2.1. С.О. МАКАРОВ И З.П. РОЖЕСТВЕНСКИЙ В ЗЕРКАЛЕ ИСТОРИИ

2.1. С.О. МАКАРОВ И З.П. РОЖЕСТВЕНСКИЙ В ЗЕРКАЛЕ ИСТОРИИ

Прошло уже более 100 лет после окончания Русско-японской войны, но так как она была последней в российской истории, когда исход всей войны зависел от успехов флота, интерес к ней не ослабевает. Споры вызывает не только выяснение технических причин исхода боевых столкновений, но и оценка роли участия тех или иных личностей в событиях. Среди лиц, к которым приковано наибольшее внимание, мы можем видеть и С.О. Макарова и З.П. Рожественского.

С лёгкой руки B.C. Пикуля начало складываться мнение, что командующий 2-й Тихоокеанской эскадрой — один из величайших наших адмиралов, которому только плохое качество наших снарядов помешало занять место в пантеоне морской славы Отечества рядом с Ушаковым, Нахимовым и Сенявиным. Причём одним из оснований для такой точки зрения было то, что раз в советское время Зиновия Петровича считали виновником гибели эскадры, то это не так: большевики только и умели искажать правду.

Однако время вынесло свой приговор — результат сражения не опровергнуть никому — такого погрома наш флот не имел в своей 300-летней истории[27].

Вина в цусимском погроме не только царского правительства, но и командующего. Ведь это он привёл к Корейскому проливу эскадру не использовавшую для боевой подготовки всех имевшихся учебных снарядов и не проведя необходимых учений в совместном плавании. В бой шла не «ватага братьев» Нельсона, а группа кораблей, которой командовали не единомышленники адмирала, а лишь его подчинённые, не понимавшие замысла сражения. Никто, даже командир 3-й эскадры контр-адмирал Небогатов, не знал плана боя (если он вообще был). А если к бою не готовиться, то результат будет только один — поражение. З.П. Рожественский шёл вперёд, надеясь только на русский «авось».

К цусимской трагедии вице-адмирала Рожественского привёл весь его жизненный путь. Не умаляя его личной храбрости, следует всё-таки отметить, что отличался он в основном в мирное время на дворцовой службе. Кстати, его звание генерал-адъютант означало, что он причислен к царской свите и имеет первенство перед строевыми вице-адмиралами. Он был главным оппонентом С.О. Макарова в дискуссиях и соперником в карьере. Он превосходил С.О. Макарова в образовании. Если за спиной Макарова было штурманское училище в Николаевске-на-Амуре и сданные экстерном экзамены за морской корпус, то Рожественский кроме полного курса корпуса закончил Артиллерийскую академию. Именно поэтому ему доверили испытание новейших приборов управления стрельбой конструкции Давыдова, установленных на вооружённом пароходе «Веста». В 1877 г. на этом пароходе он участвовал в бою с турецким броненосцем «Фетхи-Буленд». В то время как имя Макарова гремело славой успешных рейдов по всему Чёрному морю, З.П. Рожественский получил свой орден Св. Георгия после личного доклада царю о героическом бое своего корабля, за что о нём в своё время писали как о «герое с газетных страниц». После войны Рожественский командовал небольшой флотилией, составлявшей ВМС Болгарии. Макаров закреплял свою славу походами в океанах, теоретическими трудами по организации морского боя. Рожественский удостоился объятий царя за организацию в Ревеле показных стрельб перед Вильгельмом II (при этом не преминул попортить жизнь командиру Кронштадтского порта С.О. Макарову, вырвав у того дефицитную новинку военной техники — радиостанции, закрытые во время стрельб на замок). Уж что-что, а показуху устраивать в нашем флоте умели всегда, и Зиновий удостоился объятий императора. Отличало двух российских адмиралов и отношение к ним подчинённых: если в Макарова верили, то Рожественского боялись. Вспомним прибытие Макарова в Порт-Артур. Команды кричат «Ура!». Эскадра, казалось бы, намертво прикованная к внутреннему рейду, уже через три дня выходит в море, на кораблях форсируется ремонт, под огнём противника российские моряки готовятся к бою и уже после гибели адмирала в сражении 28 июля (10 августа) 1904 г. наносят врагу потери большие, чем он нам[28]. Отличает Макарова и трезвая оценка обстановки: до вступления в строй двух мощнейших броненосцев («Ретвизана» и «Цесаревича») он воздерживается от решительного столкновения с противником. За те считаные дни, что Макаров руководил эскадрой в Порт-Артуре, им сделано больше, чем его предшественниками за годы. Выходов эскадры было в два раза больше, чем до и после командования С.О. Макарова. Служить с ним было нелегко он не был мелочно придирчив, но очень требователен. Часто говорят, что Макаров был упрям и ему трудно было доказать что-либо. Говорящие так не задумываются об одной вещи — с Макаровым можно было спорить, он выслушивал мнение спорившего с ним. С Рожественским никто спорить и не пытался…

Рожественского же буквально ненавидели матросы, его приказам глухо сопротивлялись офицеры. Да и было от чего: грубость и нежелание выслушать подчинённых, обращение к командирам кораблей по кличкам (матросы-сигнальщики должны были знать, что «дважды дурак» — это он о Миклухо-Маклае, героически погибшем со своим броненосцем «Адмирал Ушаков», но не сдавшем его окружившим японцам после боя, в котором был расстрелян весь боезапас; «вешалка для гвардейского мундира» — о командире «Александра III», погибшего со всем экипажем; «опасный нигилист» — о капитане 1-го ранга Серебренникове[29] с броненосца «Бородино», который большую часть времени сражения у островов Цусима вел русскую эскадру). Именно грубость и самонадеянность флагмана были, пожалуй, главными причинами неготовности эскадры к сражению. После девятимесячного плавания ссылаться на слабую подготовку матросов просто смешно. Любой военный моряк подтвердит, что дальний поход — лучшая школа для подготовки к бою. В то же время отсутствие уверенности в своих силах, которую должны были воспитать учения, подорвало моральный дух эскадры. Надеяться же на «гениальную идею» в плане сражения, не обеспечив его подготовкой, — это авантюризм. Избранная Рожественским идея — вести бой на параллельных курсах, без активного сближения с противником — отдавала последнему инициативу и не соответствовала оружию российских кораблей (их артиллерия была эффективнее японской на дистанции менее 20 кабельтов). Пассивное же движение на одном курсе давало японцам возможность удерживать нашу эскадру на выгодном для себя расстоянии, избирать объект удара. При этом адмирал X. Того времени на подготовку к встрече 2-й Тихоокеанской эскадры не терял. После падения Порт-Артура его корабли расстреляли несколько боекомплектов снарядов, сменили в апреле 1905 г. стволы орудий, отработали совместное плавание так, что в ходе боя совершили три поворота «все вдруг на обратный курс», была организована разведка, изучены и применены в дело трофейные боевые документы С.О. Макарова. Был избран план боя, позволявший учесть низкое качество японских бронебойных снарядов. Идея заключалась в том, чтобы подавить огнём фугасных снарядов противоминную артиллерию на российских кораблях и разгромить эскадру ночными атаками миноносцев. Для этого необходимо было в ходе дневного боя удержать русскую эскадру у японских берегов, этим и объясняется манёвр с переходом на левый борт русского строя. Всё вышеперечисленное и дало уверенность японскому адмиралу на бой с эскадрой Рожественского.

Были ли у россиян шансы на победу? Были, ведь в крупнокалиберной артиллерии превосходство было на русской стороне, а именно она решала исход боя. Русские бронебойные снаряды по качеству были выше японских, чего нельзя сказать о фугасных: Необходимо было продумать, как наиболее эффективно использовать оружие своих кораблей, как сочетать возможности новейших броненосцев и более старых кораблей, изучить возможности противника, а не рассчитывать, что если в бою в Жёлтом море японцам не удалось уничтожить ни одного броненосца, то и у берегов Цусимы будет то же самое. Похоже, рассчитывал Рожественский, что японские корабли подойдут к его эскадре со стороны японских островов, лягут на параллельный курс, постреляют, и они разойдутся, японцы — к себе, а россияне — во Владивосток (пусть и потеряв несколько кораблей). По приходу в Приморье можно будет доложить царю об успехе. Что японцы будут решительно биться до полной победы, не возникало и мысли.

Такая разница в подготовке флотов к бою усугубила недостатки русских кораблей, их перегрузку, снижавшую боевые возможности кораблей и привела к тому, что сражение превратилось в избиение русского флота. Ссылаться же, как это делают некоторые «историки», на незнание Рожественским свойств своей артиллерии, не позволившее ему превратить свои планы в жизнь, для бывшего инспектора флотской артиллерии просто смешно — он обязан был их знать. Так что правильно говорил римский военный писатель IV века н.э. Вегеций: «Кто хочет мира, пусть готовится к войне, кто желает победы, пусть старательно обучает воинов, кто желает получить благоприятный результат, пусть ведёт воину, опираясь на искусство и знание, а не на случай».

Победа не свалилась японцам в руки по мановению волшебной палочки. Японцы тщательно готовились к войне, быстро внедряли всё новое, что появлялось в военной технике и тактике. Они отрабатывали стрельбу эскадры, применяли различные усовершенствования для успеха именно эскадренной стрельбы — например, снаряды, дающие при взрыве вспышки и дымы разного цвета, позволявшие кораблям корректировать огонь при одновременной стрельбе по одной цели. У них было бы немыслимым появление таблиц стрельбы, дающих ошибку в 10% от дальности. Командир броненосного крейсера «Асама», будучи военно-морским атташе в России, возвратившись в Японию, привёз статью «Морского сборника» (перевод из итальянского журнала), описывающую новый метод стрельбы; она и послужила для разработки новинки на флоте микадо.

Говорят, что если бы Рожественского не ранило в начале боя, то всё было бы по-иному. Однако, в истории есть пример, когда британцы в ходе Трафальгарского сражения, потеряв своего командующего — адмирала Нельсона, благодаря выучке и дисциплине, все-таки одержали победу.

Хочется обратить внимание ещё на один тонкий момент. Многие историки пишут, что русская эскадра вошла в Корейский пролив, желая прорваться во Владивосток, и уже лежала на курсе, ведущем в столицу Приморья, когда начался бой. Дело в том, что от Рожественского царь прямо требовал дать генеральное сражение и завоевать господство на море. Наиболее вероятным местом встречи с японским флотом и был самый южный пролив, ведущий в Японское море. Однако на кораблях эскадры отсутствовал настрой на бой, и все только и думали о том, как им добраться до Владивостока. Эти мысли и отражаются во всех послевоенных книгах и воспоминаниях. А курс из Корейского пролива на Владивосток — не 23°, а 10°. Так что и здесь — один сказал, а все повторяют[30].

Кому же понадобилось стряхивать пыль с судьбы адмирала З.П. Рожественского, который надеялся в бою с японцами лишь на русский «авось»? А началось всё с перестройки и гласности, когда в истории нашей страны стали пересматривать всё и вся, во всех грехах обвинять большевиков, даже в трагедии Цусимы. Обвиняли и писателя З.С, Новикова-Прибоя. Не ему, мол, баталеру, судить адмирала. Так ведь и хорошо, что бывший баталер описал то, что видел, и собрал живые воспоминания участников сражения. Эту его заслугу нельзя умалить, ну а военные аспекты ему помогли разобрать прошедшие весь крестный путь эскадры на «Орле» крупный корабельный инженер В.П. Костенко и бывший штурманский офицер броненосца, впоследствии капитан 1-го ранга царского флота, В. Ларионов (в советское время — сотрудник Центрального военно-морского музея).

О модных же ныне критиках нашей истории можно сказать следующее: действуют они по традиционному принципу: «Я книги не читал, но с ней не согласен». Действия таких реформаторов флотской истории объяснялась просто — им нужно было поколебать веру в нашу историю, наше государство, оправдать тех, кто начинал реформы, не подготовив их. На Цусиме они не остановились. Следующей их мишенью стала Великая Отечественная война, затем и вообще весь период советской истории и российской истории вообще.

А из сравнения деятельности С.О. Макарова и З.П. Рожественского можно сделать вывод, что поражение в войне было предрешено. Никакие, даже самые гениальные, решения не могли обеспечить победу и заменить того, что было потеряно в мирные годы. Даже С.О. Макарову нужны были месяцы, чтобы устранить те недостатки, с которыми он встретился, прибыв на действующий флот. История их ему не дала. О гениальности Рожественского говорят с подачи В. Семёнова В своей книге «Расплата» он выступает апологетом адмирала. Но здесь надо понимать — Семёнов, как офицер штаба Рожественского, несёт свою долю вины и стремится оправдать (возможно, и невольно) и себя и адмирала.