Глава 15 Взаимодействие с союзниками и другими родами войск

«После начала работ завязалось кавалерийское сражение на равнине, которая, как мы выше сказали, простиралась на три мили между холмами. С обеих сторон идет очень упорный бой. Когда нашим стало трудно, Цезарь послал им на помощь германцев и выстроил легионы перед лагерем, чтобы предупредить внезапное нападение неприятельской пехоты. Поддержка легионов увеличила у наших мужество, обращенные в бегство враги затруднили себя своей многочисленностью и скучились в очень узких проходах, оставленных в ограде. Тем ожесточеннее их преследовали германцы вплоть до их укреплений. Идет большая резня. Некоторые, бросив коней, пытаются перейти через ров и перелезть через ограду. Легионам, стоявшим перед валом, Цезарь приказывает несколько продвинуться вперед. Но и те галлы, которые были за укреплениями, приходят в неменьшее замешательство – им вдруг начинает казаться, что их атакуют, и они все кричат: «К оружию!» Некоторые со страха вламываются в город. Тогда Верцингеториг приказывает запереть ворота, чтобы лагерь не остался без защитников. Перебив много врагов и захватив немало лошадей, германцы возвращаются в лагерь».

(Цезарь. Галльская война. VII. 70)

Военные кампании, которые велись в различных географических условиях, не только на суше, но и на воде, требовали максимального взаимодействия легионов с другими родами войск; ведь было необходимо оказывать им всяческую поддержку, переправлять их к местам боевых действий, снабжать их подвозимым продовольствием и боеприпасами, обеспечивать безопасные тылы и т. д. В конце концов, римским легионерам требовалась и помощь в бою, когда условия требовали применения массированной кавалерийской атаки, которую могли обеспечить только конники вспомогательных подразделений. Для охраны всякой провинции, которая граничила с варварским миром, кроме легионов отряжались еще и равные по численности, а иногда только лишь вспомогательные войска.

Степень взаимодействия легионов с тем или иным видом войск зависела от конкретно складывающейся стратегической и тактической ситуации. Однако следует отметить некоторые закономерности. С момента, когда Средиземное море стало для римлян mare nostrum («нашим морем»), роль военного флота значительно снизилась. Отсутствие в Средиземноморье иных морских держав, кроме Рима, делало чисто гипотетической вероятность военного столкновения в этом регионе. Однако римские флоты, созданные Августом, всегда находились в полной боевой готовности, готовые выступить по приказу к дальним рубежам Империи[197].

Флот перевозил должностных лиц и сановников к месту службы, обеспечивал снабжение армии и использовался для транспортировки войск. При организации крупных операций, когда требовалась переброска значительных людских контингентов, использовались достаточно крупные флотские соединения. В ходе вторжения в Британию, организованного Клавдием, для перевозки четырех легионов и других подразделений общей численностью 45 000 человек, а также 14 500 лошадей и мулов и более 450 повозок с запасами продовольствия и боевого снаряжения, понадобилось около девятисот кораблей[198]. Лишь в отдельных случаях флот действовал в комбинированных операциях. Так было, например, в кампании Германика против германских племен за Рейном. Часть римских сил была направлена через Северное море и затем вверх по реке Эмс. Походы против Парфии иногда направлялись против ее столицы Ктесифона, и в этом случае корабли оказывали поддержку, действуя на Тигре и Евфрате в качестве транспортов и для снабжения войск. Но в целом флот не был составной частью военной стратегии Рима в эпоху Империи. В первые три столетия н. э. нет данных ни об одной крупной морской битве.

В республиканский период известны совместные операции военно-морских и сухопутных сил. Это прежде всего знаменитая операция 209 г. до н. э. Сципиона Африканского Старшего по штурму Нового Карфагена, главного оплота пунийцев в Испании, подробно описанная Полибием (Полибий. Всеобщая история. Х. 9–16). Гай Лелий получил приказ принять командование флотом с задачей обстреливать город различными метательными снарядами, тогда как Сципион с 25 000 пехоты и 2500 всадниками вел атаку с суши и совершил неожиданное нападение на незащищенный участок городских стен через на время обмелевшую лагуну. В 67 г. до н. э. Помпей успешно осуществил комбинированную крупномасштабную операцию с участием флотов и сухопутных сил по ликвидации пиратов. Цезарь во взаимодействии с военными кораблями, командование которыми он поручил Дециму Бруту, во главе сухопутных сил разгромил галльское племя венетов, обитавшее на атлантическом берегу и славившееся как народ отличных моряков (Цезарь. Галльская война. III. 7–16). Поддержку кораблей Цезарь использовал при высадке в Британии, включая артиллерийский обстрел с моря (Галльская война. IV. 25–26). В битве при Навлохе между Октавианом и Секстом Помпеем, сыном Помпея Великого, в 36 г. до н. э. действия на суше и на море разворачивались изолированно друг от друга.

Комбинированная «военно-морская» операция Германика против германских племен за Рейном

В германских кампаниях Друза и Тиберия корабли использовались для действий на Рейне (Тацит. Анналы. II. 6). Потом этот classis Germanica патрулировал Рейн. А classis Pannonica и classis Moesica действовали на Дунае, особенно во время дакийских войн Траяна. Во время покорения Реции в Альпах Тиберий дал сражение племени винделиков на водах Боденского озера (Страбон. География. VII. 1. 5). Продвижение Агриколы на север Британии и позже императора Септимия Севера поддерживалось кораблями не только для снабжения и разведки, но и для собственно военных задач (Тацит. Агрикола. 29). Так же действовал и Север. На его монетах изображены мосты с башнями, а на монетах Каракаллы изображен мост из кораблей с надписью TRAIECTUS («Переправа»).

Устранение или поглощение Римом государств-противников означало, что сражения тяжелой пехоты стали менее частыми, за исключением гражданских войн, когда римские армии сражались друг с другом. В целом же варварские народы Востока и Запада избегали открытого противоборства с большими концентрированными вооруженными силами и предпочитали использовать пространство и местность. Римская слабость (как численная, так и качественная) в кавалерии и легкой пехоте, которая стала ясной уже во время Второй Пунической войны, объясняет стремление римлян использовать в качестве таких родов войск союзников, а позже – создание вспомогательных войск. Тенденция к комбинированному применению тяжелой пехоты, кавалерии, легкой пехоты и метателей возникла на Западе (Испания, Северная Африка, Галлия) задолго до середины I в. до н. э. Условия восточных провинций только усилили эту тенденцию. Внутренние задачи Империи (наблюдение за границами, внутренний полицейский контроль и т. д.) требовали мобильности, гибкости, меньших отрядов и открытых форм построения, а не массовой тяжелой пехоты.

Во второй половине II в. до н. э. римляне приняли важное решение ликвидировать легионную конницу и использовать иноземные конные части, набранные в местах боевых действий и возглавляемые собственными вождями либо римскими командирами (praefecti equitum). В период Ранней империи эти конные отряды были превращены в полки (alae, алы) численностью примерно в 500 всадников. К концу I в. н. э., как и в пехоте, появились более крупные соединения численностью примерно в 1000 всадников. Алы делились на турмы (turmae), соответственно на 16 (состоящих из 32 всадников и офицеров) и 24 турмы. Турмой командовал декурион.

Организация вспомогательных войск

Смешанные отряды, известные как cohortes equitatae, состояли из обычной или удвоенной пехотной когорты вспомогательных войск, шести или десяти центурий, объединенных со 120 всадниками в обычной когорте из 500 солдат либо с 240 всадниками в «тысячной» когорте[199]. Эти отряды не следует путать с той конной пехотой, о которой упоминает Фронтин (Стратегемы. II. 3. 23), так как конница из cohortes equitatae, в отличие от спешивающейся в критические моменты боя конной пехоты, смешивалась с кавалерийскими алами как на марше, так и в бою. На самом деле более логичен вариант, когда конница из cohortes equitatae применяла так называемую германскую тактику, которая заключалась в том, что легковооруженные пехотинцы бежали рядом с кавалеристами, держась за гривы лошадей, дабы не отстать. Подобная тактика была известна в Нумидии и Испании, также и сами римляне не гнушались иногда смешивать велитов с конницей. Возможно, именно официальное введение в римской армии этой тактики породило смешанные отряды (cohortes equitatae).

Построение конницы в виде «клина»

Конница была наиболее эффективна в качестве атакующей силы. Легкая конница обычно действовала широким построением, но иногда использовался строй в виде клина для прорыва неприятельской линии. Во II в. н. э. общая численность конных частей римской армии составляла около 50 тыс., однако соотношение пехоты и конницы составляло 10:1. Эта пропорция меняется только в III в. и достигает 3:1 в IV в.

Вспомогательная конница преследует сарматских катафрактов. Рельеф колонны Траяна

Конница в бою. Рельеф с триумфа Траяна

Начиная со II в. н. э. римляне начинают использовать сравнительно тяжеловооруженную конницу, чья главная роль заключалась в том, чтобы устрашить врага. При Траяне появляется Первая Улпиева тысячная ала копейщиков (ala I Ulpia contariorum milliaria), вооруженных длинным кавалерийским копьем (kontos), которое всадник держал двумя руками. Реорганизация кавалерии, проведенная под влиянием восточных противников в правление императора Адриана, еще больше увеличила значение конницы на поле боя; тогда стали применяться контингенты тяжеловооруженных всадников (катафрактариев и клибанариев). В правление Адриана впервые упоминается ala cataphracta, в которой и всадники, и их кони имели защитные доспехи. Значение такой конницы заключалось, по-видимому, в том шоке, который производило ее медленное неуклонное наступление. Однако закованные в тяжелую броню всадники и лошади быстро уставали, особенно во время жары, что ограничивало применение этого вида вооруженных сил.

Надгробие конника вспомогательных войск. Рибчестер, I в. н. э.

Среди нерегулярных частей, обеспечивавших поддержку легионов, можно назвать numeri («отряды»), nationes (дословно «народы», «варвары», т. е. «национальные» формирования, сохранявшие свое вооружение и боевые приемы) и подразделения, предоставляемые союзниками Рима для определенных боевых задач. Numeri часто расцениваются как «нерегулярные» единицы, но только вследствие того, что у них не было такой четкой организации, как в легионах и вспомогательных войсках. Эти подразделения набирались в тех же самых районах, где формировались вспомогательные части, особенно в Британии, Северной Африке и на Востоке (который поставлял главным образом пальмирских лучников). Кроме лучников, легионы дополнялись кавалерией, пехотой, копьеносцами и, возможно, пращниками. На некоторых рельефах колонны Траяна показаны воины с дубинами, которые также могли входить в состав подразделений numeri. Такие подразделения были численностью от 100 до 1000 человек, состоявших под командой легионного центуриона либо трибунов (в подразделениях, насчитывающих 1000 человек), и использовались как в боевых действиях, так и в составе гарнизонов небольших приграничных крепостей. Римляне называли солдат этих подразделений варварами (nationes) либо определяли их по этническим названиям («мавры», «пальмирцы») либо по наименованию их подразделений, например «numerus мавров».

Но это были не единственные «нерегулярные» войска, сопровождающие римские легионы в качестве поддержки. Псевдо-Гигин перечисляет множество других этнических подразделений, которые он явно выделяет среди вспомогательных войск (Об устройстве военных лагерей. 19; 29–30). Среди наиболее экзотических отрядов, созданных в восточных провинциях, можно назвать особые отряды дромедариев (погонщиков верблюдов), которые действовали в Сирии, Аравии и Египте в качестве эскорта, курьеров, патрулей. Траян создал первый такой отряд – ala I Ulpia dromedariorum Palmyrenorum.

Подобные воины могли быть предоставлены также и римскими союзниками. Такие отряды высоко ценились при боевых действиях в незнакомой местности, в условиях непривычного для легионеров ландшафта (например, в горах или пустыне), но, кажется, были малоэффективны в кампаниях как постоянные единицы легионов, вспомогательных войск и numeri.

Изображение солдата вспомогательных войск на постаменте колонны в претории Майнца. Середина I в. н. э.

Римскую армию немыслимо представить себе без ее неотъемлемой части – вспомогательных войск[200]. В эффективном взаимодействии в ходе военных операций легионы и вспомогательные подразделения представляли собой силу, которой не было равных много веков подряд. Термин auxilia относился ко всем частям (кроме легионов и прежних союзников), в состав которых входили конница и разные типы пехоты. Эти части, именовавшиеся когортами, формировались по образцу легионных когорт, то есть состояли из шести центурий под командованием центурионов, и насчитывали около 500 человек. Их снаряжение тоже было унифицировано. Лучников также объединили в когорты; по-прежнему использовали и пращников, хотя, по-видимому, отдельных частей из них не создавали. Во второй половине I в. н. э. были созданы более крупные вспомогательные части – примерно тогда же, когда была расширена первая когорта легиона. Эти части состояли из десяти центурий, соответствующих пяти двойным центуриям усовершенствованной первой когорты.

Пращники. Рельеф колонны Траяна

Определенные связи между легионами и вспомогательными войсками все же прослеживаются по некоторым надписям, в которых они упоминаются совместно: legio I Minervia Pia Fidelis Severiana Alexandriana cum auxiliis – «Первый Минервин легион Благочестивый Верный Севровский Александровский с вспомогательными частями» (CIL III 8017) и legio III Augusta et auxilia eius – «Третий Августов легион и его вспомогательные части» (CIL VIII 2637), хотя вспомогательные войска чаще использовались в качестве гарнизонов крепостей на границах Империи. Но в случае боевых действий эти войска всегда шли плечом к плечу с легионами, чаще всего занимая место на флангах армий. Такое размещение на флангах хорошо прослеживается по письменным источникам, рассказывающим о битвах при Идиставизо (Тацит. Анналы. II. 16), против Такфарината (Тацит. Анналы. II. 52), против Боудикки (Тацит. Анналы. XIV. 34) и о второй битве при Бедриаке (Тацит История. III. 21). О таком же размещении говорит и Арриан в своем «Построении против аланов». Только одно исключение описывается в источниках – упоминавшаяся выше битва при Иссе (194 г. н. э.), в которой легионы по всему фронту сформировали первую линию, поддерживаемую огнем лучников, стрелявших поверх голов легионеров. Впрочем, Дион Кассий склонен оправдывать такую формацию узостью пространства между морем и склонами гор, где происходил бой (Дион Кассий. LXXIV. 7).

Ауксилия в бою. Рельеф колонны Траяна

Братание солдат вспомогательных войск. Колонна Траяна

Однако источники I в. н. э. свидетельствуют и о том, что в это время вспомогательные войска могли действовать на поле боя независимо от легионов. Еще во времена Тацита нередки были случаи, когда воины различных народностей сражались оружием, распространенным на их родине, и применяли привычную для себя тактику боя. На колонне Траяна появляются колоритные персонажи в покрытых шкурами шлемах. Есть несколько интерпретаций изображенных персонажей. Одни считают их телохранителями императора из числа германцев[201]. К. Цихориус видел в них представителей «германской когорты»[202]. Другие исследователи даже проводили параллели с «воинами-псами» или берсерками (ведь два воина изображены именно в медвежьих шкурах), но почти все, вслед за Цихориусом, считают их германцами. Если присмотреться внимательнее к рельефу, то можно заметить сохраненную на медвежьей шкуре нижнюю челюсть, что совсем нехарактерно, если судить по изображениям, для носимых знаменосцами и горнистами шкур. Таким образом, на данной сцене изображены всё же германцы, в более узком смысле, видимо, «воины-псы» или берсерки. Звероподобные «превращения», являющиеся высшей формой развития боевой ярости, известны у всех германцев. Во время атаки берсерк как бы уподоблялся соответствующему зверю. Иные вообще шли в бой без всякого доспеха, изумляя своим поведением противника. Некоторые такие полуголые воины показаны на колонне Траяна даже среди телохранителей императора.

Пехотинец вспомогательных войск. Середина I в. н. э.

Германский «берсерк» из числа телохранителей Траяна. Реконструкция на основе рельефов колонны Траяна

Телохранитель императора, вооруженный дубиной. Деталь рельефа колонны Траяна

Многонациональные вспомогательные войска поражали римлян своей пестротой и отношением к защитному вооружению. Если некоторые, кичась своей безудержной храбростью, презирали доспехи, то другие порой пользовались даже более тяжелым доспехом, нежели это было принято в самих легионах. Вспомогательная конница могла быть закована в доспехи с ног до головы (катафрактарии и клибанарии) и даже имела на вооружении специальные турнирные доспехи, которые нашли применение в так называемых кавалерийских турнирах (hippika gymnasia) (Арриан. Тактика. 32. 3–44. 3). На этих состязаниях подразделения могли показать не только свою выучку в ведении конного боя, но еще и блеснуть богато украшенным доспехом, включавшим в себя и характерный шлем с антропоморфной маской-забралом. Впрочем, кажется, что применение таких шлемов с масками не ограничивалось лишь турнирами. В пользу боевого применения некоторых обнаруженных археологами образцов (особенно тех, что датируются I в. н. э.) свидетельствует достаточная толщина железного листа, из которого они изготовлены. Например, железная маска из погребения галльского кавалериста у Шаснара имеет толщину 4 мм, а маска из Майнца – 2–3 мм, причем нужно учитывать, что первоначально она была обтянута еще и бронзовым листом. Некоторые находки позволяют говорить о большом разнообразии оборонительного вооружения всадников вспомогательных войск, подчас носившего отпечаток влияния оружейных традиций других народов (например, восточных соседей – сарматов и парфян). Так, в погребении кургана «Рошава Драгана», входящего в состав фракийского могильника в Чаталке, найден полный комплект вооружения фракийского аристократа, похоже, служившего в римской армии, который включал в себя и довольно интересный панцирь из скрепленных между собой вертикально расположенных полос металла[203], а большая часть предметов вооружения носит сарматский характер, подтверждаемый наличием характерных тамг. Скорее всего воин приобрел эти трофеи, принимая участие в походах римлян против сарматов в конце I в. н. э. или во время дакийских войн Траяна[204].

Маска конника вспомогательных войск, входившая в состав так называемого турнирного доспеха для hippikagymnasia. Реконструкция А. Е. Негина на основе фрагментарно сохранившегося экземпляра из Урспринга. Середина – конец II в. н. э.

Доспехи фракийского конника-ауксилария из погребения у Визе. Середина I в. н. э.

Доспехи фракийского конника-ауксилария из погребения в Чаталке. Конец I – первая половина II в. н. э.

Хотя в столкновениях с варварами ауксилия первой атаковала противника, вся слава и почести все равно доставались именно легионерам, а значение вспомогательных войск в победе практически всегда умалялось, им отводилась малопочетная второстепенная роль. Зато на рубежах Империи количество ауксилариев было просто огромным – охранять границы им доверяли.

На колонне Траяна вспомогательная пехота представлена довольно широко. Там показаны и обычные пехотинцы, и лучники в конических шлемах, и полуголые варварские союзники; все эти персонажи рельефов выполняют весьма различные роли. Они не только сражаются, но и помогают легионерам в их нелегких трудовых буднях. Более чем пятнадцать сцен изображают, как легионеры строят укрепления, вырубают леса, собирают урожай или занимаются иной хозяйственной работой, а воины вспомогательных подразделений находятся у них, что называется, на подхвате. В противоположность этому лишь четыре сцены изображают легионеров сражающимися, в то время как вспомогательная пехота ведет бой на четырнадцати рельефах. При этом ауксиларии показаны более злобными, чем легионеры: они убивают пленников и жгут дакийские деревни. Рельефы очень выразительны в передаче дикости воинов вспомогательных подразделений; во всех сценах, где изображены подношения отрезанных вражеских голов императору, это делают не легионеры, но исключительно ауксиларии. Один рельеф изображает даже, как один такой вояка, все еще ведущий бой, чтобы освободить руки для оружия, не желая потерять драгоценный трофей в виде отрезанной головы, несет ее в зубах, закусив за длинные волосы. Однако в этой сцене отражена не просто жажда подтверждения своей храбрости и удачи в бою. Здесь, как и на надгробии галльского конника Инса из племени треверов, обнаруженном в Ланкастере (Calunium?), отражен известный обычай кельтских воинов обезглавливать поверженного врага, довольно подробно описанный Диодором Сицилийским, который сообщает: «Убитым врагам они отрубают головы и вешают их на шеи своих коней, а окровавленные доспехи врагов передают слугам и увозят военную добычу, распевая боевые песни и победный гимн. Лучшую часть добычи они прибивают к стене своего дома, как, бывает, поступают с добычей охотники. Головы наиболее выдающихся из врагов они бальзамируют кедровым маслом и бережно хранят в ларцах, показывая затем гостям и похваляясь тем, что или кто-то из предков, или их отцы, или сами они не приняли предлагаемого за ту или иную голову выкупа» (Историческая библиотека. V. 29. 4–5).

Воин вспомогательных войск с трофеем в виде головы врага. Деталь рельефа колонны Траяна

Надгробие галльского конника Инса, найденное в Ланкастере

Данное действо объясняется тем, что кельты считали голову вместилищем души. Отрезая голову врага, воин как бы удостоверялся в том, что душа навсегда отделена от его тела и он не сможет ожить. Кроме того, отрубленные головы врагов составляли не только самый значительный трофей победителя, но и были частью культа.

Исходя из этого отражения необузданной дикости и злобы воинов вспомогательных войск на римских изобразительных источниках, включая памятники официальной пропаганды, можно задаться вопросом об отношении к ним самих римлян. Были ли солдаты вспомогательных подразделений в их глазах злобными неотесанными дикарями и обычным «пушечным мясом»? Так можно подумать, читая слова Тацита о том, что Агрикола поставил ауксилариев впереди, чтобы одержать победу без пролития крови римских граждан (Агрикола. 35). Но, не отметая данной составляющей, можно отметить и другой аспект проблемы. Подчас храбрость ауксилариев вызывала уважение римлян. Батавы, например, вообще снискали славу наиболее храброго и боеспособного подразделения (Тацит. Германия. 29). В связи с этим вспомним еще раз примечательную надпись на надгробии знатного батава по имени Соран, который хвалился тем, что на виду у императора Адриана переплыл при полной амуниции Дунай в самом глубоком месте и мог на лету поразить выпущенную стрелу (ILS 2558). И это было не просто хвастовство. Желание проявить себя людьми, достойными называться римлянами, действительно толкало на подвиги, более изумляющие, чем сдержанные и расчетливые в основной своей массе действия легионеров. Прибавим к этому еще и врожденную воинственность, по стойкому убеждению греков и римлян, присущую многим варварским народам, которая толкала римлян вербовать все больше и больше батавов, а спустя некоторое время и фракийцев.

Таким образом, вспомогательные войска полностью оправдывали свое предназначение, являясь незаменимой составной частью римской армии, и приходили на помощь легионам в самую трудную минуту, проявляя на поле боя невиданную храбрость, даже несмотря на то, что до середины II в. н. э. не получали императорских донатив (ср.: Дион Кассий. LIX. 2. 3), а вплоть до III в. н. э. зачастую выходили в отставку без наградных (praemia militiae) и, вероятно, получали более низкое по сравнению с воинами легиона жалованье. Легион ни в коей мере не походил на толпу, но и описанные выше рода войск, осуществлявшие его поддержку, также имели не менее эффективную организацию. Хотя морской флот играл сравнительно второстепенную роль, римские полководцы им также не пренебрегали, ни как транспортом, ни как одной из составляющих комбинированных военных операций, когда настоятельно была необходима поддержка с моря или речных артерий. Поэтому совершенно логично говорить о том, что римские победы являлись общей заслугой всех родов войск, хотя вся слава зачастую доставалась только легионерам.