2. Классовая ситуация

В предвоенный период процесс складывания основных классов капиталистического общества — капиталистов и рабочих, существенно продвинулся вперед. В годы войны ситуация меняется. По подсчетам В.Я. Лаверычева, общая численность рабочего класса России сократилась с 18,2 млн. в 1913 г. до 15 млн. человек в начале 1917 г.^{611} Эти цифры включают самодеятельных, поэтому они сопоставимы с числом самодеятельных во всем населении страны. Поскольку, однако, такие сведения за 1913 и 1917 гг. отсутствуют, приходится обращаться к переписи 1897 г., согласно которой удельный вес самодеятельного населения в империи по всем отраслям хозяйства составлял примерно 26,4%. При численности населения к концу 1913 г. 175,1 млн. человек доля самодеятельных составит в нем 46,2 млн., а удельный вес рабочих в их числе -39,4%. К началу 1917 г. в составе 174,5 млн. жителей самодеятельных оказывается 46,1 млн., а рабочих в них — 32,5%. Эти цифры не могут претендовать на абсолютную точность, но уменьшение относительной численности рабочего класса, как и абсолютной, они безусловно отражают.

Сокращение численности рабочих в годы войны произошло прежде всего за счет сельскохозяйственных рабочих, которых стало меньше на 2 млн. человек (4,5 млн. в 1917 г. против 6,5 млн. в 1913), строительных (сокращение с 1,5 млн. в 1913 г. до 1,25 млн. в 1917 г.), занятых в лесном деле и чернорабочих (уменьшение с 3,3 до 2,1 млн.). Все эти явления были связаны с мобилизациями, уменьшением работников в крестьянских хозяйствах, недостатком рабочей силы в помещичьих имениях, сокращением числа крестьян, занятых отхожими промыслами. В свою очередь, количество рабочих в мелкой промышленности (включая занятых работой на дому) не изменилось, составляя на обе даты по 3 млн. человек.

Однако и число фабрично-заводских рабочих, являвшихся ядром рабочего класса, уменьшилось с 2,5 млн. до 2 млн. человек. Возросло только количество рабочих в горнозаводской и горной промышленности (от 0,65 млн. до 0,8 млн.), на казенных заводах и в армейских мастерских (с 0,2 до 0,8 млн. человек), несколько меньше — на железнодорожном транспорте (с 0,6 млн. в 1913 г. до 0,7 млн. в 1917 г.)^{612}.

Наиболее надежные статистические данные за годы войны имеются по фабрично-заводской промышленности. Согласно обследованию Особого совещания по обороне государства, к концу 1916 г. из 4561 охваченного обследованием предприятия с 2 234 334 рабочими на оборону работало 3816 предприятий и 1 639 947 рабочих на них. По доле рабочих, занятых на оборонных предприятиях (73,3%, по другим сведениям — 76%), Россия находилась на первом месте. За ней следовали Италия (64,2% рабочих, работающих на оборону), Германия (58,3% рабочих) и Франция (57%)^{613}.

По данным Всероссийской промышленной и профессиональной переписи 1918 г., которая учла непрерывно действовавшие в 1914–1918 гг. предприятия, работавшие на оборону в 33 губерниях Европейской России, из общего числа 4290 заводов насчитывалось действующих 3200 (74,6%). Это были в основном крупные заведения со средним числом 320 рабочих. 422 бездействовавшие фабрики и завода, о которых есть сведения, имели в среднем по 107 рабочих каждое^{614}.

Таблица 8 показывает, что в производствах, работавших на оборону и входивших в группу А (производство вооружения, снаряжения и питания), среднесуточное число рабочих с 1913 г. по 1917 г. постоянно росло, достигнув 163,9%, по сравнению со 100% в 1913 г., а в 1918 г. резко упало. Особенно быстро росло число рабочих в производстве предметов вооружения. Годовая средняя выработка на одного рабочего возрастала до 1916 г. включительно (до 146,3%), а с 1917 г. пошла на убыль. Одновременно предприятия легкой промышленности (текстильной) испытывали сокращение числа рабочих с 1913 г. по 1916 г., затем наблюдается его некоторый рост. Одновременно производительность труда в течение всех лет войны падала.

На производствах, не работавших на оборону, картина была иная. Число рабочих здесь то росло, то падало, валовая выработка тоже испытывала колебания, но в 1917–1918 гг. наступил явный спад. Таким образом, те предприятия (и рабочие на них), которые были связаны с рынком, оказывались в неустойчивом положении, работавшие же на оборону, а следовательно, имевшие твердые заказы, развивались более стабильно. При этом число оборонных заведений, по этим данным (1800), в 3,7 раза превышало количество предприятий, не работавших на оборону (490).

Сведения об отраслевой принадлежности рабочих и их концентрации на оборонных предприятиях были собраны на 1 мая 1917 г. заводскими совещаниями шести районов (Нижегородского, Уральского, Одесского, Ростовского, Сибирского, Кавказского). Из всех 4065 заведений и 648 149 рабочих 23,1% предприятий и 22,7% рабочих составляли металлообрабатывающие заводы, 20,8% заведений, но только 9% рабочих — пищевкусовой промышленности, 11,4% предприятий и 3,5% рабочих принадлежали заведениям по обработке животных продуктов, электротехническая промышленность сосредоточивала 11,2% предприятий и 11,4% рабочих. Металлургическая промышленность насчитывала всего 73 заведения (1,8% общего числа), но отличалась высокой концентрацией — 1286 рабочих в среднем на одно предприятие и 13,4% общего числа рабочих. Наконец, из текстильных предприятий (группы I–V по классификации, принятой в российской промышленности) на оборону работало только 173 фабрики (4,2%) и 7,7% рабочих. На всех этих предприятиях кроме рабочих было занято 51 612 служащих, число которых зависело от размеров предприятий и их отраслевой принадлежности. В целом в отраслях тяжелой промышленности (металлургической и металлообрабатывающей, электротехнической, химической, деревообрабатывающей, горном деле) трудилось 67,8% рабочих и служащих учтенных оборонных предприятий^{615}.

Согласно тому же источнику, мелкие предприятия, имевшие от 20 до 100 рабочих и служащих на каждом, составляли по численности 75,7% всех заведений и сосредоточивали 13,6% рабочих и служащих. На заведения средних размеров (от 101 до 500 работников) приходилось 17,8% предприятий и 23,7% рабочих и служащих. Крупные заводы и фабрики, имевшие от 501 до 1000 работников, составляли 3,5%, на них трудилось 14,4% рабочих и служащих. Наконец, крупнейшие предприятия (1001–5000 и свыше 5000 рабочих) насчитывали всего 3%, но сосредоточивали 48,3% работников. Таким образом, 62,7% рабочих и служащих учтенных предприятий было занято на крупных и крупнейших фабриках и заводах, что свидетельствует о высокой концентрации рабочей силы.

Данные о размерах предприятий могут быть использованы также с известными оговорками для определения структуры предпринимательских слоев. Если условно принять, что каждым заведением владело одно лицо (что не учитывает, правда, процессов ассоциирования промышленности), то окажется, что большинство являлось владельцами мелких предприятий. Это подтверждается и другими исследованиями, в частности касающимися предвоенного периода. Но основная сумма производства и прибылей доставалась крупным и крупнейшим предпринимателям.

Сведения о возрастном и половом составе рабочих имеются в отношении предприятий, подчиненных фабричной инспекции. Как известно, к ним относились частные промышленные заведения, пользующиеся механическими двигателями или насчитывающие не менее 16 рабочих. На 1 января 1917 г. в числе 12 492 фабрично-заводских предприятий насчитывалось 2 093 862 рабочих. Из них малолетние от 12 до 15 лет обоего пола составляли 2,4%, подростки свыше 15 до 17 лет — 11,6%. В числе взрослых рабочих всех 14 групп производств мужчин было 59,9%, женщин 40,1%. Как и до войны, женщины преобладали в текстильных отраслях, где их удельный вес поднимался почти до 70%. Мужчины составляли абсолютное большинство в добывающей промышленности (99,9%), в металлообработке (82%), в деревообработке (81%), в обработке минеральных веществ (69,3%) и др.^{616}

Таблица 9 основана на данных, относящихся к 3043 фабрично-заводским предприятиям (всех групп производств), которые непрерывно действовали с 1913 г. по 1918 г. Она показывает увеличение удельного веса малолетних с 1913 г. по 1917 г., подростков — до 1916 г., а также возрастание в составе взрослых рабочих доли женщин вплоть до 1918 г. Тем не менее, хотя удельный вес мужчин в промышленности сократился с 62,1% в 1913 г. до 55,6% в 1918 г., их численное и относительное преобладание над количеством женщин сохранилось.

 Таблица 8.

Динамика среднего суточного числа рабочих и годовой валовой выработки на одного рабочего в рублях в 1913–1918 гг.^{617}

 Таблица 9.

Динамика половозрастного состава рабочих, по данным профессиональной и промышленной переписи 1918 г.^{618}

Вопрос о квалификации рабочих может быть в известной мере решен через анализ их заработной платы. Дифференцированные сведения об оплате труда фабрично-заводских рабочих были собраны в результате анкетного обследования, проведенного Министерством торговли и промышленности осенью 1916 г. (сведения давались на июнь 1914 г. и июнь 1916 г.) и обработанного И.М. Козьминых-Ланиным. Оно охватило главным образом крупные предприятия, на которых работало более половины рабочих, подчиненных фабричной инспекции, — в 1914 г. 1 052 426 рабочих, а в 1916 г. — 1 136 171 рабочих. Сведения о заработной плате представлены в табл. 10.

Таблица 10.

Распределение рабочих по размеру дневных заработков (в %)^{619}

Следует учитывать, что размер заработка зависел от целого ряда факторов: группы производства, соотношения мужского и женского труда, величины предприятий и степени их механизации, а также места расположения заведения (района, города или сельской местности). В период войны на заработную плату оказывала влияние инфляция, возросший спрос на рабочую силу. Однако поскольку величина заработка определялась в первую очередь характером труда, а механизация производства предъявляла соответствующие требования к квалификации рабочих, то размер заработка в значительной мере отражал профессионально-квалификационный уровень пролетариата.

Судя по заработной плате, в российской промышленности в 1914 г. существовал очень тонкий слой хорошо оплачиваемых, высококвалифицированных рабочих (в среднем составлявший 1,1%), значительное число рабочих средней квалификации (около 36%) и большое количество (до 63%) малоквалифицированных и неквалифицированных, плохо оплачиваемых рабочих. За два года войны положение заметно изменилось, но в этих заработках трудно уловить степень влияния инфляции. Поэтому возможны два варианта выводов. Первый: доля низкооплачиваемых рабочих, получавших до 1 руб. в день, сократилась до 26,8%, среднеоплачиваемых (имевших от 1 руб. до 4 руб.) поднялась до 62,4%, наконец, высокооплачиваемых возросла до 10,8% благодаря росту потребности в кадрах высокой квалификации. Возможен и второй расчет: если учесть инфляцию, сильный рост цен на продовольствие, то группу, получавшую от 1 до 2 руб. (42,1%), правомерно отнести к низшей, и вместе с теми, кто получал до 1 руб., она составит 68,9%. Тогда в средней группе останется 20,3% рабочих. Часть из них могла входить и в последнюю группу высокооплачиваемых рабочих, которая увеличилась к 1916 г. в относительных величинах в 10 раз.

Как отмечалось выше, промышленная статистика периода войны учитывала не только рабочих, но и служащих, что само по себе свидетельствовало о совершенствовании организации фабричного производства. Следует также иметь в виду, что торгово-промышленные служащие так же, как служащие, занятые в других отраслях и учреждениях, представляли сбой особую, отличную от рабочих социальную категорию, которую исследователи включают в состав формирующегося в России среднего класса.

Такое отличие служащих от рабочих проявлялось не только в характере их труда (управленческого и умственного — у служащих и физического — у рабочих), но и в размерах их заработков. В материалах переписи 1918 г. на этот счет приводятся такие данные.

Таблица 11.

Годовая средняя заработная плата на 1 работника по всем группам производств в 1913–1917 гг. (в довоенных рублях)^{620}

Таблица 11 показывает, что заработная плата служащих превышала зарплату рабочих в 1913 г. в 4 раза, в 1917 — почти вдвое. Особенно высокие заработки получали директора и управляющие — до 5–6 тыс. рублей в год, технический персонал — существенно меньше — около 1,5 тыс. рублей. Заработная плата рабочих повышалась до 1915 г., а затем стала падать. Зарплата служащих сокращалась в течение всей войны, особенно сильно — в 1917 г.

Любопытны сведения об образовании служащих, которое во многом определяло уровень их профессиональной подготовки, а следовательно, и заработной платы. Из 55 887 служащих 1107 промышленных предприятий техническое образование имели 16 723 человека (29,9%). В России получил высшее образование 1581 человек (9,4%), среднее — 3198 (19,1%), низшее — 11 293 (67,5%). Заграницей училось 651 человек, причем 366 (2,2% от числа имевших техническое образование) приобрели высшее образование. Из общего числа служащих 495 являлись иностранными подданными, приехавшими в большинстве своем из Англии, Франции, Австрии и Германии^{621}.

Подобно рабочим, служащие получали отсрочки от призыва в армию. Сведения об этом имеются в материалах мобилизационного отдела Главного штаба и относятся к октябрю 1916 г. При этом было учтено 24 849 заведений по 82 отраслевым рубрикам, включавшим предприятия крупной и мелкой промышленности, кустарные, ремесленные и торговые заведения, аптеки, банки и кредитные учреждения, пароходства, кооперативы и др. В них было занято 1 144 637 служащих, из которых получило отсрочку 308 729 человек, или 27%^{622}. Это наиболее массовый источник военного времени, содержащий сведения о численности служащих, хотя и далеко не всех. Так, например, существенно возросло за годы войны число почтово-телеграфных служащих — с 45 398 в 1913 г. до 62 801 человек в 1916 г.^{623}

Влияние войны на наемную армию труда проявилось не только в изменении ее численности, профессионального и поло-возрастного состава, квалификационного уровня, размера заработной платы, но и в широком распространении принудительного труда. Во Франции и Англии государственная власть регламентировала условия труда, быта и отдыха военнообязанных рабочих, а участие в забастовках каралось по законам военного времени. В Германии в 1916 г. был издан закон о всеобщей трудовой повинности. В России уже в 1914 г. ограничены самовольный уход и переход с работы на работу на казенных заводах. В 1915 г., в связи с мобилизацией на оборону и частных предприятий, поставлен вопрос о милитаризации труда в промышленности в целом. На это были направлены проекты милитаризации промышленности, которые разрабатывались и широко обсуждались в правительственных кругах (Совет министров, Особое совещание по обороне государства, Военное министерство, Министерство торговли и промышленности и др.) и предпринимательских организациях (Совет съездов представителей промышленности и торговли, Петроградское и Московское общества заводчиков и фабрикантов, Московский военно-промышленный комитет и др.). При существовании больших или меньших отличий этих проектов речь в целом шла о закреплении рабочих и служащих на казенных и частных предприятиях, работавших на оборону, и установлении на них дисциплины, соответствующей военному времени. Предлагалось приравнять военнообязанных рабочих и служащих этих заведений к военнослужащим, запретив им самовольно прекращать работу и переходить на другие заводы и фабрики. При этом капиталисты хотели использовать милитаризацию для усиления эксплуатации рабочих и увеличения прибылей, сохранив за собой право самим разрешать конфликты с рабочими и вопросы заработной платы. Чиновники, в свою очередь, придерживаясь старой «попечительной» политики, претендовали на то, чтобы выступать буфером между промышленниками и рабочими. Согласно анкетному обследованию Особого совещания по обороне в 1917 г., число рабочих и служащих в предприятиях, целиком или частично работавших на оборону, а также приравненных к обслуживающим оборону, в шести указанных выше районах составляло 382 515 человек. Из них получили отсрочку от призыва в армию 173 878 человек, что составляло 45,5% от общего числа работников. В Уральском районе доля имевших отсрочку равнялась 49,7%, в Сибири — 40,2%^{624}. Таким образом, почти половина рабочих и служащих оборонных предприятий могла попасть под действие закона о милитаризации.

Хотя в силу ряда причин, в том числе под влиянием растущего рабочего движения, закон о милитаризации труда так и не появился, основные положения этой политики нашли применение на практике. Широко практиковались массовые расчеты рабочих в случае забастовок и отправка военнообязанных на фронт. Так поступили после забастовок осенью 1915 г. с рабочими заводов «Феникс», «Скороход» и др. в Петрограде, в январе 1916 г. — с рабочими Тульских меднопрокатного и патронного заводов, а также Адмиралтейского завода и завода Нобеля в Петрограде. В феврале 1916 г. в армию мобилизовали 2 тыс. рабочих Путиловского завода и 6 тыс. рабочих судостроительного завода «Наваль» в Николаеве. Подобные действия власти расценивали как вполне правомерные^{625}.

Особую группу принудительного труда в годы войны составляли ратники морского ополчения, призванные на службу по мобилизации. Они использовались в качестве рабочей силы прежде всего на казенных и частных заводах, принадлежавших морскому ведомству или выполнявших его заказы, на строительстве морских баз и железных дорог, на водном транспорте и т. п. Поскольку ратники считались на действительной военной службе, они подлежали «ответственности по законам военного времени». На производстве ратники находились в особом положении: использовались на самых тяжелых работах, куда не находилось вольнонаемных рабочих, не имели права свободного перехода с одного предприятия на другое, получали более низкие, чем рабочие, заработки, не имея при этом от казны никакого другого довольствия, подвергались штрафам. Ущемлялись и их личные права: даже на вступление в брак ратникам требовалось особое разрешение. Комиссия по наблюдению за ратниками при Главном морском штабе официально признавала ратников «материалом для дешевого и принудительного труда»^{626}.

Широко использовался в годы войны принудительный труд крестьян. Большие массы крестьян военные власти привлекали ежемесячно на окопные работы. В губерниях, распложенных вне прифронтовой полосы, их заставляли заниматься заготовкой и подвозом леса для заводов, работавших на оборону. В местностях, объявленных на военном положении, применялись принудительные меры для привлечения крестьян на работы в помещичьих хозяйствах. Главнокомандующий Западным фронтом генерал А.Я. Эверт в письме от 26 января 1917 г. докладывал председателю Совета министров: «Для обеспечения успешной реализации минувшего урожая трав и хлебов в губерниях Западного фронта… я счел необходимым летом 1916 года принудительно привлечь к уборке несобранного урожая все способное к сельскому труду население обоего пола в возрасте от 15 до 50 лет, закончившее уборку своих полей…»^{627} Определенная часть помещиков использовала отработки крестьян в качестве натуральной платы за арендованные ими земли.

Принудительный характер носил труд военнопленных. Согласно данным Генерального штаба, общая численность иностранных военнопленных во всех военных округах составляла 1813,5 тыс. человек. При этом в округах Петроградском, Двинском, Минском, Киевском, Кавказском, Одесском и области Войска Донского находилось более половины — 977,0 тыс. военнопленных, 45% которых было занято на фронтовых, остальные — на других различных работах. В военных округах внутренней России (Московском, Казанском, Омском, Иркутском, Приамурском, Туркестанском) находилось 836,4 тыс. военнопленных, 46,1% их общего числа. В свою очередь, 537,5 тыс. пленных из этого количества, т. е. 64,3%, сосредоточивалось в Московском и Казанском округах. Во внутреннем районе России большинство военнопленных трудились на сельскохозяйственных работах — 719,1 тыс. человек, т. е. 86%^{628}. Сведения об использовании военнопленных в промышленности имеются по предприятиям, подотчетным Заводскому совещанию Московского промышленного района (13 губерний Европейской России). По данным на 1 сентября 1916 г., здесь работало 12,7 тыс. военнопленных, что составляло всего 1,5% рабочих, трудящихся на предприятиях этого района^{629}. Пленных направляли также для срочных работ на железные дороги, каменноугольные предприятия и т. д.

По подсчетам сибирских исследователей, доля военнопленных среди рабочих угольной промышленности Западной Сибири составляла 19,8%, обрабатывающей промышленности Тобольской губернии — 20%, промышленности Томской губернии — 10%. С учетом не только военнопленных, но и каторжан и «реквизированных» инородцев удельный вес несвободных рабочих в общей массе повысился от десятых долей процента в1914г. до 10% в 1917 г. На милитаризованных же предприятиях они составляли до 16%^{630}.

Согласно правилам, изданным 17 марта 1916 г. и касающимся военнопленных, занятых на частных предприятиях горной и фабрично-заводской промышленности, пленные подчинялись общим правилам о найме рабочих в отношении выдачи расчетных книжек, продолжительности рабочего времени, воскресного отдыха и др. Однако принцип оплаты труда лишал их стимула к интенсивной работе. Размер заработной платы устанавливался применительно к существующим местным ценам. Но заработок не выдавался военнопленным. Треть его отчислялась в особый фонд. Из остальной части покрывались расходы предприятий по доставке, содержанию, обмундированию, продовольствию и охране пленных. Лишь особенно усердным в работе военнопленным выдавалось не свыше 20 коп. в день на человека «на улучшение пищи». Законы о страховании от несчастных случаев и вознаграждении увечных рабочих на военнопленных не распространялись, как на иностранных подданных^{631}.

Больше всего военнопленных использовалось в частновладельческих сельских хозяйствах. По данным на 1915 г., относящимся к 10 губерниям Европейской России, в этих хозяйствах пленные составляли до 23% необходимого количества работников, в то время как в крестьянских хозяйствах покрывали только ¹/₂₀—¹/₃₀ часть потребности в рабочей силе. Многочисленные заявки на военнопленных поступали в Совет министров и военное ведомство от сахарозаводчиков юго-западных губерний, которые использовали их и на свекловичных плантациях, и на сахаро-рафинадных заводах^{632}.

«Правила об отпуске военнопленных на полевые работы» получили высочайшее утверждение 28 февраля 1915 г. Они предоставляли сельским хозяевам право пользоваться трудом военнопленных (за исключением пленных немецкого и мадьярского происхождения). На каждую губернию отпускалось не более 10 тыс. пленных — партиями до 100 человек на срок не менее 3 месяцев. Распоряжаться военнопленными, а также вырабатывать условия и нормы их труда предоставлялось земским управам. Заработная плата распределялась так, чтобы не менее половины ее выдавалось на руки военнопленному, а другая шла на его содержание^{633}.

В дальнейшем эти правила подвергались обсуждению и изменению. Крупные землевладельцы, используя земства, выступали за увеличение числа предоставляемых им военнопленных и за «упрощение» указанных правил. Мнение центральных властей выразил министр внутренних дел Н.А. Маклаков в своем представлении в Совет министров. В распределении военнопленных по частным хозяйствам он видел прежде всего способ освободить казну от громадных растрат по их содержанию. Далее министр предлагал установить пленным не местную, а единую оплату труда «из Петрограда» в таком размере, чтобы они «только окупали свое содержание». «Никаких обязательных отчислений из их заработка в их собственную пользу, казалось бы, делать не следовало. Пусть работают за хлеб и одежду. Тогда нашлись бы и работа, и предложения, и казна выиграла бы, и крупное сельское хозяйство не оказалось бы в таком безвыходном положении, в каком оно при данном положении вещей может очутиться»^{634}, — утверждал Маклаков.

Местные земства с радостью подхватили эти идеи, не стесняясь применять их на практике. Уездные земские управы предоставляли пленных частным владельцам при условии выделения им помещения и продовольствия, как при казарменном режиме, и ежемесячной уплаты уездной управе за одежду и обувь для военнопленных по 3 руб. на каждого и за их труд — по 6 руб. Норма оплаты труда в частновладельческих и крестьянских хозяйствах должна была быть одинаковой. Из 6-рублевой месячной оплаты за труд уездные управы должны выдавать половину на руки каждому военнопленному под расписку в личной расчетной книжке, и 3 руб. оставлять себе на покрытие расходов, связанных с приемом, передвижением и надзором за ними.

Оплата труда военнопленных была значительно ниже цен на рабочие руки. Так, в Курской, Херсонской, Нижегородской губерниях им полагалось в среднем 8 руб. в месяц, в то время как плата сроковым рабочим на хозяйских харчах составляла 12–13 руб. В использовании дешевого труда военнопленных земства видели также средство борьбы за понижение местных цен на рабочие руки. Одновременно отсутствовали нормы, устанавливающие рабочее время, и контроль за их соблюдением^{635}.

Рассмотрев вопрос о применении труда военнопленных в сельском хозяйстве, известный специалист по аграрной истории России В.П. Милютин заключал: «Труд военнопленных характеризуется двумя основными чертами: принудительным, подневольным характером и более плохими условиями оплаты и содержания, чем те, какими пользуются местные сельскохозяйственные рабочие. Как первое, так и второе делают его с экономически-технической точки зрения малопроизводительным и непродуктивным»^{636}.

Еще более определенный вывод сделала Т.М. Китанина, проанализировав влияние войны на социально-экономическое положение русской деревни: «…рынок наемной рабочей силы в известной мере оказался понятием условным, и его место заняли различные формы принудительного труда»^{637}.

Использование принудительного труда было одним из проявлений более общего процесса, вызванного войной, — разрушения рыночной экономики. Об этом свидетельствовали также работа по заказам военных ведомств и центральных учреждений не только крупной, но и мелкой, кустарной промышленности, ослабление внутренней и внешней торговли, натурализация многих крестьянских хозяйств, реквизиции, установление твердых цен (такс), карточной системы и др.

* * *

Первая мировая война повернула вспять многие демографические и социальные процессы, происходившие в России накануне войны. Их естественный, органический ход был изменен под воздействием внешних, военных факторов.

Война привела к сокращению численности населения Российской империи в результате огромных людских потерь на фронте, резкому уменьшению иммиграции, а также территориальных утрат.

Не меньшее значение имело изменение под влиянием войны естественного процесса воспроизводства населения, имевшего место в XIX — начале XX в.: сокращение брачности, рождаемости, естественного прироста населения, нарушение его поло-возрастного состава, деформация и разрушение семьи, рост причин смертности. Последняя во многом стала результатом не только исключительно высокой в России детской смертности, но и гибели на войне, массовых заболеваний, жизненного неустройства, тяжелого положения беженцев и т. д.

К 1917 г. военные факторы привели к отрицательным показателям в динамике естественного прироста населения, когда смертность превысила рождаемость, чего Россия не знала в течение многих довоенных десятилетий.

Хотя в естественно-демографическом процессе соотношение мужчин и женщин изменялось незначительно, уменьшение численности мужчин было результатом их гибели на войне, пленения, получения ранений и болезней. Не удивительно, что сокращение мужского населения происходило прежде всего в возрастах, призванных на военную службу, — 20–40 лет. Между тем по доле жителей в рабочем возрасте (от 20 до 59 лет) Россия и без того отставала от других стран в силу особенно высокого удельного веса в составе населения детей и подростков.

Тендерный фактор в годы войны становится одним из основных в стратификации российского общества. Почти половина мужчин репродуктивного и трудоспособного возраста была оторвана в ходе мобилизаций от своих семей, производственной и иной общественно-полезной деятельности. Другая немалая их часть, получившая отсрочку от призыва в армию, была занята на казенных и частных предприятиях, работавших на оборону, на железных дорогах, в государственных и общественных учреждениях и находилась фактически на положении военнообязанных, т. е. зависимых от государства.

В свою очередь, социализация женщин в период войны существенно продвинулась вперед в результате их профессионализации и более широкого, чем раньше, включения в производственную деятельность как в сельском хозяйстве, так и в промышленности, других отраслях народного хозяйства, а также благодаря участию в общественных организациях.

Другую значительную новую социальную группу составляли солдатки, численность которых за годы войны существенно возросла, а положение их стало более определенным. Связь с мужьями, находившимися в армии, нередко определяла общую линию оценки происходящего в тылу и на фронте и их поведения.

Хотя процессы социализации женщин имели определенное позитивное значение, поскольку способствовали их самостоятельности, вовлечению в новые сферы общественно полезной деятельности, они сопровождались непосильной моральной и физической нагрузкой на женщин как в семье, так и на производстве.

Мобилизация в армию мужского населения, прежде всего из крестьянской среды, приводила к нарушению в деревне всей системы хозяйствования, основанной на семейном труде. Положение усугублялось нехваткой сельскохозяйственной техники, минеральных и искусственных удобрений, реквизицией скота, в том числе рабочего, ослаблением рыночных отношений и натурализацией крестьянского хозяйства.

Широкое использование женщин в производстве неизбежно приводило к понижению производительности труда как в результате меньших возможностей женского организма, так и вследствие более низкого уровня образования и квалификации женщин. В деревне выход находили нередко в объединении крестьянских семей для сельскохозяйственных работ, что вело к частичному возврату от нуклеарной к составной семье.

Ослабление мужского начала в семье, распространение беспризорности, вседозволенности и хулиганства обостряло проблему молодежи, которая уже до войны проявляла все большую активность в общественной жизни. Одновременно социализация значительной части молодежи существенно продвинулась вперед, с одной стороны, в связи с более широким вовлечением ее (в том числе детей и подростков) в трудовую деятельность, с другой — в результате призыва в армию. Армия многократно увеличивала возможность общения, расширяла кругозор и понимание обстановки в стране, делала реальными активные действия в силу овладения армейской молодежи оружием.

Если в довоенный период различные направления миграции населения, свидетельствуя о росте его социальной мобильности, способствовали ослаблению аграрного перенаселения и земельного утеснения в Европейской России и одновременно заселению и социально-экономическому развитию окраин, позволяли использовать рынок труда за пределами страны, то в годы войны эти процессы сильно ослабевают или сходят на нет.

Основной миграционный поток стали составлять беженцы из прифронтовой полосы. Значительная их часть, лишившись имущества, работы, нередко оставшаяся без средств к существованию в результате реквизиций, двигалась на восток и оседала в городах и уездах многих губерний страны. Беженцы создавали новую линию напряжения в отношениях с местным населением, требуя жилья, трудоустройства, медицинского и иного обеспечения. Решение многих из этих проблем государство и общество вынуждено было брать на себя, признавая беженцев в качестве особой социальной группы населения.

Появление в связи с войной новых социальных групп и слоев населения сочеталось с изменениями в сословной и классовой структуре общества. При сохранении всех привилегированных и непривилегированных сословий, права и обязанности которых были еще в XIX в. зафиксированы в законах, сословные перемены проявлялись в стремлении дворянства к укреплению своего положения в качестве правящей элиты общества при ослаблении его роли в бюрократической системе в целом и в офицерском корпусе; в расширении роли духовенства в армии; в эволюции городского общественного управлении; в сохранении сословных ограничений казачества и крестьянства. Общинное землевладение, несмотря на столыпинскую реформу, продолжало преобладать. Существенное значение придавалось национальному вопросу, в частности временному изменению на период войны прав евреев и «восточных» инородцев.

В отличие от сословий, классы претерпели наибольшие изменения в результате значительного разрушения в годы войны рыночной экономики, которая составляла (как считали и К. Маркс, и М. Вебер, и признают современные ученые) основное условие процессов классообразования. Сокращение численности наемных рабочих во всех отраслях народного хозяйства по сравнению с довоенным временем, понижение общего уровня их квалификации сопровождались переходом к широкому использованию различных форм принудительного труда. Это обстоятельство не только отражало деклассирование трудовой армии страны, но в известной мере меняло лицо крупных российских аграриев и промышленников.

Многомерная социальная стратификация, деклассирование и усиливающаяся маргинализация в годы войны российского населения, особенно его низших слоев, сопровождались складыванием их общих интересов в условиях все большего обострения с 1914 по 1917 г. основных социальных противоречий. Во-первых, все более возрастало неприятие, отторжение и усталость народа от войны. Во-вторых, крайнее недовольство вызывало продовольственное положение, рост цен на предметы первой необходимости, их нехватка. В-третьих, крестьянское требование земли стало еще более актуальным в результате экстенсивного хозяйствования, сокращения переселений и пр. Одновременно крупные аграрии не могли должным образом производительно использовать свои латифундии в силу нехватки рабочих рук и других трудностей сельскохозяйственного производства, вызванных войной. Наконец, в-четвертых, большую роль в положении и судьбе всех социальных групп и слоев населения играла деятельность государства. Его просчеты и недостатки в социальной сфере, в регулировании трудовых ресурсов и материального положения в годы войны были видны и понятны не только образованной элите общества, но и простым людям, ибо касались непосредственно их. Неспособность властей решить стоящие перед страной задачи становилась все более очевидной.