2.  Адъютант Его Превосходительства

2. Адъютант Его Превосходительства

Свидетелей и основных действующих лиц этой необычайной истории давно нет в живых. Не сохранилось и каких-либо документальных материалов. Поэтому расскажем ее так, как она представляется по изданным через десять лет после происшедших событий воспоминаниям ее главного героя[9]: книга эта еще в 30-х годах стала библиографической редкостью. Основная канва очерка известна читателю по одноименному фильму. Однако на самом деле многое, видимо, было и сложнее, и гораздо проще.

Летом 1919 года армия Деникина успешно наступала по всему фронту Белогвардейская пресса утверждала, что еще месяц-другой — и белые войска пройдут победоносным маршем по улицам Москвы.

Ростов в те дни выглядел праздничным и нарядным. По улицам прогуливались щеголеватые офицеры с дамами, время от времени проносились конные разъезды.

Один из таких разъездов, подъехав к гостинице «Московская», неожиданно спешился, и казачий офицер, бросив поводья ординарцу, с деловой папкой устремился по ковровой дорожке к кабинету командующего войсками Добровольческой армии генерала Май-Маевского.

— Чем могу служить? — встретил его вопросом высокий, щеголеватый капитан с адъютантскими аксельбантами.

— Срочный пакет с фронта Его Превосходительству.

— Вам не повезло. Генерал четверть часа назад уехал и будет только завтра. Не могу ли я быть вам полезен? — любезно предложил адъютант.

— У меня нет возможности ждать, — ответил казачий офицер. — Я попросил бы вас, капитан, передать этот пакет при первой же оказии генералу Май-Маевскому. В пакете план перегруппировки наших войск перед походом на Москву. Распишитесь в получении…

Капитан взял пакет, поставил свою подпись в регистрационном журнале и положил документы в сейф.

— Так будет надежнее, — улыбнувшись своим мыслям, сказал адъютант командующего.

Даже в дурном сне казачий офицер не мог предположить, что адъютантом Его Превосходительства генерала Май-Маевского был красный подпольщик Павел Макаров. Волею судьбы он оказался в самом пекле деникинской военной «кухни», имел прямой доступ ко всем секретным документам, которые поступали к командующему Добровольческой армией. Павел прекрасно понимал, какую неоценимую услугу он мог бы оказать своим, если бы у него была возможность регулярно передавать содержание этих документов командованию Красной Армии. Такой возможности не было: он находился в плотном вражеском окружении, но напряженно искал выход из создавшегося положения.

Павел Макаров проник в штаб белой армии с намерением создать боевую организацию в ее тылу. Оказавшись на захваченной противником территории, он использовал благоприятную ситуацию и занял в штабе белой армии должность, о которой не смели мечтать даже титулованные особы. Произошло это совершенно неожиданно.

В начале 1918 года по заданию Севастопольского областного революционного штаба он был командирован с небольшой группой агитаторов в несколько районов Крыма с задачей привлечения добровольцев в отряды Красной Армии. Группа отпечатала воззвание к населению, провела ряд митингов. Агитационная кампания проходила успешно.

В одном из районов за Перекопом, куда прибыла группа, им сообщили, что немцы наступают и местные власти эвакуируются, поскольку оставаться опасно.

Макаров решил ехать в Мелитополь. Однако и там ожидалось вступление немцев в город. Павел поспешил выбраться из города, но по дороге был схвачен разъездом дроздовцев[10].

Офицер грубо спросил, кто он такой и куда следует. Деваться было некуда, и Макаров по-военному доложил, что он штабс-капитан, представленный в капитаны по румынскому фронту.

— Какой полк, кто командир? — вопросы сыпались один за другим.

— 134-й Феодосийский полк. Командир полка Шевардин. Полк стоял на реке Серет.

— Правильно!

Офицер улыбался:

— Зачисляю тебя в третью роту.

Рядовой Макаров действительно в Первую мировую войну служил в этом полку, но дослужился только до прапорщика, был ранен и контужен. Что делать дальше?

Первая мысль, которая пришла на ум, — бежать. Воспользоваться удобным случаем, оторваться от роты и начать искать своих. Но тут же подумалось: а где они, свои? Весь юг охвачен огнем. Быстрыми

темпами идет формирование белой армии. Он понимал, что начинается Гражданская война… А что, если остаться у белых и попробовать принести пользу Красной Армии? Связаться с подпольным партийным комитетом, а там решить, как помочь своим…

Чем больше Павел думал, тем сильнее убеждался в необходимости организации подпольной работы в белых войсках. Он решил пробиваться на штабную работу, хотя и понимал, что не имеет для этого достаточного образования. Он решил использовать в этих целях такой предлог, как ранения и контузия, что, как известно, иногда освобождает от строевой службы. Кроме того, на румынском фронте он некоторое время занимался шифровальным делом. Это тоже большой плюс для работы в штабе.

Когда дроздовцы прибыли в Ставрополь, Макаров решил предпринять шаги для проникновения в штаб отряда. Многие офицеры уже знали о его ранении и контузии, но в отряде такого люда было немало. Тогда он ненавязчиво упомянул о прошлой работе в качестве шифровальщика. Эти сведения дошли до генерал-майора Дроздовского. Он вызвал Макарова на беседу, задал несколько вопросов о прошлой службе и распорядился прикомандировать капитана Макарова к своему штабу. Так красный агитатор оказался в штабе белогвардейского отряда, который вскоре был переформирован в дивизию.

После тяжелого ранения Дроздовского дивизию временно принял генерал-лейтенант В.З. Май-Маевский. Он храбро воевал в Первую мировую войну, командовал гвардейским корпусом, имел золотое оружие и Георгиевские кресты 3-й и 4-й степени, был награжден орденами Анны, Владимира, Станислава I степени. По политическим взглядам — убежденный монархист, по характеру — прямолинеен, не любил заниматься интригами.

Однако, несмотря на боевой послужной список, дроздовцы приняли генерала довольно холодно. Они не признавали равными себе тех, кто не сражался под началом Дроздовского. Нелестные высказывания в адрес Май-Маевского можно было нередко слышать в частных беседах, в том числе и в среде штабных офицеров.

Генерал чувствовал неприязненное отношение к себе со стороны офицеров-дроздовцев и старался опираться на более лояльных «новичков». В сложившейся ситуации он был заинтересован в том, чтобы знать о настроениях своих подчиненных, и Павел в осторожной форме передавал ему кое-какие офицерские «пересуды».

Постепенно генерал проникся доверием к Макарову, расспрашивал, где тот воевал, где был ранен, о семье, о происхождении. Павел представился сыном бывшего начальника Сызранско-Вяземской железной дорога и сообщил, что в Рязанской губернии находится их родовое имение. Этот район был далеко в тылу у красных, и возможность проверки была затруднена.

Генерал стал чаще вызывать его к себе, давать личные поручения. Макаров старался быстро и четко их выполнять. Докладывая об исполнении, часто слышал: «Молодец, капитан».

После кончины Дроздовского Май-Маевский был назначен начальником дивизии. Он вызвал в кабинет Макарова и спросил:

— Хотите быть моим личным адъютантом?

— Ваше Превосходительство, я благодарен вам за доверие, но ведь есть участники корниловского похода…

— Я вправе делать такие назначения по своему усмотрению. Отныне вы будете моим личным адъютантом. Сегодня я отдам распоряжение об этом в приказе.

Так Павел Макаров стал адъютантом генерала Май-Маевского. Вскоре генерал принял корпус, а затем армию. Павел стал адъютантом командующего армией.

В штабе армии служило немало отпрысков родовитого дворянства, штаб посещали князья, графы и другие знатные особы. Адъютант должен был уметь «вращаться в свете». Приходилось на ходу усваивать правила этикета, целовать дамам ручки, расшаркиваться, щелкать шпорами и раскланиваться соответственно чинам и званиям.

Павел Макаров быстро научился составлять стандартные штабные документы, выработал тактику поведения. Особое внимание он уделял последнему обстоятельству. Чтобы не попасть впросак, старался в разговорах быть сдержанным, больше молчал и слушал. Такое поведение человека, занимающего должность при большом начальстве, выглядело и естественно, и похвально.

Достигнутое подпольщиком[11] было большой победой. Но некоторые обстоятельства беспокоили Павла. Одним из них было настороженное отношение начальника конвоя генерала князя Мурата.

Хотя князь по своему служебному положению и не подчинялся адъютанту, но все указания командующего получал только через него и во многом находился в зависимости от Макарова. Это обстоятельство вызывало у начальника конвоя неприязнь, чувствовалось, что он никак не примирится с мыслью, что простой окопный офицер занимает более влиятельное положение, чем родовитый генерал. Отсюда стремление внимательно наблюдать за адъютантом, стараться выискивать факты, которые бы его компрометировали, а то и просто распространять о нем сплетни.

Мурат становился для Павла опасным, и его нужно было как можно скорее убрать с дороги. Причиной отстранения князя от должности стала жестокость в обращении с местным населением, грубое вмешательство в дела гражданских органов управления. Это и было использовано в целях его компрометации.

При каждом удобном случае, как бы невзначай, Павел старался обмолвиться при командующем, что от местных властей снова поступили жалобы на самоуправство князя. Макаров ссылался на действительные конфликтные ситуации, которые постоянно возникали между военными и гражданскими властями.

Через некоторое время Павел почувствовал, что генерал стал менять свое отношение к начальнику конвоя. И однажды сказал генералу:

— Ваше Превосходительство, снова жалоба на князя Мурата. Якобы он замешан в темных делах, да и о вас нелестно отзывается.

— А кем его заменить?

— Очень хорошей кандидатурой мог бы быть князь Адамов, офицер конвоя, — ответил Макаров. — Боевой офицер и предан вам.

— Подготовьте приказ.

Через два дня командование конвоем принял князь Адамов, а Мурат был отправлен на передовую. Адамов нравился Павлу, вел себя скромно, охотно выполнял поручения, информировал о происшествиях и новостях, которые становились ему известны.

Перед назначением Адамова Макаров поговорил с ним, осторожно пообещав поддержать его в продвижении по службе. Возглавив конвой, Адамов понял, что для него сделал адъютант Его Превосходительства, и стал преданным Макарову человеком.

Чистка в окружении командующего на Мурате не закончилась. Таким же путем удалось убрать еще двух офицеров и заменить их людьми, которым Павел доверял.

Самой сложной проблемой, которую никак не удавалось решить, оставалась связь со своими. Несколько попыток выйти на подпольные организации в Ростове и Харькове не удались. Многие из организаций были разгромлены деникинской контрразведкой, их члены, как правило, расстреливались без суда. Да и времени на поиск подпольщиков у Макарова не было. Он постоянно находился при командующем и мог отлучаться лишь в редких случаях.

Однажды Макаров отпросился у генерала на две недели в Севастополь под предлогом навестить больную мать. Через сутки он был дома. Увидев Павла в офицерской форме, брат Владимир был шокирован. Но вскоре все разъяснилось. Владимир был большевиком-подпольщиком, и через него Павел надеялся установить связь с командованием Красной Армии. Владимир одобрил действия брата. Сам он должен был уехать с отступающими товарищами, но из-за поломки машины оказался в тылу у немцев и белых. Владимир предложил Павлу план установления связи со своими: самому переехать в Харьков, поближе к штабу Добрармии, связаться с подпольщиками, получать от Павла секретные сведения и передавать их через линию фронта.

После завершения отпуска братья прибыли в Харьков. Павел приступил к своим обязанностям, а Владимир поселился в городе и стал изучать обстановку. Вскоре выяснилось, что основное подполье раскрыто контрразведкой, а в организациях, которые остались нетронутыми, действуют провокаторы.

Было решено устроить Владимира в штаб армии в качестве вольноопределяющегося. На офицера он «не тянул», так как в армии не служил. Замысел состоял в том, что, будучи под рукой у Павла, Владимир мог бы выполнять его задания по установлению связи.

Владимир получил обстоятельный инструктаж у брата и был готов предстать перед начальством.

— Смотри, — говорил ему Павел, — вытянись по-военному, отвечай: «Так точно», «никак нет». Не проговорись: «Да», «хорошо».

Улучив удобный момент, Павел рассказал командующему, что к нему приехал брат, который не успел окончить военного училища из-за революции, и попросил генерала зачислить его в конвой либо охранную роту.

— Чудак вы этакий! Скажите дежурному генералу, чтобы он зачислил его ко мне в ординарцы.

Генерал побеседовал с Владимиром, и тот приступил к своим обязанностям.

Шли дни, недели, но возможности для связи не представлялось. Лишь эпизодически Владимиру удавалось переправлять сведения за линию фронта. Тогда братья решили сосредоточить свое внимание на проникновении в штаб Добровольческой армии.

Центральным объектом они избрали самого Май-Маевского. Он с доверием относился к братьям, особенно к Павлу, тот был единственным человеком, кто мог без доклада войти к нему в любое время. Павел с самого утра встречался с генералом и сопровождал его везде, даже привозил нередко с личных встреч настолько пьяным, что тот не мог самостоятельно передвигаться, организовывал «опохмелку». По взаимному уговору объяснял штабным офицерам отсутствие командующего простудой или другими недомоганиями. Поведение командующего, естественно, сказывалось на руководстве армией. Нередко начальник штаба генерал Ефимов сутками не мог пробиться к Май-Маевскому. В результате в войска распоряжения отдавались несвоевременно, а это влияло на подготовку боевых операций.

Положение усугубилось после того, как генерал познакомился с семьей харьковских богачей Жмудских. Генерала привлекала их приемная дочь Анна Петровна, к которой он испытывал нежные чувства. Младшая дочь Катя была неравнодушна к Павлу. На свидания ездили вместе.

Генерала это устраивало, он даже советовал Павлу жениться на красивой и богатой девушке. Но Макарову нужно было другое. Через Катю Жмудскую он имел возможность влиять на Анну Петровну. Не раз, когда на фронте складывалась критическая ситуация, Павел звонил Кате и, попросив ее провести с ним вечер, организовывал через нее и Анну Петровну приглашение на ужин генералу.

Май-Маевский не мог отказать и вечером появлялся у Жмудских. Ужин сопровождался обильными возлияниями, и Владимир Зенонович затем оставался у своей дамы чуть ли не до утра. А на следующий день, как правило, забросив все дела, отсыпался.

Помимо посещения Жмудских, Макаров использовал и другие предлоги для развлечения командующего. Организовывал приглашения на выступления цыган, известных певиц, собрания харьковского купечества, обеды в домах крупных помещиков, промышленников… Май-Маевский возвращался оттуда вдребезги пьяным.

Одновременно, используя соперничество между командирами корпусов и дивизий, Павел старался внести разлад в планы оперативного взаимодействия подразделений. Командиры корпусов Кутепов и Юзефович с неприязнью относились друг к другу. Генерал Кутепов любил доносы и поощрял в этом своих подчиненных. Недостаток генерала был известен многим, и Макаров воспользовался им, чтобы поссорить его с Юзефовичем. Это напрямую отразилось на боевых действиях корпусов. Когда красные наседали на корпус Кутепова, Юзефович, вместо того чтобы поддержать соседа, отвел свой с занимаемых позиций. В результате красные части вышли во фланг корпусу Кутепова и нанесли ему большие потери.

Кутепов был разгневан, он рассматривал действия Юзефовича как своего рода подножку и долго не мог простить обиду. Будучи костяком Добровольческой армии, корпуса действовали рядом, но говорить о взаимодействии уже не приходилось.

Путаницу в руководство войсками при их отступлении под ударами Красной Армии вносил и адъютант Его Превосходительства. Из поступавших донесений на имя командующего он докладывал те, которые уже не соответствовали изменившейся обстановке на фронте. Остальные передавались Владимиру, и тот их беспрепятственно уничтожал, поскольку регистрации не велось. Отдаваемые командующим приказы шли вразрез с мерами, которые принимались командирами частей, и усиливали неразбериху в войсках.

Начальник контрразведки армии полковник Щукин чувствовал неладное, он сбивался с ног в поисках красных заговорщиков, го ощутимых результатов не достиг. Еще когда фронт был стабильным, он предлагал командующему ряд мер по борьбе с разложенческой деятельностью красных в тылу армии.

Однажды, появившись в приемной, он попросил Макарова доложить командующему его просьбу о приеме по неотложному делу. Май-Маевский сразу же принял Щукина. Полковник кивнул в сторону Павла.

— Ничего, можете говорить при адъютанте.

Щукин доложил, что, по его мнению, в штабе армии, несмотря на принятые меры, работают коммунисты. Исчезают оперативные сводки, распускаются разнообразные слухи, кто-то старается подорвать авторитет Его Превосходительства.

Генерал вежливо прервал контрразведчика и сказал ему:

— Полковник, о моем авторитете вы меньше всего беспокойтесь. Больше внимания уделяйте войсковым частям. Вам должно быть известно, что в настоящее время армия на восемьдесят процентов состоит из пленных. Это является постоянной угрозой: при малейшей неудаче армия может лопнуть как мыльный пузырь. Вот там-то ищите, искореняйте заразу разложения. Остальное — ерунда.

После этой встречи Щукин несколько поубавил прыть в слежке за работниками штаба армии. Однако когда началось отступление по всему фронту, контрразведка снова взялась за проверку штаба. Но разобраться в причинах сбоев в управлении войсками так и не удалось.

Тем временем Владимир стал все чаще говорить брату о необходимости своего переезда в Крым, он предлагал организовать там подпольный комитет и начать готовить восстание в тылу у белых. Павел подготовил ему документы на отпуск, и Владимир уехал в Севастополь. Сам он решил остаться при Май-Маевском и действовать в дальнейшем по обстановке.

Положение на фронте ухудшалось. Май-Маевский все чаще подбадривал себя спиртным. Однажды к нему зашел генерал Шкуро. Его интересовала оценка командующим положения на фронте.

— Положение неважное, красных трудно сейчас сдержать, — ответил ему Май-Маевский.

— Брось, отец, эту лавочку! Поедем в Италию. Все равно не спасешь положения. Скажи, денежки у тебя есть? — иронически посмеивался Шкуро. — А то я тебе дам, у меня двадцать миллиончиков есть. На жизнь хватит.

— Оставь, Андрюша, глупости, — серьезно произнес командующий, углубляясь в карту. — Я смотрю, как бы выровнять фронт, хотя бы временно задержать наступление красных.

— Теперь уже поздно, — перебил Шкуро, — надо было пораньше выравнивать.

Шкуро заявил, что едет в ставку к Деникину, а оттуда — в Италию. Когда он вышел, Май-Маевский недовольно посмотрел ему вслед.

— Воюй вот с такими, капитан, — и, выругавшись, вновь склонился над картой.

Макаров продолжал манипуляции со сводками. Генерал ругался, что не получил те или иные сведения раньше, но, учитывая хаос отступления, не задумывался о причинах несвоевременного доклада.

— Я понимаю, что им там не до сводок, но хотя бы устно информировали!

Однажды из ставки Деникина прибыл пакет лично для командующего. Офицер связи вручил его непосредственно Май-Маевскому. Макаров забеспокоился: не связано ли это с деятельностью Владимира в Севастополе?

Прочитав послание, генерал подал его Макарову. В нем говорилось:

«Дорогой Владимир Зенонович, мне грустно писать это письмо, переживая памятью Вашу героическую борьбу по удержанию Донецкого бассейна и взятие городов: Екатеринослава, Полтавы, Харькова, Киева, Курска, Орла.

Последние события показали: в этой войне играет главную роль конница. Поэтому я решил: части барона Врангеля перебросить на Ваш фронт, подчинив ему Добровольческую армию, Вас же отозвать в мое распоряжение. Я твердо уверен, от этого будет полный успех в дальнейшей нашей борьбе с красными. Родина требует этого, и я надеюсь, что Вы не пойдете против нее. С искренним уважением к Вам

Антон Деникин».

Май-Маевский вздохнул, сказал, что давно ждал этого, и приказал Павлу выделить из состава поезда его вагон, подготовить паровоз. Дела, до приезда Врангеля, он передал начальнику штаба.

Прибыв в Таганрог, Май-Маевский в сопровождении Макарова направился в штаб-квартиру Деникина.

После беседы и обеда главнокомандующий поинтересовался, где намерен остановиться Май-Маевский. Генерал попросил разрешить ему пребывание в Севастополе. Деникин согласился с этим и сказал, что даст указание коменданту Севастопольской крепости генералу Субботину позаботиться об устройстве Май-Маевского в городе.

До встречи с Деникиным генерал намеревался остановиться в Кисловодске или Новороссийске. Но это не устраивало Макарова, и он убедил шефа согласиться переехать в Севастополь.

Это было очень важно для Макарова, так как Май-Маевский по положению должен был получать фронтовые сводки и другие секретные документы. Местные власти предупредительно отнеслись к приезду Май-Маевского в Севастополь. Ему был выделен богатый особняк. Газеты писали, что он скоро займет пост главноначальствующего по гражданской части и по правам будет приравнен к главнокомандующему вооруженными силами юга России.

Еще до приезда Май-Маевского в Севастополь Владимир сумел организовать подпольный комитет по подготовке восстания. Комитет развернул активную агитационную работу среди населения и воинских частей, на некоторых фабриках и заводах стали создаваться боевые рабочие дружины.

Генерал Субботин приказал начальнику своего штаба направлять Май-Маевскому совершенно секретные оперативные сводки. Павел получал эти сводки под расписку, тайно снимал с них копии и передавал Владимиру.

Поскольку в сводках было много материалов о поражениях, которые терпела белая армия по всему фронту, подпольный комитет использовал их в своей агитационно-пропагандистской работе. Часто сведения из сводок использовались в листовках, которые расклеивались по городу. Эффект, который они производили, был огромным. В них, в частности, говорилось о переходе целых дивизий на сторону красных, об аресте Колчака, о катастрофе деникинского фронта. Подпольщики, конечно, понимали, что идут на риск и контрразведка белых может «вычислить» источник информации. Понимал это и Павел, но не видел иного выхода для себя.

Однажды на обеде у Май-Маевского он услышал такой разговор:

— Владимир Зенонович, интересная вещь: оперативные сводки принимает капитан, участник «Ледяного похода», от него сводки поступают к нам. Кроме меня, начальника штаба и Вас никто их не читает, а между тем они расклеиваются по городу. По-видимому, есть приемная станция, перехватывающая их.

Май-Маевский был поражен этим сообщением. Он подтвердил, что сразу же по прочтении сводки сжигает. После этого Макаров решил проявлять больше осторожности, но работу со сводками не прекратил.

Восстание в городе было назначено на 23 января. Обстановка, казалось, благоприятная. Местный гарнизон был готов принять активное участие в восстании. Поддерживалась связь и с военными кораблями. Рабочие порта подготовились к его захвату, подрывная группа готовила операцию по выводу некоторых судов из строя.

Братья всесторонне обсуждали детали будущего восстания и руководства им. Павла беспокоил вопрос о надежности комитета. Владимир заверил, что ребята стойкие, на них можно положиться.

Но за день до восстания члены комитета, включая Владимира, были арестованы морской контрразведкой. В городе начались повальные аресты. Павел почувствовал наблюдение и за собой. Он пытался прибегнуть к помощи Май-Маевского, чтобы освободить арестованного брата. Генерал выслушал своего адъютанта и сказал:

— Вы знаете, что ваш брат был председателем подпольной организации и что все было подготовлено к восстанию?

В этот момент дверь комнаты открылась, и вошла группа офицеров с револьверами в руках. Павел был арестован и доставлен в морскую контрразведку.

На следующий день ему дали газету с сообщением об аресте комитета и расстреле его членов. На первом месте среди фамилий расстрелянных стояла фамилия брата.

Вскоре Павел узнал, что через день-два его повезут на Северную сторону — место расстрелов. Быстро созрел план побега. Из смертников на побег согласились только шестеро.

Побег решили совершить вечером во время ужина. Целый день Павла мучила мысль: а что если эти шесть человек откажутся? Одному отсюда не выйти. Но решение было твердым — лучше смерть в схватке, чем от рук палача.

Во время ужина Павел предупредил товарищей: «Через несколько минут начинаем». Он крикнул часовому, чтобы тот срочно, по очень важному делу, позвал караульного начальника. Когда тот пришел, Макаров шепотом сказал ему:

— Поручик, у меня очень важное дело, зайдемте на минуту в мою камеру, я не могу говорить при всех.

Когда вошли в камеру, Павел сказал:

— Подождите здесь минутку, я принесу документ.

И, не дожидаясь согласия, вышел за дверь и сразу же закрыл ее на засов.

Он подал сигнал сообщникам, которые набросились на часовых и отобрали у них винтовки. Затем группа ворвалась в караульное помещение и моментально обезоружила остальных охранников.

Караул до того растерялся, что никакого сопротивления не оказал. А всего охранников было 40 человек.

С оружием в руках заключенные покинули крепость и бежали из города. Вдогонку им стреляли, но расстояние было большим и пули не причинили вреда.

Переночевали в глухой деревушке. Позднее перешли в еще более укромное место, где удалось сформировать небольшое партизанское подразделение. Вскоре оно разрослось в крупный повстанческий отряд и в конечном счете — в повстанческую армию в Крыму. Макаров стал командиром полка этой армии…

А что же генерал Май-Маевский? После ареста Макарова он оказался в еще большей опале. Наотрез отказавшись ехать за границу, он остался жить в Севастополе, продолжал пить. 30 октября 1920 г. умер в возрасте 53 лет.

После разгрома Врангеля Павел Макаров работал в ЧК, вел борьбу с бандами, которые тогда орудовали в Крыму. О деятельности Макарова было доложено в Москву.

В 1921 году в Турцию, где в это время находились войска Врангеля, со специальным заданием нелегально направлялся член реввоенсовета 2-й Конной армии Константин Макошин. Задание было чрезвычайно опасным. Инструктируя Макошина, Дзержинский настоятельно рекомендовал встретиться и посоветоваться с Павлом Макаровым, о котором он очень хорошо отзывался.

После Гражданской войны Павел Васильевич написал воспоминания. А когда началась Великая Отечественная война, чекист снова взялся за оружие. Он стал одним из руководителей крымских партизан.

После Великой Отечественной войны вышли мемуары Макарова «Партизаны Таврии», в которые вошли яркие эпизоды борьбы с фашистами за Крым.