4. Живущие по законам шариата анклавы в Дагестане
По законам шариата жили не только в Чечне, но и в отдельных анклавах Дагестана, где были де-факто созданы микрохалифаты. Конечно, не случайно, что шариат стал внедряться именно в тех селах, где были сильны позиции «ваххабитов».
Наиболее крупным таким анклавом была так называемая Кадарская зона, где местные жители (даргинцы по национальности) провозгласили «отдельную исламскую территорию». «Территория» располагалась в Кадарском ущелье; в нее входило крупное село Карамахи, а также селения Чабанмахи, Кадар и Ванашимахи. Кадарскому микрохалифату оказывал личное покровительство знаменитый чеченский полевой командир арабского происхождения Хаттаб, женившийся на местной девушке.

Село Губден
Я побывал в Карамахи в 1998 году. На въезде в село меня встретил плакат: «Вы въезжаете на территорию, живущую по законам шариата. Ввоз алкоголя и наркотиков запрещен!» Здесь же располагался вооруженный пост. Вежливые бородачи тщательно изучили мое журналистское удостоверение, проверили содержимое моего рюкзака («Вдруг, водку с собой везешь! Знаем мы вашего брата-репортера!») и лишь затем пропустили меня в село.
То, что я увидел, мало походило на привычный для меня Дагестан. Больше всего поражала ухоженность улиц, добротность домов. Практически во дворе каждого дома стояли «КАМАЗ» (почти все местные жители работали дальнобойщиками) и дорогая иномарка. Одетые в паранджу женщины отказывались отвечать на мои вопросы, а вот их мужья с бородами по пояс были вполне словоохотливы.
— Мы не пьем, не курим и, как настоящие мусульмане, много работаем. Именно в этом секрет нашего богатства. Однако за годы советской власти сложилось целое поколение людей, которых раздражает, когда люди ведут жизнь настоящего мусульманина. Именно такие кафиры и дали нам кличку «ваххабиты», — утверждал в беседе со мной один из лидеров мусульманской общины села Карамахи Мухтар Атаев.
Хотя Атаев и настаивал, что местные жители занимаются «мирным трудом», он не отрицал, что местные салафиты вооружены самым современным оружием, и у них есть даже зенитные установки.
— Мы мирные люди и ни на кого не собираемся нападать. Оружие нам нужно лишь для того, чтобы Кремль не напал на нашу исламскую территорию, — объясняет мне Атаев.
— А помогут ли вам в случае вторжения российских войск чеченцы? — спрашиваю.
— Конечно же, чеченские братья придут нам на помощь, но не только они. Наш учитель Хаттаб женат на девушке из нашего села и считает Карамахи своим домом, и этот великий мусульманин не останется в стороне, если в наш дом постучится беда.
Я было хотел поспрашивать моего нового знакомого еще по военной тематике, но он деликатно перевел разговор на другую тему:
— Все, ни слова больше о войне! Наше главное оружие — это знания. Пойдемте, я покажу вам наш аналитический центр, чтобы вы не думали, что беседуете с какими-то деревенскими дикарями.
Центр и правда впечатлял. Здесь стояли самые современные компьютеры, была создана видеотека.
— У нас есть данные о всех дагестанских и российских политиках, мы можем послушать и посмотреть все их речи. Мы не какие-то там кровожадные дикари, а миролюбивые современные мусульмане, — хвастался Мухтар.
Тем не менее миролюбивость кадарских салафитов вызывала у меня определенные сомнения. В 1998 году было совершено нападение на российскую воинскую часть в городе Буйнакске. Ответственность за нападение взяла на себя подпольная организация «Центральный фронт освобождения Дагестана».
— По милости Аллаха, мы подняли оружие против русских кафиров, и то, что народ Афганистана и чеченский народ победили в войне против российских агрессоров, — это доказательство того, что мусульмане побеждают своей верой, а не числом и снаряжением. Мы хотим освободить Дагестан от русских кафиров, чтобы они не командовали нами, чтобы не учили, как нам жить и как умирать, чтобы не забирали наших детей в свою армию… Вооружайтесь и обучайтесь, чтобы прогнать русских кафиров с нашей земли. Кто хочет подняться против русских кафиров, приходите к нам обучаться. Мы объединимся в единую силу. Пока мы вместе, весь мир будет у наших ног, а это неплохая собственность. Аллах Акбар! — говорилось в прокламации «фронта».
Дагестанские власти почти сразу же «вычислили», какие именно силы входят в подпольную организацию. Они в открытую заявили, что нападение на российских военных совершил отряд Хаттаба при поддержке кадарских «ваххабитов». Косвенно это подтвердили и российские власти. Так, тогдашний секретарь Совета безопасности России Иван Рыбкин заявил, что «для спецслужб не секрет, что большинство лагерей и тренировочных баз полевого командира Хаттаба находятся на территории Дагестана».
Село Губден
Утверждение Рыбкина подтверждает публикация британского Кестонского института, опубликовавшего рассказ пожелавшего остаться неизвестным сотрудника Института востоковедения РАН, который, под видом желающего приобщиться к «истинному исламу», прожил месяц в карамахинской общине фундаменталистов (Lifeamong Dagestan’sMuslims:aneyewitnessaccount, keston.org, 1 ноября 1999).
По словам очевидца, день в общине был разбит на две части. Утро фундаменталисты проводили в спортивных упражнениях: отжимались, бегали трусцой по пересеченной местности. Как говорили «братья», «моджахеда ноги кормят», «тяжело бегать в горах, зато когда спустимся и пойдем на Махачкалу, будем бегать как джейранчики».
Однажды во время бега трое «братьев» отстали, и тогда амир (учитель) сказал им: «Если вы здесь так медленно все делаете, то как же вы возьмете Москву?!»
Во второй половине дня фундаменталисты изучали ислам под руководством улемов (учителей), прошедших обучение в медресе Сирии, Саудовской Аравии и Пакистана. За любой проступок полагалось наказание: как правило, это были удары палками или отжимание от пола и пробежка по пересеченной местности. Гостя общины поразило то, что, назначив наказание, учитель и не пытался следить, выполнит ли его ученик. Считалось, что в исполнении наказания заинтересован сам провинившийся, чтобы искупить свой грех перед Богом.
Очень часто, особенно по пятницам, демонстрировались документальные фильмы, снятые в разных точках, где происходят конфликты между мусульманами и «неверными».
В конце курса обучавшимся предстоял экзамен. Каждый из «братьев» должен был выучить наизусть 15 сур и ответить на пройденные в течение курса вопросы. Продолжительность обучения была три недели. Сдавшие экзамен допускались ко второй части — военной подготовке, включавшей в себя рукопашный бой, стрельбу из различных видов оружия, начиная от пистолета и кончая зенитными установками; тактике, в том числе ведению боя в условиях горной местности.
Увы, «взять Москву» кадарским салафитам не удалось. После вторжения боевиков Шамиля Басаева в Дагестан в Кадарскую зону были введены российские войска, боевики — ваххабиты оказали им ожесточенное сопротивление. В конечном итоге боевики были разгромлены, а село Карамахи было разрушено до основания.
Более удачным оказалась судьба даргинского села Губден. Хотя в нем и находится часть дагестанского ОМОНа, в селе по — прежнему очень сильно влияние ваххабитов.
Попасть в село Губден из Махачкалы оказалось задачей не из легких. «Да не поеду я к этим ваххабитам, — бурчал каждый из таксистов на махачкалинском вокзале. — Там у них менты на блокпостах, а в самом селе эти фанатики с кинжалами ходят». Неожиданно мое положение спас молодой веселый парень: «А я их не боюсь! Да и блокпост знаю как обойти. Давай сто долларов — и поехали».
Сначала дорога идет вдоль моря: бесконечные пляжи, чуть солоноватый запах высушенных растений. Затем водитель повернул направо — в сторону гор. Ландшафт сразу же сменился: по бокам дороги возникли холмы, покрытые кустарниками. Перед въездом в Губден мой шофер не стал снижать скорость, и блокпост мы проехали буквально за секунду, вообще без проверки. «Я всегда так делаю — начнешь притормаживать, подумают, что чего — то боишься, и начнут тормошить машину. А едешь быстро, значит, местный житель — ну чего с тебя возьмешь!» — делится своими хитростями водитель.
Население Губдена — 16 тыс. человек. Многие живут довольно богато. Почти у каждого дома стоит «КАМАЗ» или автобус. На «КАМАЗах» местные жители возят грузы по всей России, а на автобусах — челноков, опять же по всей стране и даже за границу.
«Земли у нас очень мало — она не прокормит, — говорит мне однорукий местный житель Ахмед. — Раньше я работал на «КАМАЗе», но после аварии переквалифицировался и стал возить челноков в Польшу. Меня даже польские гаишники знали!» «А сельское хозяйство что — полностью забыто?» — спрашиваю я Ахмеда и понимаю, что мой вопрос даже немного обижает моего собеседника. «Корова в каждом доме есть, — отвечает он. — Выращиваем немного овощей, фруктов, но это так, для себя».
Село Губден
Как только я отправился на прогулку по селу, за мной увязалась группка горластых школьниц. Девочки шли по пятам, чему-то несказанно радуясь. Однако когда я решил закурить, их смех резко утих, и мои новые знакомые как по команде стали гневно показывать на небо, крича: «Аллах!»
Тут стоит оговориться, что Губден — особая точка Дагестана. Местное население гораздо религиознее, чем в других регионах республики. Здесь запрещено курить и пить, в магазинах не продаются спиртное и сигареты, а еще несколько лет назад пойманных пьяниц сажали в клетки и, чтобы опозорить, выставляли напоказ на улицах села. Все женщины здесь ходят в платках, многие — в парандже, и никого не удивляет, что часть сельчан имеет по две жены.
В разговоре с девочками я выяснил, что часть из них не хотят ходить в школу из-за того, что девочки и мальчики вынуждены учиться в одном классе. «Проблема посещения школы девочками действительно стоит очень остро, — признается директор губденской школы Магомедали Исмаилов. — Еще два года назад школу не посещали 138 девочек. Но сейчас, благодаря большой профилактической работе, число «религиозных» отказниц сократилось до десятаа».
В окрестностях поселения неспокойно. Люди уже давно забыли те дни, когда ходили в лес. Полноправными хозяевами в нем являются боевики, а само село окружено бойцами ОМОНа, согнанными сюда со всего Дагестана.
«Было бы неправдой считать, что в селе живут одни ваххабиты. Расхождения между нами и ваххабитами очень незначительны, — признается мне председатель сельсовета села Губден Ахмед Ахмедов. — Количество традиционных мусульман здесь даже больше. Причем мы не менее религиозны. Я, например, и сам регулярно устраиваю рейды по магазинам, проверяя, чтобы в них не продавали алкоголь и сигареты. Единственное серьезное отличие в том, что мы считаем, что сейчас в Дагестане нет причин для джихада, понимаемого как борьба с неверными, а большинство ваххабитов придерживаются противоположного мнения».
Тем не менее встреча с ваххабитами меня разочаровала — в них чувствовалась какая-то нетерпимость. Достаточно сказать, что их лидер отказался поселить меня у себя в доме, так как почувствовал запах сигарет. Жены ваххабитов не только отказывались общаться со мной, но даже не отвечали на мое вежливое приветствие «салам алейкум».
Жалобы ваххабитов были, в общем-то, традиционные. «Во — первых, мы никакие не ваххабиты, это просто ярлык, который нам приклеили наши враги, — убеждает меня седобородый старец Магомед Саидгаджиев. — Правильно называть нас фундаменталистами. Наших единомышленников просто замучивают проверками, постоянно вызывают в милицию. Были и случаи, когда милиционеры похищали людей, а потом убивали. Моего сына, например, похитили в центре села, затем подложили ему в руки оружие и объявили боевиком. Как жить в такой атмосфере, когда ребят просто вынуждают уйти в лес и стать боевиками… Моего отца, как уважаемого шейха, посадили в тюрьму в 1936 году. Сегодня в нашей республике вновь повторяются 30-е годы».
Глава администрации Ахмед Ахмедов комментирует: «В целом ваххабитов никто не трогает, но редкие случаи все-таки бывают — люди ведь везде разные. Я слышал, что ваххабиты говорят, будто милиционеры похищают и убивают их единомышленников, но не могу ни опровергнуть, ни подтвердить эту информацию».
Долго бесконтрольно ходить по улицам села не получилось. В штабе ОМОНа отказавшийся назвать свою должность офицер отдела по борьбе с экстремизмом МВД Дагестана по имени Магомед придирчиво изучал мой загранпаспорт: «Сколько у вас виз исламских стран. А говорите, что не боевик». Магомед прерывает мои замечания, что его действия незаконны: «Какие еще законы могут быть на войне?» Затем Магомед все-таки смягчается и даже докладывает оперативную обстановку: «Ваххабиты построили теплушки в горах. Отапливают их по ночам, чтобы мы не заметили их позиций. Впрочем, в лес мы и не суемся — сил на это у нас просто нет».
Магомед признает, что многие фундаменталисты — настоящие профессионалы военного дела. По его словам, четыре жителя села Губден прошли подготовку в Афганистане. Магомед уверен, что мирных фундаменталистов не существует. «Те из них, кто не воюет с нами, попросту снабжают боевиков продуктами!» — убеждает меня силовик. «Эта война надолго. Единственное, что могло бы облегчить ситуацию, — это полное закрытие сообщения с Саудовской Аравией, но сегодня это вряд ли реально», — заявил военный.
Вернувшись в столицу Дагестана Махачкалу, я ощутил себя почти в Европе. По улицам ходили модные, по-европейски одетые дамы, звучала западная музыка. «Действительно, в Дагестане есть целый ряд сел, которые фактически уже живут по законам шариата, — признается бывший министр по делам национальной политики, информации и внешним связям Дагестана Эдуард Уразаев. — Но было бы сильным преувеличением называть нас исламской республикой. Большая часть людей по-прежнему живут по светским законам. Мы и радикальные исламисты находимся сегодня как бы в параллельных мирах и почти не соприкасаемся друг с другом».