Глава пятая. ТАК КАК ЖЕ ПОБЕДИЛ «МЕРКУРИЙ»?

Глава пятая.

ТАК КАК ЖЕ ПОБЕДИЛ «МЕРКУРИЙ»?

Как это ни может показаться странным, но сих пор находятся те, кто всеми силами старается обличить А.И. Казарского в обмане, в том, что никакого боя не было, а весь подвиг «Меркурия» был от начала до конца выдуман командиром брига. Никаких конкретных фактов обычно не приводится, а ставится вопрос ну как маленький бриг мог победить два огромнейших линейных корабля? И сразу делается вывод — а никак!

Однако нашлись те, которые сомневались, что подвиг брига «Меркурий» происходил именно так, как описан. Уже через двадцать лет после подвига брига «Меркурий» оставшиеся в живых соратники Казарского вынуждены были защищать его честь от несправедливых нападок. Вице-адмирал В.И. Мелихов в статье в «Морском сборнике» за 1850 год «Описание действий Черноморского флота в продолжение войны с Турцией в 1828 и 1829 годах» пишет: «Действия брига “Меркурий” представляют пример отваги, которому подобный едва ли сыщется в летописях морских держав. Мы считаем излишним распространяться о подвиге Казарского, вполне и совершенно оцененном Государем Императором, как то можно видеть из Высочайшего повеления и указов, изложенных в главе 23 и 26 нашего повествования; мы считаем нужным заметить только одно обстоятельство, что нашлись люди, которые сомневались, чтобы действия брига происходили точно так, как они описаны в рапорте Казарского. Но мы и весь флот, видавший бриг через несколько часов после сражения, можем засвидетельствовать, что в донесении командира брига не было никакого преувеличения; знавшие хорошо покойного Казарского поручаются, что по своей скромности он скорее был способен умолчать о своих действиях, нежели преувеличивать их. Он вполне достоин памятника, воздвигнутого ему в Севастополе его сослуживцами, с соизволения Государя Императора».

В описании хулителей Казарского события выглядели приблизительно так. С самого начала турки начали погоню за русскими дозорными судами при тихом ветре (около 2-х баллов по Бофорту) и сумели сблизиться с отставшим от остальных бригом «Меркурием». Первыми на дистанцию досягаемости артиллерийского огня носовых пушек вышли те два линейных корабля, о которых и шла речь выше. Ветер постепенно стихал, и скорость сближения была столь мала, что в течение полутора часов обстрел «Меркурия» производился с расстояния от полутора километров до полукилометра из немногочисленных погонных пушек. После чего ветер окончательно «скис» и на воду опустилась обычная для Черного моря при безветрии туманная дымка. Штиль позволил «Меркурию» медленно, но верно удаляться на веслах от турецкой эскадры до той поры, пока та окончательно не скрылась из глаз в туманной мгле (благоприятствовало и то, что на юге темнеет раньше, чем, например, на широте Москвы). После чего бриг изменил курс, дабы ввести противника в заблуждение относительно направления своего движения на случай возобновления ветра. С момента обнаружения турками русских кораблей до потери визуального контакта с «Меркурием» прошло 3,5–4 часа. За это время турки не понесли никакого материального урона — две русские малокалиберные ретирадные пушки не доставали до них, а предназначенные для ведения ближнего боя карронады — и тем более. «Меркурий» получил 22 пробоины в корпусе, тем не менее не получил ни одного разрушительного попадания крупнокалиберным чугунным или каменным ядром.

Действительно, при численном сравнении военной мощи турецких кораблей и русского брига — 184 орудия против 20, даже не считая разницу калибров, то есть при 10-кратном преимуществе турок, победа «Меркурия» на первый взгляд представляется просто невозможной. Однако при детальном анализе условий боя можно сделать вывод о том, что победа брига не является столь уж невероятным событием. По сравнению с турецкими линейными кораблями, учитывая условия маловетрия, при котором происходил бой, «Меркурий» имел следующие преимущества:

Во-первых, каждый из турецких кораблей мог стрелять только одним бортом, в то время как «Меркурий», при умелом маневрировании и быстрых разворотах с помощью весел, мог использовать все имеющиеся у него орудия. Бывшие на вооружении у «Меркурия» карронады были очень эффективны именно в ближнем бою, кроме того, они позволяли стрелять в более высоком темпе из-за простоты перезарядки.

Во-вторых, в течение всего боя турецкие корабли, как мы уже знаем, так и не смогли занять наивыгоднейшего для них траверзного положения относительно «Меркурия». Это произошло по нескольким причинам: благодаря грамотному маневрированию брига, по причине малой дистанции боя и из-за маловетрия.

В-третьих, при нахождении близко, но несколько позади «Меркурия» большие трехдечные линейные корабли (учитывая их обводы и высоту борта) могли прицельно стрелять только из 8–10 носовых пушек, поскольку в бортовых портах пушки могли поворачиваться не более чем на 15 градусов, в то время как короткие карронады «Меркурия» имели куда большие возможности для прицеливания и могли вести прицельный огонь по рангоуту и такелажу противника. Таким образом, практически в течение всего боя, за исключением двух эпизодов, соотношение действующих стволов, при всем внешнем преимуществе турок, фактически составляло 16–20 у турок против 18 у наших.

В-четвертых, при «пистолетной» дистанции боя турецкие корабли могли попадать в более низкий борт «Меркурия» только выстрелами с нижних деков, а это могло иметь место только при траверзном расположении линкоров и брига друг относительно друга. Но Казарский, как мы уже говорили, этой возможности туркам так и не дал.

В-пятых, безусловно, Казарскому и его подчиненным помогла и погода. Слабый ветер, временами совсем стихающий, практически обездвиживал турецкие линейные корабли, тогда как «Меркурий», имея весла, мог не только маневрировать, но и постепенно увеличивать дистанцию отрыва от противника.

Наконец, в произошедшем всего полутора годами ранее Наваринском сражении была уничтожена лучшая часть турецкого флота, что существенно ослабило морские силы Турции, а потому команда «Меркурия» столкнулась с гораздо менее опытными турецкими командами. Причем это касалось не только рядового состава, но, прежде всего, командного. Если рядовой состав турецких кораблей медленно заряжал орудия и плохо стрелял, не слишком умело управлялся с парусами, то командный состав не слишком грамотно действовал тактически. Кроме этого, при маловетрии особо много зависит от умения грамотно и быстро управляться с парусами, чтобы использовать в свою пользу малейшую перемену ветра, для чего офицеры и командиры должны иметь большой опыт управления парусами. У турецких командиров и офицеров такого опыта, судя по всему, не было.

Мог ли Меркурий оказаться в «клещах» между двумя турецкими линкорами, как это показано на известной картине И. Айвазовского, и попасть, таким образом, в «два огня»?

Разумеется, что такая ситуация вполне могла произойти, бой есть бой. Однако, попав одновременно под два бортовых залпа, бриг не имел никаких шансов не то что выйти победителем из боя, но вообще остаться на плаву. При «пистолетной» дистанции (25–50 метров), которую показал на своей картине Айвазовский, он непременно получил бы сразу в оба борта мощнейший залп двух линейных кораблей. При этом дистанция была (если, опять же, судить по Айвазовскому) столь мала, что даже таким не слишком метким артиллеристам, как турки, промахнуться было практически невозможно. По большому счету им не надо было даже целиться. Но и это не всё! Если даже орудия на верхней палубе и верхнего дека палили по рангоуту и такелажу «Меркурия», то крупнокалиберные 36-фунтовые орудия нижних деков, находившихся на одном уровне с корпусом брига, в несколько попаданий превратили бы «Меркурий» в развалину. Однако, как мы знаем, ничего подобного так и не произошло. Сразу же возникает вопрос почему? Ответ здесь может быть только один — в течение всего боя с турецкими линейными кораблями «Меркурий» ни разу не оказывался между турецкими линейными кораблями.

Вспомним, что в рапорте Казарского есть упоминание, что турки приближались к нему на «пистолетный выстрел», т.е. фактически вплотную. Сомневаться в правдивости рапорта Казарского у нас нет. Как же все обстояло на самом деле? Ведь мы понимаем, что сразу двух бортовых залпов в упор маленьких бриг ни за что бы не выдержал. На самом деле никаких противоречий здесь нет! Действительно в течение боя турецкие корабли при недолгих усилениях ветра несколько раз сокращали свою дистанцию до минимума. Но при этом им ни разу так и не удалось развернуться к бригу бортом, а тем более одновременно двоим. Даже при максимальном сближении с «Меркурием» турецкие корабли могли вести по нему огонь лишь несколькими мелкокалиберными носовыми (т.е. погонными) пушками. При этом стоявшие в носу пушки располагались значительно выше корпуса русского брига. И огонь, по обыкновению турок, велся, как всегда, исключительно по парусам, причем не слишком точно. Помимо этого, учитывая не слишком хорошую морскую подготовку турецких команд, корабли сближались с «Меркурием» разновременно, что позволяло Казарскому грамотными маневрами отбиваться от них по отдельности. При этом, даже при утихшем ветре, «Меркурий», используя весла, мог время от времени поочередно подворачивать к линейным кораблям разными бортами и добиваться, таким образом, даже некоторого превосходства в огне.

Почему же тогда Айвазовский изобразил на своем полотне нереальный эпизод сражения? Ответ, думается, в данном случае лежит на поверхности. Во-первых, при всей своей любви к морю и к флоту, Айвазовский не был профессиональным моряком, тем более он не был моряком военно-морского флота. Именно поэтому его батальные картины всегда существенно уступают в правдивости изображения кораблей, прорисовке деталей, нюансов погоды и т.п. батальным маринам А. Боголюбова, который, как известно, окончил Морской корпус и имел чин лейтенанта. Кроме этого, желая усилить драматизм боя и тем самым еще более возвысить подвиг «Меркурия», Айвазовский вполне сознательно решился изобразить героический бриг в самой невыгодной для него ситуации. Осуждать за это Айвазовского сложно. Художник имеет право на воображение! При этом непререкаемый авторитет Айвазовского, известность самой картины привели к тому, что не только позднейшие художники, но и писатели начали описывать бой «Меркурия», принимая картину знаменитого художника за документ. Такой случай в нашей истории не единственен. Так, после выхода в свет знаменитого фильма С. Эйзенштейна «Броненосец “Потемкин”», в котором много выдуманных режиссером сцен (сцена приготовления расстрела матросов под брезентом, расстрел демонстрации в Одессе на Потемкинской лестнице и т.д.), писатели и историки сразу же начали описывать не реальные события на мятежном броненосце, а пересказывать фильм Эйзенштейна. Такова сила искусства. Думается, что в случае с картиной И. Айвазовского произошло то же самое.

Исследователь боя «Меркурия» А.И. Иоффе разбил его на несколько последовательных эпизодов. Эпизод первый. «Селимие» и «Реал-бей» начинают погоню за «Меркурием», следуя курсом на норд. Бриг вначале держит курс норд-вест, а затем также поворачивает к норду. Турки тоже начинают доворачивать влево.

Эпизод второй. Турецкие линейные корабли сближаются с «Меркурием» строем фронта: «Селимие» справа, «Реал-бей» слева. «Селимие» пытается обойти бриг справа и дает полновесный залп левым бортом, от которого Казарскому удалось, впрочем, в самый последний момент уклониться. После этого он уже удерживает обоих противников на кормовых углах, так что те могут задействовать лишь носовые орудия. Общее направление всех трех судов строго на норд. Такое взаимное положение продолжается достаточно долго.

Эпизод третий. «Меркурий» постепенно меняет курс на норд-вест. Турки подворачивают вслед за ним, при этом они несколько расходятся в стороны. Казарский, воспользовавшись ошибкой турок, оставляет «Селимие» за кормой, а бортом успевает развернуться к носовой части «Реал-бея» и произвести по нему несколько бортовых залпов. Вскоре «Селимие» ложится на курс, параллельный «Реал-бею», и «Меркурий» вынужден снова оставить их обоих за кормой, ведя огонь, лишь изредка попеременно подворачивая свои борта то к одному, то к другому кораблю.

Эпизод четвертый. Турецким линейным кораблям удается наконец-то нагнать бриг и почти взять «в клещи». Именно в этот момент артиллеристы «Меркурия» поражают «Селимие». Флагманский линейный корабль сразу же прекращает преследование и ложится в дрейф. Но и «Меркурий» почти сразу подставляется кормой под продольный залп «Реал-бея». Казарский пытается оторваться от преследования второго линейного корабля, но капитан «Реал-бея» снова удачно подворачивает бортом к корме русского брига. При этом «Меркурий» по-прежнему упорно стремится в норд-вестовую четверть. Ценой больших усилий Казарскому все же удается увернуться от очередного бортового залпа и снова перевести преследователя на кормовые углы.

Эпизод пятый. «Реал-бей» снова успешно маневрирует и выходит на новый бортовой залп. В это время артиллеристы «Меркурия» наносят повреждения «Реал-бею» и тот выходит из боя, прекращая преследование. «Меркурий» же продолжает движение, следуя все тем же курсом норд-вест.

Историк Атавин в статье «Бой брига “Меркурий”» в сборнике по истории флота и судостроения «Гангут», номер 28 от 2001 года, пишет об артиллерийской составляющей боя следующее (цитирую): «Соотношение артиллерийских орудий подавляет воображение: 184 пушки у турок и всего 20 — у русских! Сражение неминуемо должно было привести к печальному исходу для “Меркурия”. Но таким ли было количественное соотношение действующей артиллерии в бою? Парусный корабль, имея противника с одной стороны, может стрелять только одним бортом. Следовательно, количественное соотношение уже меняется как 92 к 18 (бортовые карронады). Из числа 92 турецких пушек при ближнем бое необходимо вычесть по четыре погонных и не менее чем по шесть ретирадных пушек. Остаются 72 активные бортовые пушки на двух турецких кораблях. Но и это еще не все! Турецкие корабли не смогли в течение всего боя занять траверзного положения относительно русского брига, как вследствие грамотного маневрирования “Меркурия” “змейкой”, так и по причине малой дистанции боя, иначе ядра одного турецкого корабля могли попадать в другой. Далее, при нахождении близко, но сзади “Меркурия”, “Селимие” и “Реал-Бей”, учитывая обводы кораблей, могли прицельно стрелять только из восьми или десяти носовых пушек, так как в бортовых амбразурах (видимо, все же в портах. — В.Ш.) пушки поворачиваются не более чем на 15 градусов на сторону. В итоге, фактически, за исключением двух эпизодов, соотношение действующих стволов составляло 16–20 у турок против 18 у русских. Следует учесть еще один немаловажный фактор артиллерийской дуэли на малых расстояниях, а именно малую высоту борта “Меркурия” и большую высоту бортов турецких кораблей. В результате турецкие ядра могли попадать в борта брига только после выстрелов с нижних деков, тогда как с верхних деков ядра и другие снаряды попадали в основном в рангоут, такелаж и паруса российского корабля. В это же время “Меркурий”, уклоняясь от одного корабля и стреляя в него из кормовых пушек, всем бортом, то есть карронадами, давал залп по другому турецкому кораблю».

Кроме пробоин в корпусе «Меркурия» официальные документы отмечают 16 повреждений в рангоуте, 133 повреждения в парусах и 148 повреждений в такелаже «Меркурия». Также разбиты шлюпки и слегка повреждена одна карронада, Повреждения были настолько существенны, что судно едва добралось до Севастополя, где затем его ремонтировали целых семь лет!

Общеизвестно, что «Меркурий» добился своих знаменитых попаданий книпелями. А вот чем стреляли турки, какие конкретно повреждения были нанесены «Меркурию» и почему турецкие корабли потеряли возможность вести бой всего лишь от нескольких удачных попаданий, а «Меркурий» этой возможности не потерял, несмотря на сотни повреждений в рангоуте, такелаже и парусах, в точности неизвестно.

Стреляли ли турки книппелями? Ответа на этот вопрос в документах нет, но мне думается, что, судя по многочисленным повреждениям такелажа, все же стреляли. Однако книппеля (полуядра, скрепленные между собой цепью) весьма эффективны для поражения такелажа исключительно на близкой дистанции (не более 200 метров), а на большей совершенно бесполезны, так как просто не долетят до противника. Отсюда можно предположить, что большую часть времени боя «Меркурий» удерживался от противника исключительно на выгодных курсовых углах, при достаточно малой дистанции. Подтверждением этому служит и то, что на вооружении «Меркурия», за исключением двух мелкокалиберных «погонных» пушек, были исключительно карронады, которые можно использовать только в ближнем бою. «Меркурий» как мы знаем, не нанес противнику несколько повреждений, повлиявших на исход боя. Сделать это можно было на дистанции в 200–250 метров. Расстояние до противника стало увеличиваться лишь к концу сражения.

Теперь попробуем определить, какие именно повреждения нанесли артиллеристы брига турецким линейным кораблям, и насколько эти повреждения повлияли на исход боя. Для начала еще раз обратимся к рапорту А.И. Казарского: «Во все время “Меркурий” не прерывал своего огня, стараясь по возможности уклоняться от продольных выстрелов, пока удалось перебить ватер-штаги (ватер-штаги — тросы под бушпритом, служащие для его оттягивания вниз. — В.Ш.) и повредить гротовый рангоут стопушечного корабля, что заставило его закрепить бом-брамсели (бом-брамсели — прямые паруса четвертого яруса снизу. — В.Ш.), привести к ветру и лечь в дрейф, но прежде прекращения действия он послал бригу залп со всего борта. Другой корабль продолжал сражение, переменяя галсы (т.е. курс относительно ветра. — В.Ш.) под кормой брига и бил его продольными выстрелами, которых никакими движениями невозможно было избежать, но со всем тем “Меркурий” отстреливался до того времени, пока счастливым выстрелом удалось перебить у неприятеля нок-фор-марс-рею (оконечность на втором снизу рее фок-мачты. — В.Ш.), падение которой увлекло за собой лисели (добавочные прямые паруса, устанавливаемые по бокам основных. — В.Ш.), тогда и этот корабль привел в бейдевинд (курс под острыми углами, от 30 до 60 градусов, навстречу направлению ветра. — В.Ш.)».

В своих воспоминаниях о бое «Меркурия» бывший начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал В.И. Мелихов пишет так: «Во все время “Меркурий” не прерывал огня, стараясь между тем уклоняться, по возможности, от продольных выстрелов; наконец ему удалось перебить ватер-штаги и повредить гротовый рангоут 110-пушечного корабля, что побудило его… лечь в дрейф; но прежде совершенного прекращения действия он послал в бриг прощальный залп со всего борта… Другой корабль продолжал сражение, переменяя галсы под кормою брига, и бил его ужасно продольными выстрелами, которых никакими движениями избежать было невозможно; за всем тем “Меркурий” продолжал отпаливаться до тех пор, пока счастливым выстрелом удалось перебить у неприятеля нок фор-марса-рея, падение коего увлекло за собою лисели; тогда и этот корабль, в 5¹/₂ часов, привел в бейдевинд».

Мелихов в целом повторяет рапорт Казарского, за тем лишь исключением, что не упоминает о «закреплении бомбрамселей» на турецком 110-пушечном корабле и его «приведении к ветру». Все последующие авторы, описывающие бой «Меркурия», или повторяли Казарского и Мелихова, или придумывали что-то свое. Позднее они будут выдумывать всякую несусветицу о том, что турки в пороховом дыму палили друг в друга, а Лысенко вообще перебил ядром грот-мачту «Селимие», которая упала, о некой решительной атаке «Меркурия» в конце боя, о рухнувших на палубу всех парусах фок-мачты «Реал-бея» и т.д., оказывая медвежью услугу и Казарскому, и его храброй команде.

Что же представляли из себя противники «Меркурия»? Не так давно в Интернете (http://wap.tsushima2.borda. ru) были опубликованы данные по турецкому флагману — 128-пушечному гиганту «Селимие», взятые из материалов тогдашнего турецкого «Комитета для приведения флота в лучшее состояние», который учитывал в своих документах только орудия калибром от 18 фунтов и более: на нижней батарейной палубе (на нижнем деке) — 4–48-фунтовые и 28–36-фунтовых пушек, на средней батарейной палубе (на среднем деке) — 34–24-фунтовые пушки, на верхней батарейной палубе (на верхнем деке) — 34–18-фунтовые пушки, на верхней (открытой) палубе — неуказанное число легких пушек и, возможно, карронад. Данные по артиллерийскому вооружению «Селимие» по состоянию на 1829 год исходят от английского моряка на турецкой службе Адольфуса Слейда, участвовавшего в Русско-турецкой войне 1828–1829 годов: на нижней батарейной палубе — 4–110-фунтовых камнемета и неуказанное число 36-фунтовых пушек, на средней батарейной палубе — 4–75-фунтовых камнемета и неуказанное число 26-фунтовых пушек, на верхней батарейной палубе — неуказанное число 20-фунтовых пушек, на верхней открытой палубе — неуказанное число 12-фунтовых и 9-фунтовых пушек. Камнеметами называли относительно короткоствольные тонкостенные артиллерийские орудия, стрелявшие каменными ядрами на небольшие расстояния и чаще всего заряжавшиеся с казенной части. Всего на «Селимие» было 128 орудий, все пушки — французского происхождения. К сожалению, количественной разбивки по калибрам нет. О наличии карронад или их отсутствии также не упоминается. Экипаж «Селимие» — около 1400 человек, большая часть состояла из набранных незадолго до войны рекрутов.

О «Реал-бее» у автора точных данных нет, но можно предположить, что укомплектован артиллерией он был приблизительно в той же пропорции, как и «Селимие», с той лишь поправкой, что общее число орудий у него достигало 74-х. Вопрос, были ли на турецких линейных кораблях карронады, остается открытым. В артиллерийском штате русского 110-пушечного линейного корабля того времени находились четыре 24-фунтовые, шесть 8-фунтовых и двадцать 6-фунтовых карронад, а на русском 74-пушечном линейном корабле устанавливалось шесть 24-фунтовых карронад. Однако у турок их вполне могло еще и не быть.

Итак, Казарский конкретно сообщает, что ядро «Меркурия» перебило ватер-штаги под бушпритом «Селимие». Насколько это серьезное повреждение и мог ли 110-пушечный линейный корабль выйти из боя?

Упомянутый Казарским «гротовый рангоут» (а вернее, горизонтальные элементы средней и одновременно самой высокой мачты, называемой грот-мачтой) на 110-пушечных линейных кораблях первой половины XIX века занимал (в зависимости от конструкции) следующие высоты: грота-рей (самый нижний на грот-мачте) располагался над водной поверхностью на высоте 22–23 метра, грот-марса-рей — на высоте 30–39 метров, грот-брам-рей — на 44–48 метрах, грот-бом-брам-рей — на 51–57 метрах. Фок-мачта (передняя мачта) тех же 110-пушечных кораблей имела высоты над водой, аналогичные реям, но примерно на 10% меньшие, а бизань-мачта (ближайшая к корме) — на 15–20% меньшие, чем грот-мачта. На 74-пушечных линейных кораблях горизонтальные элементы рангоута (реи) возвышались над водой, как правило, на 10% ниже, чем на 110-пушечных. Это говорит о том, что ядра с «Меркурия», поднимаясь, как указано выше, максимум на 18 метров над водой, да и то в узком диапазоне дистанций стрельбы от 270 до 340 метров, могли «дотянуться» в лучшем случае лишь до нижних рей 74-пушечного корабля.

Что подразумевал Казарский под «повреждением гротового рангоута» турецкого 110-пушечного линейного корабля? По-видимому, это было повреждение грот-ундер-лисель-спирта (нижнего горизонтального шеста на высоте верхней палубы), служившего для растягивания за пределы борта нижнего края гротового лиселя — добавочного прямого паруса (гротового лиселя). Затем еще одно перебивает ватер-штаги, крепящие бушприт к княвдигеду гальюна. Так как речь идет обо всех ватер-штагах, то ядро с «Меркурия» удачно поразило их в районе их общего крепежа. Разумеется, что от этого бушприт не отвалился, так как сверху держался еще и фок-штагами и фотстень-штагами, но жесткость конструкции была нарушена, и он закачался. Повреждение гротового рангоута с падением гротового лиселя и ватер-штагов не было слишком серьезным для «Селимие», но вызвало определенные трудности в управлении кораблем. Однако, учитывая то, что почти вся команда состояла из насильно пойманных и посаженных на корабль рекрутов, быстро исправить эти повреждения не представлялось возможным

Теперь относительно «Реал-бея». Насколько мог повлиять на боеспособность линейного корабля перебитый нок формарса-рея с марселями и упавшие лиселя?

Что касается «Реал-бея», то нанесенные ему повреждения тоже не были слишком серьезными — «счастливым выстрелом удалось перебить у неприятеля нок-фор-марс-рею, падение которой увлекло за собой лисели». При этом никакие «все» паруса фок-мачты на палубу, разумеется, разом не рухнули, как выдумывали позднейшие авторы. Для этого надо было много еще чего перебить. Однако, к счастью для «Меркурия», и упавших лиселей оказалось вполне достаточно. Пример вышедшего из боя флагмана и суматошная паника на нем, скорее всего, уже смущали умы матросов «Реал-бея», когда же полетели вниз лиселя, что, повторюсь, было не страшно для боеспособности корабля, но выглядело весьма эффектно, то паника началась и на нем. Капитана второго линейного корабля тоже понять можно: с необученной командой исправлять повреждения — дело долгое, к тому же без лиселей «Реал-бей» сразу потерял возможность ловить и так едва двигавший корабль тихий ветер. Да и вышедший к этому времени из боя «Селимие» давал гарантию, что никакого наказания от адмирала за отказ от преследования русского брига также не последует.

И все же почему турецкие адмиралы прекратили преследование «Меркурия», тем самым фактически признав свое поражение в этом далеко не равном бою? Думается, что такое решение было вызвано не одним, а сразу несколькими факторами.

1. Повреждения, нанесенные «Меркурием», хоть и не носили решающего характера, однако создали определенные трудности с управлением линейных кораблей и при тихом ветре замедлили их и без того не слишком большую скорость

2. Повреждения и упорное сопротивление маленького брига деморализующе подействовало на сборные и не слишком обученные команды линейных кораблей. Еще очень свежи были воспоминания о недавнем Наваринском погроме. Именно поэтому в течение всей войны 1828–1829 годов турецкий флот вел себя исключительно пассивно. Майский 1829 года выход в море был едва ли не самым отважным его мероприятием за всю войну. 

3. Было очевидно, что русский бриг будет отчаянно драться до самого конца и, возможно, даже попытается в критической ситуации, сойдясь вплотную с одним из линейных кораблей, совместно взорваться. Это турок, разумеется, никак не устраивало, а реальная возможность при отсутствии ветра и наличии у брига весел у «Меркурия» для этого была.

4. Сама погоня и бой явно затягивались. Без внимания турецких адмиралов не могло остаться и то, что Казарский упрямо держал курс на норд-вест в сторону Сизополя, где стоял тогда весь Черноморский флот во главе с адмиралом Грейгом. В том же направлении ушли и давно скрылись за горизонтом и два дозорных русских фрегата. Это не могло не беспокоить капуданпашу. В любой момент на горизонте мог показаться Черноморский флот. При этом основные силы турецкого флота остались далеко позади адмиральских кораблей. Принимая же во внимание повреждения в такелаже и рангоуте, оба линейных корабля могли сами превратиться из охотников в достаточно легкую добычу. Продолжать погоню, все дальше отдаляясь от Босфора и сближаясь с главными силами противника, становилось уже реально опасным

5. Ценность самого маленького брига была не столь велика, чтобы ради него рисковать двумя сильнейшими кораблями. К тому же во время этого выхода турецкий флот уже одержал неожиданную для себя победу и взял куда более ценный приз (об этом мы будем подробно говорить в следующей главе).

Подводя итог вышесказанному, мы не ошибемся, если сделаем следующий вывод — бой «Меркурия» действительно был самый героический, а успех ошеломляющим. То, что нашей победе способствовала и погода, слабая обученность турецких команд и тактическая и оперативная ситуация не должно нас смущать. На войне как на войне, и Бог всегда на стороне храбрых, а победа всегда есть победа!