Глава 21 Оружие победы

«…Оружие для солдата все равно что часть тела».

(Цицерон. Тускуланские беседы. II. 16. 37)

«Пехотинцы защищены панцирями и шлемами и носят с обеих сторон острое оружие. Меч на левом боку значительно длиннее меча, висящего на правом и имеющего в длину только одну пядень. Отборная часть пехоты, окружающая особу полководца, носит копья и круглые щиты; остальная часть пехоты – пики и продолговатые щиты, пилы и корзины, лопаты и топоры и, кроме того, еще ремни, серпы, цепи и на три дня провизии; таким образом, пешие солдаты носят почти столько же тяжести, сколько вьючные животные. Всадники имеют с правой стороны длинный меч, в руке такое же длинное копье; на лошади поперек спины лежит продолговатый щит; в колчане они имеют три или больше длинных, как копья, метательных дротиков с широкими наконечниками; шлемы и панцири они имеют одинаковые с пехотой; избранные всадники, окружающие особу полководца, вооружены точно так же, как их товарищи в эскадронах».

(Иосиф Флавий. Иудейская война. III. 5. 5)

«Оружие и мужа пою», – писал Вергилий (Энеида. I. 1). И при этом ставил войну и оружие на первое место. Эта фраза как нельзя лучше характеризует отношение римлянина к оружию как инструменту войны, с помощью которого он стал властителем всего обозримого мира. Оружие наделялось сакральной сущностью и становилось объектом поклонения. Нелишне будет здесь вспомнить, что император Нерон самолично освятил кинжал Сцевина, повелев на нем начертать посвящение Юпитеру Мстителю (Тацит. Анналы. XV. 74), а меч Юлия Цезаря хранился в храме Марса Ультора (Мстителя) (Светоний. Вителлий. 8. 1). Отдаленным отзвуком этого почитания можно считать и определенные черты римской иконографии, когда солдат предпочитали изображать как богов, мифических героев или в застывшей вне времени и неизменной по своему виду традиционной экипировке легендарных земных правителей прежних времен. Поэтому, к глубокому сожалению, зачастую не следует искать на изобразительных источниках точного отражения реального вооружения и экипировки римского солдата. Так, уже в эпоху Ранней империи мы все еще можем видеть памятники, на которых нет-нет да промелькнет вооружение республиканского времени, или вооружение, изображавшееся на надгробиях и других иконографических памятниках, где имели место некоторая фантазия скульптора и подражание эллинистическим (и даже греческим) образцам, дабы придать воину вид одного из героев Эллады.

Античные авторы объясняли военные успехи Рима его превосходством в области вооружения и в значительной степени индивидуального защитного снаряжения воина (Иосиф Флавий. Иудейская война. III. 5. 5; Геродиан. III. 4. 9). Совершенствование оружия, вне всякого сомнения, происходило вместе с расширением государства; чем больше у Рима появлялось врагов, тем совершеннее становилось римское вооружение, поскольку римляне нисколько не стеснялись заимствовать и модифицировать самое эффективное оружие своих противников. Можно утверждать, что начиная с республиканского периода уже не существовало никакого специфически римского оружия и дальнейшая его модификация в значительной степени определялась той удивительной способностью римлян к адаптации в области военной техники, которая формировала в результате заимствований наиболее совершенные образцы.

На протяжении римской истории довольно четко прослеживается несколько сменявших друг друга волн заимствований[278]. Первое, наиболее продолжительное по времени влияние в области римского вооружения было оказано кельтами, принесшими из Центральной Европы на Италийский полуостров такие предметы, прочно ассоциирующиеся с республиканским вооружением, как монтефортинский шлем и продолговатый овальный щит (scutum). Далее следует отметить влияние со стороны иберов, благодаря которым римляне обзавелись новыми модификациями мечей (gladius Hispaniensis) и кинжалов (pugio), которые хоть и видоизменялись со временем, но все же служили римлянам довольно продолжительное время. Те испанские гладии, возможно, также являлись вариантом кельтского меча с удлиненным заостренным лезвием. Когда же племена Северной Европы, возглавляемые тевтонами, пришли в движение, и затем, когда уже римские завоевания стали распространяться на территорию галлов и восточных кельтов, влияние с их стороны на римское вооружение начало возрастать. В результате в римской армии появляются новые модификации шлемов. Спата являлась вариацией длинного кельтского меча, заимствованного римскими кавалеристами и в первую очередь через галльских всадников из вспомогательных частей.

В республиканский период происходила все большая унификация вооружения, связанная сразу с несколькими причинами. Среди наиболее существенных следует выделить стремление к технологической простоте изделий, которых с увеличением воинских контингентов приходилось выпускать всё больше и больше. Стало необходимо снабдить всех воинов по возможности одинаковым оружием. Теперь, в отличие от времен царского периода, когда прослеживается влияние на римское вооружение в основном извне, ситуация меняется. Адаптированное римлянами и в некоторых случаях значительно улучшенное римскими мастерами вооружение начинает вместе с победоносными римскими легионами шествие по землям, находящимся в орбите интересов Рима. Римский военный импорт появляется даже там, где нога римского легионера никогда не ступала, а это свидетельствует о его ценности как товара в системе международной торговли и обменов.

Таким образом, мы видим, что в республиканское время римские военные технологии, стремясь к упрощению и удешевлению предметов вооружения, тем не менее были конкурентны на мировом рынке. Тем более что продолжался выпуск и дорогих, роскошных элементов вооружения, которые были способны удовлетворить и самый взыскательный вкус.

Для римлян времен Империи война стала предметом науки, ведь надо было обеспечивать безопасность Империи и захватывать добычу у противника. Получила свое распространение стратегия организации лимесов и размещения на них постоянных и основанных на качественном наборе армий. Такой территориальный разброс войск породил необходимость организации производства вооружения в разных частях Империи, что порождало появление вооружения, изготовленного с учетом различных локальных особенностей, отражавших вкусы солдат того или иного подразделения и народности. При этом поражает пестрота вооружения, представленного реальными образцами и изображениями. Мы видим боевое и парадное вооружение, причем последнее в эпоху Империи получило значительное развитие в силу тенденции стремления к роскоши даже в среде военнослужащих.

В данный период наблюдается массированное внедрение различных заимствований у вчерашних побежденных или сегодняшних противников. Проводником этих влияний были и вспомогательные формирования, в эпоху раннего принципата еще имевшие обычное для них местное вооружение. Именно в период Империи наиболее ярко проявилась удивительная способность римлян к адаптации в области военного дела, одним из важнейших направлений которого являлось развитие защитного вооружения. Неслучайно мы можем найти у античных авторов строки, в которых они объясняли успехи Рима в том числе и его превосходством в области индивидуального вооружения (Иосиф Флавий. Иудейская война. III. 5.5; Геродиан. III. 4.9).

В императорский период римское вооружение продолжало свое развитие на основе трех оружейных традиций: италийской, кельтской и эллинистической. Затем к этому прибавилось влияние со стороны восточных противников: сарматов, парфян и персов.

Наконечники пилумов с плоским язычком: 1 – Ксантен; 2 – Смихель; 3 – Алезия; 4 – Валенсия; 5 – р. Сона; 6—7 – Каминреаль; 8 – деталь пилума из р. Сона

Следует отметить, что эти влияния больше сказывались на традиции производства защитного вооружения, в то время как наступательное вооружение, также, несомненно, во многом заимствованное римлянами у других народов, видоизменялось более медленно. Основная связка – пилум – гладий – кинжал (пугио) была обусловлена тактикой римского боя, совершенствуясь со временем в узких рамках такого применения. Как наиболее типичный пример следует привести удлинение железной части метательного копья – пилума[279]. Атака противника метательным оружием была неотъемлемой и важной частью вышеописанной тактики легионеров. Залп метательных снарядов должен был ошеломить противника и вывести его из строя еще до непосредственного соприкосновения, если не физически, то морально и технически. Римляне сделали железный наконечник метательного копья достаточно тонким и длинным и этим добились, чтобы он сгибался под весом самого копья, воткнувшегося в щит, что мешало управляться со щитом и практически обезоруживало, так как вытащить согнутое копье в гуще боя было очень сложно. Однако пилум сгибался не всегда, и враги иногда, все же вытащив его из щита, бросали обратно. Гай Марий решил эту задачу, удалив одну из железных заклепок, крепивших наконечник к древку, и заменил ее на деревянный штырек, который ломался при ударе. В этом случае «осечек» практически не случалось, и наконечник, свободно болтаясь на одной железной заклепке, волочился по земле, выполняя ту же самую функцию (Плутарх. Гай Марий. 25). Вышесказанное относится к так называемым пилумам с плоским язычком, хотя существовали пилумы и с втульчатым насадом. Облегчение обычного пилума в эпоху Ранней империи, видимо, привело к созданию утяжеленного пилума с круглым свинцовым грузом, крепившимся в месте соединения древка и наконечника, изображения которого можно видеть на иконографических памятниках. Однако находок образцов такого типа пилумов пока нет, хотя найдено несколько наконечников с шипами на хвостовике, которые могли быть частью подобных утяжеленных экземпляров.

Наконечники пилумов с втульчатым насадом: 1, 5 – Алезия; 2, 9 – Зальцбург; 3 – Осуна; 4, 8 – Виндонисса; 6 – Валенсия; 7 – Вадден Хилл; 10 – Велсен; 11 – Майнц

Пилумы из Оберадена

Копье (hasta) с распространением пилума еще в республиканский период стало применяться только триариями, но зато копье являлось отличительным признаком солдат вспомогательных войск. Легионеры же иногда получали серебряные наградные копья (hasta pura), ничего общего не имевшие с боевым оружием.

После атаки пилумами наступала очередь рукопашной схватки, где главная роль отводилась мечу и фехтовальной выучке солдата. Вопреки расхожему мнению для римлян слово «гладий» было обобщающим и обозначало любой меч.

Эволюция гладия во II в. до н. э. – начале I в. н. э.: 1 – Смихель; 2 – Ренеблас; 3 – Эс-Сумаа; 4 – Мюре; 5 – Делос; 6 – Осуна; 7 – Берри-Буи

Знаменитый испанский меч (gladius Hispaniensis)[280], вероятно взятый римлянами на вооружение вскоре после битвы при Каннах (216 г. до н. э.), использовался в некоторых римских подразделениях вплоть до 20 г. до н. э. (если судить по экземпляру из Берри-Буи во Франции). В конце I в. до н. э. – в начале I в. н. э., в ходе реформ армии, проводимых Октавианом Августом, он был быстро вытеснен гладием, тип которого представлен находками в Майнце и Фулхэме. Этот меч имел более короткое и широкое, суженное у рукоятки, лезвие. Его длина составляла 40–56 см при ширине до 8 см. Вес такого меча составлял около 1,2–1,6 кг. Параллельно происходил процесс видоизменения гладия в декорировании его рукояти и металлических ножен, отделанных оловом и серебром. На экземплярах переходного вида между типами Майнц и Помпеи декор не имел никаких политических тем, ограничиваясь изображениями богов: Диоскуров, Минервы, Аполлона, Вакха и Виктории.

Формы клинков гладия (по археологическим находкам)

Короткий гладий вроде того, что был найден в Помпеях, был введен в эпоху Флавиев, но скорее всего этот эталонный экземпляр из города, разрушенного страшным извержением Везувия в 79 г. н. э., являлся уже вполне развитым представителем типа, которому и дал в археологической литературе наименование. Тенденция дальнейшего развития сводилась к сближению форм лезвий гладия и спаты. Этот меч с параллельными краями лезвия и коротким треугольным острием совершенно отличался от предыдущих моделей и имел длину от 42 до 55 см, а ширину лезвия около 5–6 см. При этом декор на ножнах становится более разнообразным и включает в себя уже и политические мотивы – медальоны с изображением представителей правящей династии, и даже откровенное прославление императорских побед, как, например, на экземпляре из Неймегена, где изображено пленение иудеев в захваченном Иерусалиме. Весил такой меч около 1 кг, и им одинаково эффективно можно было наносить как рубящие, так и колющие удары. Римляне прекрасно научились управляться в бою с такими мечами даже в столкновениях с противником, у которого были в ходу огромные мечи, искусно компонуя фехтовальную технику с умелым использованием своего более совершенного защитного вооружения, что прекрасно иллюстрируют рельефы из Адамклисси.

Формы клинков спаты (по археологическим находкам)

В конце II – начале III в. гладий постепенно уступил место спате, которая, в отличие от своего более короткого предшественника, была более эффективна при нанесении рубящего удара. По свидетельству Вегеция, к эпохе Диоклетиана (в конце III в. н. э.) все легионеры уже были вооружены этим длинным мечом, длина клинка которого доходила до 80 см. Во время Маркоманнских войн римские кавалеристы начинают использовать и длинные сарматские мечи с характерным кольцеобразным навершием на рукоятке.

Римские клинки с клеймами. II—III вв. н. э.

Типы рукоятей римских мечей I—III вв. н. э.

В тесноте схватки легионер мог воспользоваться коротким кинжалом, не раз выручавшим своего хозяина в случае поломки или утери меча. Хотя некоторые исследователи, ссылаясь на богатый декор большей части найденных экземпляров, считают данный предмет вооружения скорее парадным, декоративным, нежели исключительно боевым оружием. Вместе с тем имеется множество изображений, позволяющих говорить о широком распространении кинжалов в римской армии; ими пользовались и преторианцы, и легионеры, и солдаты вспомогательных войск. Исключением был декоративный кинжал паразоний (parasonium), обычно с навершием в виде головы хищной птицы, который как отличительную особенность носили старшие офицеры. На некоторых статуях паразоний изображен зажатым в руке и напоминает жезл. Кинжалы сохранились в арсенале легионеров до конца принципата. Исчезнув в начале II в., он, правда, появляется снова в значительно более грубой форме как часть вооружения ауксилариев.

Рукояти мечей с кольцевидным навершием из Боденского озера. III в. н. э.

Меч и кинжал солдаты часто носили на едином поясном ремне, хотя для ношения меча нередко использовали и перевязь, надеваемую через плечо. Однако если пояс был один, а гладий и пугио носились на одном и том же балте, то ремни, которыми они прицеплялись к балту, должны были позволять некоторую свободу движений. При двух поясах (гладий на одном, пугио на другом) сами пояса не затягивались туго, а висели крест-накрест, тем самым обеспечивая желаемую свободу движений.

Богато декорированные ножны гладия из Виндонисы. I в. н. э.

Ножны гладия с затонувшего судна у Порто-Веккьо (Корсика). I в. н. э.

В течение III в. происходят коренные изменения вооружения. Теперь солдатский пояс (cingulum), бывший некогда символом солдата, был заменен кожаным поясом, который часто носили не на талии, а на бедрах. Меч стали подвешивать на перевязи примерно в 5 см шириной. Пехота по-прежнему была вооружена метательным оружием, но уже не пилумом, a его производными: спикулумом, верутой и плюмбатой. У спикулума был трехгранный железный наконечник длиной в 22 см и деревянное древко длиной около 1,6 м. Верута (первоначально vericulum) имела наконечник в 12 см длиной и деревянное древко немногим длиннее метра и предположительно являлась сочетанием пилума и двух видов германских копий – ангона и бебры. Плюмбата (plumbata), или маттиобарбула (mattiobarbula), – дротик со свинцовым утяжелителем и оперением, который был дальнобойным оружием, предназначенным для поражения противника на большой дистанции вне досягаемости его метательных снарядов (Вегеций. I. 17). Техника броска плюмбаты отличалась от техники броска обычного дротика. Когда плюмбату бросали из-под руки, снизу вверх, то дальность броска могла увеличиваться до 60 м.

Изображение пленения иудеев в захваченном Иерусалиме на ножнах гладия из Неймегена. I в. н. э.

Кинжалы с ножнами – III в. н. э.: 1 – Лоренцберг; 2 – Виндонисса; 3 – Вайзенау; 4 – Лееувен; 5—6 – Лондон; 7—8, 12 – Кюнцинг; 9—10 – Айнинг; 11 – Шпайер; 13 – Линкольн; 14—15 – Уск; 16 – Лугор; 17 – Аллере-сюр-Сон

Если наступательное вооружение легионера, как было указано выше, не претерпевало существенных изменений вплоть до конца II в. н. э., то защитное вооружение прошло через значительные усовершенствования, вызванные необходимостью максимальной защиты при столкновении с новыми, доселе не виданными римлянами видами оружия их новых противников. В то же время различные его элементы: шлем, панцирь, щит и дополнительные средства защиты (наручи, поножи и военный пояс, усиленный бронзовыми бляшками) – со временем усовершенствовали, видоизменяя в соответствии с требованиями обеспечения максимальной гибкости и разумного сокращения их веса, до такого предела, который не наносил заметного ущерба защитным качествам.

Реконструкция римской кольчуги по фрагментам из усыпальницы Сципионов. Музей римской цивилизации (Museo della Civilt? Romana), Рим

Тяжелую кольчугу (lorica hamata) весом 12–15 кг в самом начале I в. н. э. изрядно потеснили пластинчатые ламинарные доспехи (так называемая lorica segmentata), хотя до конца так и не вытеснили. Появление ламинарного доспеха в римской армии следует связывать с необходимостью применения адекватной защиты в столкновениях с парфянской и сарматской тяжелой кавалерией – катафрактами, которые использовали данный тип доспеха. Кроме того, ламинарная защита руки была очень полезна при рукопашной с даками, которые орудовали изогнутым мечом на длинном древке-рукояти (falx Dacica). Однако в отличие от кольчуги, которая являлась самым удобным видом доспеха, так как совершенно не стесняла движений и, кроме того, вкупе с поддоспешником обеспечивала неплохую защиту даже от стрел, пущенных с расстояния 5–10 м (как и у чешуйчатого доспеха, проникают всего на 4 мм), сегментный доспех был менее удобен, так как крепление полос металла на кожаных ремнях несколько ограничивало подвижность элементов доспеха и, не будучи подогнанным на конкретного пользователя, приносил массу неудобств при ношении. Тем не менее, если судить по рельефам колонны Траяна, во времена дакийских войн данный тип доспеха был весьма популярен среди легионеров. Хотя то строгое разграничение, представленное на этом памятнике победителю непокорного Децебала, при котором легионеры носят только лорику сегментату, а воины вспомогательных войск – кольчугу, скорее всего можно объяснить как пропагандистским характером памятника, так и артистическими конвенциями. Изображения представляются слишком стилизованными для упрощения визуальной идентификации зрителем и вследствие этого стандартизированными. Скульпторы были незнакомы со многими из воспроизводимых ими предметов и при таком огромном количестве фигур были вынуждены работать в иконографии типов (солдат-граждан, ауксилариев, офицеров и т. д.). Тем более становится все более очевидным, что сегментированную лорику могли носить далеко не только легионеры. Судя по находкам в крепостях Риштиссен и Лонгторп, где базировались вспомогательные войска и вексилляции, этот тип панциря имел более широкое распространение. Не исключено, как было отмечено выше, вторичное использование этого вида доспехов либо даже ограниченное снабжение ими солдат вспомогательных войск, ибо рассматривать лорика сегментата следует не как идентификатор особого рода войск или показатель статуса легионера, а в его функциональной, крайне специализированной плоскости; ведь благодаря своей конструкции, с максимальной защитой плеч, этот вид доспеха был более всего пригоден для противостояния в схватках с народами, использовавшими стиль боя с применением длинных мечей[281].

Конструкция лорики, сегментаты из Корбриджа (1, 2) и Ньюстеда (3)

Изобразительные источники показывают разнообразие конструкционных вариаций данного типа доспеха. Вследствие этого, до обнаружения двух полных комплектов сегментированной лорики в 1964 г. в Корбридже, рядом с Адриановым валом, не было единого мнения о том, как монтировался подобный доспех. Благодаря упомянутой находке, а также другим фрагментам панцирей, найденным в Калкризе, Карнунте и Ньюстеде, стало известно, как они были устроены, а также было доказано существование различных, отличающихся деталями вариантов. Г. Рассел Робинсону удалось изготовить убедительные реконструкции этих панцирей, поскольку на внутренней стороне найденных деталей доспехов еще сохранились остатки кожаных ремней.

У каждого варианта панцирей, соотносимых с местами вышеперечисленных находок, был свой способ прикрепления нагрудных и верхних наспинных пластин к нижней части доспеха. Либо они скреплялись крючками, либо – ремнями и пряжками, которые спереди располагались снаружи, а на спине – внутри доспеха. Благодаря этому доспех наполовину собирался, а потом надевался, и остальные пряжки застегивались уже на себе. На лориках из Калкризе и Корбриджа левая и правая нагрудная и верхняя спинная пластины были соединены ремнями с пряжками, а на экземпляре из Ньюстеда – петлями и штифтами.

Римские ламинарные наручи: 1 – Карлайл; 2 – Ньюстед; 3 – Карнунт; 4 – изображение на рельефе с мемориала в Адамклисси; 5 – изображение наруча на надгробии Валерия Севера в Майнце

Сходную конструкцию с ременным креплением имели и ламинарные наручи (manicae) и поножи, с которыми римляне познакомились скорее всего еще в битвах при Тигранокерте и Каррах. Во всяком случае, уже в I в. н. э. некоторые римские памятники изображали военную модификацию маники. Она появляется на памятнике Траяну у Адамклисси. Довольно неразборчивое изображение, из которого все же можно понять, что изображено именно ламинарное прикрытие руки на могильной стеле легионера Секста Валерия Севера. По мнению некоторых исследователей, маники могли появиться в римской армии в результате столкновений в ходе войны с Сакровиром (29 г. н. э.). Тогда римским легионерам пришлось сражаться с тяжеловооруженными гладиаторами – крупелляриями (crupellarius), в экипировку которых, по всей видимости, входили и ламинарные маники. По мнению других, такие маники были введены во время дакийских войн, как специальная защита от дакийского древкового колюще-режущего оружия. Римские маники известны не только по изобразительным данным. Их фрагменты найдены в Карнунте, Тримонциуме (Ньюстед), Ричборо, Корбридже, Айнинге и Леоне. Три практически полностью сохранившихся железных экземпляра недавно были обнаружены в Карлайле и еще один экземпляр – в Ульпия Траяна Сармизегетуза. На основании изучения этих остатков, хотя и с большой долей гипотетичности, можно рассмотреть конструкцию римской маники.

Как и в ближневосточном прототипе, наруч состоял из горизонтально расположенных металлических пластин. Они были приклепаны к кожаным ремешкам, пропущенным с внутренней стороны по всей длине, и, возможно, даже приклеены к внутренней подкладке. Внутренняя подкладка или рукав, если он присутствовал, должен был быть хорошо защищен по отношению к краям металлических полос. Каждая полоса имела отверстия по центру у самого края, сквозь которые могли проходить ремешки или шнуры, скреплявшие между собой пластинки. При этом ремешки крепления могли быстро изнашиваться и перетираться, подвергаясь воздействию граней железных полос. Поэтому более целесообразно было пропускать короткие ремешки сквозь парные отверстия в центральной части полос, где они наименее всего изнашивались. Скрепленные между собой полосы и пришитые к кожаной или матерчатой основе, возможно, крепились к руке при помощи шнурования или системы ремней и застежек. Фрагменты из Тримонциума все же скорее всего принадлежат к остаткам пластинчатых поножей для бедра или полностью для ноги. При этом три полосы из найденного набора не имеют отверстий по краям. Вполне вероятно, это была коленная секция, в которой не применялось ременное крепление и пластинки пришивались прямо на ткань без связи между собой.

В I в. н. э. вес кольчуги, крайне популярной в римской армии, несмотря на введение сегментного доспеха, под его влиянием становится немного легче, приближаясь к весу чешуйчатого доспеха (lorica squamata), также довольно широко распространенного в римской армии. Судя по изображениям, его носили и легионеры, и солдаты вспомогательных подразделений (в основном кавалеристы). При толщине пластин в 0,3 мм вес такого доспеха составлял около 6 кг, и, хотя основная нагрузка приходилась на плечи, его носить было не тяжело. Защитные свойства чешуйчатого доспеха довольно высоки, так как каждая из пластин перекрывается соседней, за счет чего образуется тройной слой латуни толщиной около 1 мм. Кроме этого, существовал своеобразный гибрид чешуйчатого панциря с кольчугой, когда чешуйки крепились поверх кольчужного плетения (lorica plumata)[282], который показан на надгробии центуриона Квинта Сертория Феста, вследствие чего некоторые исследователи предполагают, что такого рода доспех мог изготовляться специально для центурионов и лиц из числа младшего офицерского состава.

Интенсивное проникновение «варварского» защитного снаряжения, сильно повлиявшего на видоизменение применявшихся в I–II вв. н. э. в римской армии типов доспехов, следует связывать с появлением в составе римских вооруженных сил тяжеловооруженной кавалерии, призванной противостоять аналогичным формированиям восточных противников Рима – сарматов и парфян, а затем и персов. Со времени появления в III в. н. э. и значительного увеличения в течение реформ Галлиена, в римской тяжеловооруженной кавалерии широко применялся чешуйчатый доспех, хотя имеются и изображения копейщиков-контариев в кольчугах. С появлением новых подразделений, экипированных по парфянскому образцу, начинается государственное производство доспехов нового типа. Фабрики по производству таких доспехов впервые отмечены во времена Диоклетиана, но доподлинно не известно, какого типа оружие они производили. Вероятно, они должны были снабжать доспехами и оружием подразделения клибанариев, состоящие из воинов восточного происхождения, но частично могли производить и доспехи римского образца. Также имеются сведения, что такие подразделения могли экипироваться и трофейными доспехами. Так, биограф императора Александра Севера сообщает: «Мы разбили сто двадцать тысяч их всадников – конников-панцирников, тех, кого они называют клибанариями, – мы убили во время войны десять тысяч; их оружием мы вооружили своих» (Писатели истории Августов. Александр Север. 56. 5). При всей фантастичности сообщаемых цифр, приводимых в данном свидетельстве, нельзя полностью исключать возможности вооружения римских войск трофейным оружием. Обычай сжигать оружие побежденных (Флор. I. 24. 9), неукоснительно соблюдавшийся в республиканское время (за редким исключением, когда видом гор исковерканного оружия, снятого с тел убитых врагов, следовало устрашить еще не покорившихся), в императорское время постепенно забывался, и римские воины иногда получали захваченное у противника вооружение и доспехи. Поэтому эти, еще экзотические в эпоху Траяна и Адриана, подразделения имели в своем арсенале доспехи, совершенно отличные от римского образца. Если же представить, что римские клибанарии либо имели изготовленный по персидской моде доспех, либо были в некоторых случаях экипированы трофейным защитным снаряжением, то нет живописнее описания подобного тяжеловооруженного всадника, чем отрывок из романа Гелиодора, где он в деталях описывает внешний облик закованного с ног до головы в доспехи персидского всадника: «Вооружение их такого рода: люди отборные и выделяющиеся телесной силой надевают сплошной, вылитый из одного куска шлем, воспроизводящий, подобно маске, человеческое лицо. Прикрытые им от темени до шеи, за исключением глаз, чтобы видеть, они вооружают правую руку копьем, превосходящим обыкновенное копье, в то время как левая занята уздой. Подвязав сбоку кинжал, они защищают панцирем не только грудь, но и все тело. Сделан панцирь следующим образом: отливают из меди и железа четырехугольные пластинки размером со всех сторон в пядень и, наложив их одну на другую краями так, чтобы всякий раз верхняя заходила на нижнюю, скрепляют их связью в местах соединений, и таким образом получается чешуйчатая рубашка, которая не сдавливает тела, но со всех сторон охватывает его и, облегая члены, стягивается и растягивается, не стесняя свободы движений. Панцирь имеет рукава и ниспадает от шеи до колен, оставляя непокрытыми только бедра, – ведь приходится сидеть верхом. Таков этот панцирь, лучший отразитель ударов, защищающий от всяких ранений.

Нагрудные пластины конца II–III в. н. э.: 1 – Мундельсхайм; 2–3 – Дура-Европос; 4–6 – Пфюнц

Что касается поножей, то они от ступни доходят до колен, соприкасаясь с панцирем. Подобными же латами персы снабжают и коня, ноги одевают поножами, голову совсем стискивают налобниками, покрывают коня попоной, обшитой железом и спускающейся по бокам от спины до живота, так что она и защищает коня, и вместе с тем не мешает ему и не затрудняет бега. На снаряженного таким образом коня, как бы втиснутого в свое убранство, и садится всадник, однако вспрыгивает он не сам – из-за тяжести его подсаживают другие.

Когда наступает время битвы, то, ослабив поводья и горяча коня боевым криком, он мчится на противника, подобный какому-то железному человеку или движущейся кованой статуе. Острие копья сильно выдается вперед, само копье ремнем прикреплено к шее коня; нижний его конец при помощи петли держится на крупе коня, в схватках копье не поддается, но, помогая руке всадника, всего лишь направляющей удар, само напрягается и твердо упирается, нанося сильное ранение и в своем стремительном натиске колет кого ни попало, одним ударом часто пронзая двоих» (Гелиодор. Эфиопика. IX. 15).

На рубеже III–IV вв. клибанарии еще могли использовать комбинированные панцири. Это были либо чешуйчатые панцири со вставками из крупных пластин на груди, животе и спине, либо кольчуги, усиленные чешуйчатыми вставками, пришитыми вместе с кольчужным плетением к общей подкладке. В своем описании тяжелой кавалерии Констанция Юлиан Отступник отмечает, что сегментные элементы доспеха были связаны между собой кольчужным плетением (Юлиан. Речи. I. 37). Более поздние клибанарии, согласно иллюстрации из Notitia Dignitatum, экипировались кольчугами. Там изображены кольчуги длиной до колен с разрезом на передней стороне подола и рукавами длиной по локоть. Разрез на подоле, несомненно, был предназначен для кавалерийской езды, а короткие рукава указывают на то, что руки были защищены еще и сегментными маниками. Приблизительно такого же покроя, только с длинными рукавами, чешуйчатые доспехи на воинах с настенной росписи синагоги Дура-Европос, возможно, изображающей поздних катафрактариев. Такие доспехи длиной до колен, будь то чешуйчатые, комбинированные или кольчужные, надевались на плотный стеганый кафтан с длинными рукавами и длиной до колен (thoracomachus).

Бронзовые или железные поножи (акреи) римские воины времени Республики носили только на правой ноге, так как левая прикрывалась щитом. В эпоху раннего принципата поножи, кажется, вышли из употребления у солдат, но остались у центурионов. Однако начиная со II в. н. э., и особенно в III в., поножи вновь распространяются не только как элемент парадной экипировки кавалеристов вспомогательных подразделений, но и среди пехотинцев.

Еще одной составляющей защитного снаряжения были двустворчатые нагрудные пластины, которые довольно длительное время отождествлялись как элемент парадного оружия из-за своего богатого декора. Однако, по предположению М. Бишопа, подобные пластины могли использоваться не только вкупе с кольчугой или чешуйчатым панцирем, но и с сегментными панцирями. Такая гипотеза появилась у исследователя благодаря скульптуре из Алба Юлия (Румыния), на которой изображен надетый поверх лорики сегментаты чешуйчатый наплечник или горжет с вплетенной в него двухстворчатой нагрудной пластиной[283]. Согласно этой интерпретации, данные пластины должны были давать возможность увеличить шейное отверстие панциря при его надевании, после чего панцирь застегивался, подгоняясь под нужный диаметр шеи. Таким образом, декорированные нагрудные пластины стали выполнять функцию прежних накидных крючков в форме буквы S, скреплявших оплечья кольчуги или чешуйчатого панциря в конце республиканского периода и в раннеимператорское время[284]. Действительно, на внешних краях пластин находятся отверстия под заклепки, которыми пластины крепились к нагрудной части панциря. Так, на центральной части некоторых чешуек панциря из Хрушицы видны пробитые круглые отверстия под такие заклепки, а вместе с чешуйками найдена и нагрудная пластина.

Видоизменения боевых наголовий, которые хорошо прослеживаются по археологическим находкам, также были инициированы модой и насущной потребностью в усовершенствованиях различных элементов шлема для увеличения его защитных свойств. Италийская традиция изготовления шлемов еще поддерживалась оружейниками позднереспубликанской армии, но ее конечной точкой было создание типа Хагенау, который являлся переработкой этрусского варианта монтефортинского шлема и более позднего типа Буггенум.

Типы римских шлемов I в. до н. э. (на основе типологии М. Юнкельманна): 1 – Монтефортино/Риети; 2 – Мангейм; 3 – Ажен; 4 – Порт; 5 – Монтефортино/Буггенум; 6 – Хагенау (Шан)

Небывало популярный в эпоху Республики монтефортинский шлем начинает вытесняться новыми, более совершенными с защитной точки зрения кельтскими шлемами, которые так же, как некогда и сам монтефортинский шлем, были изрядно модифицированы римскими оружейниками. В середине I в. до н. э. развивается и бытует последняя форма шлема типа Монтефортино – подтип Буггенум (Монтефортино C и D по Г. Р. Робинсону)[285], который имеет почти полусферическую тулью (хотя и вытянутую к навершию) и, в отличие от предшествующих модификаций, видоизмененный назатыльник. В то время как у более ранних подтипов назатыльник был расположен по отношению к затылочной части тульи так, что образовывал косо спадающую заднюю стенку шлема, то в новой разработке назатыльник образует прямой угол по отношению к почти вертикальной затылочной стенке тульи. На поздних образцах этого подтипа назатыльник может быть более широк по сравнению со старыми моделями, чем напоминает уже тип Хагенау.

В I в. до н. э. бытовали и полусферические каски типа Мангейм (выделены П. Куиссеном), которые в литературе также именуются шлемами типа «Кулус» (также по месту находки). Необычайно большая концентрация шлемов этого типа в Галлии долгое время позволяла археологам приписывать их к элементам типично галльского защитного вооружения.

Типы римских шлемов I в. н. э. (на основе типологии М. Юнкельманна): 1, 3 – Хагенау; 2 – Вайзенау (Неймеген); 4 – Неймеген (Хомс); 5 – Вайзенау; 6 – Вейлер; 7 – Вайзенау (Аквинк); 8 – Рибчестер/Герцогенбург (Ньюстед)

Совершенно очевидна преемственность шлемов варианта Хагенау, распространенных в первые восемьдесят лет I в. н. э., от типа Монтефортино/Буггенум. При этом форма тульи варьируется от куполовидной до практически полусферической, хотя во всех случаях имеется унифицированное конусообразное припаянное навершие с разрезом. При этом прослеживается поэтапное видоизменение формы. Некоторые экземпляры могут быть причислены к переходным вариантам от типа Буггенум (экземпляр из Нойса без козырька) или к типу Вайзенау (шлем из Айха, который имеет вырезы для ушей с отогнутой наружу кромкой). Надписи, часто встречающиеся на шлемах типа Хагенау, свидетельствуют о том, что все они использовались исключительно легионерами.

Отголоски эллинистической традиции прослеживаются на шлемах с масками и кавалерийских шлемах типа Вейлер, которые зачастую были богато украшены декором с изображением кудрей, а также иногда имели довольно специфическую имитацию такого декора в виде настоящих волосяных париков.

С широким распространением в римской армии нового типа шлемов (Вайзенау) линия развития италийского шлема была прервана, однако, как уже повелось, для изготовления новых образцов продолжали использовать привычную для римских оружейников бронзу, из которой изготовляли не только шлемы с масками и роскошные кавалерийские образцы, но и боевые наголовья пехотинцев.

Типы римских шлемов II в н. э. (на основе типологии М. Юнкельманна): 1 – Вайзенау (Бригецион); 2 – Вайзенау (Майнц); 3 – Вейлер/Тайленхофен (Нава); 4 – Неймеген (Нава); 5 – Тайленхофен; 6 – Нидермормтер; 7 – Пфрондорф

Типы римских шлемов III в. н. э. (на основе типологии М. Юнкельманна): 1 – Нидербибер (Франкфурт-Хеддернхайм); 2 – Нидербибер (Хеннепель); 3 – Хеддернхайм; 4 – Гизборо/Тайленхофен; 5 – Хеддернхайм; 6 – Уэртинг

По сравнению с типами Мангейм и Хагенау шлемы типа Вайзенау (по типологии Г. Р. Робинсона это типы Imperial-Italic и Imperial-Gallic) имеют довольно долгую историю. Развившись при императоре Октавиане Августе из кельтских образцов, они в разных модификациях оставались в употреблении вплоть до конца II в. н. э. Даже сменивший его тип Нидербибер (Niederbieber) был очередным усовершенствованным вариантом шлема типа Вайзенау. Ранние образцы данного типа были бронзовыми (хотя образцы переходных форм к этому типу от кельтских шлемов были железными), однако затем их стали изготовлять из латуни и железа. Именно на шлемах Вайзенау появляется целый набор усиливающих тулью элементов: козырек, накладки над ушными вырезами, очень широкий назатыльник, большие нащечники, а начиная с эпохи Дакийских войн также усиливающие крестообразно расположенные ребра на макушке тульи. Во II в. н. э. происходит смешивание различных элементов пехотных и кавалерийских шлемов, в результате чего появился шлем типа Нидербибер, объединивший в себе лучшие качества обеих линий и применявшийся, видимо, как пехотинцами, так и кавалеристами. С этого момента начинается увеличение всех вышеперечисленных элементов шлема, с целью максимального увеличения защитных свойств. Затылочная стенка тульи становится все больше, максимально закрывая шею, нащечники начинают защищать и уши (как это было прежде лишь на кавалерийских шлемах), а спереди на лице оставляют лишь небольшое Т-образное отверстие. Выступающие плоскости – козырек и перекрещивающиеся ребра, – назначением которых является погашение силы удара, на некоторых экземплярах III в. н. э. также становятся неоправданно большими. Это, конечно же, сказывалось на весе шлема и, видимо, стало причиной отказа многих солдат носить его даже в бою, на что сетует Вегеций (I. 20). Поэтому последовал вполне логичный последующий шаг в развитии римских шлемов, целью которого было частичное уменьшение веса за счет потери некоторых защитных качеств, а также для удешевления технологического процесса в массовом производстве. И решение этой проблемы было найдено уже в эпоху домината у восточных противников Рима.

Нащечники кавалерийских шлемов II в. н. э.: 1 – Грэдиштя Мунчелулуй (Сармизегетуза Регия); 2 – Росинос де Видриалис (Петавоний)

Шлем начала III в. из Сиваца

Щиты легионеров в описываемый период изменялись не только по форме, но и по весу. В начале I в. н. э. при Октавиане Августе овальный скутум, популярный в республиканский период и подобный тому, что обнаружили в Каср-Эль-Харит в Фаюмском оазисе, в Египте, был замещен более коротким прямоугольным щитом, который сохранил прежнее название. Овальные же скутумы сохранялись еще некоторое время только у преторианцев.

Скутум из Каср-Эль-Харита в Хаюмском оазисе, Египет

Фopмы римских щитов по археологическим находкам (роспись гипотетическая на основе изображений) 1 – Kacp-Эль-Xaрит; 2 – Донкастер; 3 – Baлькенбypг; 4 – Kэpлеoн

В эпоху раннего принципата новая модификация скутума еще напоминала своего предшественника, имея лишь срезанные верхний и нижний края. Но со временем боковые края тоже стали прямыми, как на единственном дошедшем до нас экземпляре из Дура-Европос. Судя по этому образцу, технология изготовления скутума практически не изменилась, и его по-прежнему делали из трех крест-накрест склеенных слоев платановых дощечек. Однако щит уменьшился в размере и стал меньше весить, что позволило более интенсивно действовать им в бою. Наступая, легионер держал щит на выпрямленной руке, опираясь на левое плечо. Но, добравшись до противника, он обрушивал на него вместе со щитом вес всего тела и пытался опрокинуть его, нанося удары бронзовым или железным умбоном, а также окованным бронзовой полоской краем или углом. Затем, поставив щит на землю, легионер, пригнувшись, сражался из-за него. В I–II вв. н. э. край прямоугольного скутума, как правило, укреплялся бронзой. Роспись лицевой стороны щита служила не просто украшением, а позволяла полководцу распознавать то или иное подразделение на поле боя, так как у каждого подразделения на щитах была собственная эмблема, о чем свидетельствуют рельефы колонны Траяна. Овальный щит, применявшийся сначала лишь солдатами вспомогательных войск, со временем стал все более проникать в среду легионеров. К середине III в. изогнутый скутум исчезает совсем, уступив место более простым и дешевым в производстве овальным щитам. На нескольких памятниках появляются круглые щиты, по-видимому, являвшиеся традиционными для знаменосцев.

Формы римских щитов по археологическим находкам (роспись гипотетическая, за исключением № 3—4): 1 – Каслфорт; 2 – Валькенбург; 3—4 – Дура-Европос

Римские легионеры имели тягу к украшательству своего вооружения. Тацит не без иронии писал: «Немало было и таких, кого обуревало бессмысленное тщеславие; они покупали дорогое оружие, породистых лошадей и уместные разве что на пирах и попойках предметы роскоши, которые они тоже считали частью военного снаряжения» (Тацит. История. I. 88). Но на поле боя все подчинялось законам воинской доблести, и излишняя бравада дорогостоящими доспехами не всегда поощрялась, ведь воин, облаченный в дорогие доспехи, непременно становился первостепенной мишенью для противника, а также был риск серьезных повреждений оружия и доспеха, влекущих за собой дорогостоящий ремонт. Часто даже императоры выходили на поле боя, сняв шлем, чтобы своим видом воодушевить своих воинов и произвести впечатление на врагов. Этот обычай отображен письменными и изобразительными источниками (фризы с форума Траяна). При этом Аммиан Марцеллин прямо указывает, что драгоценное вооружение навлекало на своего хозяина страшную опасность. Он рассказывает, как императору Валентиниану, выехавшему на разведку в сопровождении верных телохранителей, пришлось спасаться бегством при внезапном нападении врага, а его спальник совсем сгинул вместе с украшенным золотом и драгоценными камнями шлемом императора, который он вез (Аммиан Марцеллин. XVII. 10. 11).

Роспись римских щитов (по изображениям на колонне Траяна)

Роспись римских щитов (по изображениям на колонне Траяна)

По поводу скромности или же бравады дорогостоящим оружием источники разного времени говорят по-разному. В республиканское время чаще говорили о скромности (Тит Ливий. IX. 40. 4–6), а в императорский период – о яркости и богатстве вооружения (Плутарх. Гай Цезарь. 42, Брут 38. 5–6; Светоний. Божественный Юлий 67; Полиэн. VIII. 23. 20). Видимо, это было связано не только с личными воззрениями авторов текстов, но и с профессионализацией армии и довольно большими доходами военных, которые могли себе позволить покупать дорогие предметы. Поэтому призывы к скромности вооружения, надеваемого на поле боя, далеко не всегда находили отклик в сердцах римских солдат.