрепили эту дружбу. Осенью 1908 года Бутович, Юрий и новая гувернантка мальчика мадемуазель Лоране отправились во Францию, собираясь провести там несколько месяцев. Альтшиллер последовал за ними и нанял команду частных детективов⁵⁷. Скоро у него собралась толстая пачка заверенных нотариусом показаний служащих отеля «Chateau des Baumettes» в Ницце, подтверждавших, что Бутович и мадемуазель Лоране состоят в интимных отношениях. Адольф Гибандо, старший официант гостиничного ресторана, показал под присягой, что «заметил, как месье Бутович много раз по ночам заходил в номер мадемуазель Веры Лоране и оставался там по несколько часов и что его крайне фамильярная манера в отношении с ней не оставляет сомнений в том, что они состоят в близких отношениях, о чем известно всему персоналу отеля»⁵⁸.

Тем временем в карьере Сухомлинова произошли важные перемены. Поражение России в Русско-японской войне сделало несомненной необходимость всесторонней военной реформы. Первым шагом в этом направлении было создание летом 1905 года нового органа, Совета государственной обороны. Совет под руководством дяди Николая II, великого князя Николая Николаевича, должен был объединить принятие всех решений в области национальной безопасности в отношении как армии, так и Военноморского флота. Параллельно было проведено отделение Генерального штаба от Военного министерства и превращение его (по немецкому образцу) в независимый орган. В результате значительно снизился вес Военного министерства, которое превратилось в исполнительный посреднический орган, ответственный за экипировку, снабжение и обучение армии и отстраненный от планирования военных действий. Скоро, впрочем, стало ясно, что полностью отделять стратегию от логистики неверно. Признав, что эксперимент по реформированию армии провалился, Николаи II в июне 1908 года распустил Совет государственной обороны и снова подчинил Генеральный штаб Военному министерству. В ноябре 1908 года Сухомлинов узнал о своем назначении начальником штаба на место Ф.Ф. Палицына. Император и военный министр А.Ф. Редигер сошлись в том, что Владимир Александрович — подходящий человек для такой непростой должности. Согласившись на предложенное ему служебное повышение, Сухомлинов готовился переехать в столицу. Эго влекло за собой потерю в доходах — несмотря на то, что глава Генерального штаба отвечал за вопросы исключительной важности — в том числе за сбор разведывательных сведений и разработку военных планов, — его ежегодное жалованье составляло всего 16 тыс. рублей, меньше трети той суммы, которую Сухомлинов получал в Киеве как генерал-губернатор и глава военного округа. Однако Владимир Александрович не мог не исполнить желание своего императора. В начале декабря 1908 года он поездом выехал в Петербург. Там к нему вскоре присоединилась Екатерина Викторовна, поселившаяся в столице в отдельной квартире, примыкавшей к официальной резиденции главы штаба.

Однако он недолго пробыл на этом посту. Всего через несколько месяцев его ожидало еще более блестящее повышение. В марте 1909 года октябристы начали кампанию критики военных реформ правительства, недостаточно решительных и поверхностных. Ораторы-октябристы, прежде всего А.И. Гучков, с особенной яростью критиковали неправильное вмешательство царской фамилии в дела армии. В ответ военный министр Редигер выступил с речью столь беспомощной и неубедительной, что рассерженный Николай одним приказом уволил его и назначил на его место Сухомлинова. Владимир Александрович без промедления перебрался в апартаменты военного министра — дворец из сорока комнат на Мойке.

В июне 1909 года дело о разводе Бутовича решалось в духовной консистории Санкт-Петербургской епархии. Консистория проявила гибкость в отношении новоназначенного военного министра. Екатерина Викторовна предъявила добытые Альтшиллером в Ницце свидетельства, консистория сочла доказательства убедительны — ми и обратилась в Синод с просьбой утвердить решение о разводе. Бутович, однако, имевший сведения о развитии событий из своих источников в церковной иерархии, оспорил решение консистории, напрямую обратившись в Синод. Бутович особенно подчеркивал, что все представленные Екатериной Викторовной «доказательства» исходят от весьма сомнительных иностранных подданных и, более того, представляют собой всего лишь сплетни и слухи, тогда как по закону необходимы показания двух очных свидетелей⁵⁹.

Несмотря на вмешательство Николая П, который ясно дал понять, что желает решения дела в пользу Сухомлинова, Синод отказался поддержать рекомендацию консистории. С точки зрения Синода факт прелюбодеяния не был законным образом подтвержден. И даже когда в сентябре император фактически приказал Синоду, несмотря ни на что, дать разрешение на развод и пригрозил, что в противном случае прибегнет к своей «верховной власти», Синод остался непоколебим⁶⁰. Он лишь поручил Петербургской консистории провести дополнительную проверку представленных госпожой Бутович доказательств — что, естественно, могло привести лишь к дальнейшему затягиванию дела. Да и что могла выявить эта «дополнительная проверка»? Бутович отправил своих агентов на французскую Ривьеру, где они, уговорами или подкупом, заставили всех свидетелей Альтшиллера, кроме одного, отозвать свои заявления. Исключение составил Гибандо, старший официант отеля, который к этому моменту в припадке алкогольной депрессии покончил жизнь самоубийством. Несмотря на то что показания Гибандо были наиболее серьезными из представленных Екатериной Викторовной в консисторию, обстоятельства его смерти подрывали доверие к свидетелю.

Екатерина Викторовна и Владимир Александрович начали осознавать, что упорство Синода укрепило шансы Бутовича на прекращение или, по крайней мере, затягивание процедуры развода. Теперь, когда инициатива была в его руках, Бутович делал все возможное, чтобы предать этот скандал гласности. Чем дольше будет тянуться эта история, тем вернее ею смогут воспользоваться враги Сухомлинова. Сухомлинов подозревал, что сменивший его на посту в Генеральном штабе А.Л. Мышлаевский, используя семейные связи, оказывал влияние на ключевых членов Синода, убеждая их голосовать против развода, чтобы тем самым способствовать смещению Сухомлинова с должности⁶¹. Екатерина Викторовна и Владимир Александрович не могли не чувствовать, что их разваливающийся союз нуждается в новой опоре. И тут на сцене появилась Анна Гошкевич.

Анне Гошкевич (урожденной Грек), дочери провинциального судьи, к моменту знакомства с Сухомлиновым было двадцать семь лет. В 1906 году она вышла замуж за студента-инженера Николая Михайловича Гошкевича, двоюродного брата Екатерины Викторовны⁶². Летом 1906 года молодожены провели часть своего медового месяца в полтавском имении Бутовича. К 1908 году семейство обосновалось в Петербурге, где Николай служил мелким чиновником в Министерстве торговли. Вначале, узнав о связи Екатерины и Сухомлинова, они всей душой сочувствовали Бутовичу, считая его пострадавшей стороной. Однако, встретившись несколько раз с Екатериной и Сухомлиновым, Гошкевичи изменили свое первоначальное мнение и перешли на сторону генерала и его молодой возлюбленной. Осенью 1909 года Анна призналась мужу, что готова дать показания, которые несомненно решат дело о разводе в пользу Екатерины: она утверждала, что во время их пребывания в Круполе в 1906 году Бутович попытался ее изнасиловать. Когда Николай спросил, почему она не рассказала об этом сразу, Анна ответила, будто опасалась, что муж убьет Бутовича⁶³.

Выступление Анны Гошкевич перед духовными властями произвело, как она и предполагала, эффект разорвавшейся бомбы. Хотя кое-кто из слушателей заметил нестыковки в ее рассказе, консистория на основании заявления Анны Гошкевич и письменного показания Гибандо вынесла решение в пользу Екатерины Викторовны. Поверил ли Синод в то, что слова Анны подтверждают показания Гибандо, или только сделал вид, что поверил, дабы избежать опасной конфронтации с императором, но Синод пошел против своего первоначального решения: 11 ноября на заседании Синода Екатерина Викторовна получила развод на основании установленного прелюбодеяния ее мужа⁶⁴. Два дня спустя Екатерина обвенчалась с Сухомлиновым. Среди присутствовавших на приватном торжестве были Гошкевичи, Березовские, киевский адвокат Сухомлинова В.Е. Немели и Александр Альтшиллер⁶⁵.

Борьба Екатерины Викторовны за расторжение ее союза с Бутовичем продолжалась двадцать восемь месяцев. Дело это было темное и противное, навсегда запятнавшее имя Сухомлинова. Несмотря на то что технически развод, как и второй брак Екатерины, был законным, вокруг военного министра и его молодой жены неотступно витал запах скандала. Запятнанную репутацию быстро не отмоешь. Общество в своем большинстве считало, что в споре с Бутовичем Сухомлинов с Екатериной прибегали к средствам сомнительным, возможно даже бесчестным. Даже если слухи эти были безосновательными, все же поведение Сухомлинова никак нельзя было назвать образцовым. Передавали, что Антоний, митрополит Петербургский, заметил в свете: «Военный министр женился, дабы спокойно работать, но каково будет положение Синода, если все министры, дабы спокойно работать, пожелают иметь по чужой жене?»⁶⁶ Что до Бутовича, то он и не думал складывать оружие. Бутович заказал памфлет, излагающий историю с его точки зрения, и распространял его бесплатно в сотнях экземпляров⁶⁷. В 1912 году он возбудил юридическое преследование обеих своих обидчиц, Екатерины Викторовны и Анны Гошкевич, обвиняя их в клевете и лжесвидетельстве.

Какую сторону занимал человек в деле о разводе с Бутовичем, стало теперь для Сухомлиновых лакмусовой бумажкой для оценки его надежности и порядочности. Всякий сомневающийся автоматически попадал в число личных врагов. Отношения между Сухомлиновым и многими его ближайшими друзьями, например Березовскими, которые были не в восторге от его новой супруга, после 1909 года заметно охладели. И, напротив, те, кто выражал симпатию и поддержку чете в ее двухгодичной борьбе за получение развода, независимо от личных качеств были допущены в интимный круг их дома.

Среди тех, кто попал в эту категорию новых друзей, была Наталья Ивановна Червинская, которая, будучи кузиной Бутовича, демонстративно приняла сторону Екатерины на том основании, что обида, которую она сама потерпела от мужа, позволяет ей лучше понять горе Екатерины. Эта неожиданная поддержка произвела на Екатерину такое впечатление, что она, повинуясь порыву, пригласила Червинскую пожить в особняке военного министра, где та и гостила на протяжении нескольких лет. Сухомлиновы чувствовали себя обязанными Николаю и Анне Гошкевич. Екатерине удалось достойным образом отблагодарить их еще до формального завершения бракоразводного процесса — летом 1909 года она познакомила Николая с Александром Альтшиллером, по ее просьбе киевский бизнесмен предложил Николаю должность петербургского представителя Южно-русского машиностроительного завода. Николай с благодарностью согласился, контору устроили в его квартире на Большой Зелениной. Далее мы увидим, что Мясоедов также воспользовался разводом Бутовича, чтобы снискать расположение Сухомлинова — это, в свою очередь, позволило ему вновь надеть военную форму при таких обстоятельствах и с такими последствиями, которые смело можно назвать едва ли не самыми драматичными во всем «шпионском» деле.