…А фюрер идет от победы к победе

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

…А фюрер идет от победы к победе

Как наглядно показал английский историк сэр Алан Буллок{22}, политическая ориентация Гитлера и Сталина была совершенно разнонаправленной. Вся энергия тоталитаризма в СССР направлялась вовнутрь — партийные чистки, преследование «буржуев», депортация в ГУЛАГ целых слоев населения, отнесенных в категории троцкистов и кулаков. Часто население даже не понимало, в чем его, собственно, обвиняют. В то же время люди, определяемые гитлеровским режимом как враги, напротив, имели возможность присоединиться к нему (кроме евреев). О том, чтобы разрушать структуры общества, речь даже не заходила — слово «порядок» означало единение, слияние. В роли козла отпущения выступал «еврейский Интернационал, тайный дирижер англичан, американцев и Советов». Такая стратегия во многом обеспечила привязанность немцев к горячо любимому фюреру.

Отделавшись от врагов (путем «внутреннего Версаля»), сплотив народ, укрепив экономику, возродив германскую мощь, Гитлер счел возможным перейти к наступлению вовне. И в первую очередь выступить против положений Версальского мирного договора. Для оправдания своих претензий он вооружился убедительными доводами, которые при случае служили удобными предлогами к действию, а порой по необходимости откладывались в сторону: например, Южным Тиролем — немецким по культуре и языку, но в соответствии с договорами принадлежавшим Италии — он пожертвовал ради альянса с Муссолини.

Страны-победительницы опирались на международные договоры, подписанные немцами в Версале, считая своим главным законным правом противодействие гегемонистским устремлениям Германии, которые казались неудержимыми{23}.

Во Франции министр иностранных дел Луи Барту, вопреки оппозиции своей правой клиентуры, желал сближения с Советским Союзом и, несмотря на сопротивление левых, — с Муссолини. Но в октябре 1934 г. Барту убили во время покушения на югославского короля Александра. А его преемник Пьер Лаваль, пацифист, убежденный в необходимости сближения с Германией, и политический наследник Аристида Бриана, умершего в 1932 г., свел подобные попытки на нет. Стараясь договориться с Германией при посредничестве Италии, он организовал Стрезскую конференцию. «Французы окончательно упустили момент для превентивной войны», — заметил Гитлер.

С тех пор внешняя политика фюрера стала одерживать победу за победой. Для начала он с легкостью выиграл плебисцит в пограничном Сааре, жителям которого предложили выбор между тремя вариантами: воссоединиться с Германией, остаться под эгидой Лиги Наций или присоединиться к Франции. Дабы ни в коем случае не скомпрометировать свой план сближения с немцами, Лаваль ровным счетом ничего не противопоставил нацистской пропаганде, развернутой Рудольфом Гессом, который подверг саарцев невиданной доселе промывке мозгов. Для нацистов это оказалась победа без борьбы. Зато французов провал, явившийся как бы недобрым предзнаменованием предстоящего поражения, серьезно напугал — тем более что хроники кинокомпании «Пате» впервые показали им во всей красе действия штурмовиков и волюнтаристскую мощь старого врага. Они столкнулись также с притоком беженцев-антинацистов, желавших укрыться от гитлеровского режима; французские руководители встречали их дежурными фразами, всячески стараясь не задеть победителя, — дипломатия обязывает{24}.

Вскоре последовала и вторая победа. «Одна из Версальских цепей разорвана», — прокомментировал Гитлер результаты голосования в Сааре, где 90% населения проголосовали за воссоединение с Германией. Затем сразу же прозвучало объявление о возрождении армии, вызвавшее в стране взрыв энтузиазма. В ответ на реакцию сверхдержав, обратившихся по этому поводу в Лигу Наций, Гитлер заявил, что перевооружение служит делу мира, поскольку позволяет Германии создать барьер против большевизма. Да и почему, добавил он, Германия одна должна оставаться безоружной, в то время как другие страны сохранили за собой право иметь вооруженные силы для самозащиты?

Внешняя политика Германии, 1933–1939

1934 … Пакт о ненападении между Польшей и Германией

1935 … Прогерманский плебисцит в Сааре (январь) — денонсация Версальского мира, восстановление всеобщей обязательной воинской повинности (март) — заключение англо-германского морского соглашения (июнь)

1936 … Гитлер вооружает левый берег Рейна и денонсирует Локарнские договоры — заключение между Германией и Японией Антикоминтерновского пакта сроком на пять лет

1937 … Союз Гитлера и Муссолини — Испания: бомбежка Герники (сентябрь)

1939 … Вступление немцев в Прагу (март) — Стальной пакт Гитлера-Муссолини (май) — советско-германский пакт (август) — немцы захватывают Польшу, Великобритания и Франция объявляют Германии войну (сентябрь)

Третьей победой стало заключение с англичанами морского соглашения, предложенного Гитлером и Риббентропом. По этому договору немцы, признавая английское превосходство, соглашались, чтобы мощь их военного флота не превышала одной трети от мощи британского, — напоминание об эпохе, когда англичане добивались проведения в жизнь «стандарта двух держав»[2], с чем Вильгельм II категорически не желал мириться. Со стороны Гитлера подобная договоренность выглядела как знак доброй воли, но она очень не понравилась другим странам, подписавшим Стрезские соглашения, — Франции и Италии, с которыми не проконсультировались: ведь Лондон, по сути, одобрил перевооружение военно-морских сил Германии[3].

Четвертая победа была более рискованной. Воспользовавшись тем, что общественное мнение во Франции и Великобритании резко разделилось в вопросе о мерах в отношении завоевавшей Эфиопию Италии, и лично сблизившись с Муссолини, Гитлер 6 марта 1936 г. приказал немецкой армии вступить на территории по левому берегу Рейна, тем самым нарушив условия Версальского мирного договора и Локарнских соглашений. Он взял французов на испуг — в то время Франция имела все возможности выгнать оттуда единственное немецкое подразделение, способное оказать сопротивление. «Если бы французы выступили, — заметил впоследствии Гитлер, — нам пришлось бы убраться с поджатым хвостом». В ответ на возмущенные протесты премьер-министра Франции Альбера Сарро генерал Вернер фон Бломберг, заботясь о примирении, предложил сократить количество бригад, вошедших в «Рейнанию» (земли по левую сторону Рейна), и не строить к западу от реки военных укреплений. Гитлер сказал «нет». «Нас всех спас только мой невероятный апломб, поскольку я не располагал необходимым количеством войск», — признавался он позже. Что касается Альбера Сарро, то хоть он и заявлял, что «не позволит немецким пушкам угрожать Страсбургу», но на самом деле увяз в переговорах с англичанами, которые отговорили его от каких-либо действий. Вдобавок Германия тут же предложила Франции и Бельгии пакт о ненападении сроком на двадцать пять лет, а затем выдвинула предложение о демилитаризации зоны… по обе стороны границы (sic!).

Пятая победа — аншлюс Австрии — оказалась самым деликатным делом. Деликатным в том смысле, что эта операция по «слиянию» проводилась в обстановке сближения между Гитлером и Муссолини, который объявил себя гарантом независимости Австрии после убийства канцлера Дольфуса австрийскими нацистами. Гитлер, родившийся в Линце, находил объединение двух стран вполне естественным. Во-первых, оно восстанавливало единство германской расы, включающей и австрийцев, а во-вторых, отвечало высказывавшейся неоднократно (в частности, в 1848 и 1919 гг.) заветной мечте о Великой Германии (Grossdeutschland). Лидеру нацистов Австрии Зейсс-Инкварту и ответственному за операцию Герингу Гитлер посоветовал проявлять тактичность по отношению к Муссолини. Ведь последний стал близок фюреру еще после «эфиопского дела», а особенно во время гражданской войны в Испании, где совместная поддержка обоими генерала Франко усилила их образ борцов с большевизмом. Впрочем, Муссолини дал понять, что ему надоело «охранять независимость Австрии, тем более если сами австрийцы этого не хотят». Успехи Гитлера на внутри- и внешнеполитической арене фактически усиливали динамику развития событий в направлении аншлюса. Поскольку дуче вроде бы смирился с неизбежным, оставалось только нажать на канцлера Шушнига, который настаивал на независимости Австрии, полагая, будто договор, заключенный с Германией в июле 1936 г., служит защитой от любого рода эксцессов. Видя оживление самых беспокойных элементов австрийского нацизма, Гитлер предложил Шушнигу назначить Зейсс-Инкварта министром внутренних дел, передав ему контроль над полицией. В Бергхофе фюрер поджидал Шушнига в окружении трех генералов вермахта, которые не понимали, зачем там находятся. Зато Шушниг сразу догадался, что они нужны для оказания на него давления, когда Гитлер в привычной для себя манере обрушился на Австрию с упреками в «предательстве» немецкого народа[4]: «Я — носитель исторической миссии, и я твердо решил положить всему этому конец». Перед лицом открытых угроз и столь устрашающей мизансцены канцлер уступил, но, вернувшись в Вену, оспорил достигнутую в Бергхофе договоренность и объявил, что намерен организовать референдум по вопросу о «самостоятельности свободной немецкой Австрии».

Разъяренный тем, что его переиграли, Гитлер впал в истерику и немедленно, без подготовки приступил к военному вторжению. Его смущала лишь возможная реакция Муссолини. Он написал дуче письмо, в котором объяснял, что, «будучи сыном этой земли, счел себя обязанным навести порядок на родине». Однако, добавлял фюрер, он ни в коем случае не ставит под сомнение свое обязательство уважать границу по Бреннеру (этот перевал служил южной границей Австрии, хотя за ним также проживало немецкоязычное население). И как только Муссолини согласился с немецкой интервенцией, Гитлер велел передать ему: «Я никогда этого не забуду, никогда-никогда-никогда, что бы ни случилось!.. Если ему когда-нибудь понадобится помощь или будет грозить опасность, я ни за что не брошу его в беде, пусть хоть весь мир против него ополчится»{25}.

История свидетельствует: в 1943 г. Гитлер сдержал слово.

Теперь он уже спокойно мог отдавать войскам приказы о продвижении и сам лично пересек границу по узкому мосту в своем родном городе Браунау-на-Инне, затем прибыл в Линц и Вену. Австрийская армия присягала ему, а восторженные толпы скандировали: «Один народ, одно государство, один фюрер!» (Ein Volk, em Reich, ein F?hrer). 99% голосов, отданных за присоединение к Германии в ходе плебисцита, увенчали триумф. Дни всеобщего ликования завершились в Вене такими массовыми еврейскими погромами и такими широкими репрессиями против «внутренних врагов», каких Австрия до тех пор не знала.