ГЛАВА I На пути в Россию

ГЛАВА I

На пути в Россию

Милан, 18 февраля 1812. Генерал Пино получил от начальника Главного штаба маршала Бертье приказ быть готовым к выступлению в поход с пехотной дивизией (почти 15 000 человек), двумя егерскими полками, гвардейской дивизией, увеличенной драгунским полком королевы, с армейскими отрядами, саперами и обозом.

Сегодня мы выступаем из Милана неизвестно куда.

Гольдберг (прусская Силезия), 17 апреля. Мы прошли Тироль, Баварию и Саксонию; теперь мы в Гольдберге, в прусской Силезии: предместье, 800 домов, 3 церкви, больница, школа и 5300 жителей — таков Гольдберг, лежащий на реке Каубах. Окрестности прелестны. Здесь именно к итальянской королевской гвардии должна присоединиться дивизия Пино, целиком составленная из итальянцев, затем дивизии Бруссье и Дельзона, в которые, за время их долгой стоянки в Италии, поступали все новобранцы из итальянских департаментов, присоединившихся к Франции, наконец, полки Нарбони и Марранези и бригада легкой кавалерии под начальством генерала Виллата.

Все эти войска, включая сюда артиллерию, саперов, соединенный обоз и проч., образуют итальянский контингент, который составит всего один корпус под командой герцога д’Абрантес (Жюно).

Наш поход казался нам блестящей и приятной военной прогулкой. Добродушное, терпеливое, флегматичное, культурное население всюду принимало нас ласково; и несмотря на свое утомление слишком частыми визитами французской армии, оно не потеряло своего природного добродушия, и столь же гостеприимно, как и раньше.

Подчиненные деятельно помогают своему начальству. Так поддерживается равновесие между высшими и низшими чинами нашей армии. Благородная дисциплинированность наших войск увеличивает почтение, внимательность и восхищение населения, среди которого мы останавливаемся на отдых.

На этом походе царит радость и веселье; итальянским войскам присуще в высшей мере самолюбие, рождающее чувство собственного достоинства, соревнование и храбрость. Не зная, куда их ведут, солдаты знают зато, что идут они в защиту справедливости; им даже неинтересно разузнавать, куда именно их отправляют.

Правда, у нас, как и во всех армиях, есть люди неразумные и необразованные, которые на все взирают невежественным и недоверчивым оком и делят мир на две половины: счастливую, где растет виноградная лоза, и совсем безрадостную, где нельзя получить вина. Слыша в начале каждой войны, что они должны нанести последний удар колеблющемуся могуществу Англии, солдаты, в конце концов, смешали с Англией все существующие державы. Они судят о расстоянии, которое их от нее отделяет, по числу переходов, которые уже несколько лет они совершают с одного конца Европы на другой, и все же никак не могут добраться до цели всех своих усилий — до этой пресловутой страны; она постоянно от них ускользает. Одни своими безыскусственными и грубоватыми рассказами, своим философским и воинственным видом учат других стоицизму, учат презирать страдания, лишения, самую смерть: они не знают другого божества, кроме своего повелителя, другого разума, кроме силы, другой страсти, кроме стремления к славе.

Другие — этих больше всего — не имея той грубости, которая не подходит к пахарю, только что сделавшемуся солдатом, столь же привлекательны, но поразвитее и проникнуты патриотизмом и сознанием собственного достоинства. И все это уравнивает дисциплина, пассивное повиновение — первая солдатская добродетель.

Новобранцы загрубевают, пройдя ряд различных биваков: постоянные марши дают им военный пыл и осанку.

Ветераны своими военными рассказами подстрекают новичков; частым преувеличением своих подвигов они ставят себя в необходимость подтвердить своим поведением те свои рассказы, которые нашли доверчивых слушателей.

Соревнование наше еще больше возбуждается, когда мы узнаем о славных подвигах наших товарищей по оружию в Испании, и каждый из нас с волнением ожидает, скоро ли наступит момент, когда и мы сравняемся с ними, а то и превзойдем их. Да и полки, которые мы встречаем по дороге, не менее электризуют нас рассказами о геройских подвигах в последних походах. При таких разнообразных ощущениях, при постоянной перемене места, среды, при ежедневных новых предметах для разговора приятно совершить поход.

Но какова же цель нашей прогулки? Ничего об этом не знаю. Дипломаты окружают себя такой таинственностью, что как в Баварии, так и здесь, на границах Силезии, мы не можем сказать, с кем придется сражаться. Солдаты живут весело, нимало не думая о том, будут ли они воевать с Россией или Персией, — есть между нами и такие, которые считают целью экспедиции Персию или Ост-Индию.

Гольдберг, 30 апреля. Тринадцать дней на биваке в Гольдберге и все еще не знаем цели, к которой нас направляют. Поживем, увидим! Пользуемся этим коротким промежутком времени, чтобы подучить наших солдат. Путь, который пришлось проделать сюда из Италии, придал им более солидности и закала. Дружелюбная внимательность жителей областей, через которые мы проходим, показывает, что им известна и слава солдата Великой Армии, и его порядочность, и та суровая дисциплина, которой войско подчиняется.

Лигниц, 1 мая. Неожиданный приказ принудил нас покинуть сегодня утром наши милые квартиры в Гольдберге. Большую часть наших полков довольно далеко провожало это добродушное и гостеприимное население, память о котором навсегда останется нам дорога.

Лигниц, 2 мая. Сегодня утром, на походе, прибыл курьер от начальника штаба князя Невшательского из Глашу: отдан приказ всем войскам итальянской армии расположиться на биваке до нового извещения в Нижней Силезии, а итальянской гвардии — вернуться на старые квартиры.

Гольдберг, 8 мая. Ничто не может дать представления о том, как встретили нас при возвращении в наш милый Гольдберг. Каждый обыватель сам отыскивал своего постояльца в рядах и, не дожидаясь каких-либо разъяснений со стороны городских властей, вел его на прежнюю квартиру. Если гостеприимство — добродетель, то благодарность — священный долг. Совершу большой грех, если не воздам доброму силезскому народу заслуженную им дань признательности. Но счастье это было преждевременно. Мы уже начинали жить обычной спокойной жизнью на биваке, когда сегодня утром в полученном от Главного штаба приказе нам было объявлено, что итальянская армия отныне будет называться четвертым корпусом Великой Армии, и мы должны без замедления соединиться в Глогау-на-Одере, в главной квартире вице-короля Италии, принца Евгения Богарне, чтобы двинуться в направлении к Висле.

Лигниц, 10 мая. Лигниц — большой и красивый город Силезии, столица провинции того же названия; он лежит на Каубахе, впадающей в Одер. Окрестности покрыты каштанами и плодовыми деревьями. Есть еще красивый густой парк вдоль стен — место для прогулок. Я был принят как нельзя лучше учителями лютеранской гимназии и посетил библиотеку, где можно увидеть прекрасную коллекцию моделей и предметов естественной истории. Жителей в Лигнице — 9300. Они выделывают сукно, шелковую материю и некоторые предметы роскоши.

11 мая. Выступили из Прахвицы.

13 мая. Прибыли в Глогау. Мы заменим здесь 8-й корпус, состоящий из вестфальцев.

14 мая. Смотр на эспланаде Глогау. Весь 4-й корпус под ружьем; вчера прибыл вице-король в сопровождении графа Межана и своих ординарцев. Королевская гвардия занимает весь правый фланг в первой, очень растянутой линии на городском кладбище.

Могилы мешают правильному равнению. Несколько суеверных людей видят в этом обстоятельстве зловещее предвестие, — они жалуются на нашу позицию. Римские легионы, конечно, принесли бы жертву богам, чтобы предотвратить это роковое предзнаменование. Вице-король нашел нас в хорошем состоянии и только что выразил нам в приказе свое удовольствие.

Калиш, 20 мая. С 16-го по 20-е — когда мы прибыли сюда — ничего интересного не было. Один лишь Калиш, столица провинции того же имени, заслуживает упоминания: он лежит между двумя рукавами Просны, окружен старыми стенами и бастионами и насчитывает тысячу домов. Улицы широки, прекрасно вымощены.

Каждый полк получил приказ временно устроить склад платья и амуниции, и вице-король приказал генералу Лекки, командующему королевской гвардией, выбрать для этой цели город Калиш. Два следующих дня посвящены были выполнению этих предписаний.

Плоцк, 31 мая. Прибыли в Плоцк, расположенный на правом берегу Вислы. Дивизия Пино переправилась через Вислу на больших барках во Влоцлавск. Плоцк стоит на холме, омываемом рекой, имеет 3000 жителей, из них добрая треть — евреи.

4 июня. Большой парад в присутствии вице-короля на главной городской площади. Кажется, в силу приказа императора от 27 мая, скрепленного Главным штабом в Дрездене, каждый дивизионный командир должен сегодня сделать то же самое. Проверяют, в порядке ли оружие, снабжен ли солдат 150 патронами и тремя ружейными кремнями. Начальники артиллерии осмотрели зарядные ящики и удостоверились, что все в полном порядке. Его Величество, кроме того, предписал нам «сохранять миролюбивый язык». И все еще мы живем в полном неведении будущих судеб! Тем временем никому нельзя выходить за аванпосты без письменного разрешения, подписанного герцогом Бассано, и каждый прибывший путешественник или курьер должен быть допрошен и препровожден в главную квартиру.

Принц убеждал нас особенно заботливо и тщательно поддерживать порядок.

«Беспорядки, — сказал он нам, — помрачат добрый характер солдата; мало того, они лишь отвратят от нас жителей, которые должны помогать нам в нашем предприятии. До сих пор я не могу нахвалиться своими войсками, и недавно еще император, говоря мне о малопохвальном поведении других полков, в лестных выражениях расхвалил мне корпус, которым я командую. Старайтесь по-прежнему заслужить уважение и его, и Европы, которая вся смотрит на нас».

А между тем, хоть провиант у нас в изобилии, но корма для скота совершенно нет. Кавалеристы, чтобы прокормить своих лошадей, видят себя вынужденными срезать рожь еще зеленой и срывать снопы соломы с крыш домов. Жители бегут толпами жаловаться на эти насилия; но как удовлетворить их?

Мы уж вызвали недовольство жителей, когда пришлось, чтобы ускорить движение военного обоза, экстрен но потребовать у них лошадей и телеги для перевозки съестных припасов, скота, хлеба, предназначенных для нашего пропитания в будущем. Чтобы выполнить эту неотложную операцию, выслали в деревни массу отрядов, которые затем и конвоируют до центрального склада вытребованные повозки и лошадей, причем их владельцы одновременно выполняют обязанности проводников и сторожей. Семьи трепещут и думают, что никогда больше не увидят ни людей, ни вещей, с которыми расстаются; между тем последние часто составляют лучшую долю их имущества.

Многие из наших проводников, боясь, кроме того, что их принудят надолго следовать за армией, улучают первый удобный момент, чтобы убежать, и оставляют лошадей и повозки на произвол судьбы.

Но скоро эти бедствия умножаются. Среди самых лучших войск попадаются солдаты, недостойные этого наименования; они соединяются с бродягами, которые под видом прислуги или маркитантов сопровождают армии с единственным намерением красть, и пользуясь удалением начальства, грабят жителей, — а в этих нападениях и грабежах не преминут обвинять всю армию.

Некоторые чиновники не стыдятся брать взятки под предлогом, что за это они освободят семью от реквизиции, потом, немного спустя — случайно или умышленно, является другой чиновник, который отнимает у этих несчастных то, что они уже откупили своими грошами.

Ограбленные таким образом жители в раздражении видят теперь в каждом из нас нового грабителя. Отсюда — пререкания, угрозы, жалобы, недовольство, ненависть.

Слишком мягко относятся к этим следующим в хвосте армии мнимым слугам и спекулянтам. Трусливые в беде, дерзкие при удаче, они сеют ужас, обкрадывают и мучают несчастных жителей, укрываясь под сенью храбрецов, поливающих своей кровью ту самую землю, которую опустошают эти злодеи.