В преддверии кризиса

В преддверии кризиса

Летом 1962 года Северный флот готовился к встрече Никиты Сергеевича Хрущева. Глава Советского государства засобирался на продуваемые ветрами берега Ледовитого океана не случайно. Именно здесь, в фиордах древнего Мурмана обретал мощь морской ядерный щит державы, щит, которому предстояло отныне надежно охранять государство от всех превратностей большой политики. Уже перед самым отъездом на Ленинградский вокзал Хрущев позвонил министру иностранных дел Громыко.

— Андрей Андреевич, что предлагаете делать по кубинскому вопросу?

— Думаю, что пора опубликовать заявление о нашей готовности оказать помощь Кубе, — ответил Громыко.

— Правильно, — одобрил предложение главы МИДа Хрущев. — Обязательно дайте отдельным параграфом, что руководство СССР не останется безразличным и к акту агрессии на Кубу!

В Мурманске на перроне поезд встречало руководство флота. Командующего Северным флотом адмирала Касатонова Хрущев принял прямо в своем вагоне. Попытку адмирала сделать официальное сообщение о силах флота и его базировании Хрущев пресек:

— Полный доклад, Владимир Афанасьевич, сделаете министру обороны. Мне же лучше расскажите, как осваиваете атомные подводные лодки. Присаживайтесь рядом.

Слушая Касатонова, он попутно задавал вопросы, а получив на них ответы, удовлетворенно кивал головой. Рассказав о первых успехах атомного флота, командующий остановился и на трудностях.

— Что ж, — резюмировал услышанное Хрущев, — главное, что атомные лодки уже начали плавать. Теперь нам только надо построить их достаточное количество!

Принесли чай… Обстановка стала совсем непринужденной, а Хрущев все расспрашивал и расспрашивал командующего о флоте, о людях, о кораблях.

На следующий день глава государства отправился осматривать новейшие боевые корабли, стоявшие у причалов Североморска. Однако особенно интересовали Хрущева все же атомоходы. Когда же на выходе в море ему продемонстрировали стрельбу баллистической ракетой из подводного положения, восторгу Никиты Сергеевича не было предела.

— Мы теперь с Америкой на «ты»! Знай наших! — говорил он радостно стоявшим рядом адмиралам Горшкову и Касатонову.

Узнав же от командующего флотом, что на базу только что прибыла, покорив Северный полюс, атомная подводная лодка «Ленинский комсомол», он решил лично вручить награды экипажу. 21 июля в гарнизоне Гремиха Хрущев пристегнул к парадным тужуркам руководителей похода Золотые Звезды Героев. На обратном пути в Североморск глава государства, оставив свою многочисленную свиту, уединился с адмиралом Касатоновым на баке крейсера. Командующий, показывая на бухты Кольского залива, рассказывал о перспективах строительства флота.

— Хорошо! Хорошо! — кивал головой Хрущев. — И мы тоже не сидим сложа руки. Прежде всего ожидаем в этом году хороший урожай. Хорошо летаем и в космос! Крепнет лагерь социализма. Порядок и в Латинской Америке. Куба окончательно порвала с капитализмом.

Взгляд главы государства скользил по чахло-зеленым прибрежным сопкам. Думая о чем-то своем, он внезапно повернулся к Касатонову.

— А как обстоят у вас, Владимир Афанасьевич, дела с кормами?

Внезапный вопрос командующего врасплох, впрочем, не застал.

— Сейчас организуем опытный военный совхоз, сено на зиму уже заготовили, а вообще, конечно, заготавливать корма здесь, на Севере, тяжело! — ответил он.

Хрущев помрачнел.

— Пытайтесь все же искать резервы. Чем больше станете заготавливать здесь, тем легче нам будет снабжать вас с Большой земли!

Едва ступив на землю, глава государства засобирался в Москву. Дела не ждали, а новости из Кремля поступали тревожные…

Холодная война была в самом разгаре. Мир был хрупок, и люди с боязнью вслушивались в сводки последних известий. В Берлине возводили знаменитую стену, деля город на Западный и Восточный. Вокруг СССР, как грибы после дождя, появлялись американские базы. С берегов Потомака кричали во всеуслышание: «Лучше быть мертвым, чем красным!» А президент Джон Кеннеди, позволивший где-то по неосторожности обронить, что не желает быть не только красным, но и мертвым, обвинялся едва ли не в измене национальным интересам. Но главные события тех дней разворачивались вокруг небольшого острова, затерянного среди Карибского моря. Приход к власти на Кубе Фиделя Кастро вызвал в США настоящую оторопь. Еще бы! Кастро во всеуслышание объявил, что намерен отныне не только дружить с Москвой, но и строить у себя на острове социализм! Можно ли было стерпеть столь дерзкое инакомыслие в какой-то сотне миль от своих берегов!

Уже с ноября 1961 года Пентагон разработал антикастровский проект «Мангуста», согласно которому предполагалось свергнуть кубинских коммунистов с помощью диверсантов. Одновременно Кубу изгнали из Организации американских государств. В ход было пущено все: пропаганда и запугивание, экономические санкции и подготовка десантной операции.

Не сидели сложа руки и на Кубе. Еще с 1960 года на остров из Советского Союза стали доставлять знаменитые «тридцатьчетверки» и самоходки, орудия и минометы, автоматы и боеприпасы. Затем настала очередь МиГов и Илов. Партизанское воинство Кастро на глазах обретало черты современной мобильной армии. В Пентагоне занервничали… и допустили промашку. Да какую! В апреле 1961 года на пляжи Плайя-Хирон была выброшена бригада вооруженных до зубов эмигрантов. Захватив плацдарм, десантники должны были удержать его в течение восьмидесяти часов. За это время спешно образованное «новое кубинское правительство» должно было попросить военной помощи у США, а затем в дело должны были вступить американские морские пехотинцы. Сорвалось! Мятежников сбросили в океан за семьдесят два часа…

Отныне Пентагон мог рассчитывать лишь на собственные силы. Теперь к вторжению начали готовиться основательно, по всем правилам военной науки. В апреле 1962-го провели учение «Лантфибекс» с высадкой морской пехоты на Пуэрто-Рико, в мае маневры «Квик-Кик» с 80 кораблями и 70 тысячами солдат. И снова американцы проглядели главное — чем больше они давили на Кубу, тем больше Кастро искал дружбы с Москвой, а та отвечала ему полной взаимностью.

Первым известил Кремль о возможном сближении наш тогдашний посол в Гаване Кудрявцев. Сразу же на остров был отправлен личный «разведчик» Хрущева — его дочь Хрущева-Аджубей. Она имела несколько доверительных бесед с женой Рауля Кастро, знаменитой Вильмой Эспин. Рассказ дочери еще больше убедил главу Советского государства в необходимости решительных мер для защиты Кубы. Активно включились в кубинскую проблему КГБ и ГРУ. Когда же в апреле 1962-го в Крым к отдыхавшему Хрущеву срочно прилетел министр обороны Малиновский и сообщил, что американцы начали размещать свои ракеты в Турции, Никита Сергеевич был взбешен.

— Они дорого заплатят за эту наглость, — без обиняков заявил он маршалу. — У нас есть, чем им достойно ответить!

В тот же день в Москву из Гаваны был в срочном порядке вызван вхожий в высшие круги кубинского руководства советник посольства Алексеев.

Первоначально единства во взглядах не было. И если министр обороны Малиновский был полностью за размещение ракет на Кубе, то Громыко относился к этой идее достаточно скептически, боясь международных осложнений. И все же окончательное решение о «кубинских» ракетах было принято. Случилось это 20 мая 1962 года. Именно эту дату и принято историками считать отправной точкой советско-американского столкновения на Карибах. Тогда же в Гавану вылетела и специальная делегация во главе с Рашидовым.

А Генеральный штаб уже приступил к разработке плана переброски на далекий остров оружия и техники, создания группы советских войск на Кубе (сокращенно ГСВК). Сама операция получила кодовое название «Анадырь». С названием недолго думали. Начальник Генштаба Захаров, вспомнив сталинский план 1950-х годов по созданию на Чукотке миллионной армии для нападения на Аляску в случае конфликта с Америкой, называвшийся «Анадырь», не мудрствуя лукаво, перенес название с чукотских карт на кубинские.

Тем временем на гаванском аэродроме уже приземлился правительственный Ту-104. Советскую делегацию встречали радушно. На первой же встрече с Кастро Рашидов без обиняков рассказал кубинскому лидеру о привезенных предложениях. Фидель, помолчав, ответил:

— Сказанное вами чрезвычайно интересно. Разумеется, такая мера сразу укоротит американцам руки. Кроме этого, думаю, что ваши ракеты помогут сбросить ярмо Вашингтона и другим латиноамериканским странам. Однако для окончательного ответа я должен посоветоваться со своими товарищами.

На следующий день советскую делегацию принимало уже все руководство Кубы: братья Кастро, Че Гевара, Освальдо Дортикос и Рамиро Вальдес. После недолгой беседы кубинцы согласились на размещение ракет. Чтобы не терять времени, в Москву для согласования конкретных действий вылетел Рауль Кастро. В обстановке строжайшей секретности он встретился с Хрущевым, Малиновским и главкомом Ракетных войск Бирюзовым. Разногласий во взглядах не было. Перед самым отлетом состоялась еще одна встреча, но уже в более расширенном составе. На ней помимо Хрущева, Малиновского, Захарова, Епишева и Бирюзова присутствовали главком ВВС Руденко и главком ВМФ Горшков. Когда решили принципиальные вопросы, перешли к частным.

— Мы считаем главной трудностью маскировку столь крупной операции, как переброска войск и техники через океан, — заявил Рауль Кастро.

— Это не проблема, — возразил Хрущев.

— Кроме того, — продолжал кубинец, — мы думаем, что необходимо опубликовать текст нашего соглашения для придания предстоящим мероприятиям законного характера. Из текста, кроме того, должно следовать, что окончательное решение о размещении ракет принято вами. Ведь у СССР огромнейший опыт и авторитет в международных делах!

— Все верно, — согласился Хрущев, — хотя ваши опасения совершенно напрасны. В случае раскрытия операции мы попросту вышлем в океан весь Балтийский флот!

Горшков, для которого последняя фраза была полнейшим откровением, лишь удивленно поднял брови. Так Военно-морской флот впервые был упомянут в связи с предстоящей операцией. И хотя главкому ВМФ была очевидна нелепица хрущевской фразы, ему, опытному моряку и тонкому политику, стало понятным, что в затеваемом противостоянии флоту отведена далеко не последняя роль.