Александр Гусак
В Афганистан, на войну, я попал довольно случайно (бывает и такое). В 1984 году служил офицером, в звании капитана, Маканчинского пограничного отряда, в Восточном Казахстане. В конце года мне была поставлена задача — сопроводить в Мургабский пограничный отряд группу солдат и сержантов, откомандированных для дальнейшего прохождения службы в Афганистане. Предполагалось, что по прибытии на место, я передам бойцов по списку, и домой!
Но, когда я добрался до места назначения, выяснилось, что в отряде нет офицера, который сопроводил бы вверенных мне военнослужащих до конечной точки назначения — гарнизона Гульхана, где им предстояло служить. А это уже территория ДРА. Попрепиравшись в штабе, я понял, что деваться некуда и повез ребят через Ишкашим к новому месту службы.
Гульхана была крупнейшей базой советских пограничников в северо-восточной части Афганистана. Если взглянуть на карту, то в этом месте территория ДРА напоминала длинную вытянутую кишку, отделявшую территорию Советского Союза от Пакистана. Она находилась в зоне ответственности нашего Краснознаменного Восточного пограничного округа (КВПО), в то время как остальное афганское приграничье было под контролем Среднеазиатского пограничного округа (КСАПО). Территория вроде небольшая, но крайне сложная, с точки зрения рельефа местности. Горы — за четыре тысячи метров, глубокие ущелья, почти полное отсутствие дорог, сумасшедшие ветра, постоянно меняющаяся погода.
Неудивительно, что взять под контроль границу в этих заоблачных высотах было непросто. Пограничная группировка КВПО с трудом продвигалась вдоль ущелий, беря под контроль стратегические перевалы и ключевые пункты. Действовала она именно от Гульханы, где был оборудован аэродром, покрытый железными полосами, способный принимать за сутки несколько десятков машин. Здесь же были оборудованы склады с продовольствием, оружием, горючим и боеприпасами, а также штаб группировки.
По прибытии в Гульхану, я передал личный состав и уже собрался, было, назад — в Маканчинский отряд. Однако, не тут-то было. Ко мне обратился начальник штаба Мургабского отряда майор Владимир Проничев (будущий руководитель Пограничной службы ФСБ России). Он предложил мне остаться в Гульхане, попробовать себя в боевом деле. Мол, на счету каждый офицер, операции одна за одной, чего тебе киснуть в Маканчи?
И действительно, подымалось тогда. Любой военный человек для того и служит, чтобы попробовать себя в реальном бою, а не в размеренной жизни между столовой и плацем. Была — не была. Вот только я был в повседневной форме. Оказалось, это быстро решаемо. Очень быстро я получил маскхалат, снаряжение, оружие и боеприпасы и отправился на очередную «проческу».
Повоевав пару недель, я вернулся в Мургаб, считая, что моя командировка на этом окончена. Тут выяснилось, что я глянулся командованию отряда. Оно связалось с моим начальством и товарищи командиры уже все решили! Одним словом, вместо того, чтобы ехать в Маканчи, я вернулся обратно в ДРА — начальником заставы мотоманевренной группы (ММГ).
По прибытии к новому месту службы принялся вникать в обстановку. Ее суть заключалась в том, что пограничники поначалу контролировали Зардевское ущелье. Оно начиналось у советской границы и уходило вглубь Афганистана до Файзабада, где уже была зона ответственности армейцев из ОКСВ. От Зардевского ущелья расходился запутанный лабиринт ущелий поменьше, в которых активно действовали банды душманов. Самой крупной из них было формирование непримиримого бандглаваря Наджмутдина из Исламского общества Афганистана.
Действуя от базы в Гульхане, пограничники постепенно вытесняли противника, выставляя в ключевых точках гарнизоны мотомангрупп и посты. Сначала гарнизоны стояли в Гумбаде и Сархаде, затем к ним добавился Бандар-Пост, Рабати-Чихельтон и Гардана. Чем-то это напоминало игру в шахматы, где противники стремятся одну клетку, затем следующую. Только эти клетки находились на топографической карте.
К маю 1985 года в Гульхане, на базе оперативно-войсковых групп Мургабского пограничного отряда и Ишкашимской комендатуры Хорогского пограничного отряда, была создана оперативно-войсковая группа КВПО. В нее были включены управление, ДШМГ, две ММГ, авиагруппа из состава Бурундайского авиаполка и Уч-Аральской эскадрильи и подразделения обеспечения. В гарнизоне находилось до 900 солдат и сержантов и около 100 офицеров и прапорщиков.
Позиции минометной батареи одной из ММГ
В мангруппе меня определили командовать минометчиками. Поскольку боевые операции шли одна за другой, у моих подчиненных не было недостатка в боевой практике. Они стреляли быстро, слаженно и точно. Правда, когда прибыла очередная комиссия проверяющих из Москвы, моему подразделению снизили балл за неуставную изготовку к бою. Мол, стреляете точно, но не так, как положено. Однако, в боевых условиях точность все же была важнее. Мои подчиненные отлично проявили себя в боевой обстановке и уже через три месяца я был награжден самой важной наградой в жизни любого пограничника — медалью «За отличие в охране Государственной границы СССР».
В период лета-осени 1985 года боевые действия шли по нарастающей. Пограничники, совместно с частями 40-й армии и афганскими подразделениями выдавливали противника, лишая его возможности маневрировать путем выставления выносных постов. В конце ноября мое подразделение, в составе 35 человек, десантировали на высокогорную площадку, в районе кишлака Ярим. Снабжение было возможно только по воздуху.
Следующие четыре месяца мы действовали в отрыве от остальных сил. В условиях высокогорной зимы это было непросто. Из-за погодных условий вертолеты могли долететь далеко не всегда. А если «борты» и приходили, то не могли приземлиться и сбрасывали продукты, дрова и боеприпасы, в режиме зависания на небольшую площадку над глубоким ущельем. Чаще всего эта операция проходила удачно. Но порой, из-за сильного ветра и потоков от вертолета, сбрасываемый груз улетал в пропасть. Тогда приходилось переходить на умеренный паек — сухари и консервированную кильку.
Когда наше подразделение заменили на постоянный гарнизон, оказалось, что оперативно-войсковую группу в Гульхане возглавил Владимир Проничев, ставший, к тому времени, подполковником. По прибытии на основную базу нам дали два дня — отоспаться, а потом последовали новые задачи.
В апреле началась Вардуджская операция. Она проводилась в Вардуджском ущелье, совместно с частями 40-й армии и афганскими сарбозами. Впрочем, на сарбозов особой надежды не было. Они убегали с позиций, как только начиналась стрельба. В ходе операции, продлившейся до июня, удалось вытеснить душманов из Зардевского ущелья и выставить несколько новых гарнизонов, в том числе — Ярим и Изван, Умоль и Гардана. Один из них — Гардану приказали возглавить мне.
Гардана была крупным гарнизоном, вторым, по значимости, после Гульханы. Здесь мне довелось заниматься не столько боевыми вопросами, сколько административно-хозяйственными. Чтобы улучшить питание подчиненных, был создан подхоз — разбили грядки, завели свиней. В результате солдаты и офицеры питались сверх норм положенности. В гарнизоне царила жесткая дисциплина. Солдаты отдавали воинское приветствие, ходили в чистой, отглаженной форме. На проверяющих, то и дело прилетавших из Союза, это производило положительное впечатление.
Несмотря на суровую дисциплину, я своих подчиненных старался не обижать, особенно если речь шла о наградах. Нужно заметить, что кадры тех, кто был «за речкой», не особо жаловали. Получить какую-нибудь медаль было сложно. Но я старался «продавить» представления на награждение. В результате сразу четверо моих бойцов получили медали «За отличие в охране государственной границы СССР» и двое — «За боевые заслуги». На одного подчиненного написал представление на орден Красной Звезды и лично передал его начальнику войск округа, когда тот прилетел в гарнизон. Видя такое отношение, многие солдаты хотели служить именно в Гардане. Ведь, солдаты уважают тех, кто строг, но справедлив!
Уважали наш гарнизон и местные. Нам удалось договориться с муллами и старейшинами окрестных кишлаков. Мол, вы не трогаете нас, а мы — не трогаем вас. Принцип этот работал хорошо, и напряженность вокруг Гардены была невысокой. А если в каком соседнем кишлаке появлялись чужаки, то местные нам «сигнализировали».
Осенью 1986 года наш гарнизон обеспечивал проводку колонн, шедших по маршруту Гульхана — Тергиран — Изван — Умоль — Гардана. Одна из таких колонн шла 12 ноября. Для меня этот день стал особенным…
С утра прошло партсобрание, а после полудня отправили на Умоль очередную колонну. В ней ехали солдаты, которым пришла пора идти на «дембель». Их собрали в Гардане со всех окрестных «точек». В составе колонны шло несколько БМП и тентованных грузовиков. Воздушного прикрытия, которое обычно сопровождало колонны, на этот раз не было. Словно отвлекая внимание душманы атаковали один из постов сарбозов, и все вертолеты ушли туда.
Перед выходом колонны, я рассадил «дембелей» в десантных отделениях БМП, поскольку они ехали без оружия. Колонна без происшествий прошла около десяти километров, до Акшары. Впереди показались развалины какого-то строения, окруженного каменным дувалом. Там-то и скрывалась засада душманов. Они действовали грамотно — беспрепятственно пропустили головной дозор, а затем из всех стволов ударили по основной колонне.
Первым же взрывом, взрывной волной, меня выбросило из люка. Ту все начало развиваться, как в замедленной киносъемке. Гляжу — вторая граната медленно подлетает к борту БМП. Взрыв! Гибнет наводчик-оператор Андрей Иванов, офицер Ризван Алибакаров получает тяжелое ранение. Тут же загорается следующая бронемашина. К счастью, боекомплект в ней не сдетонировал, и она осталась на ходу.
Тут я пришел в себя, попытался отползти в какое-то укрытие. Оказалось, что я был ранен, да еще серьезно контужен. Духи заметили меня и начали поливать огнем. Хорошо, подошла одна из БМП, прикрывшая меня бортом.
Меж тем душманы сосредоточили огонь на грузовиках, полагая, что в них находятся люди. Нужно отдать духам должное — они били точно, с близкого расстояния. К счастью, большая часть солдат находилась в БМП. Я приказал молодым бойцам передать оружие «дембелям». Точность ответного огня тут же повысилась. Вскоре вернулась БМП, шедшая в головном дозоре. Она разнесла дувал, за которым скрывался противник, заставив его снизить интенсивность огня. Другая БМП сбросила с дороги подбитую бронемашину, закрывшую движение.
Колонна начала было движение, но тут выяснилось, что одна из «шишиг» (ГАЗ-66) не заводится. Тогда водитель ЗИЛ-130, шедшего следом за «шишигой», бросил, для прикрытия дымовую шашку, и принялся толкать неисправную машину своим автомобилем. ГАЗ-66 завелся и колонна пошла. Вскоре ей удалось выйти из-под обстрела. Духи еще некоторое время вели огонь вслед, но безуспешно.
В ответ на вылазку, окрестные гарнизоны были подняты по команде «К бою!» С Гарданы в район боя подтянулась разведывательно-боевая группа. Несмотря на приближавшиеся сумерки в воздухе появились вертолеты, которые «обработали» место засады НУРСами и пушечно-пулеметным огнем. К сожалению, опустившийся туман дал противнику возможность уйти.
Наша колонна благополучно дошла до Умоля. Здесь стали считать потери. В результате боя погибло два пограничника, еще восемь получили ранения. Один из раненых, командир отделения сержант Михаил Казин умер от ран на следующий день. Кроме того на месте боя осталась одна сгоревшая БМП.
Несмотря на ночные условия раненых, в том числе и меня, удалось оперативно переправить из Умоля на Гульхану, в медсанбат. Помогли вертолетчики, рискнувшие лететь в темноте. Вскоре из Гульханы меня переправили на советскую территорию — в Ишкашим. Там положили в местную больницу.
В больнице оборудования почти никакого не было, да и питание было так себе. Но врачи сделали, что могли — извлекли осколки, перевязали раны. Дня через три приехали сослуживцы — привезли денег и еды. Мне и другим раненым требовалось квалифицированное лечение. Но в свой округ мы попасть не могли: дорога на Мургаб была закрыта из-за погоды. Отправились в Хорог. А это был уже другой пограничный округ — Среднеазиатский. В Хорогском отряде был только медпункт и нас вновь разместили в местной районной больнице. Она была не лучше предыдущей.
В Хороге мы пробыли три недели. Деньги кончились, так же как продукты и сигареты. У одного из наших раненых началось обострение. По всему выходило, что в нашем отряде про нас попросту забыли. По городскому телефону я несколько раз пробовал дозвониться оперативному дежурному — безрезультатно.
Хорошо, что в Хороге находилась жена начальника оперативно-войсковой группы — подполковника Владимира Проничева. Когда я с ней связался, она сильно удивилась. Оказывается, все в ММГ и опергруппе были уверены, что мы давно находимся в Душанбинском госпитале. Супруга Проничева созвонилась с мужем, и уже на следующий день из Душанбе прилетел вертолет, который вывез нас из Хорога. Затем — переправили в Алма-Ату — в госпиталь Восточного пограничного округа.
В Афганистан я уже не вернулся. После долгого лечения и восстановления получил назначение в Молдавию. Там получил назначение на должность начальника комендатуры. По привычке сразу же начал тренировать личный состав, поднимать их по тревоге «в ружье». Но не учел, что граница мирная, народ расслабленный. На меня посыпались жалобы. Но я был непреклонен — считал, что военный человек всегда должен быть готов к войне.
Подполковник Александр Гусак родился в Оренбурге. После окончания школы, в 1969 году, поступил в Ярославский технологический институт. Однако учеба «не пошла». Вернулся домой, работал на заводе. Был призван на «срочную» службу — в пограничные войска. Службу проходил на Украине, в сержантской школе в Великих Луках, затем — на одной из застав. Незадолго до демобилизации написал рапорт на поступление в Алма-Атинское пограничное училище. Поступил успешно.
Став офицером, Александр Сергеевич в 1975 году был направлен в Мургабский пограничный отряд. Служил на заставе, находившейся на стыке сразу трех государств: СССР, КНР иДРА, сначала замполитом, затем — ее начальником. В 1978 году Гусак получил назначение в Казахстан, в Маканчинский погранотряд. В 1984–1986 годы выполнял задачи на территории ДРА. После Афганистана проходил службу в Молдавии, затем, начиная с 1990 года — в Крыму, в спецкомендатуре правительственного объекта в Форосе. После развала Советского Союза, в 1993 году, Гусак вышел в запас и вернулся в родной Оренбург. Вплоть до выхода на пенсию, служил в Уральском управлении Федеральной таможенной службы.